Кошмары прошлой жизни

      Тёмная, не светлее дальнего угла в комнате, тень тянулась по столу от кончика карандаша через сложенные очки на краю до самого дивана в метре от письменного стола, освещённого тусклым сиянием старой настольной лампы. Тень щекотала беспокойное во сне лицо Коконоэ.       В тёмном коридоре с мигающими лампочками очень тихо и страшно, пахнет лекарствами и чем-то отвратительным, Коконоэ напуганно вертит головой, а коридор всё не кончается, и окна с дверьми, которые должны быть, исчезли и больше не появляются.       Потускневший от старости карандаш отрывисто и плешиво разукрашивал малиновый колпак клоуна, танцующего на поеденной жуками бумаге. Хисами тихо мычал себе под нос мелодию, отдалённо напоминающую колыбельную, и широко тянул губы в весёлой улыбке. Он нежно пел Арате колыбельную медведицы, пока тот не заснул, а потом она растеряла отличительные черты старой песни и совсем помрачнела.       Закрасив головной убор клоуну, Хисами сдвинул руку к его лицу и небрежно чиркнул по бумаге, даруя то ли человеку, то ли монстру в разноцветных одеяниях грубую и ненормально широкую улыбку. Довольствуясь результатом, он перестал напевать, всмотрелся в рисунок и почувствовал, что чего-то не хватает. Тоджи снова замычал и чёрточками «зашил» рот клоуну, делая его совсем страшным.       Арата рвано выдохнул под руку Хисами, совсем сжался под одеялом, будто на холоде, хотя по его лицу стекал пот, и зашуршал постельным бельём, специально постиранным и постеленным для него Тоджи.       Горло дерёт из-за частого дыхания через рот, а ноги совсем онемели, перестали слушаться и не хотели больше бежать. В ушах шумит, а в голове только одно: «Бежать. Быстрее бежать отсюда». Отсюда, в противоположную сторону от того страшного, наводящего ужас, но размытого в памяти и перед глазами места, но Коконоэ продолжал, утягивая Хисами, крепко схватившего его за маленькую ручку.       Тоджи замолчал, и только черкание карандаша и почти неслышный писк лампы разбавлял приятную тишину.       — Арате снова снился кошмар, — не меняясь в лице, прошептал он, добавляя мрачные тени клоуну. — Бедный, — Тоджи покачал головой.       — Всё нормально, — Коконоэ, не раскрывая глаз и всё ещё морщась от послевкусия привычного кошмара, пытается повернуться на бок, путаясь в неподходящих по размеру к дивану покрывалах, пропитанных потом.       В ушах звенит, а голова будто раскалывается на куски, пальцы, что только что быстро набирали код на размытой клавиатуре без букв и символов, сильно сжимали виски. На губах застыло чьё-то короткое имя, совсем не вызывающее положительных эмоций.       — Но мы же оба знаем, что это не так, — буднично замечает Хисами, снова рассматривая рисунок. Арата, не найдя, чем возразить, соглашается и вздыхает. Хисами довольно хмыкает и, крутанувшись на стуле и остановившись лицом к Коконоэ, резко выхватывает листок со стола и приближает к нему. — Смотри! Как тебе? М? М?       Он весело машет ногами под стулом и склоняет голову в ожидании то в одну сторону, то в другую. Коконоэ помутнённым после сна взглядом рассматривает клоуна с неестественно огромными глазами, носом, съехавшим очень близко к зашитому рту, вывернутыми руками, ногами и слишком коротким телом и хрипло смеётся, начиная кашлять от сухости во рту.       — Молодец, — улыбаясь, хрипит Арата. Последние буквы совсем оседают в горле и не выходят наружу. Хисами довольно улыбается похвале и, оставив листок на столе, поднимается со стула и идёт в уголок квартирки, обустроенный под кухню. Наливает в чистый стакан холодной воды из-под крана и идёт обратно к Коконоэ.       Перед глазами снова и снова, но в разных местах и под разными углами палитры красного, оранжевого, бордового и пыльно-серого.       Арата поднимается на ослабевших и подрагивающих руках над диваном и удобнее устраивается полулёжа. Он откидывает голову на спинку, когда Хисами присаживается перед ним на корточки и протягивает наполненный наполовину стакан. Арата дрожащими пальцами ухватывается за стакан и подносит его к губам. Вода всё не хочет выливаться, и Коконоэ сильнее наклоняет стакан. Жидкость полилась слишком сильно, он жадно и быстро начал глотать её, стараясь не проронить ни капли. Хисами с улыбкой наблюдает за Аратой. Он хлюпает водой, а когда она заканчивается, вытирает губы рукавом пижамной кофты и чувствует, что выпил недостаточно.       — Принеси ещё, — Тоджи зависает, смотря на протянутый стакан.       — О? Хорошо, — он кивает.       Возвращается Хисами с таким же количеством воды и на этот раз присаживается на диван рядом с Аратой, тесня его. Он подносит воду к губам Коконоэ и, придерживая его за голову, наклоняет стакан слишком сильно, из-за чего вода льётся на губы Араты. Коконоэ не успевает её пить, и жидкость проливается на него и одеяла.       Коконоэ с укором смотрит на Тоджи, пока тот прячет ничуть не сожалеющие — ну, может совсем чуть-чуть — глаза в потолке.       — Упс, — только и выдаёт посмеивающийся Хисами.       Он снова наклоняет стакан, но теперь медленнее. Коконоэ выпивает воду и укладывается обратно на диван. Тоджи помогает ему укрыться, а потом уносит стакан на кухню. Он со стуком, доносящимся до комнаты, опускает его на столешницу и возвращается.       Сердце безумно болит, рвётся на части вместе с голосом, в пальцах слабость, перед глазами кровь и лежащее на земле тело Хисами, но, когда Коконоэ пытается перевернуть его лицом к себе, не видит тех мягких черт, песочных глаз и солнечной улыбки, не видит ничего.       Коконоэ уже почти провалился в новый беспокойный сон. Хисами ласково смотрит на него с минуту, глазами скользит по мирному лицу, что скоро опять покроется морщинками, и глазам, под которыми будут бегать глазные яблоки. Он хватается за слои покрывал и, нахально сдвинув Арату ближе к спинке дивана, тесно-тесно укладывается рядом с ним, утыкаясь в шею, в бьющуюся венку. Жар, до этого окутывающий только Коконоэ, обёртывает и Тоджи.       Вокруг ослепительно светло, как в местах, куда главные герои фильмов и сериалов попадают на грани или после смерти. Коконоэ оборачивается, далеко — Тоджи кажется очень маленьким — Хисами повторяет его действия, и они встречаются взглядами.       Тоджи активно машет ему рукой, подбегает ближе и прыгает, забирая в объятия.       — Тут спокойно, да? — мягко спрашивает Хисами, и Коконоэ обращает на это внимание: здесь действительно тепло, уютно и спокойно, хотя вокруг нет никого и ничего, кроме Хисами и него самого.       — И правда.