Сюрприз

      Близнецы уже достаточно взрослые — можно оставлять одних, не опасаясь, что разнесут все вдребезги.       Ева уехала на пару дней к родственникам. В самом деле, не приглашать же их в дом, куда в любой момент может наведаться с визитом его родня. Прямиком из преисподней.       А он сам... да все как всегда.       Началось с намерения изучить некоторые старинные документы в архиве соседнего городка, а закончилось... Вот именно, охотой на адских гончих. Захотелось тряхнуть стариной. Поразмяться. Вновь почувствовать себя мятежником, в одиночку выступившим против устоявшегося за тысячелетия порядка.       Главное — вернуться домой раньше жены.       Убедиться, что сыновья не натворили чего-нибудь непотребного — вроде стрельбы в гостиной (в лучшем случае).       Устранить последствия и наказать виновных. Умеренно, но так, чтобы прочувствовали.       Провести, так сказать, воспитательную работу.

* * *

      Полдесятого утра, солнце чуть ли не посреди неба, а в доме тихо. Не иначе предоставленные самим себе мальчишки воспользовались возможностью куролесить до поздней ночи и теперь дрыхнут без задних ног.       Нехорошо. Следует приучить их не терять бдительность ни на минуту.       Поэтому Спарда неслышно крадется наверх, к спальням, надеясь застать врасплох если не осторожного и предусмотрительного Вергилия, то хотя бы Данте.       Но спальня младшего пуста, даже постель не смята. Он вовсе не ночевал дома, что ли? Это уж слишком даже для него. Однако, судя по ауре, оба юных полудемона находятся в доме.       Спарда прислушивается.       В конце концов, его внимание привлекает загадочная возня в комнате Вергилия. По доносящимся звукам сложно определить, что там происходит.       Дерутся? Но почему молча? Обычно в таких случаях Данте ухитряется подробно и красочно высказать, чем именно брат вызвал его недовольство...       Спарда тихо приоткрывает дверь.       Увиденное едва не превращает его в соляной столб. Без всякого гнева господнего.       Прожив среди людей без малого две тысячи лет, Спарда считал, что способен их понимать, изучил все возможные проявления человеческой натуры и, если сам не обрел в полной мере человеческие чувства, то хотя бы научился им достоверно подражать. Однако рождение сыновей однозначно показало ему, что детей понять гораздо труднее. Особенно подростков, которые зачастую сами не знают, что взбредет им в голову.       Вот этого он точно и представить себе не мог...       А братья так увлечены друг другом, что не только не почувствовали его присутствия, но даже не услышали звука шагов.       Решившись, Спарда толкает дверь и входит, старательно сохраняя невозмутимый вид, садится в кресло, закинув ногу на ногу и удобно расположив руки на подлокотниках.       — Продолжайте, не стесняйтесь. Я подожду, пока вы закончите.       Вергилий отворачивается, уткнувшись лицом в согнутую руку. Данте, красный то ли от злости, то ли от смущения, все-таки завершает начатое. Завернувшись в простыню, он выпрямляется и угрюмо сообщает:       — Мне нужно в ванную.       — Мне тоже... — Вергилий, поморщившись, садится рядом с братом и тянет на себя свободный угол простыни.       — Сначала выслушаете то, что я хочу вам сказать. Или, по крайней мере, ответите на некоторые возникшие у меня вопросы.       Смущенные и растерянные подростки кивают и, опустив головы, начинают сосредоточенно разглядывать узоры на ковре. Ни одному, ни второму не хватает смелости сказать хоть что-то в оправдание.       Спарда тоже долго молчит, собираясь с мыслями. Сложившаяся ситуация ему совершенно непонятна. Особенно в свете того, что он услышал об одном из сыновей несколько дней назад. «Ваш Данте уже половину колледжа перетрахал!» — именно в такой формулировке. Ему даже в голову не пришло уточнять, какого пола были те, кого он, выражаясь более мягко, одарил своей благосклонностью. А возможно, надо было... У Вергилия вроде бы есть постоянная подружка. По крайней мере, он часто советуется с матерью, как вести себя на свидании, какие цветы дарить и тому подобное.       — Скажите, для начала... Вокруг столько девушек, красивых девушек. Вам их что — не хватает? Или они вас чем-то не устраивают?       — Хватает, — отвечает один.       — Устраивают, — соглашается второй.       Спарда задумывается еще раз. Если вопрос по поводу правильности ориентации прояснился, разгадка лежит где-то в другой плоскости. В чем же дело? В том, что Данте и Вергилий — братья, или в том, что они — полудемоны? Что их влечет друг к другу — родство тел и душ или скрытая в каждом нечеловеческая сущность?       — Данте, признаюсь, я не ожидал, что твоя любовь к брату может проявиться в такой своеобразной форме. Вергилий, ты что-то собирался сказать?       — Мы просто хотели попробовать, что это такое.       — Из одного лишь любопытства, я тебя правильно понял?       — Да.       Старший из близнецов немногословен. Ему вовсе не хочется объяснять, что послужило источником возникновения интереса к столь нетрадиционному способу удовлетворения своих плотских желаний. А источником была обычнейшая видеокассета, им же самим взятая накануне в прокате, причем по ошибке, без каких бы то ни было намерений... Подумать только, он же хотел посмотреть фильм об искусстве эпохи Возрождения, да плохое знание итальянского подвело. Данте, не удержавшись, той же ночью ее просмотрел (и, возможно, не один раз), а под утро решил поделиться с братом впечатлениями от увиденного. Дальнейшее произошло как бы само собой.       — Ну и как — понравилось?       Братья переглядываются и синхронно пожимают плечами.       — Значит, все-таки первый раз. Надеюсь, продолжение подобных отношений не планируется?       — А что такого? Другие же этим занимаются? — запальчиво возражает Данте и чуть не приводит в качестве аргумента ту самую злополучную кассету.       — Но все же в человеческом обществе...       — А среди демонов? — тут же спрашивает Вергилий.       Как раз в мире демонов подобные отношения не только не осуждаются, а... не то, чтобы считаются нормой... скорее чем-то привычным, повседневным, на что никто и внимания не обращает. Окончательно растерявшись, Спарда признает:       — Среди демонов основополагающим понятием является свобода воли. Поэтому все то, что происходит по взаимному согласию, никакого интереса у окружающих не вызывает. Ни одобрения, ни осуждения, ни вообще какой бы то ни было оценки. Каждый вправе делать все, что захочет, без ограничений. Другое дело, если такого рода отношения навязываются насильно, как знак подчинения более слабого сильнейшему. Желание доминировать и стремление демонстрировать свой высокий статус любым способом изначально присущи демонической природе. Но я не хотел бы, чтобы мои сыновья брали пример с тех, с кем мои пути окончательно разошлись. Надеюсь, в вашем случае обошлось без принуждения?       «Попробовал бы...» — бормочет Вергилий, бросив косой взгляд на брата. «Но ты же разрешил...» — растерянно напоминает Данте. Ну да, разрешил — отчасти из любопытства, отчасти из нежелания принимать активное участие в подобной глупости, да и, в конце концов, брат гораздо лучше разобрался в «наглядном пособии». А вот то, что происшедшее можно воспринимать и с такой точки зрения, обоим даже в голову прийти не могло.       — Вот, кстати, о демонической природе. Я не обсуждал это с вами раньше, поскольку считал, что способность принимать демонический облик проявится не раньше, чем... — Спарда задумывается о том, в чем он еще ошибся, продолжая считать своих сыновей детьми; но время идет так быстро, и он не успевает замечать происходящие в них изменения. — Да, вы научитесь изменять собственное тело, становясь более быстрыми, сильными и неуязвимыми. Эту способность можно контролировать, превращаясь по собственному желанию, в любой момент, но первый раз это, скорее всего, произойдет самопроизвольно, под влиянием сильных, внезапно возникших эмоций. Мне кажется, каких угодно, это может быть страх, ярость, невыносимая боль или что-либо еще. Да, и то, о чем вы только что подумали, тоже.       Близнецы переглядываются еще раз, теперь — с нескрываемым изумлением. Такая информация оказалась для них полной неожиданностью.       — Для начала должен предупредить о том, что подобные спонтанные превращения могут иметь весьма неприятные последствия, прежде всего для вас самих. Мне тоже, несмотря на мои знания и опыт, на первых порах было трудновато принимать человеческий облик и оставаться в нем длительное время. Но без этого невозможно было обойтись, поскольку, чтобы понять людей, нужно было жить среди них, не привлекая к себе излишнего внимания и стараясь не вызывать подозрений. Признаюсь, это было нелегко. И желание бросить свою затею посещало меня неоднократно.       Увлекшись, Спарда не сразу замечает, что Вергилий слушает его с жадным интересом, в то время, как его брат являет собой воплощение вселенской скуки, в который раз удивляется тому, что его сыновья настолько разные по характеру, и решает не углубляться в воспоминания, а говорить по существу. Воспользовавшись возникшей паузой, Вергилий осторожно интересуется:       — А... какие последствия?       — Самые разные. В физическом плане — усталость, боль в мышцах и суставах... — При этих словах Данте, усмехнувшись, толкает брата локтем и громким шепотом спрашивает: «Помнишь, как ты учился на шпагат садиться?», а тот слишком уж старательно притворяется, что не помнит. Спарда, подумав, обобщает: — Скажем так: любая возможная реакция организма на непривычную нагрузку, непривычную и в количественном, и в качественном отношении. Со временем вы научитесь не обращать внимания на это, а вскоре и вовсе перестанете испытывать неприятные ощущения, но вот первый раз, я уверен, запомните очень надолго.       На этот раз мрачнеет именно Данте. Младший из близнецов, сверх всякой меры избалованный матерью, однозначно не желает мириться с какими бы то ни было неудобствами, пусть даже связанными с появлением новых способностей.       — Но это далеко не самое главное, — продолжает Спарда. — Дело в другом. У демонов наиболее яркую окраску приобретают негативные эмоции. Ярость, обида, желание отомстить, желание подчинить себе другого, унизить...       «...надругаться над ним», — Спарда вовремя останавливается, не желая знакомить мальчиков с наиболее темными сторонами их второй натуры, теми, с которыми он сам борется уже много лет, пока вполне успешно.       — Поэтому я вам не советую выяснять отношения друг с другом, находясь в демоническом облике.       — Да что тут такого? — старший скептически пожимает плечами. — Все равно особого вреда причинить не получится. Регенерация ведь.       Вот так всегда. Сыновья воспринимают унаследованные демонические способности как должное, задуматься о разумном их применении ни одному и в голову не приходит.       — Вергилий, ты вообще слушал, о чем я говорил? Речь шла о возможности утраты контроля над собой...       — ...о том, что ты можешь оттрахать меня, став демоном, а я, если не успею превратиться, то и сопротивляться не смогу, — шепотом добавляет Данте, и Спарде приходится притвориться, что не расслышал.       С младшим он поговорит позже, отдельно. Нельзя все сводить к удовлетворению биологических инстинктов. Хотя, может, это просто возраст такой? Неизбежный этап, так сказать. Спарда делает себе заметку почитать какие-нибудь исследования о сексуальном влечении и продолжает:       — Кроме того, вам следует задуматься о том, что вы не одни в этом мире. И в этом доме, кстати, тоже. Что, если бы Ева вернулась домой раньше меня и застала вас за этим... непотребством? Нет, я ей ничего не скажу, но смотрите, чтобы это не повторилось!       Близнецы синхронно вздыхают с явным облегчением, и в этот момент Спарда вспоминает о самом главном:       — Когда я говорил о необходимости контроля, я подразумевал отнюдь не сексуальные желания, хотя их также стоило бы держать в узде. Я хочу еще раз напомнить, что вы никогда — ни при каких обстоятельствах! — не должны демонстрировать те качества и способности, которые отличают вас от обычных людей. Вы, я думаю, не хотите, чтобы против вас ополчилось все человечество?       Младший из близнецов отрицательно мотает головой, старший скептически хмыкает, и Спарда решает, что с ним также придется провести отдельный разговор. Нельзя противопоставлять себя всему миру, будь ты хоть демон, хоть человек, хоть наполовину то и другое.       Вроде ничего не упустил. Знать бы еще, усвоен ли урок...       По лицам сыновей невозможно определить, насколько серьезно они отнеслись ко всему, что было им сказано.       — Вергилий, надеюсь, ты меня понял?       — Да, — коротко отвечает старший из близнецов.       — А ты, Данте, сделал какие-нибудь выводы из услышанного?       — Да, пап, в следующий раз мы закроем дверь на ключ.