Modus operandi

      — Почему именно… хм-м… глаза-а? Нет-нет, ты продолжа-ай, просто я хочу поня-ять!       Парень вздрогнул, и перекатился с корточек назад, свалившись в пыль, которая когда-то была лужей. Затем он застыл, во все глаза глядя на силуэт, прячущийся в тени. Так, чтобы скупой свет фонаря не касался его.       — Вы вызовете полицию? — испугался парень. Он глянул на окровавленный нож в своей правой ладони и неуверенно сглотнул.       — Что? Не-ет, — хохотнул Джокер. — Но скажи-ка мне вот что, мучачо… Почему глаза?       Парень приподнялся на локтях, вытянул шею и посмотрел на лежавшую перед ним навзничь молодую девушку. Красивая. Про таких говорят — осиная талия и кровь с молоком. Белая юбка закрывала колени, нападавший не изнасиловал девушку. Или не успел. А вот на такой же белоснежной блузке под грудью и на мятом воротничке кровавые отпечатки рук.       Вся такая живая и неживая одновременно. Фарфоровая. Будто кукла.       — Они красивые, — отведя взгляд от жертвы, неуверенно пробормотал парень и снова покосился на тень.       На красивом лице девушки зияли два красных кратера, на месте которых ещё недавно были глаза. Кровь растеклась вокруг отверстий, будто ручьи. Будто кукла без глаз, с красивыми приоткрытыми губами. Такая невинная, что хотелось сдавить пальцами её горло и убить ещё раз.       — Краси-ивые, хе-хе, — глаза лежали рядом с головой в лужице крови. Два белых шарика, будто подготовленные для пинг-понга.       — Глаза — зеркало души, — ухмыльнулся Джокер и облизнулся. Он хорошо видел убийцу, этого испуганного парня, который нашёл себе весьма… нестандартное хобби. Он даже несколько раз мелькал на страницах прессы: маньяк, вырезающий глаза; дело о вырезанных глазах; спящие красавицы. Какую только пошлятину не придумывали журналисты, лишь бы состряпать сенсацию, да пожирнее, послаще. Погромче. — Типа… эм, тебе в детстве мамка постоянно глаза заклеивала пла-астырем или запрещала на неё пялиться? А может, нашёптывала перед сном, что то-олько она а-ангел, а все остальны-ые тёлки — те ещё шлюшки? И твоя, эхе-хе, психика наконец отсалютовала мамкиным бредням, аха-ха!       Парень отчего-то испуганно замотал головой и засучил ногами по асфальту. Джокер фыркнул. Неженка какой! А всё туда же: я маньяк, я маньяк!       — Почему бы просто не вспороть рыбке брюхо и не выпотрошить? А другой можно пересчита-ать позвонки. Викинги любили делать кровавого орла, эхе-хе, так… м-м… почему бы не попро-обовать?       Джокер кашлянул, и парень отполз ещё немного от тела девушки. Какой-то слишком нервный. Клоун усмехнулся.       — Гораздо труднее выследить и пойма-ать, когда у тебя нет… по-очер-рка. Посмотри на меня…       Джокер шагнул из тени в свет фонаря, но даже скупых, тусклых лучей хватило, чтобы признать в говорившем самого известного и опасного человека в Готэмэ. Мало кто мог сравниться с жестокостью и кровожадностью клоуна.       Парень живо вскочил на ноги, но дальше ноги перестали его слушаться, и он застыл от ужаса. Кажется, понимал, что на любого стервятника найдётся хищник покрупнее. Все знали, что повстречать Джокера и врагу не пожелаешь, потому что у Джокера нет принципов, нет души — так говорят, совесть его не грызёт, а лживая мораль не туманит разум.       — Как тебя зовут, малец?       — Ма... Матео… — запинаясь, ответил убийца.       — Матео, Мате-ео, — Джокер повторил имя так, будто попробовал его на кончике языка. И, клацнув зубами, зловеще спросил: — Можешь ли ты представить, что я только бы резал мешки с костями или только бы взрывал дома? Скажи мне, Матео, скажи! А у меня… У меня ЕСТЬ почерк?       Матео молчал, вытаращившись на Джокера, но когда услышал щелчок выскочившего лезвия, замотал головой. Хотел ещё что-то добавить, но вместо этого закашлялся.       — Почерк — это же та-ак скучно, Матео? К чему лишать себя радости? Ты же не монахиня какая-нибудь, аха-ха! Коли, рви, кусай, режь, потроши! Ни в чём себе не отказывай, живи на широкую ногу!       Джокер обошёл сжавшегося парня и встал сбоку от него, положил руку ему на плечо и причмокнул, разглядывая остывающее тело девушки.       — Оставь скупые и скучные рамки Бэтмену. В конце концов, это его работа — быть однообразным и предсказуемым. А ты-ы… Ты можешь всё!       Клоун внезапно развернул мальчишку за плечо к себе, схватил его руку с зажатым в ней ножом и поднял к своему лицу. Лезвие и пальцы в крови. Мальчишка тяжело и часто дышит, вот-вот заскулит. Уже и глаза блестят. Но Джокер, рассмотрев нож и кровь на нём подносит лезвие к лицу Матео и ратягивает слова, распевает их:       — Смотри, смотри… Позволь себе выйти за рамки. Ты же не клерк, чтобы иметь, эхе-хе, почерк. Если я выпотрошу тебя, как кро-ольчонка, и брошу тут умирать… НИКТО. НИКОГДА. Не узнает, кто-о тебя убил. Я не убил никого и одновременно убиваю весь город… Все боятся меня и моего имени, потому что даже я до конца никогда не зна-аю, КАК убью. Парень снова неуверенно кивнул, боясь не то что посмотреть на клоуна, а даже пошевелиться. Джокер отошёл от Матео, спокойно поднял с земли оба глаза и вложил их в его свободную руку. — Это на па-амять, — лукаво улыбнулся Джокер и скрылся в тени переулка, напевая: And when it’s cold at night I’ll kiss your velvet skin I know we’ll never end I’ll keep you company*