У моей смерти...

      У моей смерти глаза любимой.       Тень, та, что была мне противником и компаньоном, моей слабостью и силой, протянула ко мне руку.       У нее и правда было лицо Мюреол, лицо девушки, которую я любил, хоть и отрицал это до последнего. Причем «последнее» происходит прямо сейчас: теперь я по-настоящему таю в огне, что столько лет тек по моим венам и сводил с ума. Ингениум не прощает тех, кто пытается его подчинить и использовать. Только теперь я понимаю, что это – стихия, которую невозможно контролировать, и любая попытка познать свои силы ведет прямиком к гибели.       Странно, но я не чувствую боли, Тень и Ингениум щадят меня. Осознавать себя в отдельности от своего физического тела оказалось до пугающего странно, однако вместе с тем я ощутил спокойствие. Пламя пылало вокруг нас, однако больше не могло причинить вреда ни мне, ни Мюр. Пока все вокруг плавилось и теряло свои очертания, мы вдвоем оставались неизменными и настоящими, и это заставляло сомневаться в своем восприятии, в здравомыслии: так могло проявляться и подступившее безумие, воспользовавшееся моей предсмертной агонией.       Мюр все еще протягивала ко мне руку, и я, наконец, шагнул к ней. Изящная теплая ладонь, местами огрубевшая от металла оружия, легла в мою, и это стало спусковым рычагом.       Я давно забыл и перестал верить, что раньше был другим. Нет, я всегда знал, что изменился, но если для всех остальных время разделилось на «до» и «после» войны, то для меня осталось только «после». Голову и грудь словно разорвало болью и тяжестью, после которых стало легче. Мысли, восприятие, все стало на свои места. Цвета больше не воспринимались как вкусы, как и наоборот. Плечи выпрямились сами, словно с них сняли неподъемный груз, который ты не осознаешь до тех пор, пока он не исчезнет.       – Искупление.       Голос у нее все такой же: спокойный и красивый, такой, каким я его запомнил по тем минутам-часам-дням, когда нам не надо было никуда спешить, когда мы были рядом и чувствовали умиротворение.       Значит, искупление? Все осталось позади, все то, что нас меняло и уродовало? Хотя, Мюр могла бы поспорить: ее щека все так же шрамирована, и улыбается она в пол-лица. Вот только я не считаю это уродством. Я люблю ее шрам, поскольку он часть нее, такой, какой я ее знаю. Часть моей Мюр. Мюр исчезнувшей тогда, умершей у меня на руках.       – Только не исчезай…       Воспоминание о ее смерти заставляет сделать шаг вперед и, чуть помедлив на полпути, запустить свободную ладонь в ее волосы: все же она настоящая, живая, не фантом. Взгляд Мюр становится мягким, а выражение успокаивающим. Если это безумие, то я желаю пребывать в нем вечность.       – Не исчезну. Теперь – уже нет, – девушка чуть повернула голову, потершись щекой о мою ладонь. – Ты все время был рядом и оберегал. Каждый из нас мог безопасно сбежать в одиночку, но ты вернулся за мной, а я «прыгнула» с тобой. Наша кровь смешалась на той крыше.       Смешанная кровь… Это словно часть свадебного ритуала Риертской знати, вот только кто знал, что для того, чтоб это обрело смысл, а Итан Шелби перестал себя обманывать, надо переступить Порог.       Прижизненные связи без любви, политический номинальный брак, продлившийся всего несколько часов, симпатии – все это резко стало совершенно неважным, растворяясь в прожитой жизни. Оставлять прошлое в прошлом – не это ли счастье? Даже если все происходящее сейчас…       – Это я, – словно прочтя мои мысли, Мюр вздохнула и сделала последний шаг, оказываясь совсем вплотную ко мне. – Тень осталась в той жизни, а я ждала тебя здесь. Тут нет Ингениума.       Выдох получается прерывистым, болезненным, словно горло сжал стальной хваткой Плакальщик. Если это все правда, то большего нельзя даже желать. И единственное, что мне еще хочется – это сказать то, что я так и не сказал при жизни.       – Я тебя… – слова застряли в горле. Сказать такое впервые, сказать по-настоящему и искренне, оказывается, сложно. Сложнее, чем впервые поднять винтовку и выстрелить в человека.       – И я тебя, – девчонка тихо смеется, кажется, прекрасно понимая, что я чувствую. И похоже, понимала всегда, как и то, как отчаянно я пытался все отрицать и отгораживать ее от себя, подменяя искренность на дружбу.       Все слова сказаны.       – Что будет теперь?       – Спокойствие и вечность, а я – твой проводник, – Мюр счастливо улыбнулась.       Что ж, вечное спокойствие – это то, что мы оба заслужили.       Я обнял Мюр и прижался губами к ее макушке.