Gnossiennes

Дождь, непрестанный, скользкий, конденсатом оседающий внутри легких стучал по старым квадратикам стекла. Оно запотело изнутри, но несильно, однако достаточно для того, чтобы закрыть весь обзор из окна. Стук, негромкий и ощутимый, звучал отовсюду: от стен, из их глубин, от рам, крыш, одеял и книг. И неясно было, давил ли он, мешал ли. Старый дом сам неожиданно стал одним сплошным ливнем, градом стоящим на земле. А внутри, подобно безопасному месту внутри торнадо, стояла нетронутая едкими каплями кровать с мятыми синими простынями и разными наволочками на подушках. На них был зловеще любопытный рисунок — зигзаги, полосы, кружки, в совокупности образующие лица монстров или бабочек, смотря с какой стороны наблюдаешь. В полутьме, в серости, в барабанной дрожи дома находилист двое последних живых — рыжеволосая девушка с недлинными косами и мужчина, средние волосы которого отливали медью в металле далеких туч. Все происходящее было картиной, которую легко понять только издали, отойдя от полотна на двадцать три шага. Рыжеволосая сидит на широком матрасе, поджав голые ноги, ее светлые ступни ерзают от холода по шершавому покрывалу, безуспешно стремящемуся перекричать назойливый стук. На ее коленях лежит молодой человек, его веки опущены лишь на несколько мгновений из ста. Молнией разрезается его тишина, его мир, его спокойствие. Веки снова сжимаются, оставляя морщинки вокруг, кидая в глазницы слепящие звездочки, до боли врезающиеся в итак закрытое поле зрения. Он стремился, наверное, чтобы дыхание на секунду стало смиренным и один вид его перестал напоминать мученика, что бьется в последних своих конвульсиях. Один короткий нервный вдох сменяется долгой несчастной паузой, затем длинный выдох, легкий кашель, и все по новой. Раз за разом. Ледяные руки гладят медные волосы, чуть касаясь проводят длинными миндальными ноготками по коже головы, отводя назойливые пряди от лица. Но глаза избегают парня. Они смотрят в пустоту. В бездну, сотворенную адским майским, июльским, сентябрьским дождем. Дождем, вымывающим последнюю мебель из затопленного наводнением дома. Мимо плывет даже фотография в черной стеклянной рамке. Кто на ней? Родной брат, шутивший над тобой полжизни? Лучший друг, встречающий у дома каждое утро? Незнакомец, случайно попавший в объектив? Кто ты? Кто он? Выцепить бы хоть что-то из бесконечности горошин капель, ставших уже… кружочками от сигарет? Короткая прядь у волос щекочет нос. За ее движениями следит уставший удивленный взгляд, направляющийся ближе к источнику шума. Под балконом старой-старой квартиры играют дети. Они так громко смеются, их речь и эмоции звучат лучше соловья, хотелось когда-то спуститься, присоединиться, не вернуться. И удалось! Лишь последнее… Опустившиеся белые тюльпаны, ненавидевшие все то, что их породило, склонили головы к столу. Полупрозрачный тюль, пахнувший пылью и древесным одеколоном, мирно висел на длинных скучных гардинах. Солнце присутствовало в комнате лишь условно, пятнами высветляя ненужные куски помещения. Справа тикал болотный будильник, оповещавший всегда о невыносимом. На лакированном стуле, устеленном матерчатым отечественным пледом, сидела тонкая фигура и рыжим пятном волос на светлом теле. Ее пальцы так близко подобрались к линии тления сигареты, что в страхе отпрянули от морковной окружности исчезновения табака, отделяющей ожидание от пепла. В уголках глаз собрались слезинки, оставшиеся где-то в закромах. Больно ведь, будет ожог. Напротив, на черной хлипкой табуретке сидел все тот де парень, спокойно следивший за чём-то впереди. Он медленно моргал, но казалось, что ветер от его ресниц бесстыдно направлял едкий белый дым в глаза девушки, размывая и без того мыльные образы. Ее руки не могли подняться, чтобы вытереть глаза, его руки не поднимались, чтобы тронуть ее. Сигаретный дым превратился в туманную полосу, поглотившую все от кончика носа до другого носа, она отодвинулась, подобно живому организму, к стенам, и впиталась в них. Детские разговоры стихли. Дождь, непрестанный, скользкий, конденсатом оседающий внутри легких стучал по старым квадратикам стекла. Оно запотело изнутри, но несильно, однако достаточно для того, чтобы закрыть весь обзор из окна. И сколько времени прошло с тех пор, когда начался дождь, сказать невозможно…