(Не)предатель

Пусть от боли в глазах рябит, от натуги дрожат запястья, если будешь сегодня бит — завтра сможешь предаться страсти... и добро в граммах серебра сосчитать на чужих ладонях, коль Иуда Тебя предаст и с любовью губами тронет. Докоснётся до бёдер сонм из плетей, обжигая кожу. На кресте ты найдёшь покой, только всё же сомненья гложут. — Как мне быть, подскажи, Отец? Мне б оставить Его, проститься. Только сердце в Твоей груди на надрыв продолжает птицей биться, жить и в волнении трепетать, вспоминая Его касанья. В тишине до истомы хочется закричать, чтоб избавиться от отчаяния. Ночь приходит, на землю тьма опустилась, и вместе с нею в сон скользнула Его рука. Пальцы сжали в сомненьях шею, провели до сосков и вновь распалили желанья пламя. И Тебе стало жарко, плоть к плоти в трении меж телами. Шёпот в губы: «Прости, прости…» Языком по солёной коже, кудри хочется смять в горсти, разметаться вдвоём на ложе. Замираешь, цеди́шь: «Прошу…» — словно молишься, без сомнений сыпешь стонами. Над тобой Он становится на колени, напрягается и дрожит. Тесно, туго до боли — благо, серебро лишь в глазах блестит. Темп быстрее — повсюду влага. Крики громче — повсюду блажь. Ногти в спину, зубами в плечи. Прижимаешь Его к груди, будто бы к раскалённой печи, и толкаешься раз, другой, ощущая чужое семя... Иисус и Иуда. Ночь. И безжалостный боже — Время. Солнце утром поборет сон, растерзает жестоко грёзы. Ты проснёшься один, а Он… где-то там, далеко, и слёзы потекут по щекам, пока не раздастся стук в дверь. С Голгофы. Поплетёшься открыть, слепец в ожидании катастрофы. На пороге стоит Твой сон, удивляешься: — Ты? Откуда? Недоверие. Вера. Рай. Ведь не предал Тебя Иуда.