Перевёрнутые звёзды

Часовых он снял мастерски. По стреле на каждого, одному в легкое, другому в горло — умерли они тихо, даже кровь из их тел вытекала на снег как-то с ленцой, — словно лютый холод успел разлиться по венам еще при жизни. Распластавшись на снегу, солдаты Фатуи смотрели в прозрачное небо Драконьего Хребта, провожая легкие, перистые облака стеклянным взглядом. Еще два трупа вдобавок к десятку тел, что скрыл утренний туман. Рассвет Чайльд встретил по колено в сугробах, окрашенных в красный, не то что бы убийство бывших соратников помогало ему продвинуться к цели, просто другого пути он не знал. Смерть хотя бы помогала отвлечься и немного утоляла голод. Если не обращать внимания на разбросанные тела и алые ростки кристаллов кварца, то лес удивительно напоминал родные места. В такое утро гулять бы по нему с Тоней или играть в снежки с Тевкром, а не бродить кругами в поисках пропавшего напарника. Место схода вчерашней лавины уже давно скрылось за деревьями, впереди замаячили припорошенные снегом ребра древнего дракона, нашедшего своего последнее пристанище в этих забытых богами землях сотни лет назад. Карты, как и другие личные вещи, погребли под собой камни, но Чайльд еще смутно помнил, что где-то поблизости должен быть еще один лагерь Фатуи. В подтверждение его догадки вскоре на чистом снегу проступили пятна от подошв. В веренице следов он узнал глубокие отпечатки тяжелых кованых сапог молотобойцев, едва заметные углубления от невесомых шагов агентов и чеканную поступь застрельщиков, а вот узких ботинок на небольшом каблуке обнаружить так и не удалось. Но не мог же Гео Архонт, хоть и бывший, погибнуть под кучей камней? Тарталья убрал стрелы в колчан и расстегнул ворот серой куртки, подставив потную шею морозу. В этот раз оружие он предпочел использовать настоящее, а не полагаться на Глаз Бога, — слишком соскучился по ощущению того, как металл холодит ладонь и вспарывает кожу, как тетива поет под пальцами. С луком он вновь управлялся отменно, но накатившие слабость и жар поспешили напомнить, что еще каких-то пару месяцев назад он валялся на кушетке не в силах поднять даже кружку с целебным отваром. Густым и терпким как перезрелый плод закатника, который, судя по цене, настаивали не иначе как на утренней росе из садов Селестии. Однако, напиток оказался явно действенным — встать на ноги удалось даже быстрее, чем предполагал лекарь. На самом деле, последствия двух трансформаций давали о себе знать до сих пор — покалыванием в правом боку, учащенным сердцебиением, тянущей болью в связках и мышцах. И гнетущей — почти привычной пустотой где-то под ребрами, которая слишком долго не знала насыщения. Но тот, кому и одной страны было мало для поля боя, не мог долго оставаться запертым в четырех стенах. Когда из немногих радостей оставались только письма сестре, да провальные попытки смастерить для Тевкра игрушечного Одноглазика, Чайльд раз за разом мысленно возвращался к событиям в Ли Юэ, переигрывая неудачную партию… и вновь принимая поражение. К сожалению, не все болезни можно вылечить настоем трав и пилюлями. И все же приказ от Царицы звучал как издевательство — отправиться на Драконий Хребет, найти затерявшихся в горах Фатуи, убить и с честью похоронить. На последнем был сделан особый акцент, — уже тогда стало понятно, что возвращение в Ли Юэ не сулит ничего хорошего. Перешагнув очередное тело, Чайльд вздохнул. Еще недавно ему поручали вырвать сердце у бога, а теперь его посылали натаскивать новобранцев, выбивать долги из пройдох похитителей и истреблять тех, кто и так бы помер в ледяных горах. Он так быстро скатился от восходящей звезды Снежной до без пяти минут шута. Не удостоился даже выговора, никто не закатил ему прилюдную словесную порку или понизил в звании. Хуже всего, двор наполнился слухами — мерзкими перемолвками и догадками, которые разносились по темным углам. Униженные дипломаты Фатуи в Ли Юэ не остались в долгу за его выходку, приправляя историю неудачной атаки на гавань все более нелепыми подробностями, Предвестники не упустили возможность наконец-то поставить зарвавшегося выскочку на место, даже обычные солдаты, в другой раз бы торопливо становящиеся по стойке «смирно», то и дело встречали его сдержанными смешками. Агент Фатуи, которому Тарталья вогнал кинжал в грудь до самой рукояти, тоже улыбался. Как-то слишком чисто и искренне для того, кто захлебывался кровью — невероятно красной и густой, не столько разливающейся по шее, сколько скатывающейся, но после недель во дворе Снежной видеть лица тех, кто просто хотел его убить было куда приятнее чем тех, кто хотел сломать. Никто из тех, кого сегодня он лишил жизни, не удивлялся, что по их головы явился Предвестник. Подумать только, даже простое пушечное мясо осознавало, чего стоит работа в Фатуи, да и сам Чайльд несколько лет назад с первого раза понял предупреждение Пульчинеллы, что не стоит ему доверять и полагаться на него. Но собственные успехи и чужое восхищение слишком сильно вскружили ему голову, заставив поверить в собственную неуязвимость. Поездка в Ли Юэ и экспедиция на Драконий Хребет могли бы стать хорошей возможностью отдохнуть от липких взглядов, кривых усмешек и недомолвок, если бы не одно но. Тарталья умел убивать, Тарталья любил убивать, но его интерес к противнику обрывался с последним ударом сердца. Убирать трупы — работа падальщиков, воину интересен только тот, кто может ответить ударом на удар. Он молча принял из рук доверенного секретаря Царицы письма, прикрыв ладонью имя получателя. Адрес он и так знал — похоронное бюро «Ваншэн». Центральная улица Ли Юэ, дом у реки, в котором всегда стоял запах благовоний из шелковицы… Чайльд очень надеялся, что дрожь в его руках приняли за усталость. Для неё хотя бы было оправдание. Во время их прощания Чжун Ли не удостоил его даже взгляда, а отвечал на вопросы, обращаясь к Синьоре, пока Тарталья рассматривал его плащ, по которому разбегался затейливый узор из драконьей чешуи. Надо было быть либо слепым, либо безумцем, чтобы не замечать очевидного. Либо потерявшим остатки разума влюбленным идиотом, которому одержимость застелила глаза. Слишком сильно он поверил в хрупкую иллюзию того, что могло бы между ними быть, не разделяй их шесть тысяч лет, политические дрязги, игры богов и Архонтов. Следующий Фатуи все-таки смог заметить худощавую тень между деревьями. Зарычал, вскинул голову в шлеме — Чайльда почти ослепил дикий алый блеск глаз сквозь узкую прорезь, и кинулся на противника, круша деревья и сухой кустарник. Чайльд ухмыльнулся. Этим утром он понял, что ему нравилось убивать своих. Впрочем, можно было ли назвать кого-то «своим», если в Снежной все против всех? На ближайший обрушился огромный молот, расколов валун пополам. Электрический разряд успел задеть Чайльда, но он лишь улыбнулся колючей боли — она была ему привычна, она ему нравилась, верная спутница хорошего боя. Оскалившись, перекинул кинжал в левую руку — запястье которой уже начало ныть и хрустеть при каждом движении, обхватил рукоять покрепче и следующим выпадом полоснул по нагруднику, высекая сноп искр. На броне — ни царапины, зато перед глазами сплошной стеной встала россыпь белых вспышек от того, как закололо где-то под вздувшимися венами. Но он никогда не станет сильнее, если начнет себя жалеть. Не выпуская кинжала из онемевшей руки, Чайльд атаковал снова, — нырнув под следующий широкий замах. Он дрался просто, грубо, не как Одиннадцатый Предвестник, а как зеленый новичок, которому впервые позволили пустить кровь во время тренировочного боя. Даже не целился в расщелины брони — это слишком просто, бил наотмашь по самой толще, так что после каждого удара раздавался глухой гул. Сонный утренний лес наполнился звуками лязга металла о металл, тяжелого дыхания, выходящего со свистом из уставших легких, и громовых раскатов заряженного молота, сносящего все на своем пути. Драка, которая когда-то бы не продлилась и нескольких мгновений, переросла в настоящий бой, и Чайльд не был до конца уверен в том, кто выйдет победителем. Это противник такой сильный или он сам настолько ослаб? Глаза молотобойца сверкали красными огнями — Чайльд узнал этот безумный свет. Скалистый обрыв, одинокий Фатуи, болтающий ногами над пропастью. Пиро ружье упиралось под челюсть, палец застыл на курке, пока застрельщик провожал свой последний закат. Тогда казалось, что в его зрачках просто отражается расплавленное у горизонта солнце, уже потом — после выстрела, когда оказалось, что он решил уйти не один, когда в мире остались только сметающая все на своем пути каменная река, клубы пыли и золотой щит, красный свет из-под маски засиял как алое пламя. Стали закрадываться подозрения, что причиной высылки на Драконий Хребет стала далеко не вытоптанная дезертирами редиска на огородах деревни Миньюнь. Глаз Порчи словно умолял, чтобы им воспользовались, обещая напитать нечеловеческой мощью и вернуть телу утраченную ловкость и силу. Но Чайльд пока держался от соблазна нарушить только что придуманные правила дуэли, хоть его и трясло, как он себя убеждал — от тока. Ушел в оборону, делая все, чтобы его не размазало по земле тонким слоем, подло подбрасывал в воздух снег, затрудняя обзор, и ловко скрывался за деревьями, которые жалобно стонали и ломались, когда в них врезался огромный молот. Несколько раз он чудом ускользнул от замахов, которые сотрясали землю и разбивали вдребезги лёд, иногда его било током и Внезапно, молотобоец просто сдался. Плечи опустились, голова безвольно обвисла, молот с грохотом свалился в растоптанный сугроб. Чайльд даже не успел остановить занесенный удар, убивать в спину после всего казалось нечестным, но кинжал будто сам собой вонзился между разбитых пластин брони. Противник, еще недавно казавшийся таким грозным, бесформенной кучей свалился в растаявший, грязный снег. Пустота внутри немного насытилась. Чайльд позволил себе короткую передышку, только чтобы перевести дух и перебинтовать истесанные ночными поисками руки, когда он часами таскал и двигал камни, в надежде найти хоть что-то. Он всеми силами старался избегать мыслей, что все могло закончиться именно так — внезапно, глупо и по его вине, то кидаясь в драки, то предаваясь воспоминаниям. Когда сердце немного угомонилось, затих стук в ушах, Чайльд продолжил свой путь в никуда. Ломая тонкий наст, он направился к торчащим над верхушками деревьев гигантским ребрам. даже не верилось, что раньше здесь гнил дракон, что этот чистый, как с открытки, лес вырос на разлагающейся плоти, а корни трав и деревьев питала отравленная кровь. Когда Чайльд был совсем маленьким, то однажды на прогулке он видел, как на берег выбросился кит. Взрослые переживали, что ребенку не стоило видеть смерть, но его восхищала жизнь, — копошащиеся вокруг огромной туши крабы, прилетевшие на пиршество чайки, странные многоногие существа, снующие меж гальки, разноцветные ракушки, принесенные мертвым нарвалом из далеких теплых морей. Обычно безлюдный и пустой пляж ледяного моря наполнился криками дерущихся за добычу птиц, щелканьем клешней и стрекотом многосуставчатых, похожих на ожившие палки, существ. При виде огромного драконьего черепа Чайльд тоже испытывал почти детский восторг. Сложно было представить, что когда-то такая махина летала в небесах Тейвата, закрывая крыльями небеса и уничтожая все вокруг своим огнем. Как здорово было бы с ним сразиться. Ведь главным подвигом настоящего воина всегда считалась победа над драконом, не так ли? Сквозь деревья показался сине-золотой шатер Фатуи в окружении палаток поменьше. Обойдя лагерь по кругу, Чайльд так и не смог обнаружить дозорных, не нашел ловушек от диких зверей, а человеческие следы занесло снегом. Костер по центру был потушен и явно давно заброшен, ветер разметал белесые остатки поленьев и пепел. Не смотря на суровый климат, в Драконьем Хребте не было недостатка в дичи, даже неумелый охотник — да что там, ребенок, мог бы забить вмерзшего в лед кабана, поэтому холодный и грязный котёл приводил в недоумение, — неужели здоровые и крепкие мужчины не смогли добыть себе еды? Драконий Хребет в шутку называли второй Снежной. Теплолюбивые южане из Ли Юэ ледяной глыбы сторонились, отшучиваясь, что им и своих гор хватает, монштадцы, хоть и порядком изнеженные за последние века, но в чьих венах все еще текла кровь тех, кто помнил зимы и вьюги, несколько раз пытались покорить неприступную вершину, но почти каждая экспедиция заканчивалась провалом. Только самые отчаянные еще решались проверить свою удачу в обители льда. А вот Снежная не скупилась на человеческие ресурсы, раз за разом отправляя все новые и новые отряды… которые никогда не возвращались. И почему Чайльд задумался об этом только сейчас? Он сменил позицию, так что тусклые лучи скрытого в облаках солнца осветили силуэты в палатках. Люди еще спали, — или не просыпались, но силуэты — рядовых, застрельщиков, агентов он узнал. А вот что вызывало недоумение — так это мертвецкая тишина. Никаких скабрезных солдатских шуток, гарканья лейтенантов, храпа тех, чей дозор выпал на ночную смену, да хотя бурных обсуждений что готовить жрать на завтрак. Прокравшись к ближайшему тенту, Чайльд осторожно сдвинул кусок промасленной, выцветшей ткани, как вдруг услышал тяжелые шаги. Из центрального шатра внезапно вышел застрельщик, опираясь на пиро ружье, как на костыль. Тощий, грязный, узкий изорванный плащ болтался на костлявом теле как старая тряпка на швабре. Не обращая внимания на незваного гостя, он вытащил из кармана стакан — немытый и в трещинах, зачерпнул из котла, ненадолго сдвинул маску с лица и одним глотком выпил содержимое. Или даже выхлебал, звуки его жадных глотков напоминали о дохнущей от жары дворняге, дорвавшейся до лужи. Привыкший считать себя клинком в руках Царицы, Чайльд нечасто задумывался о том, чтобы отойти от прямого исполнения приказов. Устранить угрозу Снежной? Пожалуйста. Раскинуть сеть агентов, а затем пытками или шантажом и выведать нужную информацию? Без проблем. Подвергнуть возможному уничтожению целый город? Втягивать гражданских ему нравилось, но если того требует долг, то можно пойти на переговоры с совестью. Последнее его кое-чему научило. Чайльд собрался с духом и поднял руку, чтобы подозвать застрельщика, но тот неожиданно скрылся в шатре, бросив стакан на землю. В наступившей тишине шорох из палатки, и пара коротких, но неразборчивых приказов, казались оглушительными. Сначала Чайльд заметил тонкий хвост, намотанный на руку как веревка. Затем отблеск от ярко-желтого камня на галстуке. Сережку с растрепанным пером. Налипший на лацканы снег. Глаза настойчиво цеплялись за детали, лишь бы уберечь сознание от цельной картины, от осознания того, что происходит. Но какие-то мысли все равно возникали, например, то, что у Чжун Ли не связаны руки, но он совсем не сопротивляется. Не пытается даже убрать ружье, которое уперлось в открытое горло, затем плавно сдвинулось выше — к линии скул, обводя дулом их контуры. И если в красных глазах застрельщика плескалась чистая ненависть, то во взгляде Чжун Ли читалось что-то совсем иное, то, что Чайльд предпочел списать на игры уставшего после бессонной ночи и кровавого утра сознания. Застрельщик что-то гаркнул, наматывая ружьем петли галстука, сквозь стук за барабанными ударами сердца разобрать его хриплую речь было невозможно. И, в общем, не нужно. Глаз Порчи так и напрашивался на то, чтобы зачерпнуть из него силы, но Чайльд слишком хорошо понимал, что третьей трансформации он не переживет. А вот Глаз Бога придется тут как нельзя кстати. Снаряд воды долетел уже куском острого льда — и пронзил сердце. Фатуи захрипел, схватился руками за торчащую из груди сосульку и упал на колени. Из-под маски потекла кровь, собираясь по краю ярко красной окантовкой и просачиваясь сквозь трещины тяжелыми каплями. Он задрожал, завалился на бок, все еще цепляясь за ледышку, слишком живой для того, у кого насквозь пробита грудь. Добил его Чжун Ли, до смешного просто, грубо, но очень подходяще бывшему Гео Архонту — камнем в висок. Застрельщик последний раз дернулся, и вдруг прошептал:  — Наконец-то… Тишина… Чжун Ли прикрыл ему веки — и рухнул рядом. Тот, кто когда-то метал скалы в океан, не должен вот так валяться в снегу, как марионетка с подрезанными нитями. А застрельщик не должен играться с ним, как кошка с мышью, так чувственно водить ружьем по его открытой шее. Чайльду все еще казалось, что он видит сон. Не было золотого щита, а был камень, влетевший в глупую рыжую голову, и предсмертные галлюцинации, в которых опальный Предвестник спасал бессмертного Архонта и вновь становился героем. Или его отдали для исследований Дотторе, и сейчас он лежал прикованный к кушетке, с кучей трубок, торчащих из тела, по которым в вены вливалось дурманящее зелье.  — Как тебе смертность? — нарочито смешливо спросил Чайльд, пытаясь подбодрить то ли напарника, то ли себя самого. Чжун Ли попытался что-то ответить, но зашелся сухим кашлем. Янтарь в его глазах совсем потускнел, сквозь сухую корку на губах проступили красные капли. По протоколу Фатуи пленных принято оставлять без воды на семьдесят два часа, это Чайльд запомнил еще во время первых лет обучения. Придерживая голову Чжун Ли, он достал фляжку с остывшим травяным чаем, но поспешил убрать горлышко после первого глотка.  — На таком морозе нельзя много пить.  — Спасибо и на этом, — лишенный привычного тепла, голос Чжун Ли звучал все еще очень тихо и надтреснуто. Хотелось чтобы он выругался, чтобы высказал все, что думает о глупом Предвестнике, который побежал к самоубийце с криками о том, что воин Снежной должен умереть в бою, а не трусливо накладывать на себя руки. С ранами как с людьми — когда они открыты, то намного проще. Чайльд не видел крови — пока, не видел синяков, не замечал, чтобы конечности были вывернуты под углом, в глаза бросалась только бледность, подчеркнутая карминной подводкой глаз. Красный и белый. Цвета сегодняшнего утра. Вспомнив, что по тому же протоколу, пленных выставляли на мороз, Чайльд коснулся кончиков пальцев — перчатки оставили, посчитав, что тонкий шелк от мороза не защитит. Но подушечки оказались мягкими, теплыми, без признаков обморожения. Он чуть задержал руку на венах, прощупывая пульс, от чего Чжун Ли вздрогнул всем телом и на мгновение будто хотел прижаться к своему спасителю, но тут же отпрянул.  — Ты замерз? Что с тобой? — спросил Чайльд, понимая, что осмотр ничего не даст. Кроме фантомного чувства чужого тепла, оставшегося на ладонях. Чжун Ли раз за разом повторял, что ему не страшен холод, когда Чайльд предлагал теплую одежду, отказывался подойти ближе к костру и с подозрением смотрел на бутыль с искусственной феей. Но сейчас Тарталья просто не мог предположить ничего другого, не то чтобы он хорошо разбирался в медицине — спасение чужих жизней его интересовало еще меньше, чем похороны.  — Не в привычном людям понимании. Как оказалась, я восприимчив к элементальным потокам Драконьего Хребта. Здесь они переплетаются особым образом, мешая моему телу регулировать температуру в соответствии с обстановкой. Возможно, Чайльд бы и понял что-то из сказанного, не воспринимай он свой Глаз Бога только как оружие. Тонкие материи его не волновали, ими пусть занимаются седые старцы из Сумеру и очкастые задохлики, которым даже тренировочное ружье поднять не по силам. — Рядом есть пещера. Неплохо обжитая, я нашел там кое-какие припасы и много книг. Вроде раньше в ней жил ученый, он даже оборудование свое оставил и реагенты, возможно, я бы смог приготовить тебе лекарство. Что он несет. Чайльд, конечно, проходил самые основы алхимии, но его успехи… Восхищенные умением превращать любую смесь во взрывчатку, преподаватели настоятельно советовали ему идти в подрывники. Чжун Ли, судя по затянувшемуся молчанию, тоже не особенно верил в его таланты к изготовлению зелий.  — Там уютно! — Чайльд продолжал расхваливать свое временное пристанище. — Этот книжный червь еще рисовал неплохо, такой портрет хиличурла набросал, хоть в галерею тащи…  — Алый Кварц, — оборвал его тираду Чжун Ли. — А еще лучше Багровый Агат. Мое тело имеет высокое сопротивление к холоду, но и согреть в случае обморожения его тяжелее, чем человеческое. Потребуются… нестандартные методы. Ладно. Возможно с помощью советов что-нибудь и получился. Чайльд слабо понимал, как можно согреться камнем, который в лучшем случае помогал удерживать тепло, но кто его поймет этого Гео Архонта. Может быть, сойдутся какие-то поврежденные элементальные линии или он знает древние рецепты, затерявшиеся на дальних полках истории. Добыть Алый кварц не так уж сложно, но он быстро рассеивается. Ради Багрового Агата придется попотеть, а оставлять Чжун Ли надолго одного не хотелось. По-хорошему отнести бы его под статую Архонта, да только Барбатосу он не молился никогда, а Моракс… слишком далеко. Да и Чайлд не был уверен, что оставленный цветок глазурной лилии можно считать настоящим подношением, достойным благословения богов. Он не какой-то странствующий бездельник, который будет по всему Ли Юэ собирать эти запрятанные в задницу звенящие гео штуки, ему просто хотелось попрощаться… хотя бы так. Стоя под проливным дождем, он разглядывал камень, пытаясь уловить знакомые черты в древнем изваянии. По крайней мере, кое-что общее у них было — оба Моракса — живой и каменный, взирали на Чайльда с полнейшим равнодушием. Этот взгляд… снова как в Золотой Палате, когда Чайльд в одно мгновение стал пустым местом. А был ли он чем-то другим? Когда они только познакомились, то Чайльд считал, что проявляет великодушие, не флиртуя с привлекательным консультантом, чей родной город собирался отдать на волю древнего монстра. Он с едва заметной усмешкой смотрел, как руки в черных перчатках скользили по его ладоням, правильно направляя такие неподатливые палочки, победоносно улыбался, чувствуя касание кисти с краской к своим векам. Ему тогда казалось, что завалить этого забывчивого красавчика ничего не стоит — такой типаж ему хорошо знаком, на первый взгляд холодный и отстраненный, но внутри голодный до постельных приключений. Тарталье легко было представить, что все ранние годы его знакомый отсидел в библиотеках, глотая пыль, а теперь пытался нагнать упущенное, вот и мельтешил перед глазами со своими просьбами об оплате чеков за нефрит и другие редкости. Пару раз проскальзывала мысль предъявить ему за какую-нибудь дорогую безделушку, да только слишком это скучно — трахать того, кто с такой легкостью ведется на любой обман. Кто же знал, что в этой игре Чайльд окажется даже не пешкой, а клоуном, веселящим игроков за шахматной доской. И все-таки, обижаться на Чжун Ли не получалось. Особенно сейчас, когда он лежал на его руках — живой, теплый, нет, очень даже горячий, прижимающийся лбом к окровавленным рукам, словно не замечая отпечатков утренней бойни. Хотя если все, что говорится в легендах Ли Юэ о его победах во время Войны Архонтов, — правда, то с чего бы ему обращать внимание? Родиться бы в те времена, когда кругом сплошная мясорубка. Не надо ждать разрешения на применения оружия, не надо терпеть чопорных дипломатов с их «мирной регулировкой неотложного вопроса», не надо искать достойных противников, просеивая — кинжалом и луком, море жалкой шелухи. В те времена в небесах летали драконы, а в морях царили монстры, тогда ему — Чайльду Тарталье, наконец-то удалось бы утолить свой голод. И Чжун Ли тогда был совсем другим. О чем бы подумали все убитые и упокоенные Гео Архонтом, увидь они его сейчас? Бездействием ничего не решить. Каким бы солнечным ни было утро, но день в Драконьем Хребте короткий, а лезть в горы затемно, да еще и с напарником на руках казалось самоубийством.  — Оставлю тебя ненадолго. Раз ты пока не в состоянии выполнить свою часть контракта, то ей займусь я. Чжун Ли должен был заниматься кремацией. То, что собирался сделать Чайльд, скорее можно было назвать милосердием. Солдаты Фатуи не спали. Валялись на скомканных спальных мешках, безучастно пялясь в пустоту, едва дышали — только едва заметные облачка пара выдавали, что их легкие еще работали. Одежда покрылась изморозью и хрустела под пальцами, когда Чайльд потрогал одного из агентов за плечо. Его передернуло от мысли, что так лежал и Чжун Ли. Конечно же, никто не ответил на его вопросы. Никаких документов, кроме бумаг с приказом, да пары служебных записок. Журнал офицеров оказался давно заброшен, а последние страницы занимали неотправленные письма жене и детям, в которых он умолял простить его за то, что не успеет вернуться домой к праздникам и выбрать дочке к дню рождения обещанную куклу. Когда Чайльд закончил, то пустота внутри не насытилась ни на каплю — даже монстры такой жертвой брезговали. Во что Тарталья опять вляпался? И если даже бывший Архонт выглядит едва живым, то что ждет его самого? Устранять своих Фатуи не в новинку. Под жернова военной машины Снежной попадали все без разбору — предатели, двойные агенты, те, кому не повезло оказаться в перекрестном огне интриг Синьоры, стать отработанным материалом Дотторе или пасть жертвой вспыльчивого нрава Скарамуччи. С этим точно мимо, после него Чайльду было бы некого убивать. Синьоре тут тоже ловить нечего, её стихия это высший свет, элита общества, городские улицы, а еще лучше дворцовые коридоры, по которым легко разлетаются сплетни и слухи. Педролино откликается только на звон монет, зачем ему забытая богами гора, где ни одного банка или захудалого ростовщика? Панталоне — безучастная вещь в себе, Капитано слишком стар для всего этого, Пульчинелла… Чайльд нахмурился. Не хватало ему еще стать параноиком, хотя его часто винили в том, что он сначала рубит, потом думает, а потом еще раз рубит — теперь уже головы непрошеных советчиков. Для успокоения нервов можно было мысленно свалить все на Дотторе. Так, кажется, и поступала большая часть Фатуи, сталкиваясь с чем-то необъяснимым и странным. Тот не обижался, ему было совершенно наплевать, что думают говорящие мясные мешки. Именно это равнодушие и вселяло надежду, что не все так плохо, Чайльд просто стал свидетелем очередного эксперимента, а не вляпался со всей дури в паутину чужих интриг. Как же понятно и легко было в Бездне… где просто обитали чудовища, которых следовало убить.  — Что здесь произошло? — спросил Чайльд, вернувшись к шатру. Чжун Ли вроде бы немного пришел в себя, уже хотя бы не смотрел в одну точку, прикрыв веки.  — Я сам хотел бы знать, — пожал он плечами. Не тот ответ, который ожидаешь от услышать от казалось бы всезнающего консультанта.  — А как ты тут оказался?  — Чайльд, мне в плену задавали меньше вопросов, — осадил его пыл Чжун Ли.  — Позволь еще один. Идти можешь? Он ничего не ответил. Но, опираясь на дрожащие ладони, попробовал подняться. Это ему с трудом, но удалось. Чжун Ли шатало из стороны в сторону, хвост дергался между лопатками. Наконец, пройдя несколько шагов, он споткнулся об труп застрельщика, и свалился на едва успевшего подхватить его Чайльда.  — Ты еще должен мне бой, помнишь? Без Гнозиса драться с тобой будет не так интересно, но я, так уж и быть, уступлю старику, — попытался ободрить его Тарталья. Чжун Ли опять промолчал. Только когда они почти покинули лагерь и Чайльд достал из поясной сумки теплую бутыль с искусственной феей, он наконец-то подал голос.  — Царица… будет недовольна. По контракту мы обязаны их захоронить согласно правилам упрощенного обряда…  — И? Что ты сделаешь? — оборвал его Чайльд. — Накажешь меня? Я уже провалил свой контракт, когда не смог уберечь тебя. Не дожидаясь ответа, он закинул бутыль на шатер. Огонь тут же перекинулся с него на палатки, жадно облизывая тела мертвых Фатуи внутри.  — Все в порядке, Чайльд. Я живой, а тебя иначе бы убило. Свою часть ты пока выполняешь, иначе бы тебя постиг Гнев Камня. Чайльд улыбнулся, хотя слова Чжун Ли его не особо успокоили. Ничего не в порядке. Одиннадцатый из Предвестников едва устоял в схватке с простыми солдатами. Бывший Гео Архонт чуть не погиб во время лавины и еле волок ноги. Простейшее задание, с которым бы справилась парочка не особо опытных агентов, находилось на грани срыва. Чайльду могли простить Ли Юэ где он оказался между молотом и наковальней двух старых интриганов, но провал такой никчемной миссии навечно отправил бы его торговать сувенирами с символикой Царицы. Синьора бы, наверное, сдохла от смеха, подавившись своим любимым мондштадским вином. Впрочем, ради этого Чайльд мог с удовольствием согласился пару дней постоять у палатки с плюшевыми Одноглазиками.  — Если честно, я не ожидал, что ты спасешь меня, — уставший от давящий тишины Чайльд, выдавил из себя, когда от лагеря Фатуи остался только дым над вершинами деревьев. Молчание Чжун Ли напрягало. Тарталья то и дело ждал рассказа о том, почему даже в солнечный день вершина горы укрыта облаками, в которых пляшут голубые молнии, откуда тут роботы — совсем другие, что встречаются на остальной части материка, и что за шифр запечатан в древних механизмах. А вместо этого он только слушал тяжелое, слегка хриплое дыхание.  — Просто привычка.  — Помогать людям? — неловко пошутил Чайльд и тут же пожалел об этом, увидев складку, залегшую между бровей Чжун Ли. Он слишком привык быть Архонтом. Если сам Чайльд после трех дней в Бездне не мог представить свою жизнь без адреналина сражений, то что мог чувствовать Чжун Ли, отбросивший привычки, которым были тысячи лет? А вместе с ними всех старых друзей, знакомых и соратников. Возможно, и любимых, если только они уже не стали пылью, затерявшейся в вечности времен. …но лучше не давать себе ложные надежды.  — Если тебе так не нравится мне помогать, то ты всегда можешь вызвать меня на дуэль, — снова заговорил Чайльд, пробуя хоть как-то растормошить совсем притихшего Чжун Ли. Но тот без слов уткнулся носом в оголенную шею. Чайльд невпопад вспомнил ужа с желтыми чешуйками, который так любил греться в его горячих детских ладонях. И Чжун Ли сейчас повис на нем по-змеиному, обхватив руками плечу и повиснув на спине. Времени оставалось все меньше. Повязав длинный — Тоня постаралась на славу, шарф на себя и Чжун Ли, он заторопился к нависшему над пропастью мосту, и вдруг заметил красное сияние вдалеке. На вершине утеса мерцала искорка Багрового Агата.