***
Тьермэйллин отпер дверь и посторонился, пропуская вперед ученицу, зашел сам и тщательно заперся, сначала на замок изнутри, а затем на тяжелый засов. – А вдруг они вернутся? – спросила Бригита, стягивая тулупчик с плеч. – Сегодня – вряд ли. – Тьермэйллин спустился в кухню и направился к шкафчику, где хранил запасы выпивки. – До следующего вечера вряд ли стоит опасаться нападения… Иди, ложись, завтра придется поработать как следует. Послышалось звяканье, а потом – бульканье. Он явно решил продолжить возлияния. – Может, тебе не стоит пока пить? Тьермэйллин замер со стаканом в руке: – Конечно стоит! – выдохнул он, взирая на Бригиту с таким выражением, будто она только что изрекла какое-то богохульство. – Как же иначе мне смириться с предательством этого маленького говнюка Аттелия? – Кого?.. А, староста который? Послушай, этот сопляк Вупий болтает всякую чушь. Слышал бы ты, что он нес, когда на позапрошлой неделе пытался ко мне под рясу залезть. – Надеюсь, попытки не увенчались успехом? Я обычно лишен предубеждений, но Вупий… какая-то насмешка судьбы, иначе не скажешь. Он, похоже, унаследовал от обоих родителей одни недостатки, что во внешности, что в характере. – Тьермэйллин сделал приличный глоток и некоторое время молчал, прикрыв глаза. – Но и в Аттелии я, видимо, ошибся. Да и вообще – во всех жителях этой несчастной деревни. Подумать только, додуматься выгнать меня, а то и вовсе убить, когда я тут живу больше сотни лет! Я на протяжении всего этого времени пользовал местных почти даром, и так, что они и жили-то дольше, чем многие богатеев в больших городах! Да что уж там, я этой горстке халуп название и придумал! А они – «вся моя порода гнилая»… Эх… И все из-за кучки выродков с Саммерсета, кои по злой иронии являются моими соплеменниками. Он махнул рукой, осушил стакан и налил по новой. – Слушай, я ведь говорила, что Вупий все время зазря языком треплет… – Знаю, но вот это вот, про гниль – не его слова. Точно за папенькой повторяет. Тьермэйллин умолк, печально вглядываясь в темные винные глубины. Бригита решила перевести тему на что-нибудь другое, чтоб он перестал грустить, и спросила: – Ты придумал это дурацкое название – «Вершки»? – Почему дурацкое? Подходящее – наверху же стоит, в смысле – на Нагорье… – А раньше как деревня называлась? Тьермэйллин был занят – глотал винище. Освободившись, он утер губы рукавом и, зажмурившись, произнес: – Никак. Не было тут деревни, ничего, кроме редкого леска, когда мы в шестьдесят первом сюда пришли. Мы – это я и прадед Аттелия с его же прабабкой. Они получили от графа разрешение основать поселок в этих местах, а я… в общем, не знал, куда себя деть в то время, вот и пошел с ними. Места-то тут самые подходящие, если хочешь уединиться и подумать о чем-нибудь… – Тьермэйллин сделал невнятный жест полупустой бутылкой. – Потом-то сюда еще народ наехал, конечно… До цивилизации далековато, и земли плодородной почти нет, зато та, которая есть, годится под пастбища. А что от больших дорог Вершки отстоят, так в этом и положительные стороны имеются – лихих людей тут не видали с прошлого века. – Угу, и бессменный целитель в наличии, – протянула сестра Бригита. – Странно только, что теперь они решили от тебя избавиться. Тьермэйллин усмехнулся. – Кстати об этом. Ты заметила, что несмотря на то, что ты моя ученица и живешь в моем доме, относятся к тебе в целом радушно? – Ну, да, вообще-то заметила, что странно, если подумать. – Это оттого, что все решили – ты моя смена. Ты же не распространялась о себе особо, верно? И никто не в курсе, что ты, отучившись, вернешься в свой приорат. Вот мои дорогие деревенщины и рассудили: зачем нужен эльфийский колдун, когда есть человеческая монашка? О, я ведь не сказал тебе: отлупить меня стали пытаться только с твоим появлением. Бригита скрестила руки на груди. – Глупость какая! Как будто, насмотревшись, как они тебя избивают, я захочу здесь остаться! И потом – я и впрямь посвятила себя Маре. Она не приемлет насилия! – Сказала она и полезла за ножом. Да я шучу, не злись. Ну а если серьезно, то, полагаю, такие мысли деревенские головы не отягощают… – Тьермэйллин прикончил бутылку и поставил на пол к батарее ее товарок, выстроившихся у стены. – Уже поздно, девочка, пора ложиться. Бригита повесила тулуп на крючок у входа и стала подниматься на второй этаж, где были спальни. Голос Тьермэйллина нагнал ее на середине пути: – Бидди. – Она застыла на полушаге. – Когда мы шли от Целии, ты ничего странного не заметила? В небе, например? Бригита перегнулась через перила и уставилась на Тьермэйллина, который в свою очередь серьезно взирал на нее снизу вверх. – Да вроде ничего. А должна была? – Нет. Вряд ли. – Тьермэйллин потер лицо руками. – Спокойной ночи.***
Еще в бытность свою дочерью Воинов Вереска, а не монахиней, принесшей обеты Маре, Бидди-Бригита привыкла, что найти общий язык с мужчиной в будущем проще, если в самом начале знакомства лечь с ним в постель. Или не лечь и не в постель, но суть, в общем-то, одна и та же. В ее поселке в Забытой Долине подобное было в порядке вещей, и сработало даже на миссионере Имперского культа, которого его боги зачем-то завели в этот глухой уголок Восточного Предела. Собственно, благодаря ему она и попала в Сиродил, удрав от постылой жизни младшей прислужницы одной из шаманок. Наверняка та по сей день ее разыскивает, желая содрать кожу живьем, но Бидди надеялась, что хребет Джеролл старая ведьма пресечь не сможет. Все тот же миссионер, после очередной демонстрации умений Бидди обращаться с мужчинами, страстно уверял, что ей прямая дорога в жрицы Дибеллы, и та даже начала думать, что это неплохая идея, но знакомство с приорессой Солеей, которая оказалась настоятельницей монастыря, посвященного Маре, изменило ее мнение – и жизнь. Так Бидди стала сестрой Бригитой и, принеся первые обеты, начала учиться целительскому делу – главному в служении большинства жрецов Девяти. Будущее казалось безоблачным, пока не грянула война с альтмерами. Полтора года они с другими сестрами провели в страхе, но талморские войска избрали своей целью Имперский город и южные графства, и в Великий лес не углублялись, до поры, стало быть, приорат первое время был в безопасности. Впрочем, не дожидаясь развязки, какой бы она ни была, Солея в начале лета этого года выслала почти всех сестер из Готтлсфонта. Большая часть отправилась в коррольские, брумские и чейдинхольские монастыри вместе с подопечными девочками-сиротами, которых приорат удочерял еще со времен Кризиса, остальные – на помощь целителям Легиона и армий осажденных графств. Бригите и еще нескольким девушкам было предложено продолжить обучение в более спокойной обстановке, так что наиболее молодые монахини – недавние послушницы – разъехались практиковаться по самым глухим деревням и селам. Для Бидди приоресса выбрала Вершки, и та пустилась в путь, правда, в отличие от других юных сестер, ехавших группками – почти в одиночестве. Путешествие было не из легких. Даже дорога из Предела в Сиродил, которую они со священником Девяти большей частью одолели пешком, почему-то не казалась столь изнурительной, хотя в этот раз сестра Бригита ехала верхом на монастырской лошади. Добравшись до места и познакомившись с наставником, она сперва растерялась, не зная, как себя вести с существом, которое было старше ее давно почившей прапрабабки. Но в конце концов она решила, что мужик остается мужиком, даже если ему двести с лишним лет и у него острые уши, так почему бы не воспользоваться проверенным способом наладить диалог? И как-то вечером голышом залезла в его постель. Пьяный, как, впрочем, и всегда, Тьермэйллин захихикал и, погладив ее по оттопыренной в ожидании заднице, покрытой, как и почти все тело, синей вязью татуировки, сказал: – Ох, милая, боюсь, нынче ничего не выйдет, я уж слишком перебрал. А тебе что, так сильно нужно? Если что, наш кузнец не женат пока и не из болтливых к тому же… Зайди к нему прямо сейчас, ну, вроде как застежку на башмаке починить… Бидди вылетела из спальни, чувствуя себя совершенной дурой, и больше попыток сблизиться не предпринимала, а Тьермэйллин и подавно не поднимал эту тему. Затем навалились другие заботы: помимо создания зелий и наложения исцеляющих рук Тьермэйллин, не выходя из запоев, начал учить, как направлять магию, чтобы защитить себя, в случае чего. Бригита и так немного владела заклинаниями огня и холода, но Тьермэйллин настаивал, что стихийное волшебство не всегда уместно, поэтому теперь Бригита умела накладывать простенькие щиты и при случае могла отшвырнуть противника на весьма приличное расстояние. Словом, за всем этим она совершенно перестала воспринимать Тьермэйллина как мужчину. До сего дня. Бидди переоделась в ночную рубаху и села на кровать, расплетая косу, чтобы расчесать волосы, а потом переплести заново – на ночь. Медленно водя щеткой по вьющейся рыжей шевелюре, она перебирала в памяти события нынешнего вечера, и наконец пришла к выводу, что Тьермэйллин нуждается в утешении, которое бутылка дать не может. Прибрав волосы, она подошла к двери и некоторое время прислушивалась. Тьермэйллин, нахлебавшись спиртного, поднялся к себе, судя по звукам, завалился на постель и теперь ворочался, бормоча что-то. Наконец он утих, но храпеть, как обычно, не начал, значит, еще не заснул. Бидди помедлила, дивясь своей нерешительности, а затем вышла из комнаты босиком. Очаг, хоть и прогорел, еще распространял тепло по этажам, и пол не казался таким уж холодным, хотя к утру, как уже по опыту знала Бидди, дом выстудится – порой она находила воду, приготовленную для умывания, замерзшей. Она миновала несколько локтей коридора, отделяющих дверь ее спальни от тьермэйллиновой, помешкала, а затем потянула ручку к себе. Тьермэйллин распростерся на кровати прямо в одежде, только башмаки сбросил – их Бидди перешагнула, когда вошла в комнату и закрыла за собой дверь. У него еще оставались силы укрыться старым, побитым молью одеялом, но одна босая нога все равно торчала из-под полы. Бидди, почти бесшумно ступая, приблизилась, стянула рубаху через голову и взобралась на узкую постель. На сей раз Тьермэйллин ничего не сказал. Он лишь отодвинулся немного, чтоб ей было где лечь (на кровати могли поместиться двое худых людей, да и то, только если бы они сильно прижались друг к другу), а потом укрыл большей частью одеяла, легонько приобняв. Бидди нашла его губы своими, правой рукой потянув подол его мантии вверх. Мысленно она костерила Тьермэйллина, за то, что тот хотя бы от робы не избавился, прежде чем расположиться на кровати. Наконец, задрав одеяние повыше, она скользнула ладонью под пояс его штанов, в то время как Тьермэйллин ласкал ее изукрашенные вайдой груди – весьма умело. Время сразу потекло незаметнее… Дело плавно шло к главному, когда что-то небольшое, но увесистое рухнуло на постель между любовниками. Бидди завизжала, а Тьермэйллин охнул от неожиданности, но почти сразу засмеялся. – О нет, девочка, кажется, опять ничего не получится. Кисина против наших утех. Взбешенная Бригита рывком села на кровати и встретилась взглядом с существом, чьи глаза испускали мягкое изумрудное сияние во мраке. – Ты… ты что, нарочно?! Зачем?! Кошка невозмутимо прошлась по перине и нагло расположилась у груди Тьермэйллина. Тот погладил ее между ушами и покачал головой: – Видно, старушка заревновала. – Откуда она вообще тут взялась?! Ты что, поселил ее у себя?! – Да нет, она же обычно на кухне спит, там теплее всего. А тут… С чердака, наверное, пришла. Там кое-где дыры в перекрытиях, а мне все заделать недосуг… «Угу, потому что выпивкой занят», – сердито подумала Бригита и спустила ноги на пол, но Тьермэйллин неожиданно удержал ее. – Останься. Ты без обуви, пока доберешься до своей постели, вся продрогнешь и не скоро согреешься. А втроем нам тут будет теплее. Бригита засопела, но быстро вернулась под одеяло, прихватив только скинутую рубаху, в которую она облачилась, прежде чем улечься окончательно. Когда она пристроила голову на подушке, Тьермэйллин уже задремал, будто только что и не собирался… уестествить ее, как выразилась бы старая дура Перпетуйя. Кисина басовито мурчала за спиной, и злость на нее потихоньку сходила на нет. Сестра Бригита глубоко вздохнула и закрыла глаза, погружаясь в сон.***
Рано утром, за пару часов до рассвета, она спустилась в кухню, испытывая одновременно разочарование и облегчение. Тьермэйллин отличался от других мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело, и близость с ним могла бы навредить их уже устоявшимся отношениям. Так может, и к лучшему, что Кисина вмешалась?.. Тьермэйллин, подозрительно бодрый и трезвый, сидел за уже накрытым обеденным столом. – Ешь, – указал он на исходящие паром тарелки, – да побольше. Сегодня тебе понадобятся силы. – А что такое?.. – Ну, я ведь сказал вчера тем сопливцам, чтоб не смели ко мне являться со своими побоями? Я намерен сдержать свое слово. Но без помощи их оставлять не следует, тем более что, как мне кажется, у кое-кого из них переломаны ребра. В общем, ты пойдешь сейчас к Целии и будешь сидеть там. Если до обеда никто не явится – возвращайся, ну а коли придут покалеченные – у тебя будет возможность попрактиковаться. Вон, кстати, – Тьермэйллин указал на небольшую сумочку на кухонной стойке, – там запас микстур и порошков разного действия. Возьмешь с собой. Бригита послушно принялась за еду, краем глаза наблюдая за Кисиной, которая терлась об ноги задумавшегося Тьермэйллина. Не добившись ничего лаской, она уселась у его домашних ботинок и принялась тянуть за подол робы когтями. – А?.. Чего?.. – Тьермэйллин высвободил зацепившиеся лапы и уставился на пушистое черно-белое создание. – Ну что такое, Кисина? Выйти хочешь? Так вылези через чердачное окно, как ты всегда делаешь… Кисина мотнула головенкой и указала лапой на рот. – Ох. Да, сейчас. – Тьермэйллин встал и вскоре вернулся с небольшой плошкой, где горкой лежало нарезанное мясо вперемешку со свежей зеленью. – Вот, кушай, пожалуйста. Кисина запрыгнула на стол и, урча, принялась поедать приправленные кусочки. Бригита поперхнулась куском омлета. – Извини, – смущенно сказала она, прокашлявшись. – Я знаю, это я должна ее кормить, как велела мать-настоятельница, но… Тьермэйллин отмахнулся. – О, перестань. Вы обе – гостьи в моем доме, так что я и должен заботиться о вашем пропитании. Итак, ты поела? Бригита кивнула, отодвигая тарелку, и встала. Тьермэйллин проводил ее до двери, помог надеть тулуп и вручил сумку с зельями, после чего выпроводил наружу и заперся. Бригита отправилась в дом Целии, где еще никого, кроме хозяйки, не было, и расположилась у самого дальнего столика с позволения вдовушки. – Сам-то где? – спросила Целия в перерыве между мытьем кружек и готовкой нехитрых закусок. – Да вот, э… приболел, – соврала Бригита. Целия нахмурилась. – Недопил или перепил? Или… правда что ли, что дурак Вупий с дружками вчера ему бока намяли? – Нет, нет. Никто его не бил. А Вупий и его приятели скорее друг другу наваляли в свалке. Он просто… ну, как всегда, в общем. – Как всегда, угу. – Целия присела за стол напротив и мрачно подперла щеку кулаком. – Он ведь не так давно начал заливать за воротник-то. Всего года может два… – То есть примерно, как война началась? – Ага… Хотя… Нет, погоди-ка, еще раньше, поди. Мы-то тут узнали, что творится, только прошлой весной, когда перевалы протаяли. А Тьермэйллин начал пить задолго до того, еще в середине осени. Да, точно. Как щас помню: тридцатого Начала Морозов он поздно вечером заявился и попросил налить. А потом еще и еще. И еще. И так до самого утра, до первого Заката Солнца, стало быть. Я думала, он помрет, его ведь никто никогда до того не то что пьяным – выпивающим не видел. Бригита подняла брови. – Ты так точно помнишь число? – Конечно! Запомнишь тут, когда наш эльф в этот день впервые за всю историю Вершков впал в запой! – Входная дверь скрипнула, пропуская в дом посетителя, и Целия вскинулась: – Ой! Гости уже потянулись! Пойду я! Бригита прождала без толку до рассвета. Она уже была готова наплевать на веления Тьермэйллина, собраться и идти обратно, когда объявился первый из пострадавших в драке молодчиков. Пришел он один, без сопровождения, хотя выглядел – краше в гроб кладут. Скорчившись, он подковылял к столу Бригиты и просипел: – Ты… это… помочь мне можешь? Бригита смерила его взглядом. – Чем именно? Она могла бы не спрашивать. Парень был бледен и едва дышал, а когда попытался сделать глубокий вдох, перед тем, как ответить, судорожно дернулся и застонал. – Ясно, – хмуро сказала Бригита. Она посмотрела на вдовицу, которая старательно начищала бок одного из своих котелков, делая вид, что не замечает окружающих: – Целия, у тебя не найдется комнаты, где мы могли бы уединиться? Она осеклась, поняв, что ее слова можно истолковать превратно, но ни вдове, ни юнцу со сломанными ребрами было не до шуток. – На кухню идите, – предложила хозяйка. – Там пол каменный – отмывать от крови проще. Юнец побледнел еще сильнее, хотя казалось, больше уже никак, Бригита же, прихватив сумку с лекарствами, направилась вслед за Целией. Час спустя драчун, подлеченный и воспрянувший духом, покинул заведение с запасом обезболивающих порошков, а чуть позже сюда потянулись и его побитые приятели. Их Бригита пользовала прямо в большой гостевой комнате, коль уж Целия не возражала, к тому же они пострадали не так сильно, как первый, отделавшись синяками да ссадинами. Бригита была уверена, что Тьермэйллин не имеет отношения к этим повреждениям, разве что опосредованное. Она и раньше так думала, а когда сегодня увидела багровый синяк на боку первого засранца, сильно смахивающий на отпечаток подкованного ботинка, уверилась в его невиновности окончательно. Тьермэйллин прошлым вечером точно не носил подобной обуви. Последним явился Вупий с разбитой губой и заплывшими от фингалов глазами, да не один, в отличие от приятелей, а с папашей-старостой. Пока Бригита занималась сынком, Аттелий со скорбной физиономией вещал о юношеской несдержанности. – Может, наши дети и ошиблись, заподозрив Тьермэйллина в чем-то неправедном, – гундосил он, – однако, ему не стоило их бить. – Так он их и пальцем не тронул, – ровным голосом проговорила Бригита, не отрывая взгляда от синяков, окружавших зенки Вупия, которые бледнели с каждой секундой. – Только факелы погасил, чтоб вам же самим потом в случае чего не пришлось тушить пожар посреди зимы. Эти молодые бараны сами навешали друг другу с перепугу в темноте, а Тьермэйллин просто в сторонке стоял, пока они изображали кучу малу на дороге. Аттелий замер с открытым ртом, а Вупий покрылся красными пятнами и надулся, но пока помалкивал. – И все же он мог не доводить до такого, – нашелся староста. – Он куда старше мальчиков всех вместе взятых и мог бы… – Мальчиков? – перебила Бригита. – В смысле – этих здоровых лбов? Прости, может, я не понимаю чего-то… видишь ли, я уже смирилась, что городские «дети» Сиродила медленно взрослеют, но считала, что в местных деревнях еще все по-старому… На сей раз побагровели оба – и отец, и сын. – Я сам решу, как мне называть моего наследника! – прошипел Аттелий. Бригита, не глядя на него, смахнула с рожи Вупия остатки подглазных фонарей и сказала: – Готово. С вас – сто пятьдесят септимов. – Ты же с остальных всего по двадцатке брала! – взвизгнул Вупий. – Я беру с людей столько, сколько они могут заплатить. – Бригита опустила поддернутые для работы рукава рясы и обезоруживающе улыбнулась: – Так как? Аттелий молча полез в кошель. Выложив в рядок на стол три большие монеты в пятьдесят септимов каждая, он негромко сказал: – Передай Тьермэйллину, что его ждет серьезный разговор… скоро. Когда отец с сыном удалились, Целия, до того молчавшая, покачала головой. – И откуда что взялось? Ведь такой хороший парень был… – Ты про кого, про старшего или младшего? – Про старшего, разумеется. Младший с детства гнилой – не успел на ноги встать, как начал в кошек и птиц камнями кидаться, да соседским овцам шерсть поджигать. Избаловали его родители… А Аттелий… – Целия махнула рукой. – Он старостой-то после смерти отца стал, так многие недовольны были – ему всего двадцать шесть тогда стукнуло – молодой, дескать. Но за него Тьермэйллин вступился, а к нему в Вершках прислушиваются. Прислушивались, то есть. Целия отвернулась к своей посуде. Бригита сгребла гонорар со столешницы и, осмотрев, сунула в кошель. – Слушай, а откуда у него столько денег? Монеты такого достоинства не у всякого горожанина имеются… А Вершки… как бы это сказать… не самая крупная и богатая деревня. – У семейки Аттелия всегда средства водились. Ходят слухи, что дед его серебро в горах нашел, только с другими не поделился… «А с чего бы?» – подумала Бригита и, распрощавшись с хозяйкой, вышла на улицу.***
Морозец с утра окрепчал, а небо прояснилось – бледное и почти не греющее солнце заставляло сиять снег, так что глазам было больно. Бригита, натянув капюшон рясы до носа, бегом понеслась к дому Тьермэйллина. От таких холодов за три года проживания в Великом лесу она отвыкла. Вскочив на крыльцо, она заколотила в дверь, и та тут же распахнулась, будто Тьермэйллин стоял возле входа, поджидая ее. – Сестра, – бодро поприветствовал он, – ты вернулась как раз вовремя. Появилась еще одна отличная возможность попрактиковаться в целительском искусстве. Тьермэйллин втащил Бригиту в дом и повел на кухню мимо Кисины, спавшей в корзинке у теплого очага, к какому-то незнакомому мужичку, который расположился на ее, Бригиты, месте у обеденного стола. – Вот, знакомьтесь, – проговорил он, – это Куний Вальвий, один из наших местных фермеров, а это, Куний, и есть сестра Бригита. Подождав, пока монахиня и фермер обменяются приветствиями, Тьермэйллин продолжил: – Куний затеял случку овец, чтобы к лету получить потомство. Ты, сестра, поедешь с ним на дальние пастбища, будешь помогать. Бригита обомлела. – Это как же? Показывать овцам на личном примере, что ли? Куний расхохотался. – Ну, я не против. – Он подмигнул. – Ну и если сестра не против, конечно. – Я знаю, кто будет против, Куний – твоя жена. – Тьермэйллин указал Бригите на свободный стул и уселся сам. – Нет, сестра, все гораздо проще. К тому же, дело-то сделано. От тебя требуется только присмотреть, чтоб все животные – и не только – были здоровы, и еще – определить при помощи своих талантов, хорошо ли в свое время постарался баран? Бригита хмуро смотрела на него. Она прекрасно поняла, что он хочет убрать ее из деревни на некоторое время, оттого и придумал этот дурацкий план. – Сейчас морозы стоят, неужто ты меня из дому в такую погоду выгонишь? – Ты не хочешь помочь Кунию? Так и скажи. – Я… А это что, действительно так необходимо? – Ну, может, и не необходимо, – вмешался Куний, – но, когда колдун моих животин присматривает, у меня приплода больше, чем у других, которые работают без колдуна. Бригита повернулась к Тьермэйллину: – Так ты и сам таким занимался, что ли? – Конечно. Я тут многим самые разные услуги оказываю. Так что ты надумала? Бригита молчала, и пауза все затягивалась. – Да ты не волнуйся, девонька, – подал голос Куний, – я заплачу честь по чести. Ты только удостоверься, что все мои матки – суягные, а уж я не обижу. – Да дело разве в деньгах… – Ну, там, на пастбище-то, у меня и зимовка есть, в ней две комнаты – в одной ты будешь жить, в другой я с парнем моим. Он как раз туда намедни поехал, все подготовит к нашему приезду. Бригита снова покосилась на Тьермэйллина и вдруг поняла, что тот смотрит едва ли не умоляюще. – Ладно, – быстро сказала она. – Я согласна. – Вот и хорошо! – обрадовался Куний, а Тьермэйллин одобрительно кивнул. – Ну, значит, я тут в Вершках тогда заночую, а завтра поутру мы с тобой отправимся. Лошадь-то найдется для тебя? – Найдется, я сюда ведь не пешком пришла. – Красота! – Куний вскочил со стула и рванул к выходу, по дороге нахлобучивая шапку на макушку. – Тогда пойду я к старухе Целии, устраиваться. – Она не такая уж старая, – заметил Тьермэйллин. – По сравнению с тобой – конечно, – заржал Куний и выскочил на улицу. Монахиня и целитель некоторое время сидели в тишине, затем Тьермэйллин вскочил на ноги. – Что это я тут расселся? Да и ты тоже. Пошли наверх, будем готовить зелья для твоего предприятия. – Для моего ли? – проворчала Бригита, но послушно пошла следом за ним.***
К вечеру все было готово. Бригита занялась укладкой вещей в дорогу, в то время как Тьермэйллин паковал зелья, микстуры и прочие снадобья в специальную сумку – большую по размеру, нежели та, которой он снабдил ученицу утром. Он как раз спускался с чердака, где находилась его лаборатория, и чуть не столкнулся с выходящей из спальни Бригитой. – Вот, – продемонстрировал он торбу, – тут все – лечебные, восстанавливающие запас сил, и магические резервы, а еще – сопротивления холоду и, на всякий случай, магии. Вдруг пригодятся. – Хорошо… спасибо. – Бригита глубоко вздохнула и уставилась в его глаза: – Тьермэйллин… это все из-за того, что случилось ночью? Вернее, не случилось… Он мягко улыбнулся и легонько провел по ее щеке согнутыми пальцами свободной руки. – Вовсе нет. Правда. На самом деле, это из-за того, что случилось вечером. Бригита фыркнула как сердитая кошка. – Из-за этих недоумков? Серьезно? Я их не боюсь, и потом – ты сам говорил, что мне деревенские ничего не сделают. – Ты можешь нечаянно попасть под раздачу. И мне будет проще, если рядом не будет никого, о ком бы пришлось беспокоиться. – Понятно, – кивнула Бригита и шагнула обратно в спальню, но задержалась. – Послушай… Если… если все будет хорошо… может, мы попробуем снова? Тьермэйллин засмеялся и сжал на мгновение ее руку. – Попробуем… Если удастся куда-нибудь спровадить Кисину. О. Да, кстати: ее тебе тоже придется взять с собой.***
Бригита, замотанная в меха от пяток до слезящихся от мороза глаз, ковыляла по мерзлой земле к бревенчатому домику, одной рукой прижимая к груди спрятавшуюся под одеждой Кисину, а во второй неся сумки с припасами. Куний, сопя, шагал рядом. – Вот незадача! – посетовал он. – Кабы матки мои не померзли насмерть! – Ты же говорил, что у тебя овчарни утепленные. – Не думал я, что так морозить будет… В прошлые-то года все нормально было. А щас… Он вздохнул, а Бригита оглянулась на хлев, который они только что покинули. Сегодня овцы были совсем квелые от холода, они лежали, сбившись всем стадом в кучу и зарывшись в солому, и почти не обращали внимания на оклики и пинки хозяина, который пытался растормошить хотя бы парочку. Правда, ели они с аппетитом, что обнадеживало. Бригита на всякий случай осмотрела каждое животное, потратив на это все утро, и в итоге пришла к выводу, что простуженных среди них нет – хотя бы этим она могла порадовать нанимателя. Они добрались до натопленной зимовки и закрылись там, переводя дух. Сын Куния Терций – не по годам рослый малоразговорчивый парнишка – помог отцу и монахине снять верхнюю одежду и быстро шмыгнул куда-то во мрак домика. Кисина, спрыгнув на пол, вальяжно прошествовала к очагу и возлегла на меховой подстилке, которую облюбовала с самого прибытия. Раньше на ней спал Воробушек – пастуший пес хозяина, но Кисина живо выгнала кобеля, и теперь тот ночевал на одной кровати с Терцием, при случае обходя кошку по широкой дуге. Фермер, проводив ее взглядом, покачал головой: – Ишь, цаца какая. Крыс-то хоть ловит? – Ага, – кивнула Бригита, – и крыс, и мышей. «А еще огров, минотавров и разбойников с большой дороги». Куний склонился над Кисиной, чтобы погладить, и Бригита чуть не зажмурилась, представив, как та сейчас располосует ему руку когтями, но Кисина, громко замурлыкав, неожиданно подняла голову, чтобы ее почесали под подбородком. – Эх, до чего дивные твари, – вздохнул Куний, не прекращая ласкать кошку. – Вроде и толку никакого, а помурчит вот так-то, и сердце радуется. – Как это никакого толку? Ты же сам про крыс сказал… – Так это твоя. У меня-то дома три тюфяка остались, которые только возле печи дрыхнут целыми днями. Сами размером чуть не с барана хорошего, а жрут-то совсем не сено. Хотел их всех выкинуть нахрен, особенно, как по осени мыши у меня три мешка отборного зерна извели, да рука не поднялась. Ладно, пусть их. Домашние мои их любят, опять же. – Куний осекся и наклонился еще ниже, нащупав что-то на шее Кисины. – Погоди-ка. Это что, цепочка у нее? Да еще с подвеской! Етить твою мать! Да ты, деваха, совсем ума лишилась – так животину украшать! Бригита кашлянула. – Ну, вообще-то это не я. Кисина… э… в общем, она – кошка нашей приорессы, я просто присматриваю за ней. – Богатый у вас приорат, коль кота золотом обвешиваете. – Ну, не бедный. Был раньше. Теперь с этой войной непонятно, будет ли он существовать вообще. Куний выпрямился. – Не боись. Отобьемся мы от этих гадов остроухих. Сиродил выстоит, что бы ни случилось. – Он зевнул и направился к кушетке, прикрытой меховым одеялом. – Раз делать пока все равно нечего, я вздремну. А ты, слышь-ка, сними лучше побрякушку-то с кошачьей шеи, да спрячь. Лучше это сделать до того, как мы вернемся в поселок. – Зачем? Думаешь, кто-то позарится? – А вдруг? Мало ли лихих людей? Бандиты всякие да мародеры как пить дать объявятся. Бригита покачала головой. Бандитов, покусившихся на добро Кисины, ей было искренне жаль.***
Через несколько дней, проведенных, можно сказать, в спячке, в горах случилась оттепель. Бригита, как-то поутру выйдя из зимовки освежиться, обнаружила, что снег, устилавший все вокруг, стал тяжелым и мокрым, а с крыши домика вовсю бежит капель. Повеселевший Куний на пару с сыном выгнал овец на пастбище, и те разбрелись по плато, выискивая под сугробами пожухшую траву, а после оба отправились прибирать овчарню. Бригита принялась за работу. Осмотрев и ощупав всех потенциальных мамаш, она распрямила ноющую спину и повернулась к ожидающему приговора Кунию. – Ну, вот эти суягные. – Она указала на кучку овец, которых отделила от других. – Остальные – нет. Физиономия Куния вытянулась. – Только эти? Ты уверена? Проверь еще раз! Бригита вздохнула. – Незачем проверять. Пусть твои бараны в следующий раз больше стараются. Куний засопел. – Это… Я, конечно, никого обидеть не хочу, да и Тьермэйллин уверял, что ты свое дело знаешь, но… Э… ты уверена, что он хорошо тебя учил? Бригита подняла брови. – О чем ты? Этому он меня точно не учил. – Так чего ради ты мне тогда мозги пудришь, раз ничего не умеешь?! – взорвался Куний. – Я-то думал, ты мне поможешь, а тут вон что! – Успокойся, мил человек. Тьермэйллин меня ничему такому не обучал, потому что это мне и не требуется. – Давно ли такому не надо учить?! – Примерно с тех пор как мне исполнилось пять, и я как-то раз осенью сказала соседке, что ее сын родится аккурат на следующую Середину Года. Так что не блажи и будущей осенью дай овечкам время порезвиться. Притихший Куний удалился со смущенным видом, а сестра Бригита отправилась в зимовку чувством исполненного долга – пора было немного подкрепиться, вознаградив себя за труды. Оттепель продолжалась неделю, и не собиралась заканчиваться. Овцы выглядели и вели себя бодро, и Бригита, как-то раз ощупав животы маток, сообщила фермеру, что у некоторых будет по четыре детеныша. Пожалуй, овцы сделались даже чересчур бодрыми – одним довольно приятным – поначалу – утром Куний недосчитался в отаре нескольких животин. Сначала он долго орал на сына, на подвернувшуюся некстати Бригиту и на Воробушка, понуро сидевшего с прижатыми ушами, потом носился вокруг отары, пинками загоняя скот в овчарни, наконец, запер дверь и со свирепым видом повернулся к остальным. – Сестра, тебе придется подождать. Запрись в зимовке, а мы с Терцием пойдем искать пропавших. – Зачем ждать, если я тоже могу пойти? Можно даже разделиться. Куний открыл рот, закрыл и махнул рукой, соглашаясь. Немного погодя он, волоча на поводке Воробушка, отправился по еле заметной тропке на запад (следы в снегу ясно давали понять, что самое малое три овцы пошли в том направлении), а Бригита с Терцием и на сей раз скачущей по сугробам своим ходом Кисиной – на восток, так как и туда, судя по отпечаткам, отправились какие-то овечки. – Не понимаю, как так вышло, – размышляла вслух Бригита. – В предыдущие ночи все было в порядке, никто не сбежал, а тут разом шесть штук удрали. Можно, конечно, предположить, что их какой-нибудь огр спер, но остальное стадо не напугано, да и следов, кроме отпечатков копыт не видно… Терций, бредущий немного впереди, горестно всхлипнул, и она спохватилась: – О нет, парень, только не говори, что это ты напортачил. Что ты сделал? Терций затряс головой. – Я… не хотел. Я просто… Воробушку холодно ночевать на улице, у него же не руно, как у овец, вот я и… – Впустил его на ночь в дом? – Терций кивнул, не оборачиваясь. – И выпустил обратно, до того, как отец проснется. Ясно. Терций повел плечами и мрачно сказал: – Я думал, все будет в порядке. Я и раньше так делал, и никто не пропал. – А тут вот пропали. – Бригита развязала ворот тулупа – она слегка запарилась. – И нам лучше бы отыскать эту пропажу, пока твой папенька не сорвал зло на собаке. До обеда они бродили по горам, перебираясь из одной крошечной лощинки в другую, и наконец обнаружили двух ярочек объедающими орешник. Обрадованный Терций бросился к ним, размахивая пастушьим посохом, и едва не спугнул, но овцы вскоре его узнали и послушно пошли следом. – Можем возвращаться, – бодро сказал Терций. – Следов было немного, так что в эту сторону, наверное, только эти две и ушли. Бригита только покачала головой и указала на Кисину, которая крутилась у тропы на северо-восток. Терций взглянул в том же направлении и печально вздохнул – какая-то особо тупая и упертая гулена решила еще попутешествовать. Солнце поворотило к весне, и теперь темнело не так рано, как еще месяц назад. Но Бригита подозревала, что все же поиски им с Терцием вскоре придется вести в темноте. При ней был амулет, которым юную тогда еще послушницу снабдили пару лет назад в приорате – он был зачарован, и при желании мог использоваться как светильник, но область действия у украшения была довольно небольшой. Конечно, еще имелась Кисина со своим арсеналом заклинаний, хотя Бригита прекрасно знала, что та не захочет обнаружить свои исключительные способности перед кем-то чужим. Оставалось надеяться, что проклятая овца найдется раньше, чем ночь окончательно заявит свои права на Нагорье. Уже в сумерках тропа вывела крошечный поисковый отряд в новую горную долину, на сей раз весьма обширную. Бригита пригнула голову, чтоб не удариться о ветки какого-то деревца, а затем в изумлении выпрямилась. Долина была куда просторнее, чем все предыдущие вместе взятые, а посреди нее раскинулись обширные развалины – она видела остатки крепостных стен, рассыпающиеся башни с бойницами и еще что-то вроде приземистой или просто ушедшей за годы в землю крепости. – Ого, что это? – присвистнула она. – Эти руины, наверное, с целый Коррол размером. Почему мне никто про них не рассказывал? Бригита посмотрела на Терция и удивилась: в свете угасающего дня было видно, как парнишка побледнел. Он не отрывал взгляда от старых башен и, кажется, собирался задать стрекача сию же секунду, но голос монахини его слегка отрезвил. – Мы должны уйти отсюда, – выдавил Терций.– Прямо сейчас. – Да ладно? Давай хоть сначала овцу найдем, смотри – следы ведут прямо к развалинам. – Это… Это плохое место. – Почему? Терций прикусил губу. – Ну… потому. Все знают. Тут… нечисто. Уже давно. Много веков. – В смысле? Тут водятся злые духи? – Ага. И всякое другое. Нежить… Бригита сощурилась. – Ты сам-то видел эту нежить? – Нет, конечно! – Терций отшатнулся. – Я вообще так далеко от пастбищ никогда не забредал. Но еще моя бабушка рассказывала, что от старых городов надо держаться подальше… Что от тех белых эльфийских, что от таких вот имперских… Бригита, не слушая больше его лепет, решительно направилась к руинам вслед за Кисиной, спрыгнувшей с ее плеч и вприпрыжку понесшейся вперед. – Стой! – взвизгнул Терций. – А вдруг там мертвяки расхаживают?! – Я жрица Мары, забыл? Со мной – свет богини. Это мертвякам твоим лучше бояться меня, а не наоборот. «К тому же вряд ли местная нежить, если она тут и есть, более страшна, нежели твари из древних нордских усыпальниц», – подумала она. И все же Бригита была готова к тому, что Терций тут же сбежит с парой найденных овец, но оглянувшись, увидела, что он семенит следом, беспрестанно озираясь и стуча зубами. Овцы выглядели куда более спокойными, они то и дело норовили остановиться и порыться в снегу в поисках чего-нибудь съестного. Монахиня и мальчик миновали первый ряд стен, и Бригита сбавила шаг, ища следы пропавшей овцы, но Кисина, далеко обогнавшая их, привлекла к себе внимание громким мяуканьем. Бригита пошла на звук, и через некоторое время они с Терцием выбрались на небольшую площадь перед крепостью. Проклятая овца, оказавшаяся на самом деле одним из хваленых баранов Куния, была тут как тут. Не обращая внимания на окружающих, тупая тварь объедала жухлые травинки, пробивавшиеся сквозь древнюю брусчатку. – Вот гад. Столько возни из-за этого… барана, – с чувством сказала Бригита. – Ну вот, забирай. Если оторвешь его от кормежки, конечно. Терций, чья физиономия одновременно выражала страх и облегчение, с воплем накинулся на барана и, пихая посохом, погнал скотину к его «женушкам». Тот подчинился, но весьма неохотно. – Теперь мы можем уйти! – выпалил мальчишка. – Все ведь найдены! – Да, пожалуй, – согласилась Бригита и поискала взглядом кошку. – Кисина… Солнце почти опустилось за горизонт, и в тени крепости сделалось совсем уж темно и неуютно. Бригита уставилась во мрак, увидела два зеленых огонька и на мгновение испугалась, но тут же разозлилась: – Ну хватит, идем уже! Нам еще нужно вернуться на пастбище! Огоньки слегка сузились, но не приблизились. Кисина отчего-то совсем не горела желанием куда-то идти. Тихонько бранясь, Бригита направилась к ней. Глаза привыкли к мраку, и стало понятно, что Кисина сидит возле огромных двустворчатых дверей, которые, кажется, были слегка приоткрыты. Под сапогом что-то хрустнуло. Бригита уставилась под ноги и встретилась взглядом с пустыми черными глазницами. Несколько мгновений ей понадобилось, чтобы унять бешено стучащее сердце и слегка успокоиться. «Это скелет, – сказала она себе. – Обычные старые кости, которые просто лежат здесь… сотни лет, наверное. Драугры куда страшнее». – Что там? – тревожно подал голос Терций. – Ничего, наступила на старую ветку. Бригита перешагнула череп и быстро одолела расстояние до Кисины, оказавшись почти у самого входа в крепость. Двери оказались еще более громадными – высотой они были, кажется, в три или даже четыре ее роста, а в ширину и того больше – если распахнуть створки настежь, тут легко проедут в ряд несколько армейских подвод, и еще останется место для пары колесниц. Кисина, обернув лапы хвостом, восседала у портала, словно небольшая статуэтка. – Что с тобой? – тихо спросила Бригита. – Нам нужно возвращаться – темнеет прямо на глазах, и кажется, опять начинает холодать. Если ты устала, я могу нести тебя на руках. Кисина, пользуясь тем, что подол робы скрывал ее от взора Терция, покачала головенкой и ткнула лапой в сторону зазора между гигантскими створками. – Я не собираюсь туда идти, не на ночь глядя. Да и вообще никогда. По-твоему, у меня нет забот, кроме как шататься по всяким руинам? В которых еще нежить водится, как, вон, местные говорят. Пойдем. – Бригита склонилась, чтобы взять ее, но Кисина предостерегающе приподняла лапу с грозно выпущенными когтями. – Ах так? Ну и сиди тут, пока задница не примерзнет! Бригита развернулась было, чтобы уйти, но Кисина вцепилась в подол ее жреческого одеяния. – Да что такое?! Маразм замучил?! Мне придется сказать об этом Солее, и пусть она… Бригита умолкла на полуслове, потому что ей вдруг почудилось что-то странное. Она немного постояла, напрягая слух, и обернулась к Терцию, который так и топтался посреди площади в компании двух овец и барана. – Парень, ну-ка подойди. – Он затряс головой, и Бригита скрипнула зубами. – О боги, да перестань. Ну не съедят же тебя тут. Иди сюда, живо! Или я по возвращении расскажу твоему отцу, кто виноват, что овцы сбежали! Терций, жалобно всхлипнув, заковылял к воротам, наткнулся на скелет, о котором Бригита совершенно забыла, и, издав почти предсмертный хрип, вознамерился удрать, но был остановлен грозным окриком и послушно приблизился. – Вот видишь, ничего страшного не произошло, – удовлетворенно заметила Бригита. – А теперь стой тут и слушай. Некоторое время они стояли в тишине, нарушаемой только шелестом мертвой травы под холодным вечерним ветром. – Что слушать-то? – отважился спросить Терций, и в этот самый момент невозможный для этого места звук раздался вновь. Где-то в недрах древней крепости надрывался младенец. Плач был едва различим, но вполне узнаваем. – Вот, опять оно… – начала Бригита, но Терций не дослушал. Заверещав, как подстреленный заяц, он метнулся назад к овцам и, подгоняя их перед собой, рванул прочь от крепости мимо остальных развалин к горной тропе. Бригита возмущенно вопила ему вслед, но мальчишка был так напуган, что не побоялся даже угроз. Она сплюнула с досады и обернулась к Кисине, чья морда выражала безграничное терпение. – Ладно, твоя взяла. Давай посмотрим, кто там так рыдает. Но если это какой-нибудь упырь, который обсосет наши косточки, я тебя прокляну перед смертью. Кисина презрительно фыркнула и первой юркнула в узкий проем между створками.***
Разумеется, внутри было темно, хоть глаз выколи. Кисина-то наверняка хорошо видела в этом мраке, а вот Бригита – совсем нет. Она полезла за своим амулетом и пробормотала заклинание активации, после чего кулончик начал испускать мягкое теплое сияние. К сожалению, освещал он лишь небольшой участок вокруг себя – может, всего локтя три в диаметре. Тем не менее, Бригита поводила украшением по сторонам, разглядывая место, где очутилась, полюбовалась на очередной скелет, лежавший прямо у входа, и поморщилась. Кисина вдруг низко мявкнула и сделала какой-то странный жест хвостом. С его кончика в то же мгновение слетел светящийся сгусток энергии, и завис над их головами. Разом стало светлее. – Спасибо, – сказала Бригита, заставив свой амулетик потухнуть и вернув его на место. – Эта штучка годится, чтоб тайком искать в погребе нужную бутылку, а не чтобы катакомбы исследовать. Знаю, знаю, мне самой надо поучиться такому заклинанию… Она осеклась, потому что младенческий плач раздался вновь. Исходил он из глубин этих руин – теперь в этом не было никаких сомнений. Бригита поежилась. – Во имя Мары, Кисина… Мне кажется, нам не стоит испытывать судьбу. Ведь ясно, что никакого ребенка в таком месте быть не может. А если и может, то… о боги… чей еще это ребеночек-то будет. Вдруг какой жуткой твари… Кисина сделала некое движение, которое могло бы сойти за пожатие плеч в исполнении четвероногого, и порысила вперед. Волшебный светильник полетел за ней, и Бригите пришлось нагнать ее, чтобы не остаться в темноте и одиночестве. Коридор, по которому они шли, был еще шире, чем вход, и легко мог сойти за настоящую улицу. В его стенах, местами украшенных разными статуями, то и дело появлялись то темные проемы, то запертые двери. Они несколько беспокоили, но Кисина их игнорировала, двигаясь только вперед по главному тоннелю, и Бригита, привыкшая полагаться на ее чутье, пришла к выводу, что опасаться чего бы то ни было, пока не стоит. Проход то и дело сворачивал то в одну, то в другую сторону, несколько раз пришлось спускаться по довольно крутым лестницам, и Бригита совсем перестала понимать, куда ведет коридор. Она помнила только, что главный портал крепости смотрел на северо-запад. Дважды тоннель расширялся в просторные залы, которые заклинание Кисины не могло осветить не то что целиком, а даже на треть, и большая их часть оставалась скрыта от глаз Бригиты. Но не от взора самой Кисины. Во втором по счету зале им пришлось забраться на второй уровень и пройти по мосту, ведущему к относительно небольшому проему в другую часть крепости. Кисина, миновав половину пролета, вдруг застыла, пялясь во мрак позади Бригиты. Та, чувствуя, как вдоль хребта бежит холодок, оглянулась, но, понятное дело, ничего не увидела. Кисина же повела головой, будто провожала взглядом кого-то невидимого. Этот некто словно бы вышел из мрака за спиной монахини, пересек мост и скрылся во тьме. – Тут что, еще кто-то есть? – слабым голосом спросила Бригита. Кисина задумчиво посмотрела на нее и поводила передней лапой в пыли. Бригита уставилась на криво накарябанные буквы: «Был». Кисина помедлила и добавила еще более кривую надпись: «Раньше». Не дав Бригите поразмыслить над написанным, она пересекла мост и исчезла в коридоре. Отставшая Бригита нагнала ее у древней тяжелой двери – Кисина как раз распахнула ту при помощи своих магических сил, и первой выскочила в проем. Бригита заспешила следом и застыла, разинув рот. Они стояли в огромном круглом зале с серебрящимся посередине озером, и оный зал превосходил размерами два предыдущие, вместе взятые. В отличие от них же, этот чертог был освещен призрачным сиянием, испускаемым неким странным белесым пламенем, пляшущим прямо на голом камне без всякого топлива. Таких источников было несколько, Бригита, не утерпев, коснулась ближайшего к ней огонька, но не ощутила ничего, будто трогала воздух. Кисина, оглядевшись, дернула хвостом, развеивая заклинание-светильник, и побежала по галерее. Вслед за ней Бригита обошла зал, минуя другие, ведущие в еще более дальние уголки катакомб проходы, и спустилась на квадратную платформу, что занимала центральную часть зала посреди подземного озерца. Из каменной поверхности вырастали высокие, массивные, поддерживающие скрытый тьмой свод колонны с узорчатым основанием. Кисина миновала первую их пару и уселась в центре подиума, прожигая взглядом большую арочную дверь на противоположной стороне чертога. – Туда что ли? – спросила Бригита, поравнявшись с ней. Словно в ответ из-за дверей послышался сердитый крик младенца. Бригита вздрогнула, а Кисина кивнула, скорее своим мыслям, чем в ответ, и со всех лап рванула к двери. Бригита и глазом моргнуть не успела, как она прошмыгнула в зазор между створками и скрылась из виду. Шепча молитвы вперемешку с ругательствами, Бригита заспешила следом и протиснулась в щель, разом оказавшись почти в полной темноте. Правда, впереди виднелся какой-то свет, да и глаза быстро притерпелись. Она глянула по сторонам и пришла к выводу, что находится в каком-то склепе – по обе стороны от нее тянулись ряды древних узорчатых каменных саркофагов. Левой рукой она опять полезла за своим амулетом, а в правую будто сам собой выпрыгнул кинжал, с которым Бидди не расставалась почти никогда. Она медленно пошла вперед, пытаясь игнорировать хныканье впереди. Сияние становилось все ярче, а неровный проход прямо по курсу будто перегораживала пелена чистого света. Не дав себе толком подумать об эдаком чуде, Бригита погрузилась в него целиком и очутилась в тупике. Здесь тоже было чье-то захоронение. Судя по обилию резьбы на камне, статуэток и прочих украшений постоялец этого гроба был совсем не прост. Впрочем, Бригита едва взглянула на саркофаг – все ее внимание захватил младенец, бодро дрыгавший ножками и ручками на небольшом круглом алтаре перед гробницей. Он больше не верещал, только гулил и пускал пузыри, может, потому что теперь ему было уютней – ведь старушка Кисина, взгромоздившись на малыша сверху, укрывала его собой от промозглого холода давно оставленных всеми живыми руин. Когда Бригита, еле переставляя ноги, подошла поближе, Кисина лениво повернула голову и одарила ее насмешливым взглядом зеленых глаз. – Воронья Мать!.. – прошептала Бидди, на мгновение снова став девчонкой из Изгоев. Увиденное не укладывалось в голове. Зрелище было настолько невероятным, что она на секунду решила, что бредит. Ей пришлось подойти к ребенку и пощупать его, чтобы удостовериться в реальности происходящего. Младенец немедленно уцепился за ее палец, и весьма крепко – Бригита приложила некоторые усилия, чтобы разжать крошечные пальчики. Она спрятала кинжал в ножны под тулупом, подвинула Кисину, которая тут же вскочила и спрыгнула на пол, и взяла ребенка на руки. – Девочка, – зачем-то сказала она вслух, будто Кисина и сама этого не видела. За неимением чего-нибудь, что могло бы послужить пеленкой, Бригита прижала младенца к груди и укрыла своим тулупом, чтоб не замерз окончательно. Малышка и так была довольно прохладной на ощупь, если она остынет еще немного, это может быть опасно. – Думаю, нам пора убираться отсюда, – сказала Бригита. – Не знаю, как долго она тут лежит, но ей на вид пара месяцев, она должна есть каждые два часа, а мы только по этим катакомбам блуждаем боги знают сколько. Кисина кивнула и бодро помчалась прочь из склепа, Бригита поспешила следом, стараясь не отставать.***
Обратный путь оказался – или, вернее, показался – куда как короче, чем дорога вглубь крепости. Бригита неслась по темным коридорам, едва освещенным заклинанием Кисины, желая поскорее покинуть эти катакомбы. Как бы она ни хорохорилась, то и дело напоминая себе, что несколько раз дралась с дохлыми нордами в их гробницах, сейчас Бригита испытывала если не страх, то довольно сильное беспокойство. А еще она чувствовала, что просто обязана позаботиться об этом странном младенце, иначе… Что «иначе», она пока не могла объяснить даже сама себе. Чувство, будто ей наступают на пятки, усилилось. И она совсем перепугалась, когда они пересекали первый от входа зал, и бежавшая впереди Кисина резко встала и свирепо зарычала на что-то в темноте справа. Бригита, запретив себе всматриваться, рванулась вперед, к лестнице на верхние уровни. Кисина нагнала ее у самых ворот и первой выскочила на улицу, в ночь. Бригита, отбежав прочь от дверей на несколько шагов, остановилась перевести дух и оглянулась на чернеющую в темноте громаду замка. Небо прояснилось, и опять сделалось морозно, но, хоть луны и спрятались, звезды давали достаточно света, чтобы видеть – их с Кисиной и найденной девочкой никто не преследует. – Проклятье… – прошептала Бригита и уставилась на Кисину, которая вовсю сверкала глазами. – На всякий случай – я не хочу знать, кого или что ты там видела. Никогда. – Угу. Это был единственный звук, похожий на речь, который Кисина могла издать. Пользовалась она этим очень редко, и только если рядом не было чужих. – Вот тебе и «угу», – передразнила Бригита и устало вздохнула, поправляя под тулупом закапризничавшего младенца. – Нужно поторопиться. Надеюсь, ты помнишь дорогу на пастбище, потому что я – нет. Кисина утвердительно закивала и махнула лапой, приглашая следовать за собой.***
Ночью все казалось совершенно не таким, как виделось днем, и Бригита, разумеется, заплутала бы в этих горах, если бы не Кисина. Та указывала путь, используя волшебный фонарь чуть меньшей яркости, чем тот, что светил им в древней крепости, как ориентир для спутницы. Бригита перебирала ногами со всей возможной скоростью, старательно выбирая дорогу – если впопыхах она споткнется, ничего хорошего не жди. Младенец возился и хныкал под ее тулупом – Бригита нимало не сомневалась, что он голоден, но старательно гнала от себя мысли, что здесь в округе еды ему взять совершенно негде. Сначала нужно добраться до зимовки Куния, а потом уже соображать, что делать дальше. Где-то впереди залаяла собака, и Кисина, заворчав, остановилась и быстро развеяла заклинание. Бригита сбавила шаг, но впотьмах все равно чуть не наступила на старуху. Она как раз бормотала извинения, когда впереди показались какие-то огни и в лощину выкатился сначала Воробушек, а сразу за ним – Терций и его родитель с дорожными фонарями в руках. Оба Вальвия, завидев Бригиту, растерялись, и только Воробушек затявкал, приветственно помахивая хвостом и держась на почтительном расстоянии от Кисины. – Во имя всех богов, сестра!.. – возопил Куний. – Я уж боялся, ты сгинула насовсем! – А вот не сгинула. Хоть твой беспримерно храбрый сынок и бросил меня на произвол судьбы. Куний отвесил отпрыску подзатыльник, правда, несильный, вскользь, но тот лишь втянул голову в плечи и уставился себе под ноги. – Прости его, сестра. Испугался он очень. Вырос на бабкиных сказках, вот и… Хотя, признаться, если вы и впрямь набрели на старую столицу, то я его понимаю. В этих горах нужно шарахаться от любых руин – целее будешь. – Старую столицу?.. – Ага. Мы недалеко от Джеролльского хребта, так вот раньше, давным-давно, тут, вроде как, был главный город Империи, только его давно бросили почему-то. – Понятно, – протянула Бригита. – Что ж, спасибо, что вернулись за мной. И… вы оставили овец без присмотра? – Да че им сделается? – отмахнулся Куний. – Я их хорошенько запер, а овчарня моя выдержит даже нападение стаи минотавров, так что все путем. Идем, что ли? Терций с Воробушком пошли вперед, указывая дорогу, Кисина трюхала за ними следом, а замыкали процессию Бригита с Кунием. Найденная девочка отчего-то притихла, но продолжала ерзать и щипать одежду монахини. – Всю пропажу-то вернули? – спросила Бригита, мерно шагая по звериной тропе. – Угу. Я четырех быстро нашел и пригнал на пастбище еще до обеда. Подождал немного, а вы с Терцием все не возвращаетесь. Когда стало смеркаться, собрался уже идти вас искать, да только вышел – парень с выпученными глазами мне навстречу бежит, да с тремя овцами, но без тебя и кошатины твоей. Как представил, что со мной Тьермэйллин сделает, когда я ему скажу, что ты пропала, так фонари взял, собаку, и пошли мы с сынком тебя искать. – Ясно… Погоди, четырех ты вернул? Так ведь шесть всего пропало. – Да я, видно, неправильно посчитал. Сам себе удивляюсь… Это от расстройства, наверное. – Куний откашлялся. – Слушай… мальчик мой прям сильно перетрухал, но я так и не понял толком, отчего. Сказал, что нашли вы последнего барана в развалинах, и там какая-то нежить рыдала… Младенец не нашел лучше времени проявить себя, чем прямо в этот момент. Услышав плач ребенка, доносящийся прямо из-под тулупа Бригиты, Куний взмахнул руками и чуть не свалился с тропы в пропасть – она едва сумела его удержать. Восстановив равновесие, он отскочил к наново перепуганному наследнику и взвыл: – Это еще что за хренотень?! Бригита вздохнула и отогнула меховую полу, продемонстрировав семейке овцеводов покрытую темным пушком головку. – Это вот кто. И рыдала там вовсе не нежить. Хватит трястись, Терций, эта малышка тебя не укусит. Пока что. – Почему – «пока»? – спросил мальчик дрожащим голосом. – Потому что у нее еще зубки не выросли. А сейчас ей нужно поесть и поспать. Так идемте же!***
– Как могло обычное дитя оказаться в таком месте? – все еще бубнил Куний, когда они подошли к дверям зимовки. – Откуда тебе знать, что это не какая-нибудь тварь, которая просто прикидывается младенцем? – Я – служительница Мары, – объявила Бригита таким тоном, будто это все объясняло. Куний засопел, неудовлетворенный ответом. Бригита вздохнула и поочередно указала на Воробушка и Кисину: – Посмотри, как спокойны животные. – Она прекрасно знала, что потом старуха ей наподдаст за «животное», но решила, что спокойствие отца и сына Вальвиев того стоит. – Даже твой баран не испугался, хотя он весьма туп. Если ты раньше этого не знал – все зверье чует нечисть и прочую дрянь. Будь это какая-нибудь нежить, они бы живо взбесились. – Ну-ну, – неохотно отозвался Куний и отпер дверь домика. – Посмотрим. Во временном жилище нашлись довольно чистые тряпки, которые можно было приспособить в качестве пеленок, но не было ничего, что могло бы послужить пищей младенцу. – Значит, мне придется вернуться в Вершки раньше намеченного, – заключила Бригита. Она повысила голос, чтобы перекричать голодный ор ребенка. – Прости, Куний, кажется, я не смогу до конца выполнить свои обязательства перед тобой. Тот угрюмо кивнул: – Видно, так звезды сошлись. – Он повернулся к сыну: – Иди пока оседлай и выведи наших лошадей. Я сестру провожу до деревни… – Тебе вовсе необязательно ехать со мной. – Еще как обязательно. Не хватало еще, чтоб ты в темноте с кручи навернулась. Бригита вручила Кунию сверток с вертящимся ребенком и ушла в свою каморку собирать вещи. Оставив фермерам почти весь свой запас зелий, она вернулась и обнаружила, что старший Вальвий зачем-то распеленал младенца и теперь тщательно его рассматривает. – Она что, обделалась? – Нет, – задумчиво отозвался Куний. – Тогда зачем ты ее раскутал? – рассердилась Бригита. – Тут, между прочим, не слишком-то и жарко, она замерзнуть может! Куний, будто не слыша укоров, указал на младенца: – Посмотри. У нее ушки заостренные. И глазки… того… – Ну и что?.. Погоди, что?! Бригита подскочила, выхватила ребенка и, повертев из стороны в сторону, убедилась, что малышка и впрямь остроуха, как какой-нибудь эльф, а глазенки у нее вроде слегка раскосые. – Вот старый греховодник, – усмехнулся Куний. – О чем это ты? – Сама не понимаешь? Похоже, наш общий приятель любит порезвиться с селянками. – Да что ты мелешь?! – окончательно рассвирепела Бригита. – С чего хоть ты взял, что Тьермэйллин имеет к ней хоть какое-нибудь отношение?! – А из-за кого еще мог появиться младенец с острыми ухами? Он ведь единственный эльф на многие лиги вокруг. Знаю, что старик летом уходит шататься по горам. На несколько недель порой – травки собирает. Может, не устоял перед какой юной пастушкой, вот и… результат, так сказать. А мамаша ее решила избавиться от приплода – остроухое ведь, отнесла в глушь и там оставила. Бригита вспыхнула, борясь с непрошеной ревностью. Целых пять секунд она верила, что девочка – и впрямь отпрыск Тьермэйллина от какой-нибудь смазливой крестьянки, и злилась на него, себя и весь белый свет. Ишь ты, с ней, Бидди, он не захотел спать, а тут на тебе! К счастью, голос разума быстро заглушил эти мысли, и она успокоилась. Глубоко вздохнув, Бригита перевела взгляд на глумливо ухмылявшегося фермера. – Куний, посмотри-ка на малышку. Сколько ей, по-твоему? – Ну… не знаю. – Он потер щетинистый подбородок. – Но на новорожденную не похожа, вообще-то. – Да уж конечно. Ей месяца два, а то и три. Значит, зачата она была примерно год назад. А если предположить, что один из ее родителей – эльф, то еще пару месяцев накинь. В общем, осень. Не ты ли только что сказал, что гуляет он летом? – Ну и чего?.. По осени, значит, порезвился. Ну просто некому больше в этих местах остроухое дите заделать, понимаешь? Бригита, плотно сжав губы, выхватила кряхтящего младенца и перепеленала наново. Сверху она обернула ребенка овчиной и шагнула к выходу. – Нам пора отправляться.***
Предрассветная деревня встретила их сонной тишиной. Бригита собиралась проехать прямо к дому Тьермэйллина, но передумала, завидев дом Целии. Девочка, верещавшая почти всю дорогу, последние лиги пути молчала, и это несколько беспокоило. Бригита подъехала к коновязи возле заведения вдовицы, неловко спешилась и обернулась к Кунию: – Спасибо, что проводил нас. Тебе, наверное, пора возвращаться. – Угу, пора. – Куний спрыгнул наземь. – Только раз уж я здесь, позавтракаю у Целии. Она, поди, встала уже. Он попытался открыть дверь, но почему-то оказалось заперто. Озадаченный Куний только собрался постучать, как изнутри злобно рявкнули: – А ну пошли прочь! Сказано же – по домам пейте, раз себя вести не умеете! – Э, э, дорогая, – Вальвий отступил, подняв руки, – это всего лишь я, Куний. Не знаю, что тут у вас случилось, но я – точно ни при чем… Загрохотали невидимые засовы, дверь распахнулась, и на пороге показалась озабоченная Целия Руф. – Мать богов… – Она воззрилась на Бригиту со свертком в руках. – Ох, сестра, ты вернулась. Может, теперь они стыд поимеют хоть немного… Бригита похолодела: – Что? Они что-то сделали Тьермэйллину? – Пока нет, – свела брови вдова, – если бы сделали, я бы их сама поубивала. Но скоро опять попытаются… Бригита развернулась и, прижимая младенца к груди, помчалась по пустынной улочке к дому Тьермэйллина. Кисина давно обогнала ее, первой свернув в проулок, что вел к жилищу эльфа, и резко остановилась. Бригита сбавила шаг и замерла рядом. Больше всего она боялась вернуться на пепелище, но дом, хоть и был покрыт пятнами сажи, выглядел целехоньким. Зато участок вокруг выгорел напрочь: весь любовно выпестованный Тьермэйллином сад, и вертоград с невероятно ценными растениями превратились в золу и пепел. Огонь не пощадил даже облепиху, под которой Бригита пряталась тем приснопамятным вечером за пару дней до отъезда на пастбища. Бригита потерянно смотрела на пожарище, когда вопль младенца привел ее в чувство. А заодно и Кисину. Та, яростно зашипев, рванула к дому, Бригита, опять отстав, последовала за ней и нагнала уже на слегка обугленном крыльце. Кисина мяукала и скреблась в дверь. Бригита попробовала открыть, но было заперто, причем изнутри, что, в общем-то, обнадеживало. – Тьермэйллин! – заорала она, вторя разбушевавшемуся ребенку и разъяренной кошке. – Впусти нас! Это мы! Послышался звук отодвигаемого засова, но дверь не открылась. Бригита сама распахнула ее пинком и впрыгнула внутрь. В доме было темно, хоть глаз выколи. И холодно – кажется, хозяин забыл разжечь очаг. Кисина прошмыгнула в зазор между косяком и бригитиными ногами и исчезла во мраке. – Тьермэйллин?.. Внизу на кухне кто-то закашлялся и проговорил знакомым пьяным голосом: – Тут я. Сижу, в общем. Бригита закрыла дверь и задвинула засов – одной рукой было не очень удобно, но пристроить пыхтящую малышку пока было некуда. Она опять достала свой амулет, потому что тьма сделалась совсем уж непроглядной, и, светя себе, спустилась в кухню. Взъерошенный и небритый Тьермэйллин сидел возле пустого обеденного стола с неизменной бутылкой в руке. Второй он поглаживал Кисину, мурчащую и исполняющую «молочный шаг» на его старой, а теперь еще и подпаленной робе. – Видала, че сотворили? – еле выговорил он заплетающимся языком. – Угробили дело… сотни лет моей жизни. – Да. Ужасно. Но я очень рада, что они не сожгли дом и тебя вместе с ним. – Не сожгли, потому что я… ик… отогнал пламя от него. Теперь вот думаю, надо было… сад спасать, а не дом. – А жил бы ты где?.. Тьермэйллин расхохотался, чуть не свалив Кисину на пол. – Ну, точно не здесь, – простонал он, слегка унявшись. – Теперь уж с уверенностью можно сказать: время моего… ик… пребывания в Вершках подошло к концу. Я ваще-то планировал на днях собрать все, что уцелело, и податься за тобой к Кунию. – На днях? Это когда? – Ну… – Тьермэйллин покосился на шкафчик с горячительными напитками. Дверцы были приоткрыты, и можно было заметить, что содержимого за время отсутствия Бригиты там сильно поубавилось. – Скоро. – То есть, когда все бухло закончится? – процедила Бригита. Тьермэйллин взглянул на бутылку в руке, решил, что там осталось преступно много содержимого, и сделал несколько хороших глотков. – Ага, вроде того. Притихшая было малышка опять завозилась и захныкала. Бригита принялась трясти ее, пытаясь успокоить, но та разошлась вовсю. – Ох, клянусь Девятью, эт что, ребенок у тебя? – удивился Тьермэйллин. – Да… Проклятье! Она очень голодная… Я хотела попросить у Целии немного хоть чьего-нибудь молока, но вместо того сразу понеслась к тебе. Тьермэйллин сочувственно покивал. Отставив бутылку и аккуратно пересадив Кисину на стол, он поднялся на неверные ноги и шагнул к Бригите. – Чей он? Бригита подняла голову и довольно злобно посмотрела в его мутные от хмеля глаза: – Она. И похоже, что твоя.***
Тьермэйллин заморгал: – Чего?.. Со свирепой радостью Бригита наблюдала, как он трезвеет прямо на глазах. – Того, – передразнила она. – Уши у нее точно от тебя. – Нет, нет, подожди. – Тьермэйллин замахал руками и попятился. – Этого не может быть. У меня нет детей! Клянусь Талосом! – Откуда тебе знать? Ты же не женщина! Вспоминай, с кем кувыркался год назад или чуть раньше, может, определимся с именем ее мамаши! – О боги, сестра!.. В этом-то все и дело! Откуда у меня возьмутся дети, особенно такие маленькие, если я ни с кем, как ты говоришь, не кувыркался уже… Ну не помню точно, сколько, но уж не меньше ста лет! Бригита насупилась: – Не ври! За столько времени бездействия у тебя бы хер отпал, а он вполне себе на месте и даже действует, я-то знаю! Тьермэйллин закрыл лицо руками и затрясся. Бригита решила, что он плачет, и ненадолго преисполнилась угрызений совести, но тут до нее дошло, что это не рыдания. Тьермэйллин смеялся. И не просто смеялся, а прямо-таки помирал со смеху. – Милостивые боги, сестра, – выдавил он, утирая глаза. – Боюсь, тебе еще многое предстоит узнать об устройстве тел людей и меров, особенно мужчин. Придется найти подходящую литературу, видимо, одной… э… практикой всего не доберешь. И в заключение насчет моего якобы отцовства: готов поклясться вообще всем, чем только можно – это дитя народилось от кого угодно, но только не от меня. Бригита смутилась. – Ну… а от кого тогда? Куний сказал, ты единственный эльф на всю округу. Тьермэйллин подошел и отогнул овчину, чтобы увидеть личико ребенка. Он легонько ощупал кончики ушей и осторожно взял младенца из бригитиных рук. – Это правда, единственный. – Он вернулся к своему стулу и уселся. Кисина улеглась на его плечах, и, урча, уставилась на ребенка сверху вниз. – Но, как ты и сама отметила, непосредственное участие этого самого эльфа было необходимо год назад, а я так думаю, что и больше. За это время можно пешком пересечь Сиродил. А… да: я так и не услышал, как она у тебя оказалась. Бригита открыла рот, но почему-то замялась. – Ну… в общем, я нашла ее, – призналась она, наконец. – Вернее, нашла Кисина, а я просто забрала. – Где? В горах прямо? – Можно и так сказать… Хотя… не совсем. В одних руинах, вообще-то. Тьермэйллин озадаченно нахмурился. – В айлейдских? – Нет, скорее, в имперских. Они очень большие, куда больше обычных старых фортов. Куний сказал, что это, вроде как, остатки старой столицы Империи. Бригита пустилась излагать историю обнаружения странного младенца, расхаживая по темной кухне и размахивая руками. Амулет так и болтался в одной из них, отбрасывая блики белесого света на старые каменные стены. Когда она добралась до того момента, как нашла младенца на постаменте, Тьермэйллин издал едва слышный звук, но ничего не сказал. Бригита, наконец, закончила и уставилась на него, ожидая комментариев. Но Тьермэйллин молчал. Лицо его в скудном свете зачарованного кулона напоминало маску с черными провалами на месте глаз и рта. В этом безмолвии было что-то странное, даже слегка беспокоящее. Бригита занервничала и только собралась нарушить изводящее ее молчание, когда Тьермэйллин спросил: – Ты услышала плач прямо у входа? – Ага, – кивнула она и вдруг поняла, что это не ее спрашивают. Кисина вернулась на стол, и теперь они с Тьермэйллином играли в гляделки. Не то чтобы Бригита верила, что они и впрямь читают мысли друг друга, но… как знать? Она кашлянула, напоминая о себе, и прямо спросила: – Что не так? Тьермэйллин обернулся к ней: – Что не так? Сестра, подумай. Ты рассказала, что вы нашли этого ребенка в самой глубине крепости, за двумя закрытыми дверями. Это как же она должна была рыдать, чтобы вы ее снаружи услышали? Бригита ошарашено заморгала. – Ты думаешь, это… это какой-то монстр? Но Кисина ведь распознала бы… – Разумеется. Нет, это не монстр. Скорее уж наоборот. – Тьермэйллин поднялся с места. – Видно, Золотой Холм вновь решил нас одарить. И наше дело – позаботиться о подарке как следует. Будь добра, разведи огонь в очаге. И возьми на леднике синюю крынку – в ней сегодняшнее козье молоко. Его надо будет разогреть. – А ты?.. Тьермэйллин, чья походка обрела твердость, направился прочь из кухни, прижимая ребенка к сердцу. – Поищу наверху подходящую бутылочку с соской. Где-то у меня были запасные – я делал для детей селянок, у которых не было молока.***
Сытый и вымытый найденыш спал в большой корзинке, в которой раньше дрыхла Кисина – настоящей люльки у Тьермэйллина, понятно дело, не нашлось, а просить у деревенских свободную ни ему, ни Бригите не хотелось. Корзину, временно размещенную на обеденном столе в кухне, охраняла бессменная Кисина, которая, видимо, твердо решила удочерить малышку. Она ревниво следила за тем, как целитель и монахиня осматривают и обслуживают дитя, а потом, когда те закончили, отогнала обоих прочь. Бригита возмутилась было, но Тьермэйллин с усмешкой потрепал ее по руке: – Не дуйся. Все равно бабулю тебе не переиграть. Кисина, обидевшись на «бабулю», сердито зашипела, но Тьермэйллин уже скрылся на чердаке, где была его лаборатория, и чем-то там звякал. Бригита, убедившись, что ее помощь ребенку пока не требуется, сбегала к Целии и договорилась, что та приглядит за ее лошадкой, потому что у Тьермэйллина теперь держать ее было негде – сарай, служивший стойлом, сгорел вместе с садом. Хорошо хоть, у Тьермэйллина не было своей живности, и никто не пострадал. Бригита распрощалась с Кунием, собравшимся обратно на пастбище, а тот, нахлобучивая теплую шапку на макушку, спросил: – Что папаша? – Кто?.. О боги, ты опять за свое. Говорит, не он папаша-то. И я ему верю. – Ну, на его месте я бы тоже так говорил. Так он оставит ее себе? – Да. Видимо. По крайней мере, на первое время. Может быть, позже мы найдем ей семью… Не здесь, само собой, из местных ее никто не захочет. Ну или я заберу ее в приорат. Куний поскреб щетину и забросил на плечо мешок с провизией, купленной у Целии. – Удачи вам обоим. И с ребенком, и… просто. Старику привет передавай. – Да, обязательно. Бригита проводила его взглядом и поспешила обратно в дом Тьермэйллина. К обеду она сама нормально помылась впервые за десять дней и легла вздремнуть, убедившись, что младенец мирно почивает в объятиях Кисины. Она планировала поспать не больше пары часов, но вместо этого продрыхла почти до ночи, а когда, продрав глаза, спустилась в кухню, то обнаружила там трезвого как стеклышко Тьермэйллина в новой чистой робе. Он возился с малышкой под бдительным взглядом Кисины, и не сразу заметил, что народу в комнате прибавилось. – Ты точно уверен, что она не твоя дочь? – осведомилась Бригита, глядя, как он управляется с младенцем. Тьермэйллин подпрыгнул от неожиданности, едва не уронив девочку на пол, за что схлопотал подзатыльник от Кисины (правда, отвешенный лапой с втянутыми когтями). – Зачем же так пугать?.. Да, я абсолютно уверен. – Ты же не просыхал больше двух лет, по свидетельству местных, вдруг забыл, как приласкал какую-нибудь крестьяночку? – Я, может, и ходил пьяный, но не до беспамятства же напивался. В общем, хватит, меня совсем не веселят эти разговоры. И даже если бы я и оскоромился с кем-нибудь, и эта женщина решила бы избавиться от нежеланного отпрыска, она точно не потащила бы его в древнюю усыпальницу Реманов, чтобы возложить на алтарь перед гробницей императора. Бригита не сдавалась: – Однако ты весьма ловко управляешься с ней. – Что с тобой, сестра? С каких это пор подобный навык считается признаком отцовства? Я принимаю роды пару сотен лет и лечу детей всех возрастов, за столько времени грех не научиться с ними обращаться. Бригита насупилась, а Тьермэйллин, уложив дитя поудобнее на сгибе локтя, сказал: – Лучше, вон, поужинай, да начинай собирать свои пожитки. Постарайся управиться до ночи, нам всем еще нужно будет хорошенько выспаться… Бригита замерла с ложкой в руке. – Зачем? Ты что, опять хочешь куда-то меня спровадить? – Ага. Правда, на сей раз не только тебя. Мы уезжаем. Все вместе. Отправляемся завтра утром. – Как?.. – растерянно заморгала Бригита. – Куда?.. – Для начала в Коррол. А там посмотрим. Может быть, найдется место в каком монастыре. – Если ты о Готтлсфонте, то в том районе сейчас кишмя кишат твои родственнички! Туда нам никак нельзя! – Кроме Готтлсфонта в Сиродиле есть и другие обители. Я вообще-то думал о приорате Вейнон. Ты должна была проезжать мимо него, когда направлялась сюда. Он стоит недалеко от стен Коррола. – Ну… да. Я там даже останавливалась на ночь. В одной из гостевых усадеб. Это ведь вроде мужской монастырь. – Мужской, женский – какая нам разница? Главное, что там будет безопасно, и для нас троих найдется работа. И, чего уж, в Вейноне у меня есть если не друзья, то хорошие знакомые. В общем, поешь, и иди готовься к путешествию. Мы выезжаем утром.***
Как оказалось, Куний оставил свою лошадь на подворье Целии в качестве оплаты услуг сестры Бригиты. То-то он покидал деревню пешком накануне, вспомнила та. Таким волшебным образом, Тьермэйллин тоже получил возможность ехать верхом, вместо того, чтобы тащиться всю дорогу за кобылой Бригиты. – Я верну ее, – с чувством проговорил он, когда они затемно и почти втихомолку покидали Вершки. – Если не найду того, кто сможет ее перегнать, то рассчитаюсь хотя бы деньгами. – Не думаю, что он потребует с тебя оплаты, – заметила Бригита. – Наверняка он решил, что тебе понадобится лошадь, после того, что ему вдова понарассказывала, и подарил ее от чистого сердца. – Так я и не сомневаюсь в этом. Но Куний не сказать, чтоб очень богатый, у него всякая живность на счету. Некоторое время оба ехали в молчании. Когда слегка забрезжил рассвет, Тьермэйллин произнес: – Нам нужно придумать малышке имя. Чтоб не звать ее все время «малышкой». – Кажется, я уже придумала. – Да ну? – Ну да. Ты сказал, то место, где мы ее нашли – усыпальница древних императоров? – Да, если ты все верно описала. – Ну, в общем, я конечно не думаю, что она когда-нибудь станет императором… императрицей, но почему бы и не… В общем, я буду звать ее Банрион. – То есть, «женщина вождя». – Тьермэйллин вздохнул. – Что ж, не такое уж плохое имя.