Ипостаси

***

Франческа может быть как Шакти — «созидающей». Они оба — творцы, признанные и любимые многими, а некоторыми отвергаемые; разные по стилю, но волей судьбы соединённые — общим проектом, что дал им шанс, общим продюсером. Марко знает, как созидать, как писать красиво и проникновенно. По осколкам собирает строчки песен, вплетает смысл, подчас понятный лишь ему и автору текста, перемежает с ярким, но элегантным сценическим образом — чтобы слушали, чтобы поняли. То же знает и Франческа, порой весёлая, порой уходящая в свои думы. Но рассказывает свои истории глубже и осознаннее — будто и нет между ними разницы в возрасте, бэкграунде, окружении… Пока Марко подбирает ключ к сердцам слушателей (и то не все удаётся отомкнуть, если быть до конца честным), Франческа вежливо стучится. И входит, не встречая сопротивления. Как удаётся ей танцевать по галактикам, космическую пустоту трансформируя в песни? Когда зародилось в Микьелин что-то древнее, тихое и бесконечно мудрое? Марко читает её заметки в блоге — о звёздах, вишнёвых деревьях и холмах, местах бесконечных вопросов и ответов. И думает: в этом странном мире Марко рождаются каждую минуту, а Франчески — раз в тысячу лет. Марко понимает, что нет, они не боги: Франческа не Шакти, а он не Шива, и друг без друга они не умрут, им комфортно по отдельности, может, даже комфортнее, чем нужно. Он пишет ей всё реже, уходит в себя, в дела, в новую музыку. Но помнит, что где-то на другом конце Италии она — есть, она вьёт кружево новых историй, и сама становится одной из них. Франческа может быть как Дурга — «неприступной». Богиня-воительница. Иногда Марко задаётся вопросом: не про неё ли написана Guerriero? Нужно ли быть провидцем, чтобы предвосхитить её нисхождение в мир? Позиции Микьелин просты и понятны, и она не отступает от них ни на пядь. Её голос сливается с грозным хором, выступающим против всего несправедливого и жестокого, против того, чему давно должен прийти конец, но оно не только не трепыхается в ожидании смерти, а напротив — насмешливо скалит зубы. Разрушить всё, что препятствует развитию. Подтачивать скалы равнодушия, отрубать головы гидре — одну за другой, пока не захлебнётся кровью и ядом, пытаясь заглушить несогласный хор. И Франческа не перекрывает чужие голоса своим, не соревнуется с ними в качестве звука и количестве мелизмов. И даже не исполняет ведущую партию. Но её голос уникален, он наполнен множеством красок, что льются на белый лист нового мира. Он не пробивается отбойным молотком, а находит трещину в душе и заполняет её серебряным светом. «Моменты не приходят сами по себе; они появляются в ходе времени. Революции не вспыхивают во мгновение ока — они медленно разворачиваются на фоне событий». Манифест Франчески — музыка. И если её пытаются заглушить, она лишь улыбается в ответ — и поёт громче. Франческа может быть как Кали — «чёрной». Или скорее Ракти-Кали, «красной Кали», той, что в сердце. Конечно, Франческа — не богиня (иногда Марко повторяет это не один и не два раза, пока не убедится), даже не воплощение, совсем не близко. Но микьелиновский красный он видит в рассветах над сонным Миланом, в свете софитов, в гоночных болидах и плащах, небрежно накинутых на плечи поздней весной. «Красный — это цвет заката, что разбивает твоё сердце. Он загорается алым лишь на пару мгновений, но, наверно, поэтому в эти мгновения ты чувствуешь себя наиболее живой». И в каждом закате он видит красоту, недоступную глазу обывателя. Ведь Франческа вливает всю свою красоту и любовь в песни, поэтому её цвет дано постичь не всем. Марко смотрит на черепичные крыши старых домов, оборчатые платья байлаор, на плюмажи и барабаны Muhammad Ali, на багровые розы в Duemila volte. И чувствует пульсацию сердца, чувствует невидимую нить, навеки связавшую его с задумчивой девушкой из Бассано-дель-Граппа, чувствует её цвет — а взамен отдаёт изумрудно-зелёный. Франческа может быть как Гаури — «светлой». Luce. Слово-ассоциация, слово-Франческа. Нет в мире никого, кому не подходило бы оно больше. Микьелин дышит туманом на утренних полях, уходит из города, чтобы увидеть лес и крошки звёзд в сумеречном небе. Не стесняется петь, не боится меняться, пробовать разные стили, встречать новых людей, говорить и слушать. Но Марко знает, что никогда в ней не изменится. Её внутренний свет никогда не пропадёт. Франческа не даст ему погаснуть. Сияние Франчески прорастает лучистыми корнями во всех, кто находится рядом с ней. И Менгони надеется, что смог уловить хотя бы слабый всполох и сохранить его внутри. Франческа в каждой из ипостасей остаётся собой. Марко не знает, может ли сказать о себе то же самое. Но учится жить как она.