` Fortellinger `

За застеклёнными европейским стеклом окнами в прекрасном и завораживающем танце медленно кружились тысячи снежинок, образуя на фоне чёрного неба замысловатые и непонятные фигуры. В выложенном красным кирпичом камине, украшенном яркими шерстяными чулками, набитыми сладостями, весело и почти неслышно потрескивал огонёк. Возле старого кресла из лакированного дерева почти до самого потолка возвышалась пушистая зелёная ель, украшенная яркими гирляндами и стеклянными и пластмассовыми зверушками, гномиками и другими сказочными существами, которые при свете каминного огня играли миллионами бликов и оттенков. От ели исходили пьянящие ароматы хвои и приближающегося праздника. Кетиль, поджав под себя обнажённые ноги, сидела в кресле, прихлёбывая горячий шоколад с взбитыми сливками, и грустно глядела в окно, зачарованно наблюдая за вальсирующими снежинками. Несмотря на окружающую её праздничную обстановку, девушка не воспринимала Рождество как явление волшебства и чуда. Более того, она ненавидела этот праздник. Медленно и лениво сползя с кресла, она босиком по деревянному полу прошагала к высокому зеркалу, висевшему на стене между креслом и новеньким комодом из светлого дерева. Мрачно глядя на тощую блондинку с ярко-синими глазами и одетую лишь в серое вязаное короткое платье со скандинавскими узорами, Кетиль грустно улыбнулась и поправила спадавшую на глаза прядь золотистых волос. А ведь когда-то этот жест совершала рука другого человека. Другого, но такого любимого, незаменимого и родного человека, её мужа, голландца Ханса Майера. Да, он постоянно пах невыносимым запахом вчерашних сигарет и пива, но его прикосновения были такими искренними и нежными, а взгляд такой тёплый и ласковый, что у норвежки никогда бы не возникло сомнений в его чувстве любви. Ненужные воспоминания о прошлом Кетиль прогнала, резко встряхнув головой, и быстро отошла от зеркала. Поставив на накрытый праздничный стол наполовину опустошённую чашку, девушка взяла мандарин из фруктовой корзинки, присела на шведский табурет, месяц назад купленный в «Икее», и принялась вертеть фрукт в руках. Если бы не её маленький семилетний медвежонок, малыш Бьорн, ей бы сейчас пришлось сидеть в мрачной и угнетающей обстановке с книгой в руках и в окно наблюдать за проходящим на улице праздником. Разумеется, она не стала бы накрывать на стол, не украсила бы комнату, не говоря уже о ёлке и подарках у её ствола. Почистив мандарин и проглотив пару долек, Кетиль положила остатки обратно в корзинку с фруктами, и встав с табурета, подошла к окну, бесцельно наблюдая за происходившим за стеклом снежным балетом. Воспоминания о прошлом снова невольно нагрянули в мысли девушки, но на этот раз она не желала их прогонять. И норвежка позволила своему воображению превратить хаотичные и непонятные узоры за окном в довольно живые и яркие картины, имеющие сюжет и некий смысл. Сначала она разглядела одну из улочек Амстердама, на которой располагался цветочный базар. Там продавали самые дешёвые и прекрасные тюльпаны в городе, а также другие растения и сувениры для туристов. Девушка с замиранием сердца рассматривала пакетики с луковицами цветов, пытаясь выбрать упаковку с как можно более качественными зародышами. Затем краем глаза она заметила высокого, почти двухметрового молодого человека в старой потрёпанной шинели. Вокруг его горла был повязан в сине-белую полоску синтетический шарф, скрывающий почти половину лица. Однако Кетиль очень хорошо видела его ярко-зелёные глаза, которые, несмотря на мрачный и холодный вид своего хозяина, были тёплыми и такими прекрасными, что у девушки перехватило дыхание. Растрёпанные волосы цвета высохшей соломы едва прикрывали небольшой шрам над правым глазом, до которого девушка позже будет дотрагиваться с благоговением и страхом, спрашивая, откуда он взялся, а Ханс будет ласково ловить её руку за запястье, и ничего не отвечая, игриво целовать тонкие музыкальные пальцы. Внезапно видение исчезло, сменившись следующей чередой картинок. Случайное знакомство, свадьба, короткая, но счастливая семейная жизнь, которая спустя три года сменилась довольно печальными событиями. Действие произошло ровно четыре года назад во время рождественского ужина, когда в гостиной четы Майер собралась большая дружеская компания. Ханс произносил праздничный тост с пожеланиями удачи и счастья всем присутствующим. Ничто не предвещало печальной развязки: повсюду звучал смех гостей и праздничная музыка, рекой лился рождественский глёк, маленький и счастливый Бьорн сидел на детском стульчике, свесив ножки, и грыз шоколадного Юлениссена. Но во мгновение ока вся атмосфера счастья и радости рухнула, как карточный домик. «… и на завершающей ноте хочу добавить, что ухожу. Прощайте». Музыка, хоть и продолжала звучать также празднично и задорно, уже не распространяла на гостей рождественское настроение, ароматная еда и алкоголь сделались безвкусными, все присутствующие в изумлении затихли, вытаращив глаза и раскрыв рты. Не сказав более ни слова, Ханс вышел из гостиной, скрывшись в неизвестном направлении. Никто не предпринял ни единого действия, лишь Бьорн, поняв, что произошло, выронил из ручек шоколадное угощение и громко заплакал. Но больше всего гостей удивила престранная реакция Кетиль. Хозяйка продолжала вести себя как ни в чём не бывало, мило всем улыбаясь и продолжая разливать напитки и накладывать салаты, словно её муж всего лишь сообщил о своей надобности выйти покурить. Лишь в конце праздника, когда гости стали расходиться, девушка скрылась в своей комнате, откуда потом долго доносились громкие душераздирающие рыдания… Тишину разрушил громкий звонок в дверь, режущий слух, и картины воспоминаний вновь превратились в танцующие за окном снежинки. Опомнившись, Кетиль быстро выхватила из комода шерстяные рейтузы и быстро их надев, поспешила в коридор, чтобы поприветствовать гостей. *** В квартиру, громко и фальшиво напевая «Звон колокольчиков» на ломанном английском языке, ворвался худой и высокий молодой человек, одетый в костюм Юлениссена. Его лицо наполовину скрывала накладная борода серебристо-платинового цвета, поэтому Кетиль не сразу признала в нём своего приятеля Эрика Нильсена, беззаботного и вечно улыбающегося датчанина. Одетый в синтетический красный полушубок с белой пушистой окантовкой и такого же цвета бриджи, открывающие обтянутые полосатыми чулками ноги, молодой человек влетел в квартиру с огромным мешком подарков из грубого материала. Юлениссена сопровождала Оливия Оксеншерна, переодетая в Ниссемурь, по канону жену норвежского Санты Клауса. На самом же деле она являлась супругой переодетого в козла Бервальда Оксеншерны, который вошёл в квартиру последним, держа за руки двух мальчуганов, своего отпрыска Питера и сына Кетиль Бьорна. Питер, старше Бьорна на три года, был, как и отец, наряжен в костюм серебристого козла с маленькими рожками на затылке, а его приятель был облачён в образ медведя, очень точно иллюстрировавший имя мальчика. Едва завидев мать, Бьорн кинулся ей в объятия и принялся возбуждённо и с жаром описывать Кетиль всё, что произошло в течение дня. Глядя в его тёплые и горящие изумрудным пожаром глазки, она чувствовала себя самой счастливой женщиной на земле, ведь для любой Евы истинным удовлетворением является радость в глазах сына. Она уже и не слушала красочный рассказ о том, как дядя Эрик сажал его к себе на плечи, и оттуда, по словам юного фантазера, был виден весь мир, от Африки до Полярного круга. Кетиль невольно вспомнила о том, как давным-давно двулетний Бьорн катался на плечах своего отца, от которого унаследовал свою согревающую даже в лютые морозы теплоту зелёных глаз. Но тут же прогнала нежелательные воспоминания, почувствовав, что вот-вот может заплакать. Но разве позволительно плакать в такой замечательный день? Нет, она обещала себе, что сделает своему медвежонку по-настоящему весёлый праздник. - Пожалуйста, проходите в гостиную,- дождавшись, когда гости переобуются, Кетиль жестом пригласила их небольшой зал, который приготовила к празднику за время отсутствия друзей. *** Когда гости уселись за накрытый в гостиной стол, Кетиль наложила каждому в тарелку сладкой рисовой каши, политой ягодным сиропом, и от которой исходил сильный и возбуждающий аппетит аромат лесных ягод. - На мой взгляд, уж слишком сладко,- покритиковал Бервальд, слизнув немного угощения с края ложки. - А по-моему отличная каша,- с набитым ртом высказал своё мнение Эрик, не отрываясь от еды. - А ты почему не ешь?- поинтересовалась Оливия у Кетиль, увидев, что подруга, положив руку на стол, без особого энтузиазма водит ложкой в своей тарелке- всё хорошо? Словно очнувшись от крепкого сна, норвежка выпрямилась и, уставившись в пол, смущённо замотала головой, мол, всё в порядке. На самом же деле её обыденное серое состояние опять омрачали грустные воспоминания о блудном муже. В голове Кетиль всплыли живые картины далёкого 2007 года, когда она фактически перестала жить, когда она чуть не перестала существовать. После таинственного исчезновения Ханса девушка надолго изолировала себя от внешнего мира, и маленький Бьорн какое-то время проживал у её родителей. Мать, будучи пожилой женщиной, была в истерике. Она постоянно и настойчиво звонила дочери, но Кетиль упрямо не отвечала на её звонки. Несчастная женщина даже пару раз грозилась вызвать полицию, но, разумеется, не сделала этого, хотя и могла бы, если бы не супруг. Отец Кетиль был мужчиной хладнокровным и интеллигентным, он с самого начала не возлюбил пристрастия Ханса к алкоголю и наркотикам. Также он удивлялся, как сын наркомана родился таким здоровым и подвижным, и часто уверял самого себя в том, что Бьорн сын Одина, как Бальдр или Тор, но никак не обкуренного голландца, который наверняка и на Квартал Красных Фонарей часто захаживает. Несколько раз родители пытались уговорить Кетиль выйти замуж за другого, более достойного человека, чем этот «нидерландец с обочины», но в такие моменты девушка из хрупкой и ранимой мышки превращалась в оружие массового поражения. Стоило ей только услышать намёки о новом браке, норвежка начинала швыряться в окружающих всем, что попадётся под руку и громко, со слезами на глазах выкрикивать самые скверные ругательства, что были в её лексиконе. С тех пор все соседи и друзья Кетиль усомнились в душевном здоровье матери-одиночки. Лишь спустя полтора года девушка смогла более-менее успокоиться, и с тех пор сын жил вместе с матерью, а близкие друзья посещали подругу каждые выходные и праздники. Но Ханс так и не выходил из её головы, и она продолжала наивно полагать, что блудный муж рано или поздно вернётся. - Всё просто отлично,- ответила Кетиль, тщетно пытаясь выдавить кривую улыбку на своём грустном лице, и Оливия сделала вид, что поверила ей, продолжив уплетать рисовую кашу. Спустя некоторое время, когда в ход пошли салаты и свиные рёбрышки под охотничьим соусом, Эрик взглянул на свои наручные часы, после чего встал, сжимая в правой руке свой бокал с глёком, словно готовясь произнести речь. - Итак, дамы и господа,- сердце Кетиль радостно забилось, когда она догадалась, что датчанин хочет сказать,- настало время для нашей ежегодной традиции – Сказочного Часа! Услышав слова Эрика, Питер и Бьорн радостно вскрикнули и засмеялись, позабыв даже о недоеденных «котятах Святой Люсии», а Оливия, широко улыбнувшись, захлопала в ладоши. Лишь мрачный Бервальд никак не прореагировал. - Напомню, что по традиции каждый, в порядке старшинства, должен рассказать какую-нибудь сказку или легенду, которую узнал в течение года,- продолжил жизнерадостный и уже немного одурманенный праздничными напитками молодой человек,- однако сегодня мы решили внести кое-какие коррективы. Поскольку на празднике присутствуют дети, у которых наверняка, в отличие от скучных взрослых, за год накопилось огромное количество историй, начнут именно они. Итак, Бьорн, о чём ты хочешь рассказать? Услышав своё имя, мальчик возбуждённо дёрнулся и побагровел, а тёплые зелёные глаза засияли от счастья. Некоторое время он думал, с какой сказки лучше всего начать и, в конце концов, остановил свой выбор на истории о девушке и принце, превращённого в белого медведя. Кетиль вспомнила, что недавно читала её сыну на ночь, и когда он запинался, подсказывала, нежно улыбалась. Сказка была встречена бурными аплодисментами со стороны всех слушателей, даже хмурый Бервальд пару раз хлопнул в ладоши. Затем настала очередь Питера, который без особого энтузиазма рассказал содержание голливудской рождественской комедии, просмотренной накануне. После своего сына выступили Оливия с Бервальдом. Поначалу швед отказался выступать, сославшись на плохое самочувствие и головную боль. Но его супруга, ласково улыбнувшись, что-то страстно прошептала ему на ухо, после чего нежно поцеловала мужа в лоб, и несколько секунд они пристально смотрели друг другу в глаза, ведя между собой немой, другим сердцам недоступный, диалог. На какое-то время Кетиль показалось, что каменное и бесстрастное лицо Бервальда ожило: его бледные сухие губы едва заметно улыбнулись, а бесцветные глаза засияли живым оттенком любви к Оливии. Неожиданно для самой себя норвежка почувствовала сильный и больной укол ревности. Она завидовала Бервальду, который наверняка, как и она, потерялся в этом запутанном лабиринте жизни. Она завидовала ему за то, что в отличие от самой Кетиль, швед смог найти попутную звезду, которая помогла ему найти выход. Сама же девушка продолжала метаться от стены к стене, от края к краю, но везде встречались лишь колючие ограды. Полностью погрузившись в свои мысли, Кетиль полностью прослушала историю, рассказанную счастливой четой Оксеншерна, не вникая даже в основную суть сказки. - Отличная история,- как всегда лучезарно улыбаясь, похвалил друзей Эрик,- теперь твоя очередь, Кетиль. От неожиданности девушка чуть вздрогнула, и тут же залившись краской, опустила глаза, после чего покачала головой и едва слышно пробормотала: «Не хочу». Её настроение настолько опустилось, что она позабыла все известные истории, и даже ощущение на себе взгляда любимого сына не заставило её поднять глаза и вспомнить что-нибудь хорошее. Более того, Кетиль, почувствовав, как слёзы подступают глаза, уронила голову на локти и тихо заплакала. Никто из присутствующих даже не пытался её утешить, даже Бьорн, так как все уже знали, что это бесполезно. Вместо того, чтобы произнести пару утешающих слов, Эрик помрачнел, его лучезарная улыбка сползла с вечно сияющего лица (вот, чему бы на самом деле стоило удивляться), и датчанин, не отводя осуждающего взгляда от плачущей подруги, мрачно, но довольно громко, чтобы все слышали, заговорил: - Я бы хотел рассказать легенду о Королеве Троллей, которая ещё до зари викингов жила в Ульдре. Она была настолько злобна и жестока, что каждого молодого тролля, который приходил к ней свататься, она самым жестоким образом убивала. Одного она оставила мёрзнуть обнажённым за пределами дворца, другого скармливала своим волкам, которые раздирали тело несчастного на глазах у всего королевства, а третьего она за шею привязывала к ноге северного оленя и заставляла бедное животное нестись с этой ношей весь день напролёт. И поэтому, когда Королевы Троллей не стало, с её телом проделали всё то же самое, что она делала со своими женихами. И долго народ ликовал, и настала с той поры вечная весна. Уже после первого предложения Кетиль поняла, что эту страшную сказку Эрик сочинил именно о ней, об эгоистичной Королеве Троллей, которая изолировала себя от общества, и которая не желала разрушать окружавшую её ограду одиночества. Она продолжала с трепещущим от страха сердцем пролистывать старые страницы из своей книги жизни, пока её друзья писали новые тома. Ханс являлся лишь красивой, но бессмысленной и неудачной страницей из книги Кетиль, и девушка окончательно осознала, что пора бы эту страницу вырвать. Настало время писать новую книгу, пришло время начать новую жизнь. Когда гости, покончив с рождественскими угощениями, принялись танцевать под весёлую и праздничную музыку, Кетиль робко подошла к Эрику, который вместе с Питером и Бьорном рассматривал рождественские подарки. - Можно тебя на минутку? Датчанин, оторвавшись от игрушечного набора юного химика, предназначавшегося Питеру, выпрямился и вопросительно взглянул на девушку. - Да, я тебя слушаю,- кивнул молодой человек. Кетиль побагровела, и дрожащим от волнения голосом спросила: - Неужели смерть Королевы Троллей действительно настолько страшная? Неужели никто даже не пожалел её? Вдруг, её, скажем, жизнь потрепала. Может, например, её Король умер? - Финал любой сказки всегда можно пересказать на новый лад, и этот финал всегда зависит от рассказчика,- Эрик загадочно улыбнулся, после чего неожиданно взял девушку за руку. Она была горячей, как огонь в камине, только ещё жарче,- может, станешь моим соавтором? Сердце Кетиль радостно затрепетало, и она почувствовала, что улыбается. В её душе снова зацвели цветы, а в книге жизни открылись чистые страницы, ожидавшие своего заполнения.