***
Джон Леннон — это персонаж, который может испугать своей апатичностью, привлечь внешнем видом и оттолкнуть моральными принципами. Джонни, еще будучи маленьким мальчиком, каким он кажется по сравнению с нынешнем временем, столкнулся со смертью матери. Его это напугало, но настоящие эмоции он привык скрывать маской безразличия. На пути млечном ему попался такой же мальчишка (да-да, тот самый старый друг.) который боготворил его жизнь, заставил видеть её совсем по другому. Одним своим появлением заставил его руки - играть, а душу - творить. И казалось, из маленького мальчика, юнца-подростка, он перерос в большое коренастое древо, которое носит на плечах проблемы — листву. Что же могло пойти не так, когда все было до невозможности радушным, приятным душе и глазу, что могло испортить ему жизнь? Все произошло по следующим причинам, из-за дня, который казалось бы не важен, но способен перевернуть вашу жизнь если не сейчас — потом обязательно.***
Сейчас никто и не помнит какой это был день и год. Но каждый из обоих знает: созревал конфликт, который мог привести к ужасу. Может быть и 1966, а может и 1967. Гадать могут все — по-разному. Джон расстроен: у него нет вдохновения продолжать кучу начатых проектов, а Пол настаивает на конечный результат. И они оба — полные противоположности в этих суждениях. — Мы должны закончить хотя бы половину начатого. — раз за разом повторял Пол. Он измерял комнату шагами, изучал каждый миллиметр плитки на кухне, выложенную в черно-белую шахматную доску. За стойкой на кухне съёжился Джон: все эти разговоры его довольно подначили, и ему очень не хотелось что-либо сегодня делать. Голова гудела, а таблетки не помогали, мозг был переполнен идеями, которые ему осуществлять не хотелось до ближайшей следующей жизни. Все, чего ему хотелось — выспаться. — Для того чтобы закончить хотя бы одну композицию, нужно как раз таки лезть в карман за словом, а не наоборот, но я этого не хочу. Ты же понимаешь, что не сделать хорошую песню, не имея при этом вдохновения и сосредоточенности? — Джон всячески пытался зажать уши, но слова Пола как будто резали его по рукам: — А ты, ты понимаешь, что мы летим в бездну? Нам нечего выпускать, не к чему стремиться. Ты принимаешь героин чаще, чем воду пьешь, при этом жалуясь на головные боли. И сам ты часто говоришь, как героин приносит вдохновение, но героин ты принимаешь не настоящий.Чего же ты его сейчас не куришь? Можем вместе покурить, и может чего хорошего выкурим. — В бешенстве Пол просто истоптал плитку кухни, а Джон отчаянно и доблестно отнекивался: — Ты перебегаешь с одного на другое. Мы говорим о песнях, а ты на меня все стрелки переводишь. Если тебе так хочется дописать эти несчастные песни — сядь и допиши их. Не выжимай мои мозги как мокрую тряпку. — кругловатые очки Джона лежали поодаль, а сам он уже чуть ли не бился головой о барную стойку. — Тогда это уже не соавторство, Джон! Ты вообще понимаешь, что всю работу в один момент стану делать я, а ты обленишься и перестанешь писать?! — не успокаивался Пол. — Прийди тогда в тот момент, когда я захочу писать. У меня болит голова уже. Тебя Линда не ждет дома, кажется она тебе стала не так важна, как эти обдолбанные песни. — смеется Джон. — Будь моя воля, я.. — самосознание от того что могло бы случится, не остановись он, пришло вовремя. Как всегда и получалось: Джон выводит Пола, а Пол удерживается, чтобы не сказать лишнего. — Тебе пора. — напоминает Джон. Маккартни резко разворачивается на все 360 и смотрит на Леннона смиряющим взглядом. — Пора, да. Мне очень пора, ведь как же Джонни-мальчик-с-зависимостью может жить, осознавая, что уже больше не получается сочинять песни. Аж жутко. До встречи на Эбби-Роуд, Джон. — за Полом с грохотом закрывается дверь, картина, висевшая на гвоздике на стене с треском упала, и стеклянное стекло разбилось, разлетевшись во все стороны. Ни завтра, ни через два дня у Джона так и не появилось вдохновениe. Он совершенно не знал как дописывать начатое. По ощущениям, он чувствовал себя стариком, прожившим больше ста лет, повидавший все и больше. На дворе 69 год, близится сентябрь, скоро выпускать альбом, а песни "Mean Mr. Mustard" и "Polythene Pam" обрываются на начале первой минуты. Кто будет их заканчивать — неизвестно. Но встреча на Эбби-Роуд должна была состоятся уже через три дня, а Пол и Джон концовки так и не придумали, а значит и репетировать нечего. Зачастую там проходит больше стычек между Полом и Джоном, чем репетиции и записи альбомов. А так хочется снова отправится в 1963, когда вдохновения было — хоть бесплатно раздавай , а популярность только начинала набирать обороты. Так снова хочется впервые почувствовать адреналин, когда ты впервые появляешься на сцене и поешь в унисон со своим соавтором. Когда вы еще что-то могли, были на что-то способны. Ой, а еще это чувство дежавю и опустошенности при повторном исполнении "Help". Осознаешь, что сейчас ты намного старше, что скоро все забудется, встанет, так сказать, "на круги своя" Когда вас осыпают пенопластом, будто это "снег", вы прыгаете на месте, перебирая струны на гитарах, выглядывая и смотря в камеру. Все это выглядело так глупо, так смешно. Но так даже лучше, чем сейчас. Лучше уж делать из себя дурачка как раньше, чтобы тебе подражали, чем бояться всех всюду. Сторонится, закрывать лицо ладонями, сливаться с толпой, словно тебя и не было тут вовсе. Сейчас, вспоминая все пережитое хочется сказать какие же мы все таки молодцы, какие мы были талантливы, молоды, так отличались от сверстников. И все же какая-то пустота внутри. Будто это какая-то многолетняя иллюзия, словно ты жил в прекрасном мире — и вот, тебя вытаскивают за шкирку и выкидывают в место, где ты никого не знаешь — и никто не знает тебя. Где все такие чужие и незнакомые. Нет больше тех, кого ты знал раньше, это осталось где-то далеко-далеко. Там, куда ты больше не в состоянии вернутся. Тебе туда просто не разрешают. Вот ты себе это все напридумывал — иди лечись. Хотя всегда, если хочешь исчезнуть, то пытаешься сделать так, чтобы тебя запомнили — чтобы хоть кто-нибудь да помнил о тебе. Кажется, что уже и соавторства то никого нет, только соперничество и ничего больше. Какой-то лишний стимул выяснить кто лучший. Была дружба, была борьба. Но все меньше становилось объединений, никто не творил вместе, каждый был сам за себя.***
Тем не менее встреча на Эбби-Роуд настала. Настало и время определиться: Либо мы продолжаем идти дальше и собираемся провести вместе хотя бы еще один год, либо записываем альбом и расстаемся. Джон давно подумывал о совместном творчестве со своей спутницей жизни и знал, что обязан совершить это. Дверь со скрипом отворилась: похоже, ждали только одного Леннона. В голове снова творился хаос, буквально весь магический тур проплыл у него перед глазами: синие слоны, облезшие пеликаны и солнце с гигантскими глазами. И конечно же не обошлось о том, как они с Полом летают на зонтиках, странно звучит, но для Леннона это было привычно, даже повседневностью. — Мы тебя одного ждем..— начал Пол, не совсем радостным тогом. Джон, мысленно махнув на это рукой лишь слукавил: — Я тоже рад тебя видеть, Пол. Привет, Джордж. И тебе привет, Ринго. Итак, какие у нас на сегодня планы? — устало потянулся Джон. — Нужно отрепетировать альбом.—отросшие волосы Пола чуть не доходили до плеч. Джордж вообще был похож на Иисуса. Ринго..ну а что Ринго? Наш Риччи так и остался милым мальчиком, которого мы встретили в 60-ых впервые. — Пр..— начал Джордж, но Джон поднял руку вверх, показывая, что мол не надо, я понял. Джордж лишь кивнул. Некоторые песни получились несвязными, некоторые — оборванными. Но многие получались очень хорошо, даже очень. Когда все наконец закончилось, Джордж и Ринго разбрелись по хатам, а Полу и Джону еще предстояло обсудить насущные вопросы. Например, что же происходит с Джоном, что происходит с группой, кем или во что они превратились.***
— До семидесятого года. — выдавливает из себя Джон. — Что "До семидесятого"? — Пол стоит, опершись о фортепиано. Джон стоит у окна, сложив руки. Он даже не смотрит в сторону Маккартни. — Мы дотянем группу до семидесятого, запишем еще один альбом,и я уйду. — поясняет Джон уже более подробно. — То есть..ты решил все бросить, я так понимаю?..— глаза пали на картину, висевшую на стене. Пол помнил, что когда уходил из квартиры Леннона, он услышал, что что-то в доме упало. Сначала он подумал, что, может это Джон в порыве ярости что-то уронил и разбил нарочно, тогда ему казалось, будто это была ваза, но сейчас он уверен — это была именно картина и ничто другое. — Ой, да брось. Разве ты сам не хочешь собственную карьеру? И не надоедает ли тебе, что большинство внимания со стороны девчонок обращается именно на меня? И к тому же..— голос резко подал Пол: — Нет, не надоедает. Потому что у меня есть Линда. А у тебя твоя японка. И ты все равно умудряешься напоминать мне о том, что я не нравлюсь женскому кругу. — мужчина принял другую позу. — Мне интересно, на что она тебя садит, на припудренный героин, который курить то противно? Что с тобой вообще стало..— Окно с грохотом захлопнулось из-за ветра. Пол заметил как Джон повернул ручку, чтобы окно не открылось вновь. — А сейчас и покажу, что стало. — Леннон буквально взлетает с места и движется к фортепиано. Руки его немного дрожат, а воротник рубашки чуть задрался. Галстук ослаблен, но вовсе не из-за подскочившей температуры, а волнения. Длинные каштановые волосы не уложены. Кругловатые очки съехали к кончику носа. Еще чуть-чуть, и они упадут на пол. Белые брюки клёш трепались из стороны в сторону. А белый пиджак был расстегнут. Черный галстук Пола так и бросался в глаза Джону. Резким движением он схватил его и потянул на себя. Произошел поцелуй, который Пол не ожидал никогда. Леннон не собирался затягивать этот момент, он лишь хотел что-то доказать. Пол оттолкнул его двумя руками, бья прямя в грудь. Ему было ужасно неприятно. — Ты совсем? Что это было? — голос почти срывался и чуть хрипел. Давление подскочило и из правой ноздри прыснула кровь. Заметив это, мужчина, чей галстук теперь развязан, быстро полез в карман пиджака за платком. Джон не пытался ни помочь, ни извиниться. — Тогда я думал, что даже сейчас не смогу. Но мне лишь нужно было убедиться, что больше не стоит надеяться. Ни сейчас, ни тогда, в 1957. — поправив галстук, он направился к двери, и не смотря на растерянного Пола он ушел, не закрывая двери. От ветра его пиджак развевался, широкие концы брюк были направлены в одну и ту же сторону. Волосы равномерно качались на ветру. Маленькие каблуки ботинок отстукивали по асфальту звонкий звук. Счастливую мину Джон строил лишь тогда, когда их снимали. К примеру при съёмках "Get Back” или чего бы там ни было. Если кто-то и должен был знать об апатии Джона, то только он. С момента неловкого разговора прошло много времени. В сентябре как и было запланировано, вышел альбом, названный улицей звукозаписи "Abbey Road" Остался последний год и Джону казалось, что все пролетит быстро. Настолько же быстро, как они впервые побывали в Гамбурге. Как Джон впервые увидел Пола. И как умерла Джулия. Хуже и быть не могло — все падет в бездну. И при случайной встрече они будут говорить не "Привет, дружище, как поживаешь?", а просто проходить мимо, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Нет, конечно Джон знал, что пути у людей часто расходятся, на при этом они остаются добрыми знакомыми, иногда бывает даже встречаются. Но когда ты целуешь друга, который этого даже в кошмаре не ожидает, о дружбе не может быть и речи. На самом деле, если бы можно было что-то исправить — Джон бы исправил. А что — непонятно. "Альбом "Let it Be" вышел! Скупайте пластинки с полок прямо сейчас, потому что каждая секунда на счету!" — Читал Джон Леннон на вывеске близ Эбби-Роуд. Они не хорошо расстались, очень нехорошо. И это безумно тяготит. Джордж смотрел осуждающе, а в глазах Ринго читалось много чувств: печаль, то же самое осуждение и что-то еще. Что-то непонятное. Пол отвернулся, поэтому в его глазах нельзя было ничего прочитать. Хотя Джон был уверен, что Маккартни жалел обо всем. А он и правда жалел, все еще стоя в студии. Знакомые, как уже было сказано, встречаются. Сейчас уже 1974 год, и Джон, и Пол активно ведут сольные карьеры. Джон сочиняет песни со своей возлюбленной, а Пол просто сочиняет. Казалось бы, все хорошо закончилось и все дружно разошлись, но нет. У каждого в сердце все еще таится обида и грусть, любовь и толика доверия. Пол из таких кому не сложно извиняться первым. Если, конечно, он сам этого хочет. По новостям он знает, что Джон живет в Дакоте со своей женой. У них вроде даже есть сын. Со встречей все проходит нормально. Правда, сначала Джон не очень то хочет пускать Пола. Они разговаривают, ходят гулять, но с Джоном опять происходит что-то странное. Четыре года он не думал о том, что когда-то совершил. А именно поцелуй-доказательство. Но ужасное и стыдливое происходит в лифте. Слава богу что все оборачивается в шутку. Хотя Пола это все равно заставляет вспомнить прошлое. Джон как бы специально целует Пола в лифте, а потом оборачивает все в шутку. И как бы специально он целует Маккартни в студии, что-то доказывая. И вспоминая сейчас, Пол бы хотел забыть это навсегда. Но не получается.. Где-то промежуточно они и пересекаются с 1974 по 1980, но мельком, очень мельком. Лишь в 1980 Джон точно решил что хочет снова сочинять песни вместе с Полом. Но все перенеслось на год вперед, так как были какие-то весомые проблемы. И это..ужасно. Странным образом Пол побывал в Нью-Йорке, близ Дакоты. Где-то в декабре, в самом начале. 8 декабря, в день, когда все для Пола станет ясным. Он как ни в чем не бывало хотел встретится с Джоном и обсудить планирование на начало 81 года, так как скоро новый год и ясно дело, что нужно было договариваться сейчас, на рубеже. Вот только убийца ждать не станет. Как только Пол увидел, что Джон вместе со своей возлюбленной идут к Дакоте, он скрылся за углом здания, дабы не вызывать внимания. Черные солнцезащитные очки чуть съехали, и глаза можно было рассмотреть. Прохожие с восторгом смотрели на звезду, но подходить не решались. Позже раздался пронзительный выстрел, который вызвал внимание у всех прохожих. А потом еще один, и еще и еще. Четыре штуки после первого выстрела, а значит всего их было пять. Кто же стрелял, и зачем ему это было нужно? Выскочив из-за угла Пол увидел умирающего друга и лицо японки, искривившееся в гримасе ужаса и страха. Её руки предательски дрожали. После похорон Полу было выслана посылка. В посылке находился белый пиджак. Тот самый, с 1969 года. В пиджаке находилось письмо. На конверте было написано лишь "1957, Полу Маккартни" В письме значилось: "Привет, дорогой Пол. Если ты это читаешь, значит, я либо умер, либо ты никогда не напомнишь мне про это письмо. Я ведь собирался отдать его, когда навсегда уйду. Неважно в какой форме. Я лишь хочу сказать, что очень тебя люблю. Как никого до этого не любил и никогда не полюблю. Я знаю, что никогда тебе не скажу этого лично. Джон Леннон трус, это правда. Теперь ты можешь думать так до конца своих дней. Ты меня никогда не полюбишь, и я знаю это. А теперь, когда меня нет, просто отпусти. Как видишь, я не силен и в написании писем, ни в признаниях. Но я прошу лишь обо одном: сверни это письмо в лодочку и отправь по реке. Неважно какой, лодка все равно найдет путь ко мне. И так я пойму, что ты знаешь. Я буду спокоен, теперь уже навсегда. И буду считать, что мне удалось. Джон Уинстон Леннон" Лодка уплыла. Мужчина развернулся, Настала пора.