Третий

      Чэн медленно выдыхает, глядя прямо перед собой, на грязный погнутый металл, служивший некогда перегородкой, на пожирающие его пятна ржавчины, и слушает. Крики. Беззлобные, чёткие команды, которыми обмениваются его люди, глухие удары - звук, с которым обтянутый тёмной кожей кулак впечатывается в податливую мягкую плоть - и отчаянную ругань тех, кто перешёл им дорогу. Их слова - полные отчаянья плевки - сочатся ядом. Желчью клокочут в глотке, смешиваясь с окровавленной слюной.       Чэн не видит их лиц, но знает, что так оно и есть.       Над головой крикнула чайка. Её пронзительный голос, подхваченный соленым ветром, эхом разносится по округе и растворяется в протяжным гудке контейнеровоза, уходившего в открытые чёрные воды в нескольких километрах от них.       Взгляд, успевший расфокусироваться, возвращает миру чёткость и ползёт вниз. Медленно и тяжело, словно увязает в топком болоте.       Шэ Ли.       Сидит на деревянном ящике, куда его уронили несколькими минутами ранее. Не шевелится и молчит. Чэн слышит его тяжёлое дыхание, перебиваемое хрипами - тихими и задушенными. Ли не хочет, чтобы они выползали наружу и являли себя миру. Прячет слабость. Скрывает уязвимость. Для себя старается? Или...для Чэна?       Хэ окидывает парня взглядом, снова, и понимает, что тот проваливается. Целиком и полностью. Сам же всё понимает - Чэн видит это в устремлённом в землю взгляде.       Понимает и всё равно упрямо продолжает делать вид, что всё под контролем.       А Чэн видит спутанные волосы и окровавленный висок, к которому прилипли, присохли несколько прядей. Потемневшая корка неприятно стягивает кожу и мешает открывать заплывший глаз. На скуле набирает цвет кровоподтёк. Нос, чудом уцелевший, кровить перестал, оставляя подсыхающие бурые дорожки, убегающие вниз, к разбитой губе и дальше, по подбородку и шее, за ворот потемневшей от собственной крови футболки. Правая рука покоится на коленях, сломанная и бесполезная.       Чэн видит, как дрожат пальцы Ли. Как подрагивает опущенные плечи от болезненных вдохов. Как кривятся губы при малейшем движении. Чэн видит всё, и мир затихает. Меркнет шелест волн, бьющихся о каменный пирс, ветер перестаёт терзать хлипкую металлическую кровлю, унося с собой удары и крики. И чайки уже нет рядом.       Её затихающий крик удаляется, исчезает в море, куда ушёл контейнеровоз. Вместо него из тёмных глубин поднимается нечто иное. Чэн слышит гул. Монотонный, ровный звон. Пока тихий, с каждой минутой он становился громче. Крепчал и рос при виде синяков и ссадин, пробираясь под черепную коробку, въедаясь в мозг. Набирал обороты, буравил...       - Лицо попроще сделай, а.       Чэн моргает. Звон пропадает резко, возвращая привычные звуки, и он опускает взгляд на Ли.       Тот стреляет глазами из-под спутанной чёлки, и Чэн читает в них раздражение. Искреннее, но скрывающее за собой что-то ещё.       - Что ты на меня так уставился? - Ли морщится, выдаёт слабый оскал, едва ли не рыча. - Словно крови не видел, честное слово. Сам же так гримировал в своё время.       В голове мелькают картинки. Проносятся одна за одной, подкидывая нужные, но совершенно непрошенные воспоминания. Ли читает что-то в его глазах, и уголки разбитых губ опускаются. Взгляд обжигает холодом.       - Ты же не винишь в этом себя? Да, ты виноват. Всё это - твоя ошибка, мудак. Ты крупно облажался и расплачиваюсь за это я, - Шэ Ли накреняется в бок, сглатывает и возвращается в прошлое положение, глуша в себе стон. Окидывает взглядом округу, словно проверяя, нет ли кого поблизости. - Давай только без вот этого всего, ага? Что это за взгляд побитой собаки? Думаешь, нацепил на харю каменное выражение и этого достаточно? Не надо... - он запинается, морщится, -...меня жалеть, мать твою! Убери это дерьмо из своих глаз.       Змей замолкает. Делает несколько глубоких вдохов, собираясь с силами. Сглатывает вязкую слюну и продолжает:       - На кой хер ты их всех сюда притащил? В спасителя решил сыграть? Братца своего спасай, усёк? А меня не надо. И не говори, что тебя чувство вины жрало. У тебя его нет, сука. У таких как ты его не бывает, так что нехер на меня так пялиться - я не рассыплюсь от пары тычков.       Чэн кидает взгляд на лихорадочно двигающийся кадык, рвано вздымающуюся грудную клетку и отмечает, что ребра у того тоже не в порядке. Об остальных органах судить трудно.       - Ты, блять, издеваешься?       Ли шипит. Хватается здоровой рукой за соседний ящик и поднимает себя на ноги, источая чистую, незамутненую ничем злость.       - Я тебе эти глаза сейчас выколю, если, блять, не прекратишь! Ты знаешь, я не шучу! Руку убери!       Чэн игнорирует - как делал всегда - и подхватывает парня за плечо. Возможно, слишком сильно - тот снова болезненно морщится, но вырваться не пытается. И Чэн ведёт его к машине. Практически тащит, размещая на заднем сидении. Сам, так и не проронив ни слова, садится с другой стороны.       Двигатель тихо урчит. Машина мягко трогается вперёд, выворачивая к дороге. Молчание затягивается. Чэн, почувствовав движение, косится вбок и замечает, что Ли держится за бок. Почки.        Загорелое лицо выцвело, преобретая более землистый оттенок. Глаза потускнели. Плечи опустились сильнее, из-за чего фигура парня казалась сгорбленной и какой-то... непривычно маленькой.       Желваки заходили под кожей и Чэн, через силу, отвернулся, устремив взгляд в окно. Рука сжимает телефон, с которого он недавно звонил медикам.       Они успеют.       Чэн мысленно отсчитывает уже третью минуту, когда его головы косается чужая рука. Он оборачивается, чувствуя как прохладные пальцы зарываются в ёжик волос на затылке, а большой палец мягко поглаживает загривок.       - Не надо себя винить, Чэн, - Змей повторяется, но голос в этот раз спокойный и тихий. Хэ различает в нём нотки тепла, отражающиеся в слабой улыбке, тронувшей бледные губы. - Просто сделай так, чтобы этого не повторилось.       Ли вяло моргает. Веки медленно смыкаются и открываются вновь. С каждым разом это даётся всё сложнее.       На третий раз глаза уже не открываются.