Ловушка судьбы

— Я ухожу. Дэя провалила уже два раунда и сейчас отчаянно сражалась за победу хотя бы в заключительном, третьем. Вряд ли ее соперница была более умелой, но она оказалась точно смекалистой: едва заметив состояние противника, она не преминула им воспользоваться. Её движения были грязными настолько, что даже я, не смыслящая ничего в фехтовании, могла обнаружить помарки, и тихий шёпот критики на первых рядах трибун окончательно убедил меня в этом. Но всё же Дэя не могла совладать с самой собой, а следовательно, и с адепткой напротив. И я очень хотела верить, что хотя бы мой уход поможет ей отчасти вернуть душевное равновесие. — Если уйдете сейчас, денег вам не видать. Тьер смотрел на меня, казалось бы, равнодушно, но вместе с тем я чувствовала опасность. Он пытался запугать меня не столько золотыми, сколько возможными будущими последствиями. Хотя, конечно, в его представлении монеты должны были играть для меня роль решающего фактора. И это раздражало. — Мне не нужны такие деньги. Он заметил мои чувства и усмехнулся, глядя мне прямо в глаза. Быстро встал, настолько, что я не сразу осознала это движение, и, крепко схватив за предплечье, наклонился к самому кончику уха. — Вашей гордости грош цена, госпожа Белоусова. — и аккуратно отведя от лица выпавшую из пучка прядь волос, припечатал: — Но раз уж я за нее плачу, извольте сдерживать ее еще каких-то пять минут. Пять минут. Я снова посмотрела на поле. Дэя уже почти не боролась и как раз в этот момент снова пропустила удар и покатилась по снегу. Когда она встала, я увидела, что на ее правой скуле наливается значительный синяк, а нижняя губа была разодрана и сочилась кровью. Невероятное отвращение накрыло моё сознание. Если раньше я пыталась искать что-то хорошее в темном лорде, то сейчас моих сил уже не хватало. Не скрывая эмоций, я вновь повернулась к нему. — Отпустите меня. — и, процеживая каждое слово, произнесла: — Мне противно даже думать, что вы прикасаетесь ко мне. Не знаю, почему он и правда отпустил мою руку. Совершенно не верилось, что темный раскаялся или вдруг почувствовал укол почти сдохшей совести, но вслед мне понеслось: — Она получила по заслугам. Пока я по памяти возвращалась к воротам академии, это фраза крутилась на повторе. Она получила по заслугам. Что можно сотворить такого, чтобы некогда любимый человек так унижал и мучал? Казалось, что даже в этой грубой империи мало кто мог дать хоть какой-то ответ. Яростно чеканя шаг поначалу, уже ближе к выходу я еле передвигала ноги. На плечи свалился тяжелый груз отчаяния и пустоты. Чтобы не сделала Дэя, я вряд ли могла себя считать намного лучше: в поисках ответов я совершенно забыла, что люди и нелюди здесь живые и чувствовали то же самое, что и все существа во всех мирах. У них тоже были свои проблемы, семьи, дети и многое другое, на что я в последние дни чихать хотела, сама того не замечая. А так определенно было нельзя. Уже у самых ворот пришлось остановиться, пока привратник впускал еще одного гостя — высокого статного мужчину, с длинными почти что седыми волосами. Он выглядел крайне недовольным, но тратить время на жалобы не собирался. — Давно началось? — голос незнкомца был мелодичным и внушающим спокойствие; его хотелось слушать вечно, и этого, наверное, было бы недостаточно. — Двадцать минут уже как, лорд Эллохар. Еще один темный лорд молча направился в сторону стадиона. Он двигался быстро, но не бежал, а походка оставалась лёгкой и полной достоинства. Всего спустя минуту его не было видно. Если это и правда был Эллохар, то вопросов в моём ментальном списке однозначно прибавилось. И первой жертвой стал Жловис, имя которого так удачно пришло на ум. — Господин Жловис, а почему лорд Эллохар прибыл не порталом? Гоблин посмотрел на меня, как на пристукнутую, и таким же тоном ответил: — Так лорд-директор же ведьмовскую защиту такую нацепили, что сами же теперь изволят только в колясках кататься. — он снял шапку и смачно плюнул куда-то в сторону. — Ни себе жизни нормальной не дает, ни другим. За этими словами слышался иной, скрытый смысл, и он подсказывал, что Тьер и в академии не пользуется большим уважением. Гоблин подозрительно всмотрелся в моё лицо, и я, как в замедленной съемке, увидела, как менялось выражение его лица в те мгновения, когда он узнавал во мне спутницу тёмного лорда. Самосохранение буквально орало, чтобы я немедля уходила из этого места. — Я уже ухожу, — примирительно показала ладони и начала осторожно отступать к открытой створке ворот, — но у меня остался еще один вопрос. Эти экзаменационные выступления, — я кивнула в сторону поля, откуда слышались громкие крики, — насколько они важны? Жловис было дернулся в мою сторону, но в последний миг будто бы наткнулся на предостерегающую его стену. С трудом сдерживая злобу, он прошипел: — Три поражения — отчисление.

***

В таверну я вернулась за полчаса до прихода Сел. Дорога до города пешком заняла около полутора часов, а после того, я оказалась в черте Ардама, просто не хотелось сразу идти в место, которое я считала своим домом, и нести ворох несмываемой грязи за собой. В кармане пальто нашлись двадцать медяков, которые я потратила на рынке на пару новых свитеров, но и покупки не смогли отвлечь от дневных эмоций. Поэтому с Сел мы встретились примерно одинаково истощенные и усталые. Она рассказала, что Бурдус свалился с высокой температурой. Она едва смогла уложить его, собиравшегося на привычную смену, в кровать и напоить лекарством, благодаря которому хозяин таверны вскоре заснул. Сел не сказала ни единого слова о себе, но и без этого было понятно, что она не отдыхала ни минуты, и всё же сегодня пришла на работу с чётким намерением выручить прибыль за них двоих. Даже в тяжелый час она оставалась крепкой опорой Бурдусу. В этот вечер мы говорили очень мало, да и время в целом не располагало к этому. Сел не успела найти новых подавальщиц, поэтому в зале осталась только я, а она устроилась на привычном месте Бурдуса. Без него помещение казалось пустым и заброшенным, и даже несмотря на гитариста, наигрывавшего веселую мелодию, что-то морально давило и мешало работать как обычно. Но мы всё-таки справились. Она не осталась помогать закрыть зал, и я молча наблюдала за ее торопливыми сборами. Одетая и готовая выходить, Сел наливала в кувшин наваристый золотой бульон, оставшийся сегодня вне интереса гостей, чтобы отпоить им по приходу домой Бурдуса. Заворачивая с собой остатки жаркого, он замерла и посмотрела на меня так, как если бы видела впервые. — Бездна, я тебя совсем без еды оставила! И она уже собралась выкладывать это несчатное жаркое обратно, когда я накрыла ее ладонь и отрицательно покачала головой. — Не стоит. У меня вообще нет аппетита, я сразу лягу спать. Сел мгновенно как-то подобралась, и в её глазах я заметила нарастающую тревогу. И, видя эти искренние переживания, мне лишь больше захотелось заплакать и рассказать ей, что я совершила непростительную ошибку, по-детски заигравшись в детектива. Хотелось простого человеческого утешения, но Сел торопилась, а я еще достаточно ярко помнила последствия своего эгоизма. — Беги, — слабо улыбнулась, — передавай Бурдусу, чтобы скорее выздоравливал. Секунду она разрывалась, осознавая, что в ней нуждаются два разных человека в абсолютно разных местах. Но в какой-то момент в ее голове всё заняло свои места, и она, бросив извиняющийся взгляд, быстро покинула кухню.