Сказочка о глупом царевиче Виталие и о зелье змеином, огненном

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был молодой Царевич Виталечка и было у него две сестрицы старшие обе Настеньки. Повадился как-то в их терем колдун окоянный ходить, да зелья некачественные Царевичу предлагать, сказки рассказывая, что чудотворные они, да терзаться на утро он не будет. Просился Иван-колдун первый раз — не пустили его сестры, добротного пива царевичу принесли чешского. Просился Иван-колдун второй раз — не пустили сестры, больше пива принесли. Просился Иван-колдун третий раз — согласились сестры, да только условились, все питье, браги, да настойки с погребов своих. Но принес Змий проклятый бутыль с зельем янтарным. Говорили Царевны Витале: «Не пей Виталечка, козленочком станешь, не пей херовый напиток ромовый принесенный Иваном Кощеевым сыном» — не послушал Виталечка, пил он жадно херовый напиток ромовый и обратился он в чудо-чудное, диво-дивное. Начал издавать он звуки предсмертные да со старинным белым другом обнимается, как с ночи принял руку помощи от фаянсового товарища после зелия вражеского, так и остался, святой водой помочь себе пытаясь. Ноги стер, полы кафтана износил, пока стоял на коленях да челом бил пред старцем, о помощи его молил. Но не в силах был белоликий помочь. — Перетерпеть тебе это нужно царевич, лишь пей водицы больше, она поможет, да мясо в хлебе горяченькое пожуй, наполни живот свой, чтоб уста не пачкать, да предо мной не ползать. Оклемался казалось бы Виталечка, прилег, ни жив, ни мертв, но увидел он бутылку из-под пойла змеиного и снова пошел к старцу фаянсовому, мудрецу с ликом белым, как снег и невозмутимостью, как у острова Буяна. Обнимал он друга дорогого три часа и три минуты. Просил у него утешения, но не отвечал ему больше друг. Он и в прошлый раз не отвечал, но повредился головушкой от мучений своих Царевич, причудилось ему. Не понимал царевич пошто так дурно ему, рассказали ему сестры. — Себе на уме ты, Виталечка, молод, зелен, да неопытен, чарку за чаркой принимал ты зелье, все насладиться не мог водой той огненной, — слушал и думу думал Царевич про себя: «Стал бы я лучше козленочком, у козлов похмелья смертного нет». Но не стал Виталя-Царевич козленочком, обернулся он нежитью на страдания обреченной, доколе не напьется он воды живой. Но вот беда, сколько не пей, все мало водицы-то, чернь поганая из уст его льется неустанно. Таково главное проклятье напитка ромового. Поливают Царевны брата водой живой и мертвой, чарки подносят, да не помогает это, хереет лишь Виталечка. Зарекается он зелья из рук змия проклятого брать, клянется сестриц свои слушать, да бестолку все, проклят уж. А змей потешается, смеется и одну царевну все ущипнуть за места помягче пытается. — Явлюсь я еще на следущую седьмицу. Как кукушка пропоет, причудится звон аппарата дивного, из царства тридесятого, что домофоном зовется, значит пора гостя дорогого принимать, — бесоебил отрок Кощеев. Но лишь хмурятся Царевны над братом непутевым хлопоча. — Зря ты Иван-колдун надеешься, не явишься ты боле, черт окоянный мужеложством промышляющий! Некому больше зелья дьявольские предлагать. Не помогла водица ни живая, ни мертвая и спать теперь Царевичу сном долгим в сто лет длиною. Покуда яд весь проклятый не уйдет из тела бренного, — оскорбился и обрадовался разом Змий поганый, махнул патлами чесаными, заморским маслом уложенными, зашептал что-то, затоптал и был таков. Так и лежал Царевич несчастный, никого не замечал, так дурно ему было, так ломило молодое тело, на глазах бедных худел. Просыпался лишь, чтобы к другу любимому фаянсовому сходить, даже водицу сестры носили, проклиная Ивана на чем свет стоит, ругательствами замудренными, словно терем трехэтажными. Долго еще сын Кощеев икал, костями постукивая, да козни строя, как бы сестер напоить зельем свои, да так, чтобы честь одной из них опорочить, а то не позволяет она, все дерется, да коромысло обещает запихнуть туда, где темно, как в погребе, а тесно, как в дивном чехле на стыд мужской из тредесятого царства. Вот и сказочке конец, а кто слушал, тот закусывал и сивуху не пил.