— Сюмбюль
Прочитав последнюю фразу, я провела ладонью по бумаге. Несколько раз глаза промигались и снова прошлишь по строчкам. — «Возвращаюсь.? Сюмбюль возвращается назад? О, Аллах, он вот-вот будет здесь.» Тут я спрятала свиток в тканях своего платья и побежала на пристань. Все мысли в голове отключились, осталось только одно желание — я хочу его увидеть. Не так давно я точно также торопилась на пристань чтобы проводить его, а теперь, чтобы встретить. Мне кажется, если бы Валиде знала, сколько раз за свою жизнь я уходила из дворца и приходила когда захочу, она бы точно была уверена, что порядок в гареме больше никогда не восстановится. Я очень быстро прошла дворцовый сад и шумный рынок. Мое платье красиво развевалось на шумном южном ветре, который дул с моря. Я подошла к самой пристани, когда к ней причалил небольшой кораблик. На мостике появилась знакомая фигура. — Сюмбюль-ага! Сюмбюль! — закричала я Он оглянулся на мой голос и ветер чуть не сорвал голубой тюрбан с его головы. Я подбежала к нему и крепко обняла его, прижавшись щекой к его щеке. Сердце сразу обрело свет и счастье в его объятиях. Когда я взглянула ему в лицо, стало видно, что он заметно осунулся, румянец сошел с его щек, но красивые карие глаза, прикрытые темными ресницами, по-прежнему дышали солнцем. На моем лице появилась широкая улыбка, по щекам потекли слезы. — Атес.. Аллах всемогущий! Как я давно тебя не видел! — Сюмбюль.. — улыбалась я, — Это ты! Я не верю.. Я не верю, что ты здесь! — Это я.. Я рядом, всегда с тобой. — шепнул он, его глаза, сощурившись в добродушной улыбке, еще больше наполнились теплым светом, — Сколько же времени прошло? Как ты себя чувствуешь, Атес? С ума сойти, не так прошло и много времени с того дня как я увидела его последний раз. На пристани мы расстались, там же мы и встретились снова. — Хорошо. — вздохнула я, — Ты поддерживал меня все это время, и никому не удалось меня сломить. Спасибо, что не забыл меня. — Атес, я никогда не смогу забыть тебя.. — Скажи лучше, как ты? Ты не заболел там, в Эдирне? — спросила я, глядя на него со всех сторон — Не беспокойся, теперь все прекрасно. — улыбнулся Сюмбюль, — Идем во дворец, найдем что нибудь съесть, ведь скоро вернется Шекер-ага. Я взяла его за руку, и мы пустились во дворец. — Насколько я знаю, Махидевран-султан не очень хорошо справляется с управлением гарема, верно? — сказал он, — Мне очень жаль, что ты справлялась с ее гнетом сама, а я ничем не мог тебе помочь. — Ах, Сюмбюль, так как ты, не помогал мне никто. — говорила я, — Отдельное спасибо, конечно, Хюррем-султан. Это она передавала тебе мои письма. Кстати, это она вернула тебя сюда из Эдирне? Сюмбюль красивым жестом взмахнул рукой по воздуху. — Хюррем-султан сегодня приезжала утром. Она.. даровала мне свободу! — рассказал он, — Поэтому в первую очередь я вернулся к тебе. — Ты стал свободным, Сюмбюль? — улыбнулась я, восторженно глядя на него, — Это правда? — Даю тебе слово! — улыбнулся он — Это замечательно! — сказала я, — Ты теперь сам себе хозяин. Наверное, ты захочешь покинуть дворец. Он на момент остановился и взглянул на меня. — Нет, нет, я не прошу тебя оставаться, если ты хочешь уйти. — говорила я — Атес, — прошептал он, — Я никогда тебя не оставлю. Как же я буду жить без тебя? Пока ты здесь, я буду с тобой. Я обняла его, обхватив шею обеими руками. — А если я всегда буду здесь. — прошептала я — Значит, я всегда буду с тобой. — сказал он, обхватив ладонями мою талию Его слова врезались в память. Я вслушивалась в каждый звук его голоса. Все было в нем родное. Мы быстро дошли до дворца. Вместе с ним я вошла в золотые ворота и переступила порог гарема, как будто прошла целая вечность с последней нашей встречи. С возвращением Сюмбюля, в гарем вернулись веселье и радость. Теперь все шло своим чередом. Даже их постоянные перепалки с Гюль-агой стали такими привычными и полюбившимися, что не хотелось их пресекать. Конечно, целый месяц с лишним весь дворец носил траур по шехзаде Мустафе, поэтому в гареме ничего интересного не происходило. Но впоследствии, когда весь траур сняли, случилось именно все самое интересное. — Ты что не знал? — смеялся Гюль-ага, — Хюррем-султан теперь гаремом управлять будет! — Иииии.. Мне ли не знать? — ответил Сюмбюль, — Госпожа ведь мне в первую очередь сообщила об этом! Хи-хи-хи, гад ты ползучий! — Сюмбюль-ага! Гюль-ага! — окликнула их я, — Что происходит? О чем это вы? — Атес-калфа. — улыбнулся Сюмбюль, — Да вот, этот шайтан новость принес: Хюррем-султан теперь гаремом управляет и переезжает в покои Валиде! Машаллах! Я посмотрела на Гюль-агу. — А этот верблюд говорит, что первый узнал. — продолжил Гюль-ага — Сам ты верблюд! — вскинулся Сюмбюль — Замолчи ты! О, Аллах. И что в тебе Атес-калфа хорошего нашла? — Тише ты, мерзавец! Твоя Нигяр-калфа вообще давным-давно о тебе забыла! — Да замолчите вы! — приказала я, переведя счастливый взгляд с Гюль-аги на Сюмбюля, — Хюррем-султан управляет гаремом, Сюмбюль? Она, говоришь, переезжает в покои Валиде? Это правда?! — Ну разве я похож на обманщика, Атес-калфа? — Еще как. — процедил Гюль-ага — Ну ты! — Ну ты! — Фахрие-калфа уже об этом знает? — Она узнала об этом от меня одной из первых. — похвастался Гюль-ага, стараясь снова позлить своего собеседника — Сюмбюль, — улыбнулась я, — И ты что же, тут стоишь? Идем, поздравим Хюррем! Больше я не стала слушать от Сюмбюля ни слова. Я бесцеремонно пошла на второй этаж, он последовал за мной. Гюль-ага проводил нас глазами до самых покоев Валиде с ехидной улыбкой на лице. — Постой, Атес, постой! — торопливо говорил Сюмбюль, — Хюррем-султан сейчас как раз в покоях, она никуда не денется! — Так идем скорее! Это ведь прекрасная новость, нужно скорее поздравить госпожу! Я добралась покоев Валиде, ныне уже Хюррем, не намного быстрее, чем Сюмбюль. Когда двери распахнулись, я бросила в его сторону лукавую улыбку. Он еле заметно улыбнулся в ответ, в его карих глазах заблестели огоньки. — Госпожа, — поклонилась я, войдя в покои — Госпожааа! — поклонился Сюмбюль, войдя в покои за мной и широко улыбнувшись Хюррем — Сюмбюль-ага, Атес-калфа. — поприветствовала нас Хюррем — Хюррем-султан, весь гарем очень рад новости о том, что вы теперь стали гаремом управлять! — начала я — Мы поспешили вас поздравить, госпожа! Благословит же вас Аллах! — подхватил Сюмбюль Хюррем слушала наши пожелания с большим удовольствием. Она выглядела так красиво, как никогда раньше. На ее статной, царственной голове красовалась большая золотая корона, усыпанная самыми разными камнями. По рыжим волосам, отливавшим на солнце благородной медью, струился длинный платок персикового цвета. Ее платье с золотой вышивкой на темно-зеленой ткани, подходило в тон к ее глазам. Серьги и ожерелье блестели и сверкали в свете солнца. Даже звезды в дворцовом саду не сверкают также ярко. Как же она была красива и величественна, в то время как ее сердце было всегда чисто и благородно. — Я очень рада, что гарем принимает меня с большой радостью. Пойду, взгляну на него. — сказала она, потом жестом велела нам идти за ней Когда Хюррем открыла двери, перед нами открылся великолепный вид на весь гарем. Она вышла на белокаменный балкон, а мы с Сюмбюлем стояли после нее. Это выглядело именно так, как королева и ее свита. Ничего в моей жизни еще не было так блистательно. Хюррем глянула вниз и увидела Махидевран-султан, тогда она спустилась по лестнице и встала перед ней. Я придвинулась к Сюмбюлю с кучей вопросов: — Смотри, Сюмбюль, что это она здесь делает? — удивилась я, — И почему она одна? Сюмбюль неоднозначно наблюдал за тем, как две госпожи говорят что-то друг другу. — Я ничего не знаю, но мне кажется, что.. Махидевран-султан покидает дворец. — Как такое возможно? — спросила я — Так как шехзаде Мустафа погиб, ей здесь, так сказать, больше нечего делать, вот она и уезжает. Я сначала смотрела на него, а потом перевела взгляд на Махидевран-султан. То, что я услышала, очень меня удивило, но не скрою, что и обрадовало. Все то прошлое, что вот-вот уйдет вместе с ней, было прямо перед глазами в этот момент. — Это все ты сделала, Хюррем! Ты повелителя надоумила! — воскликнула она, — Это ты убила Мустафу! Ты убила шехзаде! Пошлет же тебе Аллах столько же страданий, сколько ты сделала мне! С виду Махидевран-султан выглядела так, что вот-вот бы набросилась на Хюррем, но к той было страшно подойти. Один взгляд Хюррем-султан в нашем дворце чего только стоил! Она смотрела на соперницу своими красивыми зелеными глазами, они были одновременно полны пламени и исполнены холода. В этот момент ее взгляд был как холодное лезвие кинжала. — Махидевран, — сказала она, — Я хорошо понимаю твое состояние сейчас. Шехзаде Мустафа стал огромной потерей, я соболезную. После этого Махидевран стала еще злобнее. — Не смей даже имени моего сына произносить! — закричала она, — Это ты — ты его убила! — Следи за своим языком, Махидевран. Не забывай, кто стоит перед тобой. — прошептала Хюррем, — Тебе должно быть известно, что шехзаде Мустафу велела казнить вовсе не я, а Сулейман, и ты это знаешь. Госпожа смотрела на Хюррем глазами, полными гнева. Рыжеволосая красавица гордо развернулась и направилась на балкон. — Хюррем! — кричала ей Махидевран, — Это ты убила моего сына! За это тебе гореть в адском огне! Ты поплатишься за все содеянное! За руку ее оттащила Гюльшах и она уже стояла на пороге дворца. — Госпожа, — улыбнулась я, спустившись к ней по лестнице Махидевран развернулась, и раскрыла рот от удивления, когда увидела позади меня. Махидевран-султан сильно изменилась с того дня, как перестала управлять гаремом. Ее роскошные наряды сменил черный платок, покрывавший ее плечи и голову; лицо покрылось морщинами, его исказила свирепая гримаса. Вот, что бывает с человеком, в глазах которого читалась одна месть. Великая Валиде-султан говорила, что Хюррем живет своим умом, а Махидевран — чужим. Я понимала, что она живет не умом — она живет местью! Месть, конечно, вещь сладкая, но азартная. Хуже всего то, что к этой мести она подключала своего сына, невинного шехзаде Мустафу, поэтому у него не могло быть другой судьбы. Если бы он не погиб в походе, его бы убили бунтовщики или могли даже казнить. Жаль, что за ошибки родителей расплачиваются их дети. Ясно было, что убила ее сына вовсе не Хюррем, а пришло бы время, Махидевран сама бы его убила, так как ставила его на неправильный путь. Весь гарем смотрел на меня в зачарованном молчании. Я подошла к госпоже и взглянула ей в глаза. — Ну и как? Оно того стоило? — спросила я, приподняв одну бровь Эта фраза так выбила Махидевран из колеи, что она совсем не знала, что сказать. Перед глазами пробежал невероятный момент моей жизни, который так противоположно поменялся. — Ну и как? Оно того стоило? — Не понимаю, о чем вы? — Каждый мой вдох говорит. Будешь работать на меня. А скажешь хоть слово Хюррем – берегись, я уничтожу тебя! — Нет. Как забавно было вспоминать этот случай и как я ловко его отразила сейчас, спустя столько лет, когда Махидевран все проиграла. Теперь было еще как ясно, какая же сладостная и азартная вещь — месть. — Я тебя не забуду, Атес-калфа! — процедила она сквозь зубы, — Знай, когда-нибудь тебя ждет такой же жалкий конец! Я выдохнула, она развернулась спиной и переступила порог дворца. Проводив ее взглядом, я с гордой улыбкой вернулась на балкон к своей компании. — Она получила, что заслужила. — подытожила Хюррем, — Сюмбюль-ага, прикажи раздать золота! Пусть все знают и все видят — гаремом теперь я управляю! — Слушаюсь, госпожа! — улыбнулся Сюмбюль и оттащил меня за рукав со словами «идем, идем» Теперь дни шли лучшим образом. Когда ничего не угрожало порядку в гареме и Махидевран-султан навсегда канула в прошлое, все вокруг зажило стабильной повседневной жизнью. Закат империи Махидевран-султан принес нам куда больше хорошего, чем ее правление. Хюррем платила девушкам жалование как полагается и вообще решала все вопросы по казне гарема. Я стала замечать, что ни одна до нее госпожа не умела так распоряжаться всеми преимуществами, как она. Таким образом, под ее руководством жизнь во дворце стала намного прекраснее, чем прежде. Я была рада снова служить шехзаде Селиму, темболее, как первому наследнику престола. С Фахрие мы виделись нечасто. Она была всегда вся в делах гарема, но иногда время мы находили, чтобы обменяться новостями. С Сюмбюлем мы постоянно виделись и часто разговаривали. Мы казались друг другу старинными «марьяжниками», которые почти стали семьёй. Несмотря на то, что годы шли, время не забрало у нас веселья и озорства. В каждом из нас проблескивала юность постоянно, та же задорная улыбка и блеск в глазах. Глядя на наш дуэт, я понимала, что время ничего не меняет в людях. Возможно, было и не к спеху так рассуждать. Я ведь в гареме около двадцати лет, а наша с ним разница в возрасте почти не ощущалась. Я его любила также, как и в то время, когда я ночевала свои первые дни в его покоях. Я любовалась его карими глазами, его веселой улыбкой и добрым сердцем больше всего. Чувства не исчезли даже спустя столько лет. Не исчезли они потому что их пытались уничтожить. Нас пытались рассорить, пытались выдать, даже разлучали, но чувства становились только сильнее. А вы говорите, что любви не существует! — А как было тебе в Эдирне? — спрашивала я — Аллах свидетель, как там было плохо! — махнул головой Сюмбюль, сидя на диванчике рядом со мной — Я никогда не была там. — отвечала я, параллельно наблюдая за порядком в гареме, — Там, наверное, много работы во дворце? — Оой, я бы не был так уверен. По правде говоря, я только на кухне все время проводил. Хи-хи-хи. — засмеялся он, — Шекеру-аге было чем заняться, а я скучал. Всю работу делали рабыни. Аллах помилуй, какой же там непонятливый гарем! Я внимательно слушала его голос, запрокинув голову на спинку диванчика. С задней стороны из окна светило красивое весеннее солнышко. Его лучами дышали фиолетовые бутоны гиацинта, стоявшего на подоконнике. Цветы дворцового сада тянули зеленые листочки прямо к ясному небу. — Кстати, — вспомнила я, — А куда же Нигяр подевалась? — Эта Нигяр-калфа – просто распутница! — поморщился Сюмбюль, — Гюль-ага, по-видимому, не знает. Она вдруг куда-то запропастилась. — Чего только не было здесь в твое отсутствие. Наши ссоры с ней, наверное, слышно было на другом конце страны. — улыбнулась я, — И все же мне интересно, где она. — После того, как она влюбилась в Ибрагима-пашу, с ней стало происходить что-то странное. — заметил он — Не знаю, можно ли ее понять, но если бы мы с тобой не могли быть вместе – я не знаю, что случилось бы со мной. Он улыбнулся и его глаза покрылись морщинками. — Атес-калфа! — подошла ко мне приветливая Фахрие, — Тебя зовет шехзаде. Я поправила платье и поднялась с диванчика. Фахрие-калфа взмахнула ресницами и ее ловкий, тёмно-синий взгляд перешёл на Сюмбюля. — Сюмбюль-ага, тебя вызывает повелитель, поторопись. — Повелитель? — удивилась я, — Должно быть, что-то важное. — Не дай Аллах я в чём-то провинился. — сказал Сюмбюль и поскорее отправился к повелителю Мы с Фахрие обменялись улыбками, и вскоре я поднялась в покои шехзаде. Войдя в покои, я поклонилась. — Атес-калфа, заходи скорее. — кивнул головой Селим Он как всегда приветствовал меня, сидя на диване, и всегда радушно предлагал войти. Прямо как его мама! — Вы хотели меня видеть шехзаде? — спросила я — Верно. Он встал с дивана и подошел ко мне. — Атес-калфа, — начал он, — Ты очень давно служишь нашему дому. Ты – хорошая союзница моей матушки, прекрасный казначей гарема и великодушный человек. Ты знаешь меня, моих братьев и сестру с самого детства. Ты сделала для нашей семьи очень много хорошего. Я смотрела на него распахнутыми от удивления глазами. — Ну что вы, шехзаде, это мой долг. Мне очень приятно это слышать, но я не совсем понимаю.. — Разумеется, — продолжил он, — Я хотел сказать тебе, Атес-калфа, что ты очень добрая, заботливая и умная женщина. Ты сделала много добра нам, но я хочу, чтобы ты тоже была счастлива. Я кивнула головой, ожидая продолжения. Шехзаде вернулся на свое место и его веснушчатое лицо украсила улыбка. — Я принял решение – ты станешь свободной, Атес-калфа. — сказал Селим, — Я от имени первого наследника дарую тебе свободу! Знаю, она вам пригодится, госпожа. Раньше было так забавно, когда он обращался ко мне как к госпоже, но сейчас это прозвучало так искренне и от всего сердца, что я не знала как благодарить шехзаде за такую радость. Я подошла к нему и поцеловала его руку. — Шехзаде, благословит вас Аллах! — пожелала я, — Пусть Всевышний подарит вам долгую и счастливую жизнь. Я верю, что когда-нибудь увижу вас будущим повелителем. — Иншаллах. — улыбнулся шехзаде, — А теперь, можешь идти. Думаю мою матушку обрадует эта новость. Я тоже так подумала и решила не медля идти рассказать все Хюррем. Ее покои были совсем рядом, не нужно было долго добираться. К тому же входить в покои, принадлежавшие когда-то Валиде-султан, на глазах всего гарема было так эффектно. Слуги распахнули огромные двери передо мной. Хюррем царственно сидела посреди покоев. Она напомнила мне покойную Валиде-султан, которая когда-то с таким же величавым видом сидела на ее месте в такой же, усыпанной драгоценными камнями, короне. Какая же Хюррем стала красивая. Теперь самая настоящая Хюррем-султан! — Хюррем, — поклонилась я, глядя на нее с нескрываемым восхищением — Атес, рада тебя видеть. — благосклонно кивнула головой госпожа — У меня прекрасные новости. — сообщила я, — Шехзаде Селим только что даровал мне свободу! Холодная царственность Хюррем тут же сменилась веселой улыбкой. Она радостно взглянула на меня. — Селим освободил тебя? — Да, я как раз от шехзаде. — Это замечательно! — сказала Хюррем, — Он мне давно говорил, что ты это заслужила, и я одобрила его решение. Я рада за тебя, ведь знаю, что такое получить свободу. — Спасибо, Хюррем. Вы с шехзаде подарили мне счастье. — отблагодарила я госпожу, — Только, я никак не найду Сюмбюля-агу. Ты не знаешь.. — Он все еще у повелителя. Ступай, ты можешь найти его там. — сообщила она Я еще раз поблагодарила Хюррем, попрощалась и ушла. Теперь предстояло идти по самому красивому месту во дворце — золотому пути к покоям повелителя. Ступив на него, я поняла, что иду по нему впервые. Конечно, когда я стала присматриваться, покои Сюмбюля мне были ближе золотого пути, ведь я не люблю роскошь. Роскошь не всегда значит счастье, потому что жить нужно там, где любишь. Все было невероятно красиво, но мне чуждо. Я порой была рада, что не стала наложницей и не была виновницей зависти, что куча платьев и дорогих украшений принадлежали мне. Хюррем я не осуждаю, ведь она по-настоящему любит повелителя, а не роскошь и золото. Ценности Махидевран, увы, отличались с точностью до наоборот. Передо мной появились двери в покои повелителя. Я подошла чуть ближе, но ничего не было слышно. Да и не подслушаешь, ведь у дверей стражники. Тогда я подошла к ним. — Скажите, Сюмбюль-ага все еще у повелителя? — Да, Атес-калфа. — ответил стражник, — Доложить повелителю, что вы пришли? — Нет, не нужно. Я зевнула и подошла к стенке. Время шло медленно, но через несколько минут двери открылись. — Сюмбюль, — подошла я к нему, — Что произошло? Зачем повелитель тебя вызвал? Он отвел меня в сторону. Его глаза светились от радости, тревога отступила. — Ничего страшного не случилось, Атес. — улыбнулся он, взмахнув красивым жестом в воздухе, — Завтра утром приходи в мраморный павильон. Я тебе кое-что покажу.13. Закат империи
11 апреля 2022 г. в 20:06
Пальцы прошлись по пробке, и она поддалась. Я открыла пузырек и поднесла его к губам.
Две женские, но при этом довольно сильные руки резко развернули меня, и я увидела обеспокоенное лицо Фахрие, которая быстро вынула пузырек с ядом из моей руки. Замахнувшись, она со всей силы бросила его об кафельный пол и он разлетелся на сотки осколков. Девушка жестко взяла меня за плечи и посадила на широкую подушку.
— Господи, Атес, ты что творишь? Одумайся! — воскликнула она, — Ты решила вот так взять и, ничего мне не сказав, выпить эту отраву?
— Фахрие.. — проговорила я, уткнувшись носом в ее плечо и постоянно шмыгая от слез, — «М-Махидевран.. Она..
— Ну же, рассказывай! — говорила она, с некоторой жалостью обняв меня
— Пришла новость, что повелитель ранен и может погибнуть. — говорила я, — Если это случится, то Махидевран-султан станет Валиде. Хюррем сразу сошлют, убьют всех ее детей, а я так и буду здесь, или где-нибудь еще, если не предстану перед Аллахом. Это так ужасно, Фахрие.
Девушка села рядом со мной и недоверчиво приподняла одну бровь.
— И дело только в этом, Атес? — улыбнулась она, — Прошу, скажи мне правду, не отрицай. Ничего не отрицай, я же все вижу!
Я начала анализировать все возможные варианты ответа, все еще шмыгая носом. Удивительно, что я никогда не говорила Фахрие о том, какая на самом деле была причина.
Я вздохнула.
— Я отправила Сюмбюлю-аге письмо, а его передала Хюррем-султан, когда по дороге в Манису заглянула в Эдирне. — проговорила я, оглядываясь по всем сторонам, — Вернувшись, Хюррем принесла не лучшие новости.
— Сюмбюлю-аге? — переспросила девушка, — Что ты ему отправила?
Я улыбнулась, вспомнив его карие глаза и лучезарную улыбку. Как можно умереть, если я не увижу ее снова. Перед глазами пробежали все моменты, которые я с ним провела. Это как целая жизнь.
— Сказала, что скучаю. Возможно, я его больше никогда не увижу. Это единственный в моей жизни человек, который мне теперь так дорог. — призналась я, — В течение стольких лет, всю мою жизнь я его любила. Каждый день я просыпалась с мыслью о нем, я любовалась им, я дышала им. Сюмбюль всегда был моей единственной опорой, смыслом моей жизни. Он для меня всё на свете, Фахрие. Мне тяжело быть одной, когда он далеко. Конечно, он мне пишет; я верю что он вернется, но стоит ли мне в это верить, если Махидевран придет к власти..
Фахрие слушала меня не перебивая, затем еще долго смотрела на меня своими темно-синими глазами.
— Значит вот в чем дело. Сюмбюль-ага. — заметила она, — Я давно видела любовь в твоих глазах, но ты меня довольно удивила. Я никогда бы на вас не подумала.
— Прости, я должна была рассказать тебе раньше. Со временем я практически перестала доверять людям и открывать свою душу. Уже был один такой случай, когда Нигяр рассказала о моей с ним связи. Нас тогда чуть не казнили, но все, хвала Аллаху, обошлось.
Фахрие на момент перестала меня слушать и вдруг схватила меня той же хваткой, что и в начале.
— И как тебе в голову пришло совершить самоубийство? — восклицала она, — Атес, где твоя былая сила? Где та Атес, которая может все, что хочет, и добивается всего, чего желает? Ведь твоей отваге можно было только позавидовать!
Я взглянула на нее глазами, полными слез.
— Как ты могла даже попытаться так поступить? — продолжала девушка более спокойным голосом, — Атес, ты же должна быть сильной. Только ради него ты должна держаться.
Я сделала несколько глубоких вдохов, вытирая слезы, и закивала головой. Фахрие немного ослабила хватку.
— Ты права, Фахрие. — согласилась я
Она взяла меня за руку и поставила на ноги.
— Я рада, что все обошлось. — закончила она, — Идем в гарем, отдохнешь.
Так дни продолжались. Хюррем не раз ездила в Манису и по пути в Эдирне. Сюмбюль продолжал отправлять мне письма, я их свято хранила.
«Еще ни разу в жизни мне не было так тоскливо. Руки опустились, никакие дела не делаются. Не хочется вообще ничего. Даже собственная жизнь мне не нужна теперь. Моя милая, Аллах свидетель, я хочу только тебя увидеть. Твоя красота, твоя душа и сердце стали мне дороже всего на свете. Сколько же счастья я видел в твоем взгляде, когда ты была рядом. Тогда мои глаза открылись и сердце полюбило. Почему же судьба нас так жестоко разлучает.
Атес, все ли у тебя хорошо, иншаллах? Я далеко, но я тебя все также вижу, я тебя слышу и я тебя понимаю. Сейчас всем очень тяжело приходится, но ты выстоишь, ты всегда была сильной. Никто и никогда не встанет на твоем пути, я знаю это. Я надеюсь, что мы встретимся снова, тогда мы станем счастливыми и все люди вокруг станут счастливыми. Сейчас я прошу от тебя одного, Атес: будь сильной как раньше, не падай духом. Обо мне не беспокойся, я все также с тобой, моя душа в твоих руках и ты всегда владела ею благородно и достойно.»
«День проходит за днем, а печаль в этом дворце только усиливается. Неужели все так и закончится, Атес? Возможно ли разрушить нашу любовь? Ни яды, ни кинжалы не способны на это. Наша любовь сильнее любого яда, прочнее любого кинжала, она даже глубже, чем воды Босфора. Никто и никогда не сможет разлучить меня с тобой, моя красавица. Помнишь, ты мне сама говорила: когда нибудь мы будем счастливы, я знаю. Сюмбюль-ага обещает, очень скоро это время наступит.»
Я перечитывала одно письмо за другим. Они приносили непомерное тепло и свет через каждую строчку. Их еще было много, к тому же они лежали вперемешку с моими. Некоторые были длинные, некоторые короткие, но каждое было по-своему прекрасно.
Прошло еще пару дней. Было красивое светлое утро, по небу бежали пушистые облака. Я развалилась на диванчике в гареме, держа в руках стопку писем, самым старым из которых было по десять лет.
— Атес, ты совсем не хочешь заняться работой? — предложила мне Фахрие
— А в чем смысл? — с насмешкой спросила я, — Махидевран-султан все равно меня отсюда не выгонит и на то причин много.
— Ты же видишь, сколько в гареме работы. А пока шехзаде Селим в походе, ты могла помочь.. — продолжала она
— Не хочу, Фахрие. — отрезала я, — Изо дня в день я и жду только новостей. Хоть одна маленькая весточка сделала бы мне легче. Что с шехзаде? Что с повелителем? Когда они вернутся из похода? Может быть что-то случилось, а до нас доходят новости в последнюю… очередь.
Тут в гарем ворвался Гюль-ага. На вид он был очень взволнован. Я чуть-чуть приподнялась с диванчика.
— Девушки! — закричал он, — Слушайте все и не говорите потом что не слышали! Повелитель жив и с победой возвращается из похода!
Я радостно закрыла рот рукой, Фахрие сверкнула глазами от радости и в то же время от удивления. Весь гарем заголосил весело и радостно.
— Есть и плохая новость. — продолжил Гюль-ага, — К великому сожалению, шехзаде Мустафа во время похода погиб. Поэтому гарем шехзаде Мустафы распускается!
Веселые возгласы наполовину затихли. Некоторые наложницы из гарема шехзаде Мустафы вскрикнули, другие принялись заливаться слезами. Я, полностью погрузившись в ситуацию, ощупью подошла к подоконнику и перевела взгляд на фиолетовый цветок, который распускал свои фиолетовые бутоны.
— Я вижу тебя эта новость очень обрадовала.
— А тебя нет, Фахрие? — улыбнулась я
— Грустно, что с шехзаде это несчастье случилось.
— Это верно, хуже и быть не может. — согласилась я, перейдя на шепот, — Но ты представь только. Фахрие, ты только представь! Сколько времени она отправляла нам жизнь. Ты хоть и позже меня прибыла в гарем, но не хуже меня знаешь как ее правление ужасно.
— Как мне с тобой не согласиться? — прошептала девушка и на ее лице заиграла еле заметная улыбка
Я снова посмотрела на свой фиолетовый цветочек и уже стала завязывать стопку писем лентой, как вдруг в гарем с царственным видом вошла Хюррем. Она держалась холодно. Было заметно, что она рада возвращению повелителя, но что-то все равно было ей не по душе. Она не взглянула ни на кого в гареме, шла погруженная в мысли. Когда она ушла, в залу вбежала злая и заплаканная Махидевран-султан. На нее был накинут черный платок, она вытирала им слезы. Увидев Хюррем, она в истерике стала ее догонять.
— Бедняжка, ей сейчас очень плохо. — вздохнула рядом Фахрие
Я хмыкнула в ответ.
— При первой возможности эта бедняжка уничтожила бы всех. Хюррем-султан и всех ее детей, меня, тебя и других. Никого бы не пожалела.
Мы еще несколько минут обговорили с Фахрие последние новости и скоро стали готовиться к встрече повелителя и шехзаде из похода.
Когда все было готово и все девушки выстроились в ряд, стали появляться госпожи. Хатидже-султан и Махидевран как всегда стояли рядом. После них встала Хюррем. Не удивительно, что она не стала выталкивать соперницу с места, ведь было ясно, что настроение у нее было не из лучших. Я не знала, с чем это связано, ведь все проблемы как будто закончились, но не на хорошей ноте, конечно. После Хюррем место заняла Гюльфем и еще кто-то. Я стояла чуть поодаль, рядом с Гюль-агой. Его круглое, как солнышко, лицо все время радостно улыбалось. Недалеко от Фахрие я заметила Нигяр. Вид у нее был не из лучших, кажется ее отношения с пашой портились. К тому же, Хатидже-султан устроила настоящий скандал в гареме, когда ее увидела. Хюррем пришлось потом долго терпеть ее истерику. Но сцена того, как Хюррем закрыла рот Хатидже-султан, не могла не принести удовольствие.
Двери гарема величественно распахнулись, все благосклонно отпустили головы. В залу вошел повелитель, а за ним двое шехзаде: Селим и Баязет. Они держались холодно друг с другом, так как всегда друг друга недолюбливали.
Повелитель подошел к каждой госпоже, затем дело дошло до Хюррем. Повелитель и двое сыновей радушно поприветствовали ее и она последовала вместе с ними.
Рядом со мной она ненадолго остановилась.
— Я про тебя не забыла, Атес. — улыбнулась она, — Возьми.
В ее руке показался маленький свиток пергамента. Она положила его в мою ладонь. Я подняла на нее взгляд, полный света. Вот-вот вернувшись из Манисы, и по пути из Эдирне, Хюррем передала мне это письмо. Сжимая в руке маленький свиток, я почувствовала, как быстро забилось сердце.
Тем временем повелитель и шехзаде никуда не уходили. После того, как шехзаде Селим поприветствовал всех господ, он сразу подошёл ко мне и велел идти за ним. Мы прошли дальше по коридору в его покои.
— Шехзаде. Хвала Аллаху, вы вернулись! — я поцеловала его руку и приложила ко лбу, — Этот поход принес нашему повелителю и вам с шехзаде Баязетом славную победу, иншаллах! Мы все огорчились, узнав о смерти вашего старшего брата шехзаде Мустафы.
— Это была доблестная победа, но она далась высокой ценой. Я потерял частицу своего сердца. — сказал он, и его лицо чуть потемнело, — Надеюсь, Атес-калфа, в гареме все обращались к вам с должным уважением? Всё ли было хорошо?
— Не стоит заботиться из-за этого, шехзаде. Все было хорошо. — благодарно улыбнулась я
— Тогда можешь идти, только вино можешь принести.
— Шехзаде, — вкрадчиво произнесла я, — Я не думаю что сейчас самое время. Вы ведь только приехали.
— Хорошо, принесешь позже. — махнул рукой Селим, — Ступай, Атес-калфа.
Я поклонилась шехзаде, и, как только покинула его покои, отошла подальше и быстро развернула свиток, чуть ли не выронив его из рук. Строчки были написаны неровно, явно второпях, но все также аккуратно и красиво.
«Атес, если ты читаешь это письмо, значит я уже в пути. Я возвращаюсь назад в Топкапы, скоро буду на пристани. Приходи туда, когда все узнаешь.»