Приворотное зелье

Красивый светловолосый юноша, закутанный в черный плащ, скрепленный у горла элегантной золотой застежкой в виде загадочно мерцающего изумрудно-зеленого камня, что-то сосредоточенно помешивал в маленьком котелке, почерневшем от копоти, и время от времени бормотал себе под нос: - Значит, решил и виду не подавать, что тебе известно о моих чувствах? Я для тебя всего лишь талантливый ученик, и не больше? Хм, посмотрим, насколько я талантлив, и что ты скажешь, когда отведаешь вот это. Он запустил руку в холщовый мешочек, вынул оттуда целую пригоршню сухих красных лепестков и с таинственным видом развеял их над кипящим варевом: изящно покружив на лету подобно хороводу осенних листьев, они медленно опустились вниз. Бурлящая жидкость мгновенно поглотила их все до единого, и над котелком поднялись розовые клубы ароматного пара. Довольный результатом, ученик мага отправил в след за ними тонкий невзрачный корешок какого-то растения и снова принялся тщательно перемешивать содержимое котелка. По лаборатории поплыл необычный запах, столь терпкий и пряный, что у юноши слегка закружилась голова и он на пару мгновений закрыл глаза, чтобы переждать этот легкий приступ помрачения. Когда действие дурмана прошло, он, как ни в чем не бывало, продолжил перемешивать содержимое котелка. Затем протянул кисть изящной руки к большому хрустальному блюду, на котором были разложены дивные самоцветы, играющие в лучах утреннего солнца разноцветными огнями, и, аккуратно взяв своими тонкими длинными пальцами кроваво-красный рубин, поднес его к лицу и долго любовался совершенством кристалла. Когда его взор достаточно насладился прекрасной игрой света, юный маг простер руку, державшую камень, над котелком, разжал пальцы, и драгоценный минерал, звонко булькнув на прощание, отправился на дно, выбросив вслед за собой столп красных огненных искр. Та же судьба постигла и остальные самоцветы, и над бурлящей субстанцией по очереди взметнулись вверх разноцветные искры. Как только последний из драгоценных камней, фиолетовый аметист, был опущен в котелок, над поверхностью варева появилось радужное сияние, и юноша, радостно заулыбавшись, снова пробормотал: - Почти готово. Осталось добавить последний компонент. Как ни жаль этого делать. Он закрыл глаза, вытянул вперед руку и прошептал заклинание. И в тот же момент неизвестно откуда в помещение влетела бабочка и уселась на его ладонь. Юноша открыл глаза и несколько минут с грустью разглядывал прекрасное и нежное создание, доверчиво раскрывшее перед ним свои изящные крылышки, расписанные яркими замысловатыми узорами, а затем тихо произнес, словно бы извиняясь: - Прости, но без тебя ничего не получится. Любовь – это волшебный полет на хрупких невидимых крыльях. И так же, как ты, он прекрасен и недолговечен, хотя и незабываем. Он аккуратно взял ее за крылышки, и бабочка затрепетала в его руках, а затем бесследно исчезла в котелке, а юный маг снова тщательно перемешал его содержимое, и отвар тут же стал прозрачнее слезы, и вместе с тем, он то и дело вспыхивал всевозможными красками, словно фейерверк. С трудом сдерживая участившееся от радости дыхание, юноша, с видом победителя, снял котелок с огня и, поставив его остывать на ветру, погрузился в свои мечты. В этих мечтах он уже нежно прижимался к суровому молчаливому человеку, своему учителю, о котором только и думал на протяжении последних нескольких лет. Этот могучий чародей, считая, что всего лишь обучает своего подопечного искусству магии, на самом деле, больно ранил его прямо в сердце, навеки отняв покой и радость. И при этом, словно бы не замечая того, что происходит с молодым человеком, был все это время так холоден с ним, что юный маг не мог найти себе места от душевных мук, рвавших его на части. Его кидало то в бешенство, то в отчаяние, но ничто на свете не могло заставить его отказаться от мечты, что когда-нибудь учитель полюбит его. Но время шло, а его сердце по-прежнему оставалось наглухо закрытым и чуждым любви. И тогда юный маг решил заполучить это гордое сердце силой, и с головой ударился в учебу, желая постичь тайну магического Любовного Эликсира, способного разжечь огонь всепоглощающей безумной любви даже в самом бесчувственном и холодном человеке. И вот сегодня ему, наконец, это удалось. Состав готов, осталось лишь дождаться удобной возможности, чтобы испробовать его в действии. От мысли что он собирается превзойти учителя в магическом искусстве и завладеть его сердцем, у юноши пошла кругом голова, словно он разом захмелел. Раздавшиеся снаружи грузные шаги мгновенно отрезвили его и привели в чувства. «Кого это так не вовремя сюда несет?» - с явным раздражением подумал юный маг, хотя сам прекрасно знал ответ на свой вопрос. Это мог быть только Ликандр – долговязый недотепа-брат его обожаемого учителя. Этот остолоп все время путался у всех под ногами, донимая окружающих рассказами о подвигах, которые он когда-нибудь совершит. Склонности к изучению магии он в свое время не проявил, зато обладал недюжинной физической силой и был не дурак подраться, из-за чего постоянно влипал в какие-нибудь переделки, причиняя старшему брату немало хлопот. Но, что самое ужасное, - юный маг знал это наверняка - Ликандр, так же, как и он сам, был безнадежно влюблен в своего брата, и точно так же настойчиво пытался завладеть его вниманием, хотя с большим успехом мог попытаться завоевать любовь мраморной статуи. - Марион? Ты здесь один? – спросил Ликандр, появившись в дверях лаборатории, и, не получив ответа, ни сколько не смутившись, продолжил: - А ты не знаешь, куда делся Астальд? С самого раннего утра его ищу и не могу взять в толк, куда же он подевался. В ответ Марион только молча пожал плечами. Ему хотелось, чтобы этот человек поскорее отсюда ушел и снова оставил его наедине со своими грезами. Однако, недогадливый атлет бесцеремонно вошел внутрь и сел за массивный дубовый стол, расположенный как раз у того самого окна, на котором стоял котелок с заветным зельем. Марион сильно занервничал, но тут же взял себя в руки, опасаясь, что Ликандр может что-нибудь заподозрить. «Ладно, сиди, если хочешь, - с досадой подумал он. - Только не надо жаловаться мне на жизнь и рассказывать о том, как ты страдаешь. Мне плевать на это, ясно? Своих проблем хватает. Но в отличие от тебя, я знаю, как их можно решить, а ты так и останешься ни с чем, раз такой непрошибаемый тупица». Марион не ошибся. Не успев присесть, Ликандр тут же принялся изливать ему свои горести, жалуясь на холодность и бессердечие брата, и в сотый раз в сердцах заявляя о том, что ему это все надоело и сегодня же он запишется в солдаты и отправится воевать в далекие неизведанные земли, чтобы геройски там погибнуть и заставить брата всю жизнь испытывать из-за этого угрызения совести. Марион холодно слушал все эти знакомые и уже много раз слышанные им излияния, по большей части пропуская их мимо ушей, и поэтому не сразу понял, что произошло, когда разгорячившийся Ликандр схватил с подоконника стоявший там котелок и в несколько богатырских глотков осушил его до дна, а затем с громким стуком поставил его на стол и утерся рукавом. От сильного потрясения Марион не мог вымолвить ни слова, и после долгих усилий сумел выдавить из себя лишь несколько невнятных мычащих звуков, но тут же осекся, увидев, каким странным образом прямо у него на глазах начал преображаться Ликандр. На его щеках загорелся лихорадочный румянец, глаза казались огромными и блестели, словно он объелся белены. Мощная грудь атлета вздымалась, как кузнечные меха, и дышал он глубоко и часто. Марион начал осторожно пятиться к противоположному окну, а Ликандр, резко вскочив на ноги, в сердцах отшвырнул в сторону тяжелый дубовый стол и закричал: - Да ну его к черту, право слово! Другого себе не найду, что ли? – Ликандр в упор посмотрел на Мариона и в тот же миг в его глазах вспыхнул бесовский огонь. - Хороших ребят в округе хватает, верно, Марион? Так чего я так страдаю из-за этого холодного надменного чурбана? Давно пора выкинуть его из своего сердца! Марион, кивнув для вида, продолжил свое отступление. Дело принимало скверный оборот: сейчас глаза Ликандра сияли, как два драгоценных камня, и он смотрел на Мариона уже даже не с любовью, а с всепожирающей страстью. Томно выдохнув, атлет с чувством произнес: - Знаешь, я вдруг понял, что люблю вовсе не Астальда. А тебя, Марион! Больше жизни люблю, слышишь? Марион развернулся и бросился наутек. Он ловко вскочил на огромный стол, весь уставленный всевозможными склянками с магическими составами и метнулся к открытому окну, а неосторожно задетые им пузырьки полетели вниз. Послышался звон разбитого стекла, по комнате заструились клубы разноцветного дыма. В несколько прыжков Ликандр очутился у стола, и Марион, крепко зажмурившись, швырнул в него склянку с прозрачной жидкостью: в тот же миг помещение озарила яркая вспышка света. Истошно завопив, Ликандр закрыл лицо руками, а Марион, воспользовавшись моментом, выскочил в окно и ринулся прочь. Однако, пару минут спустя, Ликандр, как ни в чем не бывало, уже бегал по двору, призывно крича: - Марион, иди сюда, детка! Я тебе кое-что покажу! Ну же, где ты, милый? Не упрямься, я ведь все равно тебя найду! В это время Марион, трясясь, как осиновый лист, сидел в полутемном сарае, забившись в самый дальний угол за мешки с мукой, и судорожно водил пальцем по странице старинной истрепанной книги в тисненом кожаном переплете, проговаривая про себя: - Так…Противоядия, Эликсир вечной молодости, Философский камень…Вот! Нашел! Отворотное зелье! Черт, только где мне теперь уединиться, чтобы успеть его приготовить?