Крайние меры

Сломать Вам пальчик? Какой конкретно? Нет-нет, мне не сложно, все для гостей…

В тёмных и пустых коридорах “Хрустального” шаги звучали слишком гулко. За почти полтора десятка лет он стал ей домом и крепостью, но сейчас дом казался запустевшим, а крепость – разграбленной. Этери снова с досады впилась себе ногтями в ладони почти до крови. Это просто невероятно! Труд её жизни, империя, которую она строила столько лет – хотя какая империя, тогда она искала любую работу, где её возьмут – рушилась прямо на глазах. Не только её глазах – глазах всего фигурного мира, который год назад был уверен, что “Самбо-70” – танк, который проехался по всему женскому одиночному катанию и ближайшие годы на этой выжженной пустыне ни одна живая былинка не взойдёт. В прошлых двух сезонах её ученицы забирали себе весь пьедестал чемпионата России – а сейчас она ведёт в сезон одну взрослую спортсменку. Так дело не пойдёт. Она затворила за собой дверь в кабинет и на ощупь включила свет. Уже собравшись устало сесть в кресло, в тусклом свете светодиодных ламп Этери заметила предмет, которого здесь быть явно не должно было. Букет роз. Пошлый, демонстративно кислотный и настолько же демонстративно большой. Из него торчала записка на плотной бумаге. Ещё не чуя запаха, Этери готова была поклясться, что записка пропитана самыми отвратительными духами. У человека, приславшего такой букет, вкуса не могло быть по определению. На своё несчастье, она подозревала, кто мог быть таким человеком. Подойдя к букету и кончиком ногтя, чтобы не пропахнуть этой тяжёлой мутью, подцепив записку, она тяжело вздохнула. Так и есть. В записке были только место, время и инициалы. Она получила ответ на просьбу. Выходя из своей малахитовой Porsche 911, Яна едва сдерживалась, чтобы не застучать каблуками по свежеуложенной плитке стремительным домкратом. Но лучше бы ей подзадержаться – пока она идёт, её визави придётся ждать под дверью, а отказать себе в таком удовольствии было бы просто преступно. Поводы для радости у Яны действительно были весомые – наконец-то её непутёвый муженёк, ставший антигероем для всех болельщиков шесть лет назад и бессовестно задвинутый на задворки фигурного катания, снова в игре – и в этом куда больше её заслуги, чем его. Да, Плющенко – до сих пор самое громкое имя в России, когда речь идёт о главном зимнем виде спорта (не эту же беготню с клюшками таковым считать), но имя ещё должно звучать – и вот звучит оно усилиями Яны. Две сильнейших спортсменки своего поколения, гений четверных и гений катания – обе уходят из давящей на них атмосферы “Хрустального” и тренера-тирана, чтобы свободно творить в “Ангелах” – казалось, что это лето не может стать ещё лучше. Но теперь к ней на поклон пришла великая и ужасная Этери Георгиевна – и Яна была готова хлопать в ладоши от ехидства. Насколько же та отчаялась… Впрочем, сейчас и узнаем, насколько. Яна подошла к кованым воротам своего загородного дома – Этери была уже здесь, одетая в свой любимый Louis Vuitton и сверкая глазами из-под дуг бровей – явно заждалась. Без приветствия протянула руку, небрежно держа в другой, как веник, посланный Яной букет. Яна кончиками пальцев обозначила рукопожатие:       – Здравствуй, Этери! Ничего, что я на “ты”? – и, не дожидаясь ответа – Вот и отлично! Будь как дома. Как дома Этери здесь быть явно не могла. Мало того, что эта мымра заставила её ждать, так ещё и наверняка намеренно назначила встречу не на нейтральной территории, а у себя дома – в коттедже таких размеров и роскоши, которые Этери себя вряд ли когда-нибудь сможет позволить.       Они прошли вдоль обложенных камнями прудиков и аккуратно подстриженной живой изгороди в дом, внутри которого Этери отчаянно пыталась не смотреть по сторонам – не столько из зависти, сколько из-за рвотных позывов при взгляде на такое количество позолоты и лепнины. Наконец они зашли в большую светлую гостиную, в которой сразу же приковывал взгляд камин с приветливо пляшущим огнём – кто его развёл, домовые, что ли? Перед камином стоял журнальный столик и два угрожающего размера кресла. Этери с облегчением положила букет на столик и села в кресло, стоящее вполоборота к стеклянной стене – так у неё был хоть небольшой шанс смотреть не на всё это “дорохо-бохато”, а на стальной подмосковный сентябрь. В локти неудобно впивались позолоченные головы львов, но это было меньшее из неудобств сегодняшнего дня. Яна процокала за спиной Этери и вальяжно села в кресло напротив. Можно было ещё потянуть, но Рудковская никогда не умела себя долго сдерживать. – Так чем я могу тебе помочь? Этери прикрыла глаза, явно собираясь с духом. Взгляд Яны скользнул по её скулам и дрожащим векам. Она выглядела усталой и смирившейся – Яна чуть не начала её жалеть, но вовремя себя одёрнула. – Ты знаешь, я тебе сразу написала. “Хрустальный” лучшая в мире школа. Он должен уметь за себя постоять. Он должен продаваться. – Чушь. Перед кем постоять? Да “Хрустальный” же никто так не закапывает, как сам Лайшев, которому давно уже пора не наливать. А продаваться “Хрустальный” не может, муниципальное учреждение. – Яна прищурилась. – Вот “Тим Тутберидзе” другое дело. Вам бы, конечно, защита от клеветников и бомонда не помешала. Что-то получше Марины Ивановны. Этери передёрнуло. Долго ей ещё будут припоминать этот злосчастный стих. – Пусть так. Так ты поможешь? Я не могу проиграть ещё и Щербакову. – Ой, не беспокойся, этот большеглазый оленёнок никуда не денется. Зато что ты можешь проиграть – так это спонсоров. Точнее, даже не начнёшь их выигрывать. Ты просто не знаешь, как это делается. Этери молчала. Добавить здесь было нечего. Яна немного посмаковала момент и продолжила: – Помочь мне, конечно, несложно… Но вот зачем? Я не для того полгода переманивала у вас двух лучших учениц и пыталась вас опозорить, чтобы потом ваш хвост очищать. Тутберидзе закусила губу. Теперь самое ответственное. Ей почти нечего предложить, но она должна попытаться. Она взглянула в самодовольное лицо Яны и у неё запершило в горле. Придётся ей хорошенько польстить. – Именно. Ты. Ты предлагала контракты, тренеров и лёд. Не Плющенко. Но на школе красуется его фамилия, его называют главным тренером – а ведь он даже не тренирует! Где твоё признание, где твой вес? Ты пытаешься построить такую же машину, какой ещё год назад был “Хрустальный”, а говорят все только о том, как Тарасова шлёт журналистов к чёртовой матери. Такой ты себе представляла плоды работы? С полминуты Яна глядела на собеседницу совершенно непроницаемым взглядом, а затем вдруг громко и неуместно расхохоталась: – Решила меня взять славой! Меня! Продюсера! Этери, я всю жизнь работаю, чтобы другие за меня становились звёздами. Денег это приносит не сильно меньше, как ты можешь видеть. Рудковская взмахнула рукой, показывая на окружающую роскошь. Она поняла, что уже победила, а значит, ей осталось только взять положенный приз. – Если бы ты не знала подходящей цены, то не согласилась бы встретиться. Сдаюсь, говори, чего ты хочешь. Яна взяла из лежащего на столике букета розу и долго вертела её в руке, а затем подняла глаза на Этери. Она хотела во всех подробностях видеть её лицо, когда та наконец поймёт. – Да, ты права. Договориться мы можем. Слава мне неинтересна, зато, – Яна взяла розу за самый кончик, а бутоном слегка коснулась щеки Этери, – мне интересно, когда люди мне должны. И когда они очень упорны в своих просьбах. Яна чувствовала, что лучший тренер России просто оцепенела. Проводя розой по щеке второй раз, Яна делала это уже не бутоном, а шипом – и под глазом у Этери появилась красная капля. Рудковская внезапно подошла к вжавшейся в кресло жертве и поставила остроносую туфлю ей на ногу, больно впиваясь каблуком в бедро. – Так ты готова как следует попросить? – Молчание. – Тогда я спрошу ещё раз… Послышался свист розы и стук капель по полу.