Белые крылья

Игорю снятся белые перья. Белые перья в ладонях, полные пригоршни, и белые крылья — тяжестью за спиной, и вес белого доспеха на плечах, и ветер в лицо, и стремительно клонящаяся набок линия горизонта, и затянутые дымной пеленой небеса, и переполняющая сила, ей тесно в — смертном — теле, и горячий комок из скорби, печали, нежности и любви над солнечным сплетением. И чьи-то руки, ласково поддерживающие его — и Разумовского, — прежде чем опустить их обоих на выжженную, отравленную, мёртвую землю. — Что вам снилось сегодня, Игорь? — спрашивает его Рубинштейн на утреннем обходе, стёклышки очков поблёскивают, мешая разглядеть выражение глаз, но голос у доктора всегдашне-участливый. Игорю снятся люди, которых нет рядом. Разумовский с измученным и несчастным лицом — и с ужасом во взгляде. Хмурый Андрей, коротко кивнувший ему перед тем, как исчезнуть. Нервозная смуглая девица в россыпи веснушек, размахивающая руками и шипящая вперемешку на английском и ломаном русском: «Fuck this shit! Я сваливаю!» Парень и девушка из МАК, одинаково ошарашенные и потрёпанные. Ника, помогающая ему подняться и сесть — только чтобы устало опуститься рядом, прижаться плечом к плечу, поддерживая, не позволяя упасть. Ника, говорящая шёпотом: «Всё будет хорошо, Игорь», тонкими пальцами отводящая с лица огненно-рыжие прядки — коснуться бы… — …Так что вам снилось сегодня, Игорь? — уже с нажимом повторяет Рубинштейн. — Работа, — короткое слово застревает в пересохшей глотке, приходится протолкнуть следом ещё несколько. — Я расследовал дело Чумного До… — Игорь, Игорь, — Рубинштейн вздыхает, и участие из его голоса исчезает бесследно. — Мне кажется, вы совсем не хотите излечиться. Поймите, как бы я ни пытался вам помочь, я не смогу — пока вы противитесь. Но Игорь не сопротивляется — разве он не хочет выздороветь и выйти из клиники? Он хочет; все хотят выбраться отсюда. Просто ему снятся белые перья — и люди, которых Рубинштейн не знает и которых, наверное, тоже объявит игрой его воспалённого, не выдержавшего потрясений воображения. А у Игоря и так ничего больше не осталось.