— Говорят, что вампир может и не убивать человека. Это правда?
— Отчасти. Если голод не слишком велик, может хватить и безопасной нормы в 300-500мл. Тогда все, что грозит человеку — головокружение и плохое самочувствие на пару часов. Однако, если вампир голодал больше двух недель, остановиться на полпути практически невозможно. Даже теплые чувства к жертве не спасут ее.
— Это значит, что голодный вампир может убить даже любимого человека?
— Все индивидуально. У нас есть легенда, повествующая о любви лорда Ван Джоуи и леди Мелиссы. Лорд был вампиром, а леди — обыкновенной дворянкой. Они любили друг друга сильнее, чем кто либо, и лорд отказывался пить кровь любимой. Однажды лорда ранили охотники на вампиров, и он с трудом вернулся домой. Он мог бы восстановиться, если бы выпил достаточно крови, но, к сожалению, тогда еще не было принято держать кровавых рабов. И даже ради спасения своей жизни лорд не испил ни капли крови своей леди, даже когда та умоляла его. Лорд умер, а леди, не справившись с утратой, пустила «бесполезную кровь, сгубившую любимого» на мостовой и спрыгнула в реку.
— Р-романтично…
— Это всего лишь легенда, но Лорд и впрямь существовал, и впрямь умер в достаточно молодом для вампира возрасте. Его жена была обыкновенной женщиной и умерла в расцвете сил уже после кончины Лорда. Доподлинно ничего неизвестно, но лично я предпочитаю считать, что истина недалека от этой истории.
— Хорошо… Значит, любовь может спасти человека. Это… Хорошие новости.
— Прошу вас не обольщаться. Не зря эта легенда так известна — такой случай один на столетие. Должно быть, кровь леди просто была несовместима с предпочтениями лорда.
— Хм? Разве кровь отличается?
— Естественно. Это как спросить, отличается ли мясо от овощей. Человеческая кровь имеет очень большой спектр вкусов, но почувствовать его могут лишь вампиры. Я знаю, что некоторые особенно обеспеченные рода могут иметь до пятидесяти рабов «различных вкусов». Мне этого, если честно, не понять. Мы уже не люди, и проявлять замашки гурманов — глупость.
— Значит, вы не привередливы в… Кхм, еде?
— Привередлив, но больше в плане качества. Конечно же, найти человека с «идеальным вкусом» — мечта каждого вампира. Однако, меня прельщает не столько вкус, сколько бонусы к здоровью.
— Что? Это как? Вы хотите сказать, что кровь влияет на вашу жизнь?
— Естественно. Опять же, не сочтите меня грубым, но вы для меня — как стейк для человека. Вы ведь любите вкусное мясо?.. Ох, прошу, не бойтесь. Не знаю, огорчит это вас, или успокоит, но ваш запах мне нисколько не аппетитен. Вы симпатичны, но не настолько, чтобы я потерял голову. Так что давайте продолжать интервью в спокойной и ненапряженной обстановке. Что же до здоровья — подходящий донор может помочь сократить потребление крови. Скажем, есть питательные люди, а есть — не очень. Мясо и трава. Есть люди-сладости — их кровь очень вкусная, но есть риск не остановиться вовремя. Это чревато как для донора, так и для нечаянного убийцы. Идеальный донор — человек, чья кровь в меру вкусная, но не притупляет разум и позволяет остановиться. Вместе с тем она должна питать и освежать. Можете назвать это «человек-ланч»
— Кхм… Простите… Итак, следующий вопрос, интересующий наших читателей: «Правда ли, что от донорства человек тоже получает удовольствие?» — внезапно белоснежные скулы интервьюера окрасились румянцем.
— Ха-ха, а я все жду, когда же вы спросите. Уверен, каждый человек хоть раз задавался этим вопросом. И да, это правда. Отчасти. Вампир может совершить некоторые приготовления, благодаря которым жертва получает удовольствие, близкое к сексуальному. Не смущайтесь, прошу, ваш румянец выглядит забавно, и я не могу сосредоточиться… Да, это возможно.
— А вы… Можете сказать, какие именно это «приготовления»?
— Да, конечно. В первую очередь вампиру нужно выработать яд. Не волнуйтесь, никакого вреда человеку он не наносит, наоборот, он обладает заживляющими, анестетическими и антибактериальными свойствами, просто это слово как-то прижилось в наших кругах. Итак, этот яд содержится в слюне. Фактически, в малых количествах он содержится там всегда, но непосредственно перед трапезой вампир может увеличить дозу в разы, чтобы жертве не было больно. Также при желании вампир может оказать милость и потратить время на… Не знаю, как назвать это вежливо. Пусть будет «вылизывание».
— Кхе-кхе!
— Если яд находится на коже недолго, не более тридцати секунд, он оказывает лишь легкое анестетическое действие. От тридцати до пятидесяти — полное онемение. И от пятидесяти секунд до минуты — «легкое приятное покалывание», как описывают это люди. Хотя, опять же, все индивидуально. Некоторые испытывают «легкое жжение», «приятное онемение» и даже легкие судороги. Ключевое слово — легкие. Главное — никогда яд сам по себе не вызывает болезненных чувств. Аллергия на вампирский яд столь же невероятна, как, к примеру, встреча двух враждующих кланов на человеческом чаепитии.
— Пф…
— Я сказал что-то забавное?
–И-извините…
— Ничего, я рад, что вы наконец расслабились. Очень сложно общаться с напуганным человеком, — вежливая улыбка внезапно озарила изящное холодное лицо, и интервьюеру на миг показалось, что вампир еще симпатичнее, чем казался с первого взгляда.
— Но…
— Да, я вампир, но ничто человеческое мне не чуждо. В плане чувств, конечно… Вернемся к вопросу. Я ведь обещал приятности, верно? Так вот. Жертвам нападений, коих мне безмерно жаль, редко удается испытать удовольствие именно по этой причине. Нужный нам гормон в человеческом организме вырабатывается лишь в ответ на яд, который начал реакцию, то есть от минуты пробыл на коже. Обычно голодный вампир не станет столько ждать. Более того, концентрация вещества в слюне контролируется, и выработка большого его количества требует некоторого усердия. Такую привелегию позволяют вампиры своим любимым донорам, или гурманы, которые считают, что счастье делает кровь вкуснее.
— Значит, дело не в укусе, но в слюне?
— В какой-то мере. Яд должен всосаться в кровь. Для этого нужна рана. Так что обычного облизывания недостаточно, потребуется прокол, то есть укус. К сожалению, обычного поцелуя в плечо недостаточно. Хотя, если подумать, во рту тоже есть слизистая и может сработать… Извините, не пробовал, и не знаю. В любом случае, прокол работает всегда и на ура.
— А укус очень болезненный?
— Если прошло достаточно времени, анестезия сделает свое дело и человек почувствует лишь дискомфорт и, возможно, страх в первый раз. Главное — не целиться в нерв, иначе даже чудо не спасет от ослепляющей боли.
— Хм… Но если лучше не попадать в нервы, почему вампиры предпочитают шею?
— На то есть несколько причин. Во-первых, в шее есть идеальные артерии для быстрого насыщения. Там протекает много чистой крови. Во-вторых, вы удивитесь, но гораздо легче укусить в шею, чем, к примеру, ловить руку, или, уж тем более, ногу испуганного человека. Хоть этот фактор и сходит на нет, иногда даже морально подготовленный человек в последний момент начинает дрожать и пытаться вывернуться. Это абсолютно нормально, но чем меньше движений — тем меньше шанс серьезно ранить донора, и это решающий фактор. Ну и в-третьих, совсем уж удивительный факт, добровольные доноры сами выбирают шею.
— Что?
— Да, легенды и поп культура делают свое дело. Каждый, кто добровольно становится донором, мечтает о красивом укусе в шею и том самом удовольствии. Я слышал, что в кругах элитных доноров принято считать аккуратные шрамы от проколов чем-то выдающимся и достойным восхищения. Мне, как существу, оставляющему эти проколы, не понять.
— Ох… Никогда бы не подумал.
— Я, если честно, тоже был удивлен.
— А вы… Делаете… «Это»?
— О чем вы?
— Ну… Лично вы позволяете донорам выждать нужное время для удовольствия?
— Ох, вы об этом? Конечно. Я никогда не довожу себя до состояния зверского голода, поэтому мне не сложно подождать минуту-две. В наше время большинство вампиров, даже не из древних кланов, если не относятся к людям с благодарностью и уважением, то, по крайней мере, не видят в них жертв и не причиняют им сильной боли. Это в наших же интересах.
— Ох… Понимаю.
— Замечательно, что вы ловите все с полуслова. Еще вопросы?
— Да, еще парочка, и интервью окончено. Итак… «Возбуждают ли вампиров чистые шеи, или уже опытные доно… Ах, что за срам! Совсем что ли цензуру не проходили?.. Простите…
— Ничего, я отвечу. Это абсолютно индивидуально, как симпатия к татуировкам или длинным волосам. Мне, к примеру, симпатичны люди с чистой и нежной кожей, без чужих меток. Я не собственник, и постоянных доноров у меня нет, но элементарно легче попасть в мягкую кожу, а не в рубцовую ткань, Оставлять же каждый раз новый прокол — зазря уродовать человека.
— Спасибо за такой профессиональный ответ. Кхм… Следующий вопрос… «Правда ли, что от вампира невозможно забеременеть?» Ох! Неужели их и вправду только это и интересует?!
— Ха-ха, вы, должно быть, ожидали вопросов об истории возникновения кланов? К сожалению, такие вещи сейчас никому не интересны
— Мне интересны…
— Тогда я расскажу вам обо всем после интервью.
— Правда?
— Зачем мне вам врать?
— Большое спасибо!
— Ох, вы и вправду очаровательны… Ах да, беременность. Вопреки слухам, человеческая женщина может забеременеть от вампира. Для этого потребуется долгая подготовка, но это единственный приемлемый способ для нас, полумертвецов, получить живое дитя. Чистых вампиров крайне мало, большинство рожденных вампирами — полукровки.
— Вы сказали, что требуется подготовка?
— Да, выработка семени требует высокой температуры тела и сильной насыщенности. Вампир пьет кровь два раза в день в течение недели. Это может быть как кровь супруги, так и кровь любого другого здорового человека, предпочтительно, конечно, мужчины.
— Это связано с гормонами?
— А вы умнее, чем мне показалось. Именно так. В общем, после такой «диеты» половой акт вполне способен принести желаемую беременность.
— А женщины-вампиры могут забеременеть от человеческого мужчины?
— Да, но это требует гораздо большей подготовки. Женщина должна поддерживать свое тело в постоянном тепле и подпитываться кровью женщины — к счастью, не обязательно беременной — в течение всего времени беременности.
— Это звучит очень накладно.
— Именно по этой причине большинство наших дам усыновляют и удочеряют человеческих детей, а после обращают их. Конечно же, все это давно разрешено законом и никто никого не крадет.
— Звучит очень хорошо. Но вы сказали, что чистокровные дети все же есть?
— Это… Больная тема. Как вы поняли, беременность для вампирши — сложное мероприятие, требующее подготовки. Если же еще и семя не живое — проблем в два раза больше. Женщине-вампиру нужно от десяти доноров в месяц, и чтобы они ни в коем случае не испытывали проблем со здоровьем. Даже если все удалось и женщина родила, вопреки ожиданиям, такие дети гораздо слабее полукровок в первые годы жизни. Смертность среди них почти 60%. Кормление малыша может быть опасным для кормилицы, и не каждая женщина даже за большие деньги готова на это. Вампирши молоко не вырабатывают. Сила просыпается в детях только в подростковом возрасте, растут они дольше обычных детей и гораздо более прожорливы. Хотя, плюсы чистой крови неоспоримы: красота и изящность этих детей не поддается описанию, их способности развиваются быстрее и легче, чем у полукровок. И, конечно же, их статус гораздо выше — все знают, какой ценой досталось это дитя.
— Вы очень много знаете об этом. Вампиров где-то обучают?
— Наши дети ходят в спец. школы. Там учат как обыкновенным наукам людей, так и предметам вроде вампирской истории, истории кланов, обращения с донорами, заботы о здоровье и еще многому другому. Эти знания входят в курс здоровья и этики.
— Надо же. Должно быть, вам нужно знать очень многое как о здоровье людей, так и о своих особенностях.
— Благо, времени на изучение более чем достаточно.
— Ха-ха…
— Для людей срок жизни — больная тема, я понимаю ваше смущение. Но поверьте мне: нет ничего драгоценнее единственного и неповторимого мгновения. Когда долго живешь, уже ничто не радует. С изобретением техники вампиры, кажется, радовались сильнее людей, ха-ха. Видеоигры очень популярны в нашей среде.
— Правда?
— Да, VR очки, к примеру, позволяют прогуляться под солнцем. Я скучал по этому, и пусть техника еще далека от идеала, это лучше, чем ничего.
— Кстати о солнце. Разве еще не придумали специальных средств защиты?
— Есть специальные крема для чувствительной кожи вампиров, но они не спасут летом. Мы плохо переносим как жару, так и ультрафиолет, так что в каждом особняке есть специальное покрытие для окон и с десяток кондиционеров.
— Я никогда не задумывался о том, какие есть минусы в жизни вампира… Нам, людям, кажется, что все это — мелочи, по сравнению с положением в обществе, силой и долголетием. Вам завидуют и вас боятся. Кажется, что только и мечтать…
— К сожалению, везде есть минусы. Вы, люди, не цените того, что имеете, и оттого завидуете. Вы можете рожать своих детей. Только своих, без примесей чужих крови и молока. Вы можете загорать на солнце и есть еду, пить алкоголь и пьянеть. Вы можете спать каждый день по несколько часов, а не впадать в спячку на годы. Возможно, это не звучит как что-то драгоценное, но только до тех пор, пока вы это имеете. Я бы многое отдал, чтобы вернуться в свои первые двадцать.
— Ох… Извините, что заставил вас расстроиться.
— Все в порядке, соглашаясь на этот разговор, я уже был готов к неприятным темам. У вас есть еще вопросы?
И тут Миалис понял, что у него проблемы.
— Ой-ой, я совсем забыл про них! Простите, прошу, простите. Наше интервью должно было закончиться еще двадцать минут назад… Я могу загладить свою вину? — Смущению не было предела. Это было первое его интервью, и оно прошло так плохо. Несмотря на вежливость и открытость господина Ван Ульфрента, сначала он полдня запинался и смущался, как первоклашка на линейке, а потом, разомлев от приятной компании, и вовсе заболтался. Воистину, после отзыва от этого вампира работы ему не сохранить.
— Прошу вас, Мистер О’Брайен, не стоит быть к себе строгим. Для меня время — меньшая из проблем, а ваша компания была неплохим дополнением к вечеру. Мне редко удается поболтать с кем-то вот так, без особых ограничений в темах. Пожалуй, я даже куплю этот выпуск. Мне интересно, как вы перенесете речь и эмоции на текст, — лицо вампира выражало прохладную любезность, но в глазах плясали искорки. Странное чувство овладело Миалисом, и он почувствовал, как кровь — «не настолько привлекательная, чтобы потерять голову» для господина Ван Ульфрента — прилила к щекам.
— Ваше смущение — самое очаровательное зрелище, которое мне доводилось видеть за это столетие. В этом веке люди стали такими толстокожими и раскрепощенными, что не удастся довести дам до алых скул одними только фразами. О юношах вообще молчу… Мистер О’Брайен, разрешите спросить, сколько вам лет?
— Я… Эм… — чего-чего, а таких вопросов Милли точно не ждал. Он вообще вопросов не ждал, учитывая, что интервьюер тут — он. Но не ответить было бы грубо, а такой уважаемый вампир, как господин Ван Ульфрент, оскорблений не потерпит… Ох, как же сложно!
— На вид я бы не дал больше двадцати, но вы — студент и, более того, уже можете работать. Двадцать один? Это обыкновенное любопытство, не волнуйтесь.
–…Двадцать три. Сегодня.
— Так у вас день рождения? Поздравляю! Вы еще столь юны, каждый год должен приносить радость и новые впечатления.
— Странно слышать такое от человека, который выглядит не намного старше…
— Хаха, не забывайте о том, кто я. Но сочту за комплимент, меня обратили на двадцать восьмом году жизни, и выглядел я не лучшим образом.
— Ох… Я слышал, что тема обращения для многих болезненна, но… Вы не против рассказать мне?
— Было бы грубостью отказать имениннику в такой маленькой просьбе. Моя история скучная, и я не стал упоминать ее в интервью именно по этой причине. Я был обычным сыном купца, но вся моя семья умерла от холеры, и остался только я. Мне тогда было около семи, и я даже не помню лиц своих родных. Госпожа Ван Ульфрент прогуливалась по площади, на которой я просил милостыню, и, похоже, посчитала меня достаточно симпатичным. Она была вампиршей в годах и очень хотела детей, и, как она мне рассказывала, я напомнил ей одного из ее первых доноров, в которого она была влюблена. Она забрала меня в особняк и растила, как собственного сына. Я получил достойное образование, питался вкуснейшей пищей и носил дорогие одежды. Я привык звать госпожу мамой, но от этой привычки пришлось отказаться, когда я стал выглядеть старше нее, ха-ха. Госпожа не хотела обращать меня, она даже ни разу не испила моей крови. Но в двадцать восемь меня сразила лихорадка, и госпожа, сильно привязавшаяся ко мне, не смогла позволить мне умереть молодым. Сейчас мама живет в другом конце города, но мы все еще часто видимся. Так что в моей жизни нет ничего трагичного, пожалуй, я прожил достойную жизнь и человеком, и вампиром.
— Спасибо вам за то, что поделились. Мне всегда было интересно, как именно становятся вампирами. Значит, вы уже были ребенком госпожи долгое время, и были обращены лишь ради спасения жизни?
— Именно так.
— А можно… Еще один вопрос? Я… Мне всегда было интересно, как чувствует себя человек во время обращения. Это… Больно?
— Конечно же, вы можете спрашивать, мистер О’Брайен. Сегодня я согласился дать вам интервью, так что можете задавать любые вопросы. Обращение… Это больно. Не стану скромничать, очень больно. Кровь закипает, а после — остывает. Яд распространяется по всему телу, плоть фактически умирает и консервируется. Просыпается ужасный голод, который невозможно утолить еще около недели после обращения, желудок и другие органы перестраиваются. Обычно на этот срок новообращенных усыпляют, но перед освободительным сном тело бьют болезненные судороги. В это время отмирают некоторые нервные окончания, благодаря этому, кстати, мы и не испытываем сильной боли после обращения. Потом приходится привыкать к холоду. Тело с холодной кровью мерзнет. Никакие одеяла и огонь не спасают, а на солнце нельзя. Это действительно ад на земле. Именно поэтому большинство вампиров не хотят обращать людей, которых любят, и в особенности детей. Привыкание — долгий и мучительный процесс.
— Простите, что вам пришлось вспомнить из-за меня…
— Прекратите извиняться, вы ведь не виноваты. Я давно воспринимаю свое положение более, чем спокойно. К тому же, я не хотел бы заставлять именинника чувствовать себя неловко в собственный день рождения. Даю слово лорда Ван Ульфрента — сегодня вам можно все. В рамках разумного, конечно же, но, думаю, ничего сверхнеобычного вы и не попросите.
— Я… К-конечно же нет…
— Мистер О’Брайен, могу я задать вам вопрос?
— Да, конечно!
— Вы ведь хотите что-то спросить, но стесняетесь, я прав?
— В-вы что, мысли читаете?
— Ха-ха, нет, конечно нет. У меня другие способности. Но никто не отменял психологию — все же, за долгую жизнь учишься читать людей по их лицам.
— И что же написано на моем?
— Вы… Смущены. Очень смущены и стесняетесь меня, но, что приятно, уже не боитесь и не хотите сбежать как можно быстрее. У вас есть просьба, и вы очень оживились после того, как я дал вам зеленый свет на действия, но вы все еще не можете сказать из-за природной скромности. Неужели это что-то противозаконное?
— Н-нет-нет! Я… Совсем нет… Просто… Просто… — Миалис покраснел, как мак до самых корней рыжих волос, и теперь представлял собой крайне красное создание. Белая рубашка резко стала мешать дыханию, и, не думая о том, что творит, именинник потянулся к пуговице на горловине. Он и не заметил, как хищно сверкнули черные глаза.
Сказав, что Милли не вызывает в нем аппетита, лорд Ван Ульфрент не солгал. Но это было в самом начале, и с каждой минутой этот сияющий молодой юноша становился все желаннее и желаннее. Его белоснежные — едва не белоснежнее вампирских — скулы заливались румянцем, и чем краснее была кожа, чем сильнее поднималась температура тела, тем сильнее становился источаемый Миалисом аромат. Лишь симпатия к этому юному интервьюеру останавливала лорда — он был совсем еще юным и, очевидно, невинным, да и портить чужой праздник было бы кощунством. Однако… Как же сладко выглядела эта тонкая белоснежная шея. Казалось, впервые за долгое время умудренный возрастом вампир услышал биение не чужого, но собственного сердца.
Наконец, тихий голос произнес слова, к которым не было готов ни один из них.
— Я… Вы ведь сказали, что можете… Сделать… Что угодно? Тогда… — Больше Миалис не смог произнести ни слова. Удушающий стыд и смущение не давали звукам покидать горло, вставая комом, и он решился на самый бесстыдный поступок в своей жизни. Сглотнув вязкую слюну, он приподнял рыжую копну волос, оголив шею, и отвел голову в сторону, открывая доступ к самым желанным артериям.
«Второго шанса может и не быть.»
Ван Ульфренд замер. Никогда еще он не видел настолько скромного и в то же время желанного зрелища. Длинные ресницы на прикрытых глазах трепетали, алые губы сжались в страхе. В страхе…
— Вы уверены? Это ответственный шаг.
Смущенный кивок, не раскрывая зеленых глаз.
— И вы не боитесь, что будет больно?
Вздрогнул, вздохнув, но все же взмотнул головой.
— Вы… Вы ведь понимаете, что когда я подойду, обратного пути уже не будет?
Миалис резко распахнул глаза, и взглянул в лицо вампира. Он колебался. Естественно, ему страшно. Никогда еще на своем веку Ван Ульфренд никого не уговаривал отказаться от добровольного донорства, но этот парень… Было бы очень досадно причинить ему боль. Наконец, медленный кивок, не отрывая взгляда. Обратного пути нет.
— Я… Прикажу принести пластырь и обеззараживающее средство, — лорд уже отвернулся, чтобы уйти и дать себе время успокоиться, но услышал шепот:
— Не стоит… Разве вы не говорили, что слю… Яд обладает всеми нужными свойствами?
— Мистер О’Брайен… Почему вы выбрали меня? Не думаю, что это — обыкновенное любопытство или случайность. Если вам так интересно, вы могли бы пойти в специальный центр и найти себе вампира по нраву.
— Я… Я вам доверяю. Вы говорили, что не причиняете боли донорам, не доводите себя до голода, и… Я… Не вызываю у вас аппетита. С вами мне не страшно.
«Ох… Эти слова. Похоже, я о них еще пожалею»
— Подойдите, я не хотел бы надвигаться на вас, как в каком-нибудь ужастике.
«Это твой последний шанс сказать нет. Последний.»
Но этот глупый юноша послушно зашагал, глядя в пол. Если бы Ван Ульфренд не был собой, он бы подумал, что на О’Брайене гипноз.
— Я… Готов.
— Еще нет, — «Как же сложно соблюдать эти церемонии…» — Назовите свое имя, мистер О’Брайен. Это необходимо.
— Я… М-миалис. Миалис О’Брайен. А… — Милли вовремя остановился, вспоминая, что невежливо спрашивать у вампира его имя.
— Отбросим формальности. Мое имя — Винсент. Винсент Ван Ульфренд. Мне стоит пересказать план действий?
Ответом послужило молчание и смущенный румянец.
— Я сочту это за «нет».
Изящные пальцы коснулись белого воротника, и аккуратная жемчужная пуговка в мгновение ока проскользнула в петельку. Еще одна, еще… Показались ключицы, и Винсент усилием воли заставил себя остановиться.
— Я постараюсь не испачкать рубашку, но в случае чего — отправь мне чек.
Запах тела сводил с ума. Амброзия из страха и предвкушения — такая привычная, и такая индивидуальная. Казалось, он источал аромат цветов и чего-то сладкого.
«Лжец. Не боится он… Дрожит, как лань»
Удивительно горячий язык коснулся шеи в районе плеча, и Миалис вздрогнул от неожиданности.
«Боже… Стыдоба-то какая!»
— Все в порядке?
— Д-да…
Второе касание было не таким мимолетным. Казалось, вампир и впрямь вылизывал небольшой кусочек кожи — тщательно, но нежно. Милли почувствовал, как земля начала уходить из-под ног.
— Я… Не могу стоять.
— Но я еще… — внезапно Винсент понял, что дело не в потере крови, ведь он еще ничего не сделал, и осознание заставило запнуться. Двадцать три года — и настолько неискушенный ласками? Воистину, удивительно.
— Все равно нужно подождать, пока пройдет время. Ты можешь присесть.
Второй раз предлагать не пришлось, и Миалис упал на диван, стоящий неподалеку. Разморенный нехитрой лаской и смущенный вопросами, он выглядел удивительно страстно и невинно одновременно. Казалось, это уже что-то большее, чем аппетит.
— Ты выглядишь слаще, чем любой из десертов.
— Прошу, не стоит…
— Прости, но здесь я вынужден ослушаться. Я буду смущать тебя до тех пор, пока ты не покраснеешь полностью, — впервые за все время тонкие белые губы тронула искренняя улыбка, и было в ней что-то хищное. — Я бы хотел сказать, что ты еще можешь сказать «нет» и уйти… Но, боюсь, это не так. Мистер О’Брайен, пятьдесят секунд уже прошли? — отчего-то это «мистер» прозвучало еще более неправильно, чем фривольное называние по имени.
Милли почувствовал, как место, которого касался Винсент, начало неметь, а после едва заметно покалывать. С каждой секундой это чувство усиливалось, и уже через мгновение начало нестерпимо жечь.
— Ах!.. Я… Оно жжется. Мистер… Винсент, так и должно быть?
Слетевшее с опухших губ «Винсент» ласкало слух. Неподдельное томление, удивление… Воистину, слаще меда.
— Сейчас будет немного неприятно, но жжение утихнет. Не сжимайся, иначе я могу сделать тебе больно. А я этого не хочу, — нежность скользнула в черном взгляде, и золотые искорки заворожили Миалиса, окончательно расслабив.
«Это… Гипноз?»
В следующее мгновение красный бархатный диван прогнулся под чужим весом, и шеи коснулись прохладные пальцы. Винсент обвел вокруг горящей точки и спустился ниже, сквозь рубашку поглаживая спину.
А потом тонкую кожу пронзили клыки. Невольно дернувшись, Миалис вскрикнул от боли, но она мгновенно потухла, и ей на смену пришло облегчение. Огонь под кожей утих, и осталось лишь приятное тепло.
Звуки неторопливых глотков и странное тянущее чувство — вот и все, что осталось.
— Я… Ничего не чувствую.
Винсент ничего не ответил, и, не отрываясь от шеи, приложил ко лбу палец.
«Подожди, не так быстро. Я и не думал, что ты такой нетерпеливый…»
В голове послышался голос Винсента, и его игривые нотки снова смутили.
«Твоя кровь такая же сладкая, как и ты сам. Удивительно, как я не почувствовал с самого начала…»
— Прошу, не гово… Не произноси такие смущающие вещи.
«Ха-ха, прости, прости. Но ты и правда очарователен… Скажи, ты когда-нибудь уже был с женщиной или мужчиной?»
— Я… Я…
«Не подумай, я ничего такого не предлагаю. Мне просто нужно знать, насколько сильно можно тебя возбуждать. Если перестараться, будет… Неловко.»
— Ч-чего? А можно было сказать раньше?!
«Не разговаривай, иначе повредишь себе горло. В любом случае: да или нет?»
–…Н… Нет…
«Что, вообще никогда? Даже не целовался что-ли?»
— Винсент!
«Все-все, извини. Тогда приготовься, сейчас ты почувствуешь себя… Необычно»
И стоило последнему звуку раствориться в сознании, как жжение вновь появилось. Вот только оно не осталось в предплечии, а утекло ниже, опаляя грудь и живот. В желудке заплясали бабочки, и томная пульсация распространилась по всему телу от кончиков пальцев до корней волос. В особенно сильную судорогу Милли не сдержал голоса, и тихое «Ах!» слетело с губ. Захотелось прикрыться и сбежать.
«Похоже, уже достаточно? Хотя я и не против позволить тебе больше…»
— Но не сто… Ах! Боже, что же это такое… Так… Так…
«Тебе хорошо?»
— Я… Мгх, да, хорошо… Очень…
— Тогда ты не против, если я сделаю еще лучше? — Милли даже не понял, когда Вильям отстранился от шеи, но почувствовал, как вампир вновь прильнул к ней и стал бесстыдно зализывать ранку. Каждый раз, когда он проходился кончиком языка по двум аккуратным проколам, новая порция яда попадала внутрь и вызывала сладкую истому. Миалис уже и не пытался сдерживать тяжелое дыхание и дрожал в руках вампира, как осиновый лист.
— Так ты целовался, или нет?
–Что..? — зеленые глаза заволокло поволокой, и слова доходили до их владельца с трудом.
— Я спрашиваю, могу ли я тебя поцеловать. Это поможет регенерации.
— Я… Все, что хочешь…
Второго разрешения могло не быть, поэтому Винсенту хватило и первого. Он быстро лизнул приоткрытые алые губы и ворвался в горячий мягкий ротик. Юркий язык Миалиса не знал, куда себя деть, и лорд взял ведущую роль на себя. Гладкое, слегка ребристое нёбо, нежные и чем-то исцарапанные щеки, горло… Внезапно юноша начал задыхаться, и пришлось дать ему передышку, но уже через мгновение Винсент вновь скользнул внутрь. Основание языка защипало — так выделялся яд.
«Пожалуй, еще от одной порции хуже ему не станет»
Оторвавшись от сладкого ротика, Винсент прошептал в губы: «Сглотни, и тебе станет еще лучше».
Милли даже не задумываясь подчинился, и гортань обожгло щекочущим огнем. Все тело горело, кололо, щипало и трепетало. Казалось, оно растает, как масло на солнышке, и от прежнего Миалиса останется лишь небольшая счастливая лужица.
— Я… Не хочу, чтобы это заканчивалось… Винсент… Мгх, — глубокий поцелуй не дал договорить. Жемчужные пуговички уже давно покинули свое место, и прохладные руки исследовали бархатную теплую кожу. Расшитые золотыми нитями подушки оказались на полу, и диванчик жалобно скрипнул под навалившимися на него телами. Все же антиквариат, а не икеа.
***
Прошло еще около получаса, прежде чем Милли окончательно пришел в себя. Единственное, что осталось неизменным — горящие пламенем щеки.
— Лорд Ван Ульфренд… Я действительно повел себя неподобающе. Извините…
— Не стоит, тем более тем, кто воспользовался положением, изначально был я… Это мне стоит просить у вас прощения, мистер О’Брайен. Я…
— Прошу, еще одно слово — и я взорвусь от стыда.
— Что вы, это была абсолютно естественная реакция… Просто… Я действительно слегка переборщил с дозой. Для первого раза, по крайней мере.
— И все же… Я не имел права пользоваться положением.
— Что вы, тем более, тем, кто воспользовался положением, был я…
— Кажется, вы это уже говорили, разве нет?
— Действительно…
***
Алые шелковые кудри рассыпались по бархату, сливаясь с драгоценной обивкой. Белоснежные тонкие запястья оказались в захвате изящных мужских рук, и только учащенное дыхание двух людей служило аккомпанементом для этой сцены. Влажные всхлипы и редкие стоны создавали до нелепости развратную картину, но в реальности все было более целомудренно: всего лишь поцелуи.
— Ты сладкий… Такой сладкий… Не говори, что у тебя диабет?
— Не… Нет у меня ника-Ах!.. Боже… Как ты мо-Ах!.. Подумать… — Миалис уже терял связь с реальностью, и лишь прохлада на руках и томный низкий голос удерживали его здесь, в темной комнате, полной антиквариата и благовоний. Сердце билось, как бешеное, и казалось, что недалек тот миг, когда оно остановится. Истома изводила, и одновременно хотелось, чтобы она прекратилась и продолжалась вечно. Это сладкое удовольствие на грани мучения было ни с чем несравнимо, и ради такого, пожалуй, стоило умереть.
— Ты не умрешь… Уж точно не сейчас и не от удовольствия, — прошептал на самое ухо Винсент, и прокусил мочку до крови. От боли в глазах заплясали звезды, но даже вскрикнуть не удалось — поцелуй с привкусом собственной крови заглушил возмущения. На глазах выступили слезы, и проклятая соль защипала.
«Вот уж где адская боль! Боже, что ж так больно-то?!»
Похоже, лорд каким-то образом наладил связь, и мог читать мысли Миалиса, потому что уже в следующий миг юркий язык прошелся около век, собирая соленые капли, а вместе с ними и боль.
— Не плачь, прошу, не плачь. Если так больно, я могу принести обезболивающее… — в черных бархатных глазах читала с неподдельная тревога, и это зрелище заставило невольно улыбнуться.
— Не нужно… Все в порядке. Это… Нормально.
— Миалис… — удивительно глубокие нотки заурчали где-то внизу живота.
— М? — Утомленный негой, юноша расслабился, как никогда в жизни, и откликнулся лишь из природной вежливости, о которой, впрочем, позабыл еще давно.
— Ты… Пойдешь дальше?
— Хм? Куда? — голова плохо соображала, и Милли действительно не понял, зачем ему куда-то вставать и за чем-то идти. Он ничего не забыл.
Ответом стал поцелуй в ключицу. Удивленный вздох сорвался с губ, и вместе с ним на плечо приземлилось невесомое касание чужих губ. Снова ключица, шея, грудь. Внезапно оцарапало нежный розовый бутон, и юноша зашипел от боли.
— Прости, прости… — и лорд зализал рану, да так, что искры из глаз. И без того чувствительное тело напряглось до предела, и накачанный под завязку вампирьим ядом Миалис резко вцепился хрупкими пальчиками в плечи вампира.
— Н-не надо… Это… Слишком…
Лорду Ван Ульфренду пришлось подавить свое разочарование, и он лишь робко спросил, приложив пальцы к чужому высокому лбу:
«Тогда мне стоит вернуться к тому, с чего мы начали?»
Миалис лишь отвернулся, поджав распухшие от ласк губы. Он хотел пойти дальше, но боялся, и не знал, как об этом сказать. Благо, вампир оказался крайне догадливым, или просто прочел его спутанные мысли без зазрения совести. В любом случае, секундное удивление сменилось плотоядной ухмылкой.
— Мистер О’Брайен, я никак не пойму: вы до безобразия скромны, или до безобразия развратны? Все смешалось…
Белоснежная рубашка окончательно покинула тело, и взору предстало подтянутое, пышущее теплом и неудовлетворенностью юное тело. От такого зрелища не только у вампира слюнки потекут.
Ван Ульфренд целовал, лизал и прикусывал везде, куда мог дотянуться. Тело под ним трепетало и вздрагивало, и сладкие вздохи ласкали слух не хуже крови на губах. Лишь в одно место путь ему был закрыт — все, что ниже пояса, строго охранялось, и юрким пальцам пропуска не давали.
— Миалис… Ты ведь хочешь, чтобы было еще лучше?
— Я… Я не могу…
— Почему?
— Не… Нельзя.
— Кто сказал?
— лорд Ван…
Винсент почувствовал, как в удушающе терпком аромате возбуждения проснулись нотки страха.
«Только этого не хватало…»
— Я понял. Прошу, не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Обещаю.
И он продолжил нежно гладить и ласкать торс, плечи, грудь… Хотелось еще раз прильнуть к тонкой шейке, но он понимал: больше нельзя. Он и так взял слишком много. Этот юноша слишком хорош, и если не отказать себе сейчас, потом не получится остановиться вовремя. С сожалением и вздыхая в душе́, Винсент резко отстранился от розовой горошинки груди, в последний раз поцеловал такие желанные губы, прикусил податливый язычок, и прошептал:
— Пора. Можно так всю жизнь провести, но вы, боюсь, будете против. Я принесу новую рубашку вместо испорченной, а вы… Приведите себя в порядок и постарайтесь прийти в себя. — лорд попытался произнести это как можно более отстраненно, но нежные и страстные нотки не желали покидать голос. Впрочем, даже такой подчеркнуто официальной речи хватило, чтобы Миалиса будто ледяной водой окатило.
«Я… Я сделал что-то не так? Я Оскорбил его? Но когда? Быть может, я должен был… Разрешить…»
— Прошу, все в порядке. Я просто опасаюсь, что могу выйти за рамки дозволенного, и мы оба об этом пожалеем. Я не хочу сделать вам больно, и я об этом уже говорил.
— Тогда… Мистер Ван Ульфренд… Быть может, я… Вы. Мы…
— Если вы того пожелаете. Но не сегодня. Вам стоит все обдумать и принять здравое решение, когда яд перестанет действовать.
— Я понимаю… Спасибо вам.
И эта искренняя благодарность, эта смущенная улыбка в уголках губ определенно стоили неудовлетворенного желания. Почему-то Винсент был уверен, что все еще будет.
***
В новой белой рубашке с такими же жемчужными пуговицами, Миалис сидел в красном бархатном кресле и смущенно потягивал чай. Он был не в силах произнести хоть слово, хотя сказать хотелось очень многое. В основном бесконечные извинения и самобичевания. Юноша был в шаге от того, чтобы как та дева из легенды броситься в реку со стыда.
— Даже не думайте об этом, мистер О’Брайен. Иначе мне придется расставить охрану на всех водоемах это страны, — Не поднимая взгляда и очень увлеченно разглядывая чаинки в фарфоровой чашке, буднично заявил лорд Ван Ульфренд.
— Я и не собирался…
— Очень на это надеюсь. В конце концов, я теперь не смогу могу отпустить вас.
— Мистер Ван?..
— Ваша кровь, мистер О’Брайен, слаще меда и освежает лучше прохладной родниковой воды, а ваше тело и нрав заставляют меня оживать. К тому же, я еще не рассказал вам о кланах.
— Ох, и правда, ха-ха… Совсем забыл… Что же, придется в интернете почитать…
— Не придется. Мистер… Нет, Миалис. Отныне и навсегда ты — желанный гость в этом поместье. Когда бы ты ни пожелал, что бы ни случилось… Приходи.
— Тогда… Винсент, когда у тебя день рождения?
— Через два месяца.
— Тогда… Если уж сегодня ты исполнял мои желания… То через два месяца… Отправь мне приглашение, и я приду.
«И я сделаю все, о чем ты попросишь»
Миалис знал, что эти слова, пусть и не слетевшие с губ, обязательно будут услышаны, и, залившись стыдливым румянцем, продолжил пить сладкий чай.
