Avhengighet starter med notater

《...Все мертво, я не знаю,

как начать все сначала... Я не знаю, что правильно,

я не перестаю думать.

От того, что у нас было,

больше ничего не осталось. Я схожу с ума, я не могу забыть...》

— "No queda na" – Marc Seguí, Babi У Бэкхёна все прекрасно. Любимое хобби, ставшее позднее не менее любимой работой, цели, к которым он стремится сквозь трудности и преграды, хорошие отношения с родителями, друзьями, преуспевает в учёбе. У него на самом деле все хорошо: муж, ребенок, и при чем в обоих он души не чает! У Бэкхёна все хорошо, правда. Но есть одна загвоздка: это "хорошо, прекрасно, отлично" осталось там, в прошлом, полтора года назад, потому что сейчас единственным "хорошим" в жизни Бэкхёна является его маленький сын, альфа. Их с Пак Чанёлем сын. Маленькая полуторогодовая прелесть, которой Бён, не сменивший фамилию после долгожданной свадьбы, дарит всю любовь, которую он только способен производить. Их с Чанёлем крохотный альфа, вроде бы полная копия отца, и разве что носиком и тёмными пронзительными глазами подтверждает свое родство с папой. Бэкхён искренне счастлив чувствовать тепло своего малыша, слышать издаваемые им звуки, вдыхать его сладкий аромат и оставлять поцелуи на почти затвердевшем темечке. Это все способы, коими Бён может чувствовать своего сына, и, по рассказам Чанёля и родственников, прокручивать в голове образ собственного ребенка. Бэкхён потерял зрение, вместе с тем потеряв все, что было в его прошлой жизни, потеряв себя. Зато он обрёл сына, и, как бы сильно он не любил своего ребёнка, этот обмен ему порой кажется несправедливым... *** Бэкхён уложил сына спать, не забыв перед уходом включить тускло светящийся ночник. На кухне он оставил небольшой бардак, ликвидировать который он и направляется. В квартире достаточно свободно, минимум мебели, о которую можно споткнуться, удариться или ненароком что-то разбить, поэтому Бён уверенно шагает босыми ногами на кухню. Его зрение не покинуло его еще окончательно, он пока что видит тёмные очертания каких-то больших предметов или людей, ловит боковым зрением чье-то движение, обычно сына или Чанёля, может даже сам ориентироваться в малознакомом пространстве. Просто нужна страховка и минимум людей, чтобы случайно никого не задеть. Прогнозы врачей вполне утешительны, нужна лишь операция, после которой Бён станет видеть хотя бы на 30-40%, и он действительно такому рад, потому что сейчас видит всего на 7. Находясь в хорошем расположении духа, не нервничая и не занимая голову ненужными мыслями, Бэкхён нередко хвастается родителям, что даже с 7-ю процентами смог разобрать какой-то предмет, почти не прилагая усилий. Он не разбирает цвета, видит лишь мутные тёмные и светлые оттенки, но и этого достаточно, чтобы понять, что и кто перед тобой. Конечно, хотелось бы как раньше, сидеть на широком деревянном подоконнике, закутавшись в плед, разглядывать шумный город за окном, людей, погоду, звёздное небо и всё, всё, всё! Но так ведь уже не будет... Сейчас Бэка греет только одна мысль: после операции он сможет хоть немного разглядеть черты маленького сына, увидеть цвет его волос в живую, цвет глаз, длину ресниц..Посмотреть на пухлые щёчки, снова их расцеловать, только теперь попадая прямо в цель, сразу, не проверяя дрожащими пальцами, точно ли он коснётся детской щёчки, а не ударится носом малышу, например, в глаз. Бэкхён хочет вернуться к нормальной жизни с сыном, и, может, с мужем. К такой, какая была до той гребаной аварии, унесшей у Бэкхена большую часть его жизни. *** Чанёль возвращается от родителей немного рассерженным. Они вновь пытаются навязать ему идею управления компанией, заставить его сменить образ жизни, наконец взять ответственность за себя и семью и сесть в кресло генерального директора. Чанёль любит родителей, но терпеть одни и те же разговоры ему порядком надоело. -Бэк, как дела?–Пак появляется на кухне неожиданно, пугая свою омегу.–Извини, я не хотел напугать. Малыш спит? -Да. Будешь есть? -Нет. И уходит, оставляя мужа наедине с посудомоечной машиной, которую он начал разгружать еще до прихода альфы. Чанёль заглядывает в детскую, осторожно гладит сына по голове, лучше укрывает одеялом, и, убедившись, что тот крепко спит, выходит, направляясь к своему супругу. Бэкхён находится в ванной, ищущий в одной из тумб коробку с лекарствами, потому что у него началась течка. Еще три дня назад, и сегодня последняя ее ночь, после чего у него снова будет два месяца выходных. Бён перебирает таблетки в своих пальцах, на ощупь определяя форму капсулы внутри пластины, и, угадывая, это ли подавители, или стоит поискать глубже. Это шестая течка, которую Бён проводит не со своим альфой, а с таблетками. Первые два раза его мучила совесть, честно, но после он понял, что по-другому нельзя. Он не хочет вновь становится единым целым со своим истинным альфой, чья метка жжется адским пламенем каждый раз, как у Пака начинается гон. Бён видит мучения мужа, но помочь ему не в силах. Не в состоянии. И нет никакого желания ему помогать. Это минимальные мучения по сравнению с тем, что выносит ежедневно он. Бэкхёна действительно больше не мучает совесть, поэтому он совершенно спокойно врёт своему мужу, что его гормональный баланс до сих пор не в норме и течка так и не наступает, а обычный секс просто не возможен, ведь омега не сможет даже возбудиться, несмотря на присутствие феромонов доминантного альфы. Бэк понимает, что его план прогорел, когда из его изящных пальцев вытаскивают пластину, а тихое басистое "Подавители. Давно течка?" и вовсе уносит из под ног землю. Бён не решается ответить сразу, сначала медленно поднимается на ноги, удерживаясь за тумбу руками, оттряхивает джинсы и смотрит куда-то в стену. Если ему не изменяет память, там раньше было зеркало. Бэкхён не хочет отвечать, ему хочется выйти из ванны, пойти в спальню и укутаться с головой в мягкий плед, но вместо этого его усаживают на ту самую тумбу, нагло разводят стройные ноги и впиваются зубами в шею, в чувствительно зудящее место, где около трёх лет назад Пак оставил свою метку. Чанёль вновь спрашивает, как давно начались эти дни, но Бэк по-прежнему не хочет назвать настоящую дату вернувшейся после родов течки, поэтому лишь тихо шепчет Чану на ухо, что это последний день. Бён взвизгивает и тут же прижимает обе руки ко рту, чтобы не разбудить сына, когда чувствует чужой палец в сухом анусе, намеренно трущий нежные стеночки, от чего омежье тело Бёна реагирует так, как ему положено в течку, так еще и со своим альфой. Прозрачная естественная смазка, липкая и до одури сладкая по запаху, обволакивает Паковский палец, и, когда Бён все таки расслабляется, Чанель вводит второй, продолжая прокручивать и разводить на манер ножниц пальцы в теле мужа. Чанёль злится, что Бэкхён скрыл от него свою течку, и тот понимает это, когда чувствует феромоны альфы. Они повсюду, слишком сильные, как если бы у того был гон в самом разгаре. Феромоны его альфы повсюду, как и сам альфа. Губы, руки, язык, цепкие грубые пальцы...Бэкхён пытается разглядеть сквозь пелену лицо Чанёля, но спешно меняющие друг друга чёрные тени мешают омеге сосредоточиться, так что он просто сдаётся. Он бы смог сопротивляться, смог бы увернуться из рук мужа, но сейчас он просто омега, поддающаяся природным законам. Чанёль стягивает с омеги одежду, оставляя того сидеть на тумбе полностью обнажённым, после чего раздевается сам. Он внимательно изучает Бэкхёна, словно видит впервые, но это ведь так и можно охарактеризовать: они не занимались сексом больше года. Их последний раз был в середине беременности омеги, после этого все. Они ограничивались поцелуями, но уже несколько месяцев в их отношениях, если подобное еще можно так назвать, не осталось места ни нежности, ни ласкам, ни пресловутой любви. Пак раздвигает ноги мужа, достаточно широко, чтобы сочащаяся естественными соками дырочка не могла даже до конца закрыться. Чанель засовывает два пальца одной руки Бёну в рот, играя с его языком и дополнительно смачивая их слюной, чтобы дразнить омегу было еще проще. Мокрыми от Бэкхёновской слюны пальцами он проходится по подбородку, ключицам, очерчивает каждый сосок, поочерёдно захватывая их в плен из пальцев, сжимая и оттягивая, после спускается еще ниже, намеренно не задевая полу возбужденный член, и останавливается на ложбинке между ягодиц. Чанель облизывает пересохшие губы, глядя, как жаждущая дырочка сжимается и разжимается, стоит Паку провести холодными от влаги пальцами около нее. Чанёля ведет от вида такого Бэкхёна, у которого из ануса с каждым сокращением дырочки течет все больше и больше липкой жидкости. Пак собирает излишки большим пальцем, возвращая их туда, откуда они вытекли, и ловит губами стон омеги, который уже не может сдерживаться под действием феромонов альфы. Его феромоны словно обволакивают Бэкхёна полностью, в несколько слоёв, воздух моментально стал тяжёлым и какая-то часть помутневшего разума кричит омеге о том, что он вот вот и задохнется, если Чанёль сейчас же не прекратит выпускать все больше и больше феромонов с дико возбуждающим запахом морозной вишни. Бэкхён не соображает от слова совсем, так что момент, как его отяжелевшее от накрывшего возбуждения тело перенесли в просторную ванну, он даже не помнит. В голове обрывки, как он опирается руками о холодную стену, как его ноги разводят по ширине плеч, может даже шире, как большая ладонь несколько раз накрывает то правую, то левую ягодицу с характерным звуком удара. Он чувствует, как красные следы чужих ладоней горят раскалённой лавой, как щиплет растянутая дырочка, в которой Чанёль орудует уже 4 пальцами, как его возбуждение стягивается внизу живота в тугой болезненный узел, как он начинает сам насаживаться на длинные пальцы альфы, лишь бы скорее получить желаемое. Бён отрывками помнит и чувствует, как альфа развернул его к себе, приподнимая за горящие ягодицы, чтобы омега смог обвить его ногами, а после особенно ярко ощущает крупную горячую головку, погружающуюся в дразнящей манере в его анус. Пак мучает его и себя, входя на пару сантиметров и тут же выходя полностью, крепко сжимая омежий член, полностью готовый к разрядке. Чанёль улыбается и целует Бэкхёна, откровенно говоря вылизывает его рот, переплетая языки, проводит своим языком по ровным рядам зубов, щекочет Бёновское нёбо кончиком своего длинного языка, кусает и оттягивает сладкие губы, вместе с этим мучительно медленно погружаясь своим крепким длинным достоинством в хрупкое тело мужа. Бэкхён благодарно стонет и тут же кончает, марая белесой густой жидкостью живот и грудь и себе, и своему альфе. Чанёль чувствует дрожь омеги, когда в него сильными быстрыми толчками входят на всю длину, выбивая стоны и хрипы, мысленно желая, чтобы омега начал умолять Чанёля быть медленнее, немного остановиться, но Бэкхён даже не думает о подобном. Этот животный дикий секс под действием феромонов — последняя слабость Бён Бэкхёна по отношению к мужу. Чанёль рычит и вновь впивается зубами в метку, вгрызаясь в основание шеи мужа сильнее и глубже, когда чувствует быстро настигающий оргазм и набухающий постепенно узел. -Почему ты не сказал раньше? Когда началась течка?–после каждого толчка в тело Бёна, произносит Пак. Бён почему-то смеется, одновременно умудряясь стонать на особо глубоких и сильных толчках, а после запрокидывает голову, открывая Чанёлю лучший вид на свою израненную кровоточащую шею и тихо шепчет: -Ты имеешь ввиду эту течку, или первую, включая все последующие? Бён начинает смеяться, как псих, закрывая одной рукой рот, чтобы было не очень громко, пока Пак прижимается к телу маленького омеги, выплескивая всю сперму в него. -О чем ты? – со сбитым в край дыханием спрашивает Чан. -Это шестая течка. Это последний день шестой течки после родов. Такой ответ устроит? – Бэкхён смотрит, как он думает, в глаза альфе, как раньше, прожигая до костей своим холодным и суровым взглядом. По крайней мере, он надеется, что его глаза так выглядят. И правильно делает. Порой Чанёль забывает, что его муж практически слепой, ведь его глаза все еще блестят так ярко, в них отражается свет, они переливаются на солнце, только в них, как раньше, больше нельзя ловить солнечных зайчиков, что любил делать Пак, встречая утро в одной постели с любимым Бэкхёном, в них больше нельзя утонуть в любви, которая плескалась в этих глазах, потому что тонуть, собственно говоря, не в чем. Ну и, конечно, в этих глазах больше не будет больших кошачьих зрачков, создающих прелестному сладкому Бэкхёну жалостливый образ, особенно когда он чего-то очень хочет, будь то лишняя булочка или коробка шоколадных конфет на ночь. В этих глазах больше нет света, только темнота, по обе стороны. Блестящие глаза выглядят страшно, как у мертвеца или какой-то куклы, а само осознание, что это глаза наисветлейшего воробушка – Бён Бэкхёна, становится еще более не по себе. Чанёль продолжает смотреть в широко раскрытые глаза омеги и, пожалуй, впервые замечает, что его зрачки стали мутнеть. Капля за каплей, подобно густому тяжёлому туману, не пропускающем солнечные лучи сквозь себя, его зрачки начинает закрывать мутной плёнкой. Бэк чувствует, как узел внутри него набухает, а альфа даже не собирается выходить, наоборот протискиваясь все глубже. Пак фиксирует мужа на бёдрах и прижимает своим телом к стене, чтобы тот ненароком не соскользнул и не причинил себе боли... -Почему ты не сказал раньше? -Потому что больше я тебя не люблю. ...но причиняет ему ее сам. Признание омеги выбивает из груди весь кислород, оставляя тому лишь недоумевание и дикую ярость. Чанель, на полу развязавшемся узле, слишком резко выходит из омеги, вслушиваясь в громкий вскрик и моментально начавшийся плач Бёна, эхом отбивающийся в ванной комнате. В широкой ванной, подле лежащего в позе эмбриона Бёна, Пак замечает кровь... Когда дикая боль и жжение относительно отступают, Бён выпускает из крана тёплую воду и старается принять менее дискомфортное положение. По белым стенкам ванной небрежными ручьями ползёт его собственная кровь, местами вперемешку с чужим семенем, которую он способен лишь слышать по специфическому запаху металла. Кровь смешивается с водой, приятно обдающей теплом его продрогшую от холода кожу, образует узорчатые разводы, а после просто растворяется. Как хотел бы раствориться Бён, но у него еще есть тот, ради кого стоит держаться. Бён заканчивает в тот момент, когда из-за стены раздаётся детский плач. Он накидывает на себя белье и длинную футболку, срываясь в комнату к сыну. Пака в квартире нет. Ушел. Так даже лучше. Малыш альфа и его папа засыпают вместе на просторной кровати. Выглядят настолько мило, невинно и хрупко, что потревожить их сладкий сон чем-либо будет считаться восьмым смертным грехом. Пак приезжает к своим друзьям в ресторан, администратор которого проводит Чанёля сразу на второй этаж. В помещение для особых гостей. Чанёля встречают радушно, предлагая ему дорогую выпивку и игру в покер для разогрева. Пак охотно соглашается, отваливая из портмоне десятки купюр, в сумме дающих чуть больше 40'000$. Его друзья довольно гудят, устраиваясь за столом и принимаясь за игру. Когда третья игра подходит к концу, Пак становится победителем, забирая весь выигрыш себе, при этом не забывая успокоить друзей, что весь счет оплатит сам. -Слушай, Чан, а ты завязал?–к подвыпившему Чанёлю подсаживается один из его старых знакомых, вроде со времен окончания средней школы.–У меня тут есть кое-что, не хочешь? -Удиви меня..–Пак лишь хмыкает, опрокидывая в себя очередную стопку текилы, после опуская на горящий язык дольку лимона. -Смотри,–мужчина лезет во внутренний карман пиджака, растерянно оглядываясь по сторонам, словно того может кто-то спалить за распространением наркотиков.–,новая поставка. Сегодня прибыло самолётом прямо из Кубы, дикая смесь МДМА и героина. Как тебе? -Да ты сбрендил..Я не самоубийца, чтобы разом это вкидывать. -Да ты попробуй! Ощущения нереальные! Одной из побочек...,–мужчина подсаживается ближе, чтобы произнести следующее Паку в ухо.–Бешенное возбуждение. Стоять будет так, словно у тебя гон месяц подряд, а кругом одни течные суки. -Какой же ты ублюдок.–Пак с укором смотрит на друга, но протянутый пакетик все же принимает, внимательно рассматривает бледно-зелёные таблетки.–Сколько? -Десятка за пакетик. -Почему так дорого?–бурчит Пак, продолжая крутить пакетик в своих длинных пальцах. -А ты что думал? Это свежак, доставили сегодня, технология новейшая. Цены соответствуют качеству. -Ладно, переведу по карте. -Отлично. А сейчас не хочешь еще что-то попробовать? -Что именно? -Одно варево. Вставляет невъебенно сильно.. -Нее бро, колоться я не буду. Если кто обнаружит, представь, какой скандал будет. Родители ж меня нахуй пошлют, как и мои проценты от компании. -Ну как знаешь...А таблеточку я бы тебе советовал принять, например..,–мужчина взял альфу за подбородок, поворачивая голову в сторону выхода, на милого маленького паренька.–Эта сучка течет только от одного твоего вида, представь, как она обслужит тебя и твой член. Особенно, если в вашем организме будут эти таблетки. Как тебе предложение? Если хочешь, я могу присоединиться, и мы трахнем эту сучку вместе. Только звякни!–альфа дважды хлопнул Пака по плечу, довольно усмехаясь и вставая с мягкого диванчика, направляясь к остальным альфам и заказанным омегам. Чанёль обдумывает фразы друга, разглядывая неловко мнущегося у двери официанта — омежку. Его не интересуют те заказанные шлюхи, которые готовы принять в себя хоть всех альф из этой комнаты, если только им отвалят хорошие деньги. Ему и его дернувшемуся от подкатывающего возбуждения члену интересна та омежка. Стройная, относительно высокая для омеги, с темно-русыми волосами, достающими до худых острых плеч, с пухлыми губами, идеально подходящими для того, чтобы обхватывать ими Паковский член в то время, как он будет загонять своего дружка этой омеге по самые гланды. Пак не выдерживает давления от рисующих ему в голове картин, подрываясь с диванчика и направляясь к испугавшемуся от такого резкого движения со стороны альфы, омеге. -Скажите,–Пак наклонился поближе к его уху, обжигая горячим сбитым дыханием чужую тонкую шею–,где у вас тут уборная? -По к-коридору и на право.. -А вы не могли бы меня проводить? А то я слишком много выпил, так что боюсь, что не дойду... -Д-да!–омега хватается за эту возможность покинуть помещение, поэтому не раздумывая соглашается, не подозревая о намерениях Пака. -Как тебя зовут?–спокойным тоном спрашивает Пак, ополаскивая руки и оглядывая через зеркало омегу, почему-то так и не ушедшего. -Ран. Им Ран. -Односложное имя довольно редко встречается. Еще и такое прекрасное. Тебе оно идет. -С-спасибо,–парень слегка краснеет и отводит взгляд в сторону–а Вас...тебя. Как тебя зовут? –Пак..–начал альфа, тут же напоминая сам себе, что его настоящее имя может создать ему сейчас проблем.–..МинВу. Я Пак МинВу, так что будем знакомы, прелестный Им Ран!–и альфа, широко улыбнувшись, протянул парнишке руку, которую тот спешно пожал в ответ. И это прикосновение стало фатальным. Внутри взорвалось возбуждение, пустившее по артериям вместо крови сжигающие разряды электрического тока, так что через пару минут, когда омега по имени Им Ран охотно подстраивался под горячие и дурманящие ласки старшего альфы, последнему снесло крышу окончательно. Прижимая омегу к стенке в кабине туалета, целуя с напором, терзая цитрусовые губы зубами и языком, в голове Пака поселилась безумная идея: он хочет пометить эту апельсинку и забрать себе навсегда, чтобы с такой вот страстью всегда и везде, в любом месте, подчинять, доминировать, не позволять двигаться, полностью контролировать омегу, уже спустившегося на колени и немного неумело работающего теми самими губами. -Ран, у меня кое-что есть для тебя..–Пак потянул омегу вверх, прижимая одной рукой за шею к отделанной под дерево стене, а второй выуживая из пакетика небольшую круглую таблетку.–Открой рот, сладкий, и тогда я сделаю тебе очень хорошо... -МинВу, что это?–омега потирался своим возбуждением о стоявший член альфы, гулял руками по его подтянутому телу и, откровенно говоря, хотел, чтобы его уже трахнули, а не проводили эксперименты с какими-либо препаратами. -Не переживай, малыш, тебе понравится. Пак накрыл губы омеги своими, сразу же врываясь в его рот языком и сжимая руку на хрупкой шее все сильнее. Когда у омеги от недостатка воздуха стало плыть в глазах, он постарался оттолкнуть Пака, но тот напирал все сильнее и, лишь когда омега уже не мог вдохнуть носом, а широко раскрыл освобождённый от языка рот, Пак просунул во влажный сладкий ротик два пальца, зажимавшие между собой одну таблетку того самого недавно купленного препарата. Ран лишь испуганно взглянул в лицо альфе, продолжая обводить своим языком его длинные пальцы, которые секундой спустя уже заполнили лоно парнишки. -МинВу...не останавливайся...Молю.. Мольба...Это то, чего не хватало Паку. Это то, чего он ждал от Бэкхёна. Это то, что он никогда не получит от своей омеги. "Я тебя не люблю" отбивается в больной голове Чана, когда он пытается сфокусироваться на стонущем и насаживающимся на его пальцы омежке, таком по-блядски раскрытом и желающем. Пак откладывает мысли о Бёне подальше, разворачивая парня к себе спиной и пристраиваясь сзади: -Поверь, мой сладкий цитрусовый мальчик,–Пак прикусил мочку покрасневшего уха омеги, наваливаясь на того сильнее–,чуть позже ты будешь умолять меня о том, чтобы я был с тобой нежнее и медленнее. -Не буду...Ах!–вскрикнул омега, когда почувствовал в себе слишком крупную головку альфы. -Как знаешь, малыш, как знаешь!‐рыкнул Пак, резко насаживая миниатюрного парнишку на себя, закрывая его рот ладонью, чтобы там, за пределами закрытой уборной, никто не услышал подозрительных криков, всхлипов и просьб прекратить все мучения. Там, за закрытыми дверями, Пак окончательно потерял всё... *** Домой Пак так и не вернулся ни той ночью, ни с утра, но Бэкхёну, собственно говоря, на это все равно. Альфа далеко не впервые позволяет себе такие выходки, позволяет не возвращаться домой по несколько суток, если не недель, пропадать с друзьями, забивать на родителей и мужа с ребенком. Отец Пака десятки раз предупреждал сына, чтобы тот завязал со своими мудообразными приятелями, у которых в голове кроме похабщины и бескультурщины ничего нет, но Чанёль лишь фыркал на это и ссорился с отцом, после все равно уезжая к друзьям. Бён, еще в начале отношений, тоже просил Пака если не прекратить, то хотя бы уменьшить времяпрепровождение с этими альфами, и Ёль охотно соглашался, вот только встреч меньше не стало, они просто перешли в статус относительно тайных. Однажды во время ссоры, омега, узнавший о незаконных и распутных увлечениях друзей своего альфы, выкрикнул, что никогда не простит Паку две вещи: измену и связь с наркотиками. Как забавно, что в его жизни случились оба варианта. Бён смог ловкими и отработанными за полтора года движениями рук и пальцев сварить сыну кашу, которую тот так любит, накормить его, включить мультики и убрать на кухне. Чуть позже, когда Бён учил сына произносить слова и некоторые звуки, в голове рисуя его невинный милый образ, из прихожей раздался писк открывшейся через код двери, и Бён невольно вздрогнул, ожидая услышать мужа, но это были папа и старший брат Бэка, у которых был доступ в квартиру 24/7. Бэкхён облегчённо выдохнул и улыбнулся, поднимаясь и принимая объятия близких. -Мой сынок, как же тебе идет быть папочкой..–папа Бён внезапно растрогался, глядя на своего прелестного сына и еще более прелестного внука. -Йа, пап, ну ты чего?!–альфа, старший брат Бэка, тут же стиснул папу в объятиях, не переставая улыбаться, особенно когда старший омега стал пинать сына по животу. Бён слышал милую перепалку родных, слышал, но не видел, и от этого его сердце лишь сильнее и больнее сжималось, не позволяя ему так же искренне радоваться. Когда дедушка унёс внука в гостиную, чтобы тот показал ему все свои игрушки, а братья остались на кухне одни, альфа вдруг сжал в руках лицо брата, заглядывая в пустые глаза. -Я договорился об операции. Зрение вернется на 60%, это гарантировано. Ты снова будешь видеть, Бэк... -На 60? Такое хоть возможно?–Бён младший лишь усмехнулся, освобождая лицо из хватки брата. -Конечно! Ты не родился слепым, ты не потерял зрение в детстве, глаза на месте! То, что зрение так резко ухудшилось, это...это ужасно, не спорю, тебе пришлось полностью менять свою жизнь и учиться существовать по-другому, но ты справился, да и,–альфа взял в руку правую кисть омеги, мягко и несильно сжимая в своей ладони.–В той клинике есть отличные нейрохирурги, так что чувствительность к твоим пальцам вернется, ты снова сможешь играть на фортепиано, как и раньше, Бэк. Осталось немного потерпеть, бро, ладно? Ты веришь мне? -А у меня остаётся что-то другое? Кроме как надеяться и верить, я больше никаких функций не выполняю.–выдохнул Бэк, при этом широко улыбаясь. -Ой, не драматизируй. Через две недели мы полетим в клинику, там пройдёшь подготовку, операцию и вуа-ля — твои глазки снова будут воспринимать все цвета мира. Не HD качество, конечно, но с помощью линз и очков мы и не такого добьёмся. Согласен? -Еще бы.. Я очень хочу увидеть вас всех.. И малыша. Я даже не знаю, как на самом деле выглядит мой ребенок, кроме того, что у него тёмные волосы и он похож на нас с Чанёлем.–омега уткнулся лбом в грудь брату–Логично, что ребенок похож на свои родителей, не правда ли? -Хахах, действительно...А кстати, где Чан? А где Чан? А Бэк понятия не имеет, где его муж. И знать, собственно, не особо хочется. Поэтому омега лишь пожимает плечами, улавливая удивление брата, который понятия не имеет, что творится в их семье, всеми своими нервными окончаниями. -То есть как это муж не знает, где его муж? -То есть так. Мы больше на соседей по квартире похожи, нежели на женатую пару. -Бэк, что у вас случилось? Чанёль тебя чем-то обидел? -Хён, пожалуйста, не будем говорить о нем. Не важно, что у нас с Чанёлем происходило в прошлом или происходит сейчас, главное, что после операции, как только зрение вернется, я подам на развод. -Что? Бён Бэкхён, какой к черту развод?! Вы же так сильно любили друг друга, так что случилось?! Послушай, Хённи, я не знаю, что происходит в вашей семье, не хочу лезть, ибо это не мое дело, но сейчас...Давай ты не будешь думать об этом сейчас, тебе в любом случае нельзя нервничать, но после..–альфа обнял брата за плечи, прижимая к себе ближе–..после операции и твоего восстановления ты все обдумаешь, обсудишь с Чаном и я уверен, что у вас все наладится. "Не наладится"–хотелось сказать Бёну, но он промолчал, лишь дважды утвердительно кивнув, не желая больше продолжать этот разговор с братом. -Бэкхённи, смотри что твой сынок научился говорить и делать. А ну ка, давай малыш, покажи папочке.–старший омега взял внука на руки и подошёл ближе к детям, когда те вернулись из кухни в гостиную. -Папа,–маленький альфа раскинул руки в сторону, приглашая названного в объятия.–люблю!–и пытался маленькими руками изобразить сердечко над головой, как учил дедушка, но только пока что у него получился не самый ровный круг, тем не менее, все в комнате были повержены внезапной милостью малыша. И пусть Бэк не видел жестов сына, эти слова подарили ему нескончаемое тепло, как и крепкие маленькие объятия, спустя секунду после признания обвившие шею омеги. -Пап, как ты думаешь, Бэкхёну стоит после операции переехать? -Думаю, что нет. В конце концов, здесь его муж, который, по крайней мере, у алтаря обещал быть с ним в здравии и в болезни, богатстве и бедности, рука об руку и до конца жизни.–старший омега активно жестикулировал длинным пальцем, якобы расставляя обещания альфы по порядку. -Что ж, посмотрим..–выдохнул альфа, продолжая обдумывать не выходящие из головы слова младшего. -Кстати, куда они делись?–произнёс омега, имея ввиду сына и внука. -А, малыш начал хныкать и Бэк пошел его кормить. Может даже уложить спать, часа на два. -Ой, вы тоже постоянно у меня капризничали, если хоть немного начинали чувствовать голод. Я из-за вас двоих даже выйти никуда не мог! Из-за тебя в особенности!–старший омега бросил в сына виноградиной, половину которых смёл из вазы, переполненной фруктами, не перестав широко улыбаться. -Да пап, я понял. Ты говорил об этом тысячу раз уже. Не надоело? -Как мне может это надоесть? Вы же мои дети. -О чем болтаете?–внезапно раздалось за спиной говорящих, что те от неожиданности вздрогнули. -Бэкхённи, ты стал таким тихим. Аж непривычно. Раньше носился как угорелый по всему дому, и шуму создавал..Ой, как вспомню! -Да пап, только мне тогда было лет десять. -Двенадцать тебе было, а потом мы отдали тебя на занятия музыкой, и все. Мой малыш затих. Ну, кроме моментов, когда ты начинал устраивать концерты прямо в душе и это слышал весь дом. -Пап, хватит, пожалуйста ~ –провыл смущенный омега, спрятав красное лицо за ладонями. -Да, пап, не стоит смущать нашего Бэкхённи~!–протянул альфа, зная как его младшенький ненавидит эту форму своего имени, за что после получил тяжёлой рукой прямо в плечо. Это Бэк только кажется таким хрупким и хилым, а на деле то и ударить может так, что потом еще пару дней от боли ныть будет все, включая вас. Вечер с семьёй прошел достаточно хорошо, однако, оставшись в одиночестве, Бэк загрузил себя мыслями о предстоящей операции, о том, что его зрение действительно вернется, как и чувствительность трёх пальцев руки, и он сможет вновь лицезреть мир вокруг, наслаждаться всеми созданными цветами во вселенной и..играть.. Он сможет играть на фортепиано так же, как и раньше, до момента, как Пак разделил жизнь своей беременной омеги на две части, забрав здоровье, мечты, надежды и разрушив до мельчайшей пыли его любовь. Когда Бэкхён закрывает глаза, перед ним предстаёт картина того дня. Бён действительно бы предпочёл ослепнуть и в своих воспоминаниях, тогда бы его и без того израненное сердце не страдало столь сильно. Это был праздничный день. Всемирный день в честь хрупких и нежных омег. День, из года в год напоминающий, что омеги как никто достойны защиты в столь жестоком и патриархальном обществе, день, дающий омегам надежду, а альфам понимание, что рядом с ними не их собственность, обязанная выполнять прихоти альф и вынашивать для последних детей. Нет. Но в день, когда Бён, с сидящим за рулем Паком, ехали поздравлять родителей с праздником, все, что получил беременный омега от любимого мужа, это сильные пощечины, оскорбления и бесконечное унижение. Сидя в машине, рядом с альфой, омега чувствовал абсолютную беспомощность и все, что ему оставалось делать, это защищать достаточно округлый живот, в котором болезненно пинался малыш, видимо чувствуя страх и волнение папы. В закрытой машине, вжимая педаль газа в пол, одной рукой держащий руль, а второй отвешивая своей омеге удары, Пак, отходящий от наркотической эйфории, собственноручно подписал им смертный приговор. Он просто выехал не туда. Он просто свернул не туда. Он просто сделал не то. Он не виноват. Конечно. "Конечно виноват. И я никогда не прощу тебе это, Пак Чанёль." За жизнь омеги и ребенка боролись больше суток, альфа отделался несерьезными ушибами, ведь не отошедшее от употребленных препаратов тело было расслабленно максимально, что и создало особую подушку безопасности. Как парадоксален этот мир...Наркотики, которые должны убивать, внезапно спасают жизнь. В конечном итоге Пак отделался шоком, а Бён...Бён потерял все, что имело для него значение. На фоне сильной вспышки стресса, зрение омеги стало слишком резко идти по минусовой, а переломанные пальцы на руке обещали больше не заработать, разве что, после безумно дорогой операции, от которой Бён почему-то сразу отказался. К концу пребывания в реанимации, а это почти месяц после аварии, омега не видел ничего, кроме сильно размытых тускнеющих силуэтов. С каждой неделей тень становилась гуще и ярче, пока не достигла практически полной темноты в прекрасных карих глазах. С каждой неделей Бён терял себя, и только малыш, родившийся раньше положенного срока и лежащий в специальном боксе, совершенно в другой больнице, не дал омеге угаснуть совсем. Он еще нужен этому малышу, а малыш нужен ему. Он обещал себе справиться ради сына, найти в себе силы стать прежним, но даже представить себе не мог, что он настолько изменится и когда-то сильная любовь рассыплется в ни что, осколками вверх, нанося Бёну будущие не сходящие шрамы. Кто знал, что светлую любовь, сопровождаемую звуками пианино, засыплет горой обмана, эгоизма и наркотиков. Тогда в омеге поселилось безразличие ко всему, кроме сына, которого в общей сложности спустя два месяца после аварии разрешили забрать домой. Это безразличие стало для маленького хрупкого Бёна щитом от жестокого мира, от альфы, который обещал быть его защитой, а стал самым большим кошмаром. Это был щит, за которым омега постепенно умирал, цепляясь лишь за крохотного альфу в своих руках, даже несмотря на то, что за тем щитом были люди помимо ужасного Пака, и они точно способны были его защитить. Что-то в омеге умерло еще тогда, до аварии, когда он впервые узнал об увлечениях Пака. Хотя он не знал наверняка, ведь тогда альфа ввел своего, еще на тот момент не меченного и невенчанного омегу, в сильное заблуждение и убедил, что это всего-то лекарство. -Что ты делаешь?–спросил омежка, наблюдая за согнувшимся над столиком в кафе альфой, который активно что-то вдыхал.-Чан? Что это? Только не говори, что... -Не переживай, малыш. У меня просто гайморит, а это лекарство. А то, о чем ты подумал,–альфа накрыл руку напуганного омеги своей и накрепко сжал–я никогда не стану делать. У меня ведь есть голова на плечах, верно? Бён лишь кивнул на вопрос альфы, но вечером все же перелопатил интернет в поисках информации, и да, там действительно был такой способ лечения гайморита: вдыхание антибиотиков. И он поверил. Хотя еще немного сомневался, но в конечном итоге поверил. Но, Бён однажды поклялся, знал бы он, к чему это приведёт, изучил бы все яснее, хотя бы для того, чтобы понять, что героин и все антибиотики – выглядят совершенно по-разному и имеют специфические запахи. Если бы Бён понял все тогда, его слова, брошенные Паку о не прощении им измены и употреблении, не остались бы пустым звуком. Но все случилось и, как бы омега не хотел, он не может изменить прошлое. Остается только принять его, чтобы иметь возможность менять свое будущее в лучшую сторону. *** В следующий раз омега увидел мужа, когда улетал с родителями в Германию на операцию по восстановлению зрения и чувствительности пальцев. Альфа, взглянув на мужа скучающим и виноватым взглядом (что Бён, конечно, не увидел), просто отпустил его. Бён заслуживает вернуть то, что однажды потерял по вине альфы и Пак не имеет никаких прав останавливать того. Пак больше в принципе не имеет каких-либо прав на омегу, ибо спустя еще пару недель после удачно проведённой операции Бёна, ему пришло уведомление о расторжении брака. Бэкхён все решил. Бэкхён больше так не может. Этот брак тянет его на дно, а кольцо на руке, которое он обещал раньше носить до самой смерти и после, а сейчас пожелал доносить его до момента, как в их паспортах появится печать о разводе и у него на руках будут все документы, обжигающе давит на тонкий безымянный пальчик и, возможно, Бэк бы сравнил подобное с ожогом от кислоты, когда твою кожу проедает до самых костей. Благо, это всего-лишь фантазия омеги. Бэк захотел сделать последнюю вещь по отношению к будущему бывшему мужу, доказывающую его былую любовь. В этих отношениях омега сделал все, что мог и даже больше. Он был прекрасным мужем, которого, плачущий сейчас у стены Пак, не смог удержать и уберечь. У него ведь было столько шансов... Даже в тот вечер, когда Бён, следуя за омерзительным запахом со двора родительского дома семьи альфы, застал мужа и его конченных друзей за процессом варки семян цветка в ацетоне, а после просто разлил эту горячую густую жидкость по всему полу гаража и чуть не отхватил пару пощечин от мужа. В тот вечер была последняя капля, но, даже несмотря на это, омега дал ему шанс. Он его простил, поверил, а альфа так глупо его предал вновь. Поэтому сейчас, грустный и поникший в связи с последними событиями, Чанёль вновь идет к своим друзьям за очередной дозой чего-то крышесносного и к той омеге, которая так прекрасно выстанывает его новое имя: Минву. Им Ран и Пак Минву. Отличное сочетание лжецов и наркоманов, особенно если знать, что этот альфа — сын одних из самых уважаемых и почитаемых людей во всей Южной Корее, а омега принадлежит семье О. О Сэхун. Высокий стройный омега, скрывающий себя и свой образ жизни от всех и каждого. Последнее, разве что, известно Паку, ведь это он толкнул молодую скромную омегу к такому. Молодец, Пак Чан. Ты испортил жизнь уже второй омеге, но тебе плевать, потому что ты эгоист по жизни и потому что губы ИмРана сейчас слишком плотно обхватывают твой член. Бэкхён бы поаплодировал, глядя на подобное, но он слишком разочарован в альфе, чтобы обращать на него какое-либо внимание. *** Однажды Бэкхёну снился сон, еще до операции, как их с Чанёлем сын, уже слегка подросший, вместо машинок и вертолётов играет использованными Паковскими шприцами. Шприцами, на которых есть все еще капли крови вперемешку с каким-то сваренным вручную наркотиком. На шприцах кровь Чанёля и еще каких-то людей. Кажется, кто-то из них болен СПИДом, у кого-то ВИЧ, у кого-то гепатит...Бён видит это и собирается забрать сына оттуда, отнести в безопасное место, а все шприцы, крайне аккуратно, собрать в коробку и сжечь подальше от дома. Но Бён не может пошевелиться... Он видит, как его сын снимает колпачок с одного шприца, игла которого полностью в крови. Словно у кого-то слишком густая кровь, настолько, что она ошметками осталась на длинной острой игле, к которой тянутся маленькие ручки. Бэкхён пытается делать шаг, но не может. Его ноги застряли. Под ними грязь. Грязь и кровь. Черная консистенция утягивает омегу вниз, пока тот отчаянно пытается выбраться и спасти сына от возможной участи. Гепатит. Бэкхёна словно осенило...У человека, кому принадлежала игла в руках невинного маленького ребенка, гепатит. Бэкхён пытается кричать, но в горле застревает воздух, он давится и падает на колени, сильнее увязывая в густой черной жидкости. Свет вокруг потухает, Бэкхён ничего не видит, словно он ослеп. Но вспышка света направляется на ребенка, который так ярко улыбается своему папе...своему слепому папе, который до сегодня не видел ничего, кроме пугающих теней. Маленький альфа машет своей ручкой, звонко смеется и показывает папе едва вышедшие зубки, улыбается и смотрит своими невероятно красивыми карими глазами с чистым блеском в напуганные глаза омеги, в то время, как коротенький пальчик случайно задевает острие иглы. До крови. Бён видит, как чужая кровь с иглы словно собирается под тоненькой светлой кожей сына, поражая весь его организм, а после слышит громкий болезненный плач ребенка. И он не может ему помочь, потому что он почти утонул в этой грязи, он не может встать, он не может кричать. Все, чем обладал Бён—рушится, пропадает, умирает. Омега видит перед собой сына, кричащего от пожирающей изнутри маленький организм боли, а после глаза вновь застилает пелена. Все стало таким мутным и, кажется, темнее, чем было до. Вокруг наступает тишина. Никаких звуков. Даже чавкающая секундой ранее грязь под Бёном затихает. А потом раздаётся мелодия...Такая чистая, громкая...Бён слышит великолепную игру на фортепиано, озирается в темноте по сторонам, а потом понимает, что это его собственная игра...Это он из прошлого, до переломанных пальцев, играет на любимом белоснежном фортепиано, разучивая самую грустную сонату своей жизни..."Лунная соната" Бетховена. Для хрупкой омеги, которой был Бён, эта соната была разрушающей, он играл ее лишь в самые сложные периоды жизни, чтобы смочь позже выплакать всю накопившуюся боль. Музыка становится тише, мир сжавшегося Бёна наполняется криками и плачем. Омега вслушивается в каждый голос, такой знакомый и такой чужой одновременно. Эти люди словно совсем рядом, но Бён их не видит. В его потухших глазах только улыбка сына и тот заражённый шприц. Крик доносится прямо около уха Бёна, от чего тот вздрагивает и вдруг вновь начинает тонуть в этой смеси грязи и крови. Это крик папы...Это крик его папы, и кричит он имя. Имя своего внука...Маленького альфы, принадлежащего Бёну. Это похороны его сына, умершего от заражения через шприц какого-то наркомана... "Лунная соната" вновь становится громче, слишком оглушающей, Бён пытается кричать, чтобы заглушить этот звук, но у него не выходит. Прошлый он слишком чисто и идеально, отлично от всех предыдущих разов, играет на похоронах собственного ребенка. Слезы текут ручьём, падая прямо в грязь, которая сразу же начинает твердеть от соленой воды. Через некоторое время омега задыхается от боли в груди и в руке. Окаменевшая грязь сжимает его руку, слишком сильно, до тех пор, пока не слышится хруст одного пальца. В это время пианист впервые фальшивит. Точно не попадает по клавише тем пальцем, который сломался под натиском камня. Новый хруст, новая вспышка боли, новая ошибка. Когда ломается третий палец, Бён не выдерживает и падает на холодную поверхность. Звучание фортепиано режет слух, оно невероятно фальшивое и непрофессиональное. Люди возмущаются, кричат, обвиняют пианиста и требуют его заменить. Омега лежит на чем-то холодном, когда над ним возвышается тень, тут же ускользающая в сторону фортепиано. Оттуда почему-то снова доносится красивая мелодия. Кто-то из толпы людей говорит, что это новый пианист. Он лучше старого. Он полноценный. Это высокая стройная омега. Парень. Бён не видит, но представляет, а потом осознает, что это замена. Замена пианиста Бёна на другую омегу, кажется, с длинными работающими пальцами и красивыми пухлыми губами, привлекшими внимание всех людей. Бэк погружается в очередную темноту, когда за его спиной появляется Пак и шепчет прямо на ухо, одной рукой сжимая шею, прямо у метки, а второй удерживая омегу слишком сильно за бок, прямо под рёбрами: "Я не виноват. Я не виноват. Я не виноват." "Ты.сам.во.всем.виноват." Бён проснулся с дикой дрожью и страхом, что, зайди он сейчас в детскую, там не будет его сына. Там будет маленький закрытый гроб, а вокруг куча людей. Прямо перед дверью Бэкхён еще раз попробовал успокоиться, вытер слезы и заглянул в комнату сына. На ощупь, лёгкими как перья, касаниями, проверил наличие сына в кроватке и его сердцебиение. Омега старался бесшумно плакать, зажимая себе рот двумя руками, чтобы не разбудить малыша, когда в его голову пробилась мысль, что это, наконец, конец в их с Паком отношениях. Эта грязь, вперемешку с кровью, жизнь Пака и Бёна, если последний не сделает шаг назад, без Чанёля, чтобы переступить его и сделать уверенный шаг в светлое будущее, в котором, определенно, будет его сын. Здоровый и живой. *** Через полгода после удачной операции, когда Бэк вновь смог наслаждаться жизнью, восстанавливать упущенные моменты по маленьким кусочкам, когда он избавился от чужой метки, когда он наконец получил возможность смотреть на сына когда и как ему хочется, в ожидании официального развода, в его жизнь вновь ворвался Пак. Точнее, адвокат их семьи, просящий прийти в отделение полиции для дачи показаний о Паке. Чанёля и его нового омегу, Им Рана, или О Сехуна, поймали с наркотиками, строго запрещенными в Южной Корее. За длительное употребление, незаконную покупку, продажу и изготовление, ему грозит около восьми лет заключения под стражу в колонию строгого режима. Бэкхён не отказал в просьбе адвоката, а после и в просьбе родителей, остаться с их внуком в их доме хотя бы до окончания следствия. Бэкхён действительно проникся жалостью к почти бывшему мужу, хоть и понимал, что тот сам виноват, но Бён не потерял свою человечность и сострадание к другим. Чанёль столько раз оступался, столько раз делал неверный выбор, за что сейчас расплачивается, но Бэкхён отчего-то все еще хочет ему помочь. Нет, не любовь. Он давно уже не любит. Скорее...Просто от сильного сочувствия и жалости (той самой, хорошей жалости). Он помогает родителям Пака справиться с ситуацией и морально подготавливает их к страшному исходу событий дела, ездит с адвокатом к следователям и в места, где Чанёль когда-либо светился с наркотиками. Следствие длится больше года. Бён на это время решил отложить развод, остался ждать до последнего приговора в отношении Пака и О, которых будут судить вместе. *** –Внимание, объявляется приговор*. Суд постановил, признать виновными подсудимого Пак Чанёля и подсудимого О Сехуна по статье 228 уголовного кодекса Республики Корея, с последующим отбыванием назначенного судом срока в колонии строго режима в тюрьме Кёнсон**. Учитывая решение присяжных заседателей, суд постановил, для подсудимого О Сехуна вынесен срок лишения свободы на 7 лет с отбыванием срока в колонии общего режима и присуждается штраф в размере 7 миллионов 700 тысяч вон. Подсудимый Пак Чанель, имея на иждивении ребенка, не достигшего четырнадцати лет, а так же, не достигшего возраста трех лет, приговаривается к заключению в тюрьме строгого режима на 5 лет и 6 месяцев, а так же на 1 год и 2 месяца условного срока, без возможности выезда за пределы страны. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. И все. Следом за стуком судейского молотка в Бэкхёне вновь что-то оборвалось. По его щеке скатилась единственная за долгое время слеза, которую он спешно вытер. Папа Чана, до этого крепко сжимавший руку Бёна, выпустил ее из хватки и тут же уткнулся в обе ладони с рыданиями. Его отец словно постарел в этот момент на пару десятков лет, тут же осунулся, покрылся морщинами, которые появились недавно, но в связи с последними событиями их никто не замечал. Взгляд отца потух, а его в миг побледневшая рука тяжелым камнем опустилась на плечи рыдающего мужа, прижимая того к себе. По другую сторону в рыданиях заходилась чета О. Бён сидел между двух пар родителей и понимал, насколько безответственны и эгоистичны их сыновья. В его голове всплыл фрагмент того сна, как его папа отчаянно кричит и зовет внука, который мог стать жертвой безответственного решения самого Бёна. Не оборви он тогда с Чанёлем все, однажды ему пришлось бы вслушиваться в ужасный плач своего родителя-омеги и вглядываться в посеревшее от отчаяния лицо отца. Он не сможет так...Отложить развод было верным решением пару месяцев назад, но сейчас...сейчас пора все закончить. На дрожащих от нервов ногах, Бэкхён подходит к Чанёлю, которого конвой собирается сопроводить к выходу из зала суда. у Бёна последняя возможность, сейчас... -Можно нам минуту? Пожалуйста.–омега немного умоляюще смотрит на высокого бету-конвоя, который лишь кивает в знак согласия. -Бэкхён...Я не ожидал, что ты придешь, что ты будешь помогать с этим делом...Спасибо тебе.–альфа смотрит в пол, от стыда не решаясь поднять глаза на омегу. -Подними голову. Хочу сказать тебе все глядя в глаза.–Бэк старался звучать холодно и твердо, и это дало реакцию — Пак моментально поднял взгляд и напрягся.–Мне жаль, что так все получилось, но ты и твой..друг виноваты в этом сами. Мне жаль тебя, но еще больше мне жаль твоих родителей. Они не заслужили такого сына и такого отношения. Надеюсь, с тобой все будет в порядке, ты вернешься действительно другим человеком и извинишься как полагается перед своими родителями. А сейчас,–Бён сделал маленький шаг ближе к Чану–я хочу сказать тебе, из первых уст...Мы расходимся, Чанёль, окончательно. Больше нет никаких нас. Я вновь подам на развод, у суда будет получено разрешение и к тебе придет адвокат за подписью. Ребенка видеть разрешу, но...говорить, где его отец, не стану. В ближайшие лет десять точно.–омега слегка нахмурился, словно вспоминая что-то.–А, еще. Чанёль, если вдруг так случится, что в моей жизни появится альфа, с которым у меня будет складываться совместная жизнь, я буду с ним. Это я говорю, чтобы потом до тебя не доходили письма со слухами, лживыми новостями и подобное, якобы твоя омега наставила тебе рога. Я не хочу афишировать наш развод, придет время, все всё узнают. Желаю и тебе прийти в себя, измениться и построить новую жизнь с другой омегой.–взгляд Бёна скользнул по Сехуну, которого пустили попрощаться с родителями, и тут же вернулся к альфе. -То есть...–Чан выглядел разбито и подавленно, хотя осознавал, что последние месяцы их жизни шли к именно такому исходу.–Я понял тебя. Желаю тебе счастья. Бэкхён позволил себе в последний раз обнять большого альфу, гиганта, после чего развернулся и пошел прочь из зала, когда его вновь окликнул знакомый басистый голос. -Бэкхён, прости меня! Пожалуйста, продолжай заботиться о нашем сыне, потому что я знаю и верю, что ты сможешь вырастить его достойным человеком. Спасибо тебе и прости! Будь счастлив!–громко проговорил Пак, еле сдерживая блестящие слезы в глазах, а потом поклонился на 90 градусов. Точно, как когда-то в их первую встречу. -Здравствуйте. Я Пак Чанёль, альфа, буду очень рад со всеми вами познакомиться и дружить! Давайте жить счастливо вместе!–протараторил молодой высокий парень, тут же поклонившись всем присутствующим в большой аудитории в университете. -Какой забавный парень! Он такой вежливый! Вааа~, милашка! И много много чего еще сказали о высоком ушастом альфе, пока Бён, отчего-то красный, смущенный и взволнованный, пялился на улыбчивого паренька Пак Чанёля, утопая в неожиданной влюбленности и нежности по отношению к альфе. Бэкхён ничего не сказал, только тепло улыбнулся в ответ на улыбку альфы и поклонился так же на 90 градусов. У них начинается новая глава в жизни, с чистого листа, поэтому, Бён обещает, что проживет эту жизнь правильно, чтобы и он и его малыш альфа были счастливы. "Конечно виноват. И я никогда не прощу тебе это, Пак Чанёль." Ты идиот, но я тебя прощаю. До встречи...