***
Япония совсем другая. Удивительная. Самобытная. И люди тут тоже другие. И мафия. Хаято, если честно, не очень хотелось ехать сюда, но от таких предложений нельзя отказываться. Он хоть и взрывной, эмоциональный и «независимый», но не дурак. Если его возьмут в Вонголу, это откроет перед ним недоступные ранее возможности и даст более устойчивую и четкую цель. Он сможет добиться большего. Сможет показать своему родному отцу, как сильно тот заблуждался на его счет. Ему приходится снять квартиру, подать документы в среднюю Намимори, а потом выслушивать долгий инструктаж о том, что на территории школы делать можно, а что категорически нельзя. Но Гокудере как-то максимально похуй на запрет курения и японский дресс код, поэтому, как только он выходит из душного здания, кишащего учениками, меж пальцев мелькает сигарета, и он делает затяжку. Завтра его ждет встреча с «возможным» боссом. Он почти не волнуется, не чувствует терпкого предвкушения. Лишь хочет поскорее уехать из этой, будто все еще оторванной от остального мира, страны. Он всегда противоречил сам себе, и два абсолютно разных желания (свалить в родную Италию и показать себя, присоединившись к Королевской семье) в этот раз исключением не стали. На следующий день он идет в школу. Учитель, запинаясь, пытается представить Гокудеру классу. Однако парень, совершенно не обращая внимания на обычных, гражданских людей, сразу выцепляет взглядом того, кто подходил бы под описание кандидата в боссы Вонголы. Карие глаза смотрят на него со страхом и какой-то вялой обреченностью. Видя это, а также не самый презентабельный вид своего теперь уже одноклассника, Хаято моментально заносит Саваду Тсунаеши в свой список лицемеров-мудаков, потому что он ни на йоту не верит устроенному спектаклю. Ведь люди, связанные с мафией, просто не могут вести себя так по-настоящему. Сейчас Гокудера зол как гребанный черт, потому что — давайте будем честны — он был бы зол, видя любого, кто лишь из-за своего статуса, данного с рождения, ставил бы себя выше него. Это делали, на секундочку, практически все встреченные им мафиози, так что было бы удивительно, если бы наследник Вонголы чем-то отличался от основной массы. Ну и, конечно же, кому как не Хаято знать, что из себя представляют «великие» боссы — с его-то родным отцом. Так что Саваду он уже заочно ненавидит, что и показывает прилюдно, опрокидывая его парту и грозно пялясь на спектакль одного не самого удачного актера на протяжении всего урока. То, что он видит во время волейбольного матча, рушит его представление об этом парне. Теперь Гокудера абсолютно уверен в том, что Савада — отбитый. Тот делает очень стремные и неоднозначные вещи, от которых его новые одноклассники счастливо орут во всю глотку. Хаято знал, что у них различный менталитет, и даже слышал о том, что трешовый и сортирный юмор у японцев в почете. Но такого накала пиздеца он явно не ожидал. Когда Гокудера тащит за собой Саваду, чтобы «поговорить» на улице, оказывается, что отбитый на самом деле вовсе не возможный Десятый, а его репетитор Реборн, который нагородил обоим хуйни с три короба и с увлечением смотрел на то, как Хаято пытается пришить его ученика. Который о мафии, кажется, вообще ничего не знает. Гокудера хмыкает и со злостью бросает: — Ну все, покеда, Десятый. Исчезни! И кидает в него шашки динамита. Скептично смотрит на попытки затушить все фитили и философски размышляет о том, как это убожество вообще дожило до своих четырнадцати.***
Хаято всегда противоречил сам себе. Его штормило между двумя крайностями, как крохотную лодочку в Тихом океане. Пару минут назад он клялся сам себе, что убьет нахрен Десятого босса Вонголы, а вот уже сейчас он стоит перед ним на коленях и умоляет взять себя в семью. Потому что он, кажется, наконец-то отыскал достойного человека, который сможет дать ему смысл, который сможет им стать. Он ни за что не позволит себе упустить его. Если он не сделает этого, то будет корить себя всю оставшуюся жизнь. Тепло, исходящее от Тсунаеши — будто родное. Оно притупляет глубокий отпечаток боли и злобы в измученной душе мальчика-ублюдка, дарит надежду на то, что не все люди в мафии являются монстрами и жуткими уродами. По крайней мере, Джудайме точно не такой. Джудайме сильный (смог на чистой воле потушить все фитили и предотвратить взрывы!), добрый (он спас Хаято, хотя и знает его всего ничего!), а еще он не смотрит свысока и при первой же возможности просит Хаято подняться с колен. Но самое главное — Джудайме настоящий. Он не пытается строить из себя непонятно что, не смотрит оценивающе, как на товар. Гокудера готов вцепиться в него как в спасительный круг и никогда не отпускать. Только что он нарушил очередную заповедь и создал себе идола. Его это совершенно не беспокоит, потому что теперь нужды искать спасения в вере попросту нет.***
С каждым разом это закрадывается все дальше вглубь, внутрь, в самое сердце. Хаято старается это спрятать, оправдать, но Реборн насмешливо усмехается, а бейсбольный придурок закатывает глаза на все попытки. Гокудера и сам знает, что только он виноват в том, что его любовь и обожание к своему идолу, другу, к своему Боссу вылилось в это неуместное чувство. Назвать его неправильным не поворачивается язык. Ведь это самое прекрасное, что он чувствовал в своей жизни. За все это время, пока находился рядом, помогал, защищал, он успел прикипеть к Саваде всей душой. Нео Примо Вонгола был для него практически всем, в то время как Хаято был лишь одним из. Хотелось стать ближе, быть таким же важным и нужным, каким Тсунаеши был для него. Он прямо выражал свое восхищение и обожание на публике и перед самим боссом. Но все еще не мог признаться кому-то еще, кроме себя, в том, насколько далеко его любовь к Джудайме зашла. Джудайме, его путеводная звезда, горящая во тьме мафии, с каждым пройденным испытанием не терял свою доброту и любовь к друзьям. Ничто не могло омрачить его образ в глазах Гокудеры — ни чужая кровь на руках, ни необходимые приказы. Это был человек, который не строил из себя святого, а просто был для Гокудеры именно таким. С запачканными руками, в той же канаве, что и он сам, но со своей доброй и понимающей улыбкой, с крепкими объятиями и поддержкой. У каждого свой свет, своя вера, необходимый человек, маленькие увлечения и радости в жизни. То, что делает тебя живым, дает стимул совершенствоваться и идти дальше, невзирая на преграды. У кого-то это — вера в религию, а у Хаято — вера в Джудайме. И Гокудера не готов потерять все то, что имеет сейчас. Не готов проверять своего босса на прочность и толерантность. Ведь одно дело, когда тобою просто восхищается кто-то, и совсем другое, когда этот кто-то питает к тебе платонические и не очень чувства. У него нет и шанса, а попытки хотя бы помешать конкурентам каждый раз заканчиваются так, что хочется истерично смеяться. Он сидит в своем кабинете, закуривает очередную сигарету. Ему вообще-то надо работать, но сейчас правильного настроя совершенно нет. Рядом весело щебечет Бьянки, рассказывая о том, как пройдет свадебная церемония. Она обнимает брата, упрашивает его помочь ей с торжеством. Но Гокудера лишь отворачивается, стараясь скрыть свое пренебрежение подобным. — Отца не будет, и даже матушка не придёт. Так что на тебя нашло, Хаято, разве это не радует тебя? — Бьянки спрашивает почти обижено. Она ослеплена, и теперь Гокудера видит это еще четче, чем раньше. — Ты уверена в том, что все пройдет хорошо? Ты уверена в том, что ты будешь счастлива с ним? Что он любит тебя? — Конечно! А как может быть иначе? Он же наконец-то согласился сделать это! — восклицает девушка. Хаято сомневается. С того момента, как он приехал в Японию, и по сегодняшний день прошло довольно много времени. И он успел не только освоить все предоставленные ему виды пламени, осознать свои истинные чувства к боссу и стать Ужасающей Правой Рукой, но и выяснить отношения с сестрой и понять, что он любит ее как свою единственную кровную семью, как того человека, что проходит такой же путь невзаимности, что и он. Он знает: Реборн не любит Бьянки настолько, чтобы жениться. Реборну свадьба в тягость, а обручальное кольцо — как сдавливающий шею ошейник. Это же понимают и все остальные, кроме самой Бьянки. Ослепленная своей безумной любовью, она готова пойти абсолютно на всё ради того, чтобы Реборн был рядом с ней. Еще с самого начала, когда Аркобалено имели вид младенцев, это выглядело странно и неправильно. Будто она специально выбирала самую сложную и недостижимую цель. Гокудера чувствует нечто похожее и в своей ситуации. Он знает, что сестра просто не может смотреть в ту сторону, где нет её любимого Реборна. Вот только расхождения есть, и семейный талант у нее выражен куда явнее, а аналитических способностей меньше, чем у него самого. На свадьбу не придут родители, а все вокруг воспринимают это как очередной фарс и шутку Реборна. Он любит свою сестру и не хочет, чтобы она или её репутация пострадали. — Пожалуйста, будь осторожна. Не давай ему вытирать о тебя ноги, — звучит как самое ужасное свадебное напутствие во всем мире, но Хаято трудно сдержать себя и свои мысли. Он все еще очень надеется на благоразумие Бьянки, которая сама должна понимать, что все её мертвые бывшие — правило, а не исключение.***
Впервые он почувствовал это в свои шестнадцать. Привычно гуляя с Джудайме и придурком, они обсуждали, что следует сделать Тсуне, чтобы впечатлить Киоко на их первом свидании. Гокудера подкидывал смешные, несуразные идеи, пытался свести все в шутку и старательно игнорировал слишком громкий смех Ямамото рядом, который явно угорал не с его панчей, а с самой ситуации в целом. Такеши старательно подкатывал к нему на протяжении уже нескольких месяцев. Гокудера, честно, не хотел знать, почему в бейсболисте вдруг неожиданно проснулся интерес к его скромной персоне. Но даже такой победитель по жизни, человек, умеющий превратить всякую любовь в спорт, довольно скоро понял, что для Хаято будто вовсе не существовало других людей, кроме его дорогого Джудайме. И вот, прямо сейчас они находятся в каком-то супер уебском любовном многоугольнике. Не хватало только влюбленности Сасагавы в самого Такеши, ей-богу. Гокудера злится. Ненависть к идолу их школы растет и множится в нём в просто невероятных масштабах. Кажется, что скоро он захлебнется в этом яде из ревности и невзаимной любви. Он сам не понимает, когда успевает сделать это. Сасагава вместе с Миурой традиционно едят тортики в одной из их любимых кондитерских. У Киоко клубничный, у Хару бисквитный. Главное — не перепутать. Он подходит к ним, что уже немного странно — ведь обычно он их всех, а именно раздражающих элементов, по ошибке являющихся друзьями Джудайме, обходит десятой дорогой. И Киоко и Хару выглядят удивленными, но очень радостными. Они делятся с Хаято последними новостями и сплетнями, советуют, какие тортики здесь самые вкусные и свежие и даже приглашают так же посидеть тут с ними на следующей неделе. — Мне хватит лишь одного прикосновения, — с хладнокровной решимостью думает подрывник. Кончиками даже не пальцев, ногтей, он касается тарелки, на которой лежит аппетитный кусок клубничного торта. Он еще не знает, получилось ли у него, но уже сейчас, после того как Киоко доела последний кусок, он начал сомневаться в правильности своего поступка. Вечером он не находит себе места. Ходит из одного угла комнаты в другой и не может остановить нарастающее чувство паники. В итоге он все же решает позвонить Джудайме и спросить у него о том, как прошло свидание. — Ох, ну, его сегодня не было. Киоко-тян стало плохо и она осталась дома, — в голосе босса слышалась легкая грусть и беспокойство. И, ох. Это совсем не то, что хотел услышать Гокудера. — Понятно... Но ничего, Джудайме, не расстраивайся! Я думаю, совсем скоро она поправится, и вы сможете сделать все запланированное! — он старается говорить так, как делает это всегда, скрывая истерические нотки и вот-вот готовый сорваться голос. — Спасибо тебе за поддержку, Гокудера-кун, — из-за тепла в этом голосе Хаято хочет удавить сам себя за все, что он успел сегодня натворить. Попрощавшись с боссом, он еще долго лежал на своей кровати и думал о сегодняшнем дне. Его разрывали противоречивые чувства. Понимание собственной низости и невозможной ревности (как ты можешь ревновать кого-то, если этот кто-то тебе даже не принадлежит?) с силой било по мозгам. Он ненавидел себя, свое происхождение, свою способность, но как же чертовски сильно он любил своего босса. Если ему нельзя любить открыто, то он будет это делать тихо. И больше никогда он не сделает подобного и не встанет между боссом и человеком, которого тот любит. Так он тогда решил. Роль препятствия оказалась слишком тяжела для него. Быть просто Правой Рукой было куда легче.***
Уже сидя в ЗАГСе вместе с остальными гостями, Гокудера понимает, что все идет по пизде. Реборна нигде нет, а Бьянки готова идти искать его по всей Италии и разносить все вокруг. Сам Хаято хочет Реборна убить, медленно и мучительно, чтобы тот понял свою ошибку и больше никогда не морочил голову его сестре. Он шепчет: «Убью, я его убью.» Но понимает, что все это плохо закончится, и берет себя в руки. Все начальные мероприятия прошли неплохо, но как только речь зашла о штампе в паспорте, пронырливый жених свалил в далекие дали. Сидящий рядом Джудайме нервно сглатывает, но все же поднимается со своего места и идет успокаивать невесту на правах ученика Реборна. Гокудера опережает его и в одном порыве обнимает свою сестру, так неосмотрительно полюбившую эгоистичного мудака. Бьянки сегодня особенно красива: в белом, расшитом драгоценностями платье, с красиво уложенной прической. Сейчас она могла олицетворять собой эталон эстетичности и нежности, если бы не билась в тихой истерике в его объятиях. Именно в этот момент все гости начинают понимать, что шутка зашла слишком далеко и Реборн явно в этот раз перегнул черту. Все это дорогое убранство и пафосные декорации не стоили слез этой женщины. Тсунаеши извиняется за своего учителя и пытается хоть как-то исправить патовую ситуацию. У него должно получиться — все же он теперь босс Вонголы и имеет куда большую власть и привилегии. Хаято благодарно кивает, шепчет одними губами «спасибо» и уводит девушку подальше ото всех. У сестры размазан макияж, руки трясутся, и она не может прекратить плакать. Гокудера отводит ее в уборную и помогает с этим. Он даже не хочет представлять и толику того, что она сейчас чувствует. Когда-то давно, еще когда Тсунаеши не был боссом, а Реборн был в форме младенца, все обошлось. Сейчас — нет. — Соберись. Вытри слезы и встань прямо, — Хаято говорит четко, почти жестко, — ты еще найдешь свое счастье, я в это верю, — уже тише и ласковей добавляет он. — Я не… никогда не найду, — она тяжело выдыхает и проводит все еще дрожащими руками по мокрому лицу, — Ты и сам это знаешь. Гокудера отводит взгляд в сторону, кивает и за руку выводит её из здания. Впервые за долгое время он готов вернуться домой. Но только ради сестры.***
Он, узнав в подростковом возрасте всю правду от Ядовитого Скорпиона, пытался оттолкнуть от себя людей, зная, что ничем хорошим это не закончится. Наглядным примером была как раз-таки она — Бьянки, что своей силой буквально травила всех, кто подбирался к ней достаточно близко. Но нашлось исключение. Реборн, он же Аркобалено Солнца, имел иммунитет к большинству видов ядов и был сильнейшим Солнцем во всем мире. Способность сестры его не брала. Поэтому, когда сложились все карты, она влюбилась в Реборна и поняла, что тот абсолютно устойчив к её воздействию, Бьянки была счастливой, радостной и полной любви. Впервые за долгое время. И хоть у Хаято семейная способность была развита куда меньше, его опасности как партнера это не убавляло. И теперь он отчетливо понимал, что значили те слова отца о любви. У Джудайме, в отличие от того же Реборна, никакого супер-пупер иммуннитета к ядам не было, что делало его еще более недосягаемым и далеким. — Когда-нибудь я все равно сделал бы это, — размышлял Гокудера, рассматривая под собой возбужденное женское тело. Ему было больше любопытно и интересно, чем что-либо еще. Это был своего рода эксперимент, и воспринимался он как необходимость. Возможно, это и было аморально, но он нуждался в этом знании. Он внимательно отслеживал каждую реакцию своей новоявленной любовницы, не вызывавшей у него и толики того отклика в душе, что он чувствовал, находясь рядом с Джудайме. Девушка не умерла сразу, что уже являлось определенным плюсом. Но спустя две недели постоянных встреч она слегла с тяжелой болезнью, которая должна была пройти через некоторое время. Но было ясно, что если они продолжат и дальше встречаться, то болезнь станет хронической или вовсе смертельной. Хаято был просто, блять, в отчаянии.***
Когда Реборн возвращается, то понимает, что в этот раз он переплюнул самого себя. Бьянки и Гокудера Хаято уехали. Куда? Домой. Собственные ученики и приятели ополчились на него и вовсю осуждали то, что случилось на «свадьбе». Он лишь прикрывал глаза полями шляпы да вздыхал с облегчением, отвязавшись от навязчивой и безумной женщины, что готова была сталкерить его двадцать четыре часа в сутки. Ну а что еще поделаешь, если Бьянки не понимает слов и делает только то, что хочет одна она? Узнав новость о том, что она вскоре переймет главенство у своего отца, он радуется, что эта глупышка наконец-то взялась за ум и свои обязанности. Повстречав вскоре на мафиозном приеме статную, вежливую, просто идеальную Бьянки и заглянув в ее холодные и безжизненные глаза, Реборн все же понимает, что, похоже, он крупно проебался. Она пусто улыбается ему, просто приподнимая уголки накрашенных губ. На руке, переливаясь разными цветами, блестит кольцо. Уже через секунду она, совершенно не меняясь в лице, поворачивается к другим мафиози и обсуждает с ними свой новый опыт в новой роли. Сейчас она — преемница босса, выполняющая свои светские обязанности. А ему следует отойти подальше и не вспоминать, черт возьми, все их безумные приключения и выходки, которых уже не будет.***
Вернувшись в отчий дом, пусть и всего лишь для того, чтобы поддержать Бьянки, Хаято чувствует себя максимально неуютно. Все вокруг очень сильно изменилось. Сад совсем другой, обслуживающий персонал уже не тот, который помнил Гокудера, да и само здание… — Года четыре назад произошла большая стычка между семьями, нижний этаж снесло взрывом. Второй и верхний — тоже, — заметив его вопросительный взгляд, объясняет Бьянки. Он совсем не следил за той, другой своей семьей, полностью окунувшись в Вонголу и свою работу в ней. И Хаято не жалеет об этом, совсем нет. Просто… есть вещи, которые он сейчас сможет узнать только здесь. Когда он впервые за это долгое время здоровается со своим отцом, то усмехается. Совсем не такой, как в его воспоминаниях, его отец сейчас стар и слаб. Седину можно было бы закрасить краской, но тогда бы пришлось подкрашивать и пышные усы, чего он не сделал. Наконец-то кое-кто все же принял свою старость и скорую смерть как данность. Бьянки, стоящая рядом, отводит глаза, понимая, что скоро место отца полностью перейдет к ней. Хаято уже созрел для серьезного, а главное, нужного разговора с отцом. Бьянки оставляет их двоих наедине, и первое, что спрашивает Хаято, касается не его матери, нет. В делах прошедшего он более-менее разобрался на собственном опыте. Теперь он хочет знать о том, что мог бы потерять, если бы оно у него было, конечно. Хаято зажмуривается, проводит рукой по лицу, чтобы просто перестать представлять ту утопию, где босс принимает его чувства, а семейная способность дает сбой. Отец воспринимает этот жест как настраивание себя на серьезный разговор и говорит расслабиться. После всего того, что произошло в прошлом, это предложение звучит так неуместно, что Хаято еле сдерживает смешок. Но сейчас ему и правда безумно важно знать. — Что можно делать, а что — нельзя? Насколько близкий контакт носителя семейной способности ведет к осложнениям и смерти? — Хаято спрашивает, подбирая слова. Все равно в этом месте он не сможет расслабиться ни на миг. То, что он не единственный в своем роде, радует его: опираясь на опыт родственников, можно точно понять, что безопасно, а что приведет к летальному исходу. — Значит, и у тебя она есть… Бьянки рассказала тебе? Почему ты тогда не задал этот вопрос ей? — это проверка на его осведомленность и отношения с сестрой. И лучше уж Хаято сыграет в плохого брата, чем станет показывать то, насколько стал привязан за последние годы к Бьянки, которая уже открыла ему все детали своего происхождения. — Ее способности и мои совершенно на разном уровне. Я и вполовину не настолько ядовит, как она. — Знаешь причину этого? Того, почему Бьянки более ядовитая? — мужчина, сидящий перед ним, устало трет переносицу. Он выглядит, как человек, что раскаялся во всех прегрешениях и сейчас несет на себе тяжелый груз вины. Гокудера не верит, потому что знает, что несмотря на весь напускной вид его все еще прощупывают. Он усмехается — улыбка выходит кривой и неприятной. Ему отца не жаль, даже если тот и на самом деле понял все свои ошибки. — Нет, — срывается так легко и естественно. Конечно, он врет. Бьянки уже давно рассказала, почему его мачеха живее всех живых, в то время как тело Лавины продолжает разлагаться в земле. Другое дело, что Бьянки нельзя было говорить ему об этом. О том, что её мать из младшей ветви их семьи и является дальней, но родственницей отцу и обладает той же силой. Что и сделало сестру настолько ярко выраженно ядовитой. — Хорошо, — мужчина кивает каким-то своим мыслям, — тогда начнем с того, что…***
Встреча с семьей прошла куда спокойнее, чем Хаято ожидал. Но это и не удивительно: с возрастом он избавился от излишней импульсивности, а сейчас, после разговора с отцом, он понял те моменты своей биографии, которые почему-то никто не удосужился в объяснить в детстве. Например, из-за чего именно его мать медленно, но верно, погибала. Что, в общем-то только усугубило его плохое отношение к отцу… Разве разумно это, зная о последствиях, все же перевести отношения с любимым человеком в горизонтальную плоскость, тем самым изменив своей законной жене? Мерзко. Просто отвратительно. Он не жалеет, что когда-то все же сбежал из отчего дома.***
Тсуна не должен игнорировать это. Правда же? Гокудера Хаято, Правая рука, верный товарищ и друг. Этот человек всегда рядом с Тсунаеши, готовый помочь и спасти своего босса в любой момент. Как и сейчас: он выручает его с документацией и внутрисемейными делами. Тсуна скашивает взгляд на друга, шумно выдыхает. Каждый раз, замечая, как сильно им увлечен его собственный Хранитель, он закрывал на это глаза, считая, что так им обоим будет лучше. До этого дня. Это ведь просто что-то, что игнорировать нельзя, верно? Когда Реборн заваливается к нему в кабинет, дает воспитательный подзатыльник и на серьезных щах заявляет: «Твоя Правая Рука любит тебя. Обрати на это внимание. Перестань убегать от сложных разговоров и просто сделай то, что должен». Ему хочется спросить у этого гребанного массовика-затейника: — Почему ты сам так не поступил? Хей, так сложно было в той ситуации с Бьянки просто… поговорить? Разъяснить все, вместе решить и разойтись. Не устраивать шоу, а перестать блистать и просто по-человечески поговорить. Тсуна хмурится: ему совершенно не нравится то, что происходит в последнее время. Но сейчас игнорировать Хаято становится сложнее. Особенно после беседы с Реборном, который, кажется, решил, что раз у него ничего не вышло, то надо, чтобы хотя бы у Тсунаеши все было заебись. Его Хранитель выглядит подавленным. «Наверно, это из-за произошедшего на свадьбе Бьянки и Реборна, или после визита в родной дом» — думает Савада. Тсуна хочет его подбодрить, сказать, что все будет хорошо, и крепко обнять. Но в последнее время он стесняется общества Урагана, теперь уже точно зная, что тот испытывает к нему не очень дружеские чувства. Хаято красивый, умный, надежный и очень близкий. Но несмотря на все это, Хаято никогда даже не рассматривался Тсунаеши в качестве партнера. Совершенно не тот типаж, что внешне, что внутренне. Совершенно не тот пол. Что ж, это совершенно не тот человек, которого любил Савада. Да, Хаято очень классный, но только как друг, как товарищ и Хранитель. Тсуна надеялся, что Гокудера перегорит и найдет кого-то более подходящего. Кого-то, кто любил бы Хаято в ответ. Но шли года, у Сасагав, что брата, что сестры, уже были свои семьи. Да и большинство Хранителей уже давно нашли себе спутников жизни, только Гокудера и Хибари-сан были одинокими в этом плане: у Хибари были слишком высокие стандарты, которые многим и в страшном сне не снились, а Хаято был беззаветно влюблен в своего босса. И хоть у самого Тсунаеши тоже никого на горизонте не намечалось, это не значило, что он готов пойти против себя и своих принципов и вслепую упасть в объятия своей Правой Руки. Он любил Гокудеру ровно так же, как и всех своих остальных друзей, ни больше, ни меньше. И на этом все и должно было закончиться — тогда, когда Тсуна все для себя решил и окончательно зафрендзонил Хаято. И вот сейчас Тсунаеши сидит и уже несколько минут просто бездумно смотрит на своего зама, пытаясь подобрать правильные слова. Так, чтобы не сразу в лоб, но и чтобы было понятно, что именно он имеет в виду. — Хаято, сегодня вечером ты свободен? — Да, Джудайме, конечно, — Гокудера смотрит на него мутным, уставшим взглядом. Полностью погруженный сейчас в работу, он выглядит изнеможденно. Ему нужно отдохнуть. Поспать хотя бы несколько часов. У Тсунаеши внутри все обрывается, когда он видит его в таком состоянии. Он отчетливо ощущает свою вину: именно из-за него Хаято так сильно и с такой отдачей погружается в работу. — Зайди ко мне примерно к девяти, мне нужно кое-что обсудить с тобой, — Тсуна знает, что даже если Гокудера и был занят на это время, то он бы никогда об этом не обмолвился, потому что для него Джудайме всегда на первом месте. Хаято кивает, опирается ладонями о стол, чтобы подняться и сходить за нужной папкой в свой кабинет. Когда дверь за ним закрывается, Тсунаеши хватается за голову и глухо стонет. Тяжелые разговоры личного плана он не любил.***
В комнате светло, чисто до блеска: личная горничная босса хорошо постаралась; по-приятному тепло, даже уютно. Хаято не очень хорош в быту, и его хоромы по сравнению с покоями босса выглядят блекло, отчуждённо. Он садится на мягкий диван, смотрит на босса, ожидая его слов. Тсунаеши стоит у книжного шкафа, в задумчивости водит пальцами по корешкам книг. Ему хочется оставить все так, как есть сейчас. Но по-хорошему все вопросы должны быть выяснены и закрыты. Он отходит от шкафа, поворачивается к Хаято и спокойно, будто между делом спрашивает: — Гокудера-кун, почему у тебя до сих пор никого нет? Вокруг же много прекрасных девушек, которым ты нравишься. Хаято хмыкает. Вопрос звучит неправильно: не так, как он бы звучал из уст того, у кого эти самые отношения есть. Он все еще не хочет проверять на терпимость своего босса, который, кажется, уже все знает, или признаваться в своей больной тяге к нему. Лучше, если он переведет тему. — Вы тоже много кому нравитесь, но почему-то все еще одиноки, — выглядит как обычная подъебка или огрызание на босса. Хаято жмурится, берет в себя в руки и добавляет: — Извините. Я просто не хочу лишних смертей. Тсунаеши поднимает в удивлении брови и почти сразу хмурится. Это совсем не тот ответ, что он ожидал. — Что ты имеешь в виду? — недоуменно спрашивает и подходит ближе. — Вы — мой босс. И я считаю, что вы должны знать это, — Хаято прикусывает губу и отводит взгляд в сторону. Он не хочет, чтобы кто-то посторонний знал это, но Джудайме — не чужой ему человек. О нет. Он самый близкий, самый надежный, и ему точно позволено знать то, о чем другие никогда и краем уха не услышат, — хоть это и касается только меня и моей семьи, я расскажу вам. Тсунаеши подсаживается рядом, увлеченный новой темой, которая сейчас куда интереснее и привлекательнее, чем выяснение рамок и границ их отношений. — Ты же знаешь, что Бьянки может превращать все в яд? В основном еду, но и не только. — Гокудера усаживается поудобнее и облокачивается на спинку дивана, стараясь как можно понятнее все объяснить. Тсуна кивает, смотрит на Хранителя внимательно и видит, как при следующей фразе тот кривит свое лицо в гримасе отвращения. — Я тоже так могу. В теории, не на практике. Это семейный талант, и он куда сильнее у Бьянки, чем у меня. И я, и сестра — ядовитые. Савада чутко слушает, пытается понять, как это соотносится с тем, что Хаято не хочет никого убивать. — Нам нельзя никого любить, кроме нас самих — так мне когда-то сказал отец. И он был прав. При близком физическом контакте, что я, что Бьянки травим людей, — Хаято сцепляет руки в замок и поднимает глаза, до этого смотревшие в пол, на Джудайме. У Тсунаеши глаза огромные, как в давние времена, когда его еще могло что-нибудь удивить. — Насколько близком? — Окей, этот вопрос же не выглядит глупым или грубым? По крайней мере, Тсуне очень хочется знать, не откинется ли он после всех обнимашек и дружеских похлопываний со своим Хранителем. — Ммм, — Гокудера прикрывает глаза и говорит тише, чем до этого, — Очень, очень близком. Если еще конкретнее, то всякие практики с проникновением — табу. Остальное не так страшно и почти ничего после себя не несет. Тсунаеши тяжело выдыхает и все же лезет обниматься — потому что Гокудеру жалко, потому что хочется как-то приободрить и помочь. Хаято с силой вцепляется в чужой пиджак, пытаясь прижаться теснее и как можно незаметнее втянуть в себя носом любимый запах босса. С тем, что ему не дано познать все разнообразные прелести половой жизни с живыми людьми, он уже давно смирился. С тем, что Джудайме никогда не будет любить его так, как любил когда-то Сасагаву Киоко — тоже. Но не до конца, ох, не до конца. Эта оставшаяся сила его эмоций заставляет его стиснуть зубы и еще сильнее цепляться за свой единственный свет, ради которого он прямо сейчас готов отказаться от всего. От веры, от семьи, от Пламени — лишь бы Джудайме был рядом и обнимал его вот так, как сейчас. С этим теплом и поддержкой. Гокудера отстраняется сам. Потому что нельзя так думать. Нельзя так любить своего босса. — Все нормально. В этом нет ничего страшного, — ведь и правда нет: единственный человек, которого он любит, все равно невыносимо далек от него и не может любить его так, как нужно самому Хаято. Тсунаеши кивает, и ему уже совсем не хочется затрагивать тему того, какие именно отношения должны их связывать. Хочется защищать, оберегать, успокаивать. Хочется еще раз обнять, привычно услышать хрипловатый от курения сигарет голос и не беспокоиться о том, как воспринимают это все остальные. Слишком значимое место в его жизни занимают друзья. И даже зная то, что Гокудера неравнодушен к нему, он не станет отталкивать его или как-то это порицать. А Хаято рад — рад уже тому что имеет сейчас, в данный момент. Приторно-сладкого хэппи-энда в их истории быть и не могло, и он знает это. Потому что люди не влюбляются и не меняют свою ориентацию по щелчку пальцев, потому что нетрадиционные отношения — в глазах других людей что-то ужасное и мерзкое. Потому-то это правильно — оставить все так, как есть. Меньше от этого его любовь к боссу точно не станет. Это все еще самое прекрасное и невероятное чувство. Да, оно определенно заставляет его страдать от невзаимности, но за столько лет он с ней почти смирился. Если его сестра чувствует то же самое по отношению к Реборну, то он даже не станет убивать этого недоженишка. Гокудера никогда не говорил этого вслух, но сегодня скажет все-все-все, что хочет знать Джудайме. Потому что теперь он уверен, что его не прогонят и не осудят. Эта уверенность пришла с тем, как крепко его совсем недавно обнимали. Он действительно долго держал это в себе, и если продолжит в таком же духе, то просто взорвется. — Я люблю вас, — он несмело улыбается и повторяет: — Я люблю вас, и именно поэтому нет ничего страшного в том, что я не могу близко контактировать с другими людьми. Ведь я хочу делать это только с вами. Это не так уж и страшно — лишиться чего-то, чего в любом случае бы не было. Я ни на что не претендую. Я просто хочу быть рядом и видеть то, что с вами все хорошо. Тсуна кивает. На губах у него горькая улыбка, и ему искренне жаль, что он не может дать своему Хранителю все то, что не «просто», а «сложно». Теперь уже надеяться на то, что Гокудера найдет себе кого-то более подходящего, глупо. Но он постарается хотя бы просто проводить с Хаято больше времени и чаще разговаривать с ним о чем-то, что не касается работы. Не потому что ему жалко своего друга, а потому что тот того заслуживает.***
У Хаято кружится голова, и он, кажется немного задыхается. Ощущение, что в горле застрял отравленный кусок гребанного торта, не оставляет его с того самого момента, как он покинул комнату босса. Ему недостаточно. Ему не хватает быть просто одним из. И ни черта он не смирился, он хочет претендовать на большее. Он… Постарается сделать все, чтобы эта история превратилась в ебанный хэппи-энд. Где все любят друг друга. Где Джудайме любит его. Он не может упустить этого прекрасного человека, что стал для него абсолютно всем. Если он сделает это, то будет корить себя всю оставшуюся жизнь.