«Какая прекрасная ночь, мадмуазель, не правда ли?» Чёрный Ловелас
Ино любила страшилки. Нужно отдать ей должное: для своего возраста она преуспела в роли рассказчика. У неё всегда получались самые красочные страшилки с кучей подробностей и запутанными тайнами, в которых порой путалась и сама Ино, но к её счастью, никто никогда этого не замечал — настолько всех увлекала история. Нельзя сказать того же о слишком впечатлительной Сакуре — она их на дух не переносила. Сама она не была сильна в сказительстве, как любила выражаться Яманака, пусть и не жаловалась на скудное воображение: как только выдуманные образы выходили из головы в форме слов, то становились громоздкими и неряшливыми, и совсем не страшными. Тогда Ино хмурилась, принимала задумчивый вид и говорила как взрослая: — Ты неправильно рассказываешь! Это вовсе не страшно. И ещё — нереалистично! Как оборотень мог попасть в деревню? Особенно если у него такие огромные лапы. Значит, он точно оставлял бы большие следы, и их бы заметили. В таком случае, клан Инузука наверняка бы с ним справился. Сакура не могла ничего на это ответить: она не была так осведомлена в подробностях обороны деревни и о способностях этого клана толком ничего не знала, да и с оборотнями никогда дел не имела. Она лишь скромно замечала, что этот оборотень действительно особенный и его не так-то легко победить, но непреклонная Яманака лишь хмуро качала головой. — Папа говорит, они сильны. Точно справились бы. Спустя некоторое время Сакура оставила попытки научиться дару сказительства, учитывая, что и удовольствия ей это особого не приносило. Но ещё больше она не любила выступать в роли слушателя, коим подписалась быть до конца всей этой затеи со страшилками. Вот где хорошее воображение на пару с языкастой Ино играло против неё. Вначале она пыталась закрывать уши, чтобы не слышать всех тех страхов и ужасов, которые отчётливо вырисовывались у неё в голове, но тогда подруга сильно обижалась на неё, говоря, что так в страшилке нет никакого толку. И бедной Сакуре приходилось дрожать, жмуриться, но всё равно слушать. Временами Яманака была настолько убедительна, что несколькими днями после их ночёвок Сакуре снились кошмары: ветки превращались в косматые лапы, из-за каждого угла выглядывали зловещие тени, а через окно детской на неё пытливо глядели светящиеся в темноте бешенные глаза. Одеяло становилось единственным безопасным местом, а мама — его верным стражем. — Глупенькая, это же всего лишь выдумки, — беззлобно говорила сидевшая в ногах мать и поглаживала дрожащий комочек из одеял. — Раз ты так близко к сердцу принимаешь россказни этой девчонки, мне придётся запретить тебе ходить к ней в гости. И на утро Сакура правда преисполнялась решимости дать отпор всем ночным монстрам, покушавшимся на её спокойный сон. «Во имя дружбы!» — громко раздавалось у неё в голове. Если с Ино Сакура чувствовала себя комфортно, верила в истинность их дружеских отношений, то с другими у неё никак не получалось наладить связь. Однако она усердно пыталась… — Никто уже не боится болотного монстра, дура твердолобая! — Слышала Сакура в ответ на робкий пересказ запавшей в сознание страшилки Ино. …Честно пыталась наладить и не скоро бросила эту глупую затею. Придумывание страшилок, их распространение и удержание на слуху было нечто важным для этой компашки. Именно они решали, какого монстра стоит бояться сейчас, а от какого опасность не исходила уже как три дня. Если неспокойный ребёнок не мог уснуть по ночам из-за завываний высокой леди в белоснежном одеянии, то ему следовало прибегать на небольшую полянку за кустами у детской площадки — там их чаще всего можно было найти. — А какого… какого рода были эти завывания? Такие? — и самый старший мальчик начинал издавать звуки на любой лад. Несчастный пострадавший выбирал один из них, и допрос продолжался. — Во сколько она приходит? Ты один, когда она рядом? Видел её когда-нибудь? — А после выдвигал вердикт: чаще в нём говорилось, что бояться совершенно нечего, ибо по признакам это не подходит к «ночным тварям», или же это был вовсе не тот монстр, а совершенно другой. Но иногда — чаще это выпадало на долю самых маленьких, а оттого самых наивных и доверчивых, посетителей «Знатоков паранормального» — дальнейшие перспективы не давали надежды на лучшее. — Ты умрёшь через… через два дня, — спокойным тоном выговаривал главный по любого рода завываниям и задумчиво опрокидывал голову к небу. — Умру?! — испуганно верещал малыш. — Да. Тут мы, увы, бессильны: слишком поздно, — пожимали плечами ему в ответ. Но никто так ни разу и не умер. И все как-то забывали про эти сцены, продолжали прислушиваться к поскрипываниям лестницы, чтобы определить, сколько лап у этого, старались запомнить точное время, когда по стеклу что-то царапнуло жуткими когтями, и в случае чего сразу бежали на маленькую поляну за кустами у детской площадки, чтобы узнать свою участь. В общем, всё было очень серьёзно. И конечно же самопровозглашённым «Знатокам паранормального» не хотелось подпускать к этому серьёзному делу никого лишнего. Коей и была Сакура. — Не ходи к ним! — наказывала ей Ино. — Они же издеваются над тобой! Неужели тебе моих страшилок не хватает? Некоторое время спустя Сакура всё же поняла, откуда ноги растут у страшилок Яманака, но не посчитала нужным корить за это подругу, потому как было что-то в её историях, что конкретно отличалось от громких неожиданных выкриков тех же «Знатоков…» посреди рассказа. Ино любила страшилки. Но романтические истории — больше. И тут Сакура разделяла её пристрастие. Не имеет смысла перечислять какого рода были эти истории, однако не часто в них фигурировали особы голубых кровей. Таинственные, внезапно свалившиеся на голову незнакомцы, которые переворачивали жизнь с ног на голову. Этому типажу юные сказительницы отдавали большее предпочтение. Завеса тайны определённо придавала человеку некую весомость, особенно если у него за спиной развивался чёрный плащ, глаза скрывали длинные полы шляпы, а в руках красовалась гитара. — И усы, — мечтательно вздыхала Ино, — с завитушками. — И Сакура вздыхала вслед за ней. Сказительство Ино в равной степени было на высоте, имей она дело со страшилками или же со спасением девушки из лап злодеев сердечным другом. Часто она пускала в ход своё мастерство, и тогда на свет рождались по большей части странные ужастики с элементами романтики. — Никакой монстр не может быть страшнее потери любимого, — гордо выговаривала мелкая белобрысая девочка, и Сакура в очередной раз убеждалась, что Иноичи-сан и вправду мудрый человек. Подобные страшилки скоро забывали, что их главная цель напугать, обрастали лишними подробностями, и вот, посреди тёмного густого леса бродит девушка в роскошном сиреневом платье, и ей больше не хочется найти дорогу домой — встречает она по пути высокого незнакомца, что благородно предлагает ей помощь в качестве проводника, спасает от чудовищ, а потом она отказывается от всего, чтобы мило жить в его маленьком домике на лесной опушке, подальше от людской суеты. — И жили они долго и счастливо, — часто заканчиваются эти страшилки. Именно эта невидимая грань между трепетом девичьего сердца и его глухим уханьем отличала живые — по мнению Сакуры — истории Яманака от глупых, однотипных ужастиков «клуба-от-нечего-делать», как называла их Ино. Как жаль, что со временем всё это стирается из памяти. Сакура незаметно выросла, и ей вдруг стало стыдно от того, что недавно будоражило её сознание так сильно. Лучшим способом избавиться от стыда она нашла забвение, и капля за каплей все детские шалости начали бесследно исчезать, вытесняясь более важными вещами. Ведь только о таких вещах думают все немаленькие. Нельзя сказать, что в лице этих страшилок Сакура многое потеряла. Такое мало кто помнит, и за это не стоит их винить: знания эти действительно редко бывают полезны в настоящем. Они не несут в себе ничего важного. Они не помогут спасти человека на операционном столе, не помогут отследить беглецов, выжить в самых горячих точках. Детские шалости действительно бесполезны. Ох, как бы рассердилась Ино, услышь она такое заявление. Не та Ино, которая только что пережила потерю любимого отца, погружённая в проблемы с собственным магазинчиком, не та, что усердно пытается убежать от мрачной жизни шиноби. А та, которая не любила рассказывать страшилки попусту и знала их истинную ценность. — Я просто так рассказываю, что ли? А Сакура? Та Сакура, что силилась не зажимать уши ладонями на особо страшных моментах. Ей бы тоже стало обидно, если все её потуги стать хоть чуть-чуть более отважной были забыты. — Да слушаю я! Некоторые просто не имеют возможности отложить у себя детские воспоминания: им этого никак нельзя. Другим дозволена такая роскошь, но они почему-то не видят в этом никакой ценности. Кто-то сожалеет, кто-то отмахивается. А тем временем страшилки рассказываются, споры по поводу актуальности того или иного монстра продолжаются. Но всё это хорошо скрыто от глаз и закутков памяти где-то далеко за горизонтом времени. — Ну так слушай. — Ино на мгновение прикрыла глаза и начала. — Однажды в один город приехал цирк с чёрными куполами, там были чёрные слоны и чёрные клоуны. Но самым главным там был такой дяденька в чёрной маске, — она провела ладонями по лицу, — которую он никогда не снимал. И звали его Ловелас. — А почему он никогда её не снимал? Наверное стоило закрыть окно: уже стемнело, и из-за холода кожа покрывалась мурашками — но Сакуре было слишком интересно, чтобы отвлечься хоть на минуту. — Ему запретили. — Очередной порыв ветра влетел в комнату, вздымая шторки. Ино придвинулась ближе, нависая над Сакурой, кровать тихонько заскрипела. — Стоило ему снять маску и заиграть на своей чёрной гитаре, как все женщины забывали про всё на свете и сходили с ума! — Какой ужас, — пролепетала Сакура, до конца не понимая, как это, сойти с ума. — Да. Все знали, что чёрный Ловелас похищал у них сердца, но никто ничего не мог доказать. Пока… За дверью раздались шаги, но девочки не заметили этого. — Пока не наступило полнолуние, и-и-и-и… Сакура вздрогнула: дверь открылась. Ино встревоженно смотрела в её сторону. — Может, хватит на сегодня страшилок? — смеясь заметил Иноичи. — А мне… мне вовсе не страшно, — пыталась оправдаться Сакура. — Верю. — Мужчина закрыл окно. — Ты у нас очень смелая. Но пусть так, уже поздно. Твои родители тебя встретят? — Да-да, — Ино нетерпеливо дёрнула Сакуру за руку. — Мы подождём их во дворе. Пошли. И они пробежали по короткому коридорчику, спустились с лестницы, перепрыгивая последние ступеньки, и ударились в ночную прохладу. Двор Яманака всегда казался Сакуре уютным местом, где они играли не так уж и часто. Но сейчас это место нельзя было назвать уютным, скорее — пугающим и мрачным: тенистая ива, под которой можно было спрятаться от дневного зноя, теперь раскидалась по земле чёрными пятнами — казалось, ступишь в них и ощутишь тьму на коже; отовсюду слышались шорохи и поскрипывания — то ли это был низенький заборчик, то ли что-то, что скрывалось за ним. — О, так оно уже сегодня! Сакура посмотрела на небо. И вправду, полная. Несменяемый ночной фонарь исправно выполнял свою задачу: тусклый свет освещал всё впредь до далёкой кромки леса. Он плавно ложился на дорогу, тропинки и извивался вторя им, но стоило мохнатой ветке встретится на пути, как свет этот тут же ломался, ловко оббегал каждый листик, отпечатывая на земле сложные изгибы. Это завораживало. И совсем немножко пугало. Сакура не была трусихой, но никак не могла прогнать надоедливые мурашки. — Прохладно. — Да. Долго там твои родители? Сакура пожала плечами. Ино наверняка жалела о своём поспешном решении вытащить их на улицу и только хотела предложить вернуться, как вдалеке показались две фигуры, женская и мужская. — Это не они? — Ино ткнула пальцем в начало улицы, Сакура проследила за ним, прищурилась. — Вроде… Да, они. — Ну хорошо, — девочка облегчённо выдохнула, — а то я уже окоченела. Пойду тогда. До завтра? — До завтра! И подруги разошлись в разные стороны: Ино поспешила к дому, Сакура — за калитку, прямо по улице. Мужчина и женщина шли на встречу, скрываясь в тени деревьев и снова показываясь на свет. Сакура уже хотела окликнуть их, но вместо этого сбавила шаг. Вот фигуры снова спрятались в черноте, снова — на свет. Между ними оставалось шагов тридцать, когда Сакура окончательно поняла: это были не её родители. Парочка прошла мимо, странно поглядывая на одинокую девочку, что усердно пыталась отвести взгляд. Когда они прошли, Сакура остановилась, оглянувшись им вслед. Они были вовсе не похожи на маму с папой, как она могла спутать? Первым порывом было вернуться во двор и дождаться там, но что-то подначивало не делать этого. Развернуться в сторону дома и пойти им навстречу. Сакура хорошо знала дорогу, а идти было не очень далеко. Но отнюдь не эти факторы стали причиной. Бывает, в голову забирается нечто настырное, требующее внимания. Часто что-то совершенно глупое и несуразное. Оно начинает прыгать и стучаться об стенки черепной коробки; иногда ему и вовсе ничего не приходится делать, чтобы его послушали и сочли безумную идею чем-то стоящим. Оно заставляет человека вдруг начать идти вперёд спиной или всю дорогу до дома пытаться свернуть язык трубочкой. А в эту волшебную ночь всё, что угодно, могло прийти в голову. Именно поэтому сейчас Сакура шла одна в час, когда детям её возраста идти одним не положено. — Девяноста шесть. Девяноста семь… — она считала шаги. Поздно Сакура поняла, что для того, чтобы узнать количество шагов от Яманака до своего дома, ей нужно было начинать отсчитывать непосредственно от калитки подруги. Но девочку это не смутило, и она продолжала считать. — Сто тридцать пять. Сто тридцать шесть… Из кустов донёсся шорох. Сакура отшатнулась в другую сторону, обгибая источник звука, и ускорила шаг. Невольно в голове всплыли все рассказанные сегодня страшилки. Особенно та, про чёрный куст, который мог настигнуть тебя где угодно: за углом, по пути домой, позади лавочки, на которую ты присел — и утащить своими длинными лапами-лианами прямо под землю. Одного не понимала Сакура: вот эти кусты достаточно черны, чтобы зваться чёрными? Тем более, что чёрный куст существует только один, но как его распознать, задумалась Сакура, если они все одинаковые? Неужели пока он не потянет к тебе свои жуткие чёрные ветки, ты и не вычислишь его? Это было довольно подло, заключила Сакура. Вдалеке замаячило одинокое облако, но уже через минуту оно оказалось прямо над головой, скрывая луну. Мрак опустился на землю, и на секунду спёрло дыхание. Сакура остановилась, осторожно подняла взгляд к небу. Но облако уже уплывало прочь — так же стремительно как и появилось, оно спешило к горизонту, словно извиняясь за свою шалость. Голубоватый свет снова лениво сочился в этот мир. — Полнолуние… — прошептала девочка, вспоминая нечто очень важное. Она так и не узнала, что же случается в эту пору. А вдруг она сойдёт с ума? «Должно быть, это очень обидно, сходить с ума», — и Сакуре правда стало обидно. Не страшно, обидно. Столько лет копить знания, учиться, расти, чтобы потом в одно мгновение всё потерять. В любом случае, именно так представляла себе Сакура всё это действо. — «Наверное, этот Ловелас и сам не большого ума, раз не заботится стараниями других!» Сакура обрадовалась умной мысли. С ней такого никогда не должно случиться. Ей просто стоит быть немного аккуратнее, и тогда… — О нет… Кажется, она сбилась с пути. Это очень странно: Сакура точно свернула туда, куда нужно. Но почему тогда она не узнаёт дорогу? Или это просто ей так кажется? В ночи всё выглядит совершенно иначе. Хлипенькие домики, пустые улицы, большое количество растительности и ни намёка на скорое возвращение домой. Нет, это определённо было что-то не то. Больше походило на самую окраину. Стоило повернуть обратно, найти развилку и вернуться на верный путь, но Сакуру так просто не провести: именно этого и хотела хитрая луна! Не могла Сакура так легко заблудиться: она слишком хорошо знала свою родную деревню. А значит, это всё проделки заскучавшего бледного света. Везде достаёт, знает, где кто живёт, верно провожает путников к родным дверям. И порой ему бывает очень тоскливо и одиноко. Тогда он перемещает запозднившихся гуляк в подобие зазеркалья, где все тропинки перепутаны, мягко улыбается им и водит кругами, лишь бы подольше понаблюдать за своими спутниками, лишь бы они лишний раз вскинули голову, любуясь его искусством с точностью передавать все оттенки голубого. Ступишь назад, и неизвестно, где окажешься. Так что только вперёд! Сакура не винила прозорливый лунный свет — ей тоже бывало тоскливо. Но отнюдь не его станет ругать мама, за такую долгую прогулку. Без вины получать никто не любит. Вдруг её призрачный проводник словно услышал невысказанные обиды, и перед девочкой появилась незаметная тропка. Заглянула поверх кустов — та вела на холмик. Знакомый холмик, на котором они с Ино часто сидели под деревом. А если спуститься с другой стороны, то там уже и недалеко до дома! Сакура раздвинула колючие ветки — уже совсем позабыв про недавние свои размышления — и зашагала наверх, к одинокому дереву. В свете дня здесь всегда красовались самые разнообразные цветы. Вместе с Ино Сакура собирала букетики — подруга рассказывала про лучшие сочетания, она согласно кивала. Ночью цветы спали, виновато склонив к земле закрытые бутоны. Эта гармония сильно подействовала на гостью сонной поляны, и глаза начали слипаться. По коже давно уже гулял мороз. Утешало одно — она совсем близко. Стоит забраться к дереву, и увидит свой дом. Будь это самая обычная ночь, Сакура верно уже была бы на подходе домой, но она такой не была. С самого начала эта ночь говорила: «Ты не права девочка, я правее!», и делала всё наперекосяк. Сакуре следовало прислушаться и понять, что сопротивление бесполезно, в эту ночь нельзя надеяться на свои слух, зрение или догадки. Всё произойдёт с точностью наоборот: папа и мама не захотят приходить за тобой в лице совершенно чужих людей; дорога домой наверняка отведёт тебя далеко от него; а пустынный холмик окажется не таким уж и пустынным. Тёмная фигура ожидала её по другую сторону ствола. Эта полянка была хорошо освещена, даже тень дерева не могла помешать свету проникнуть к самым корням, но фигура незнакомца словно отталкивала его от себя. Или же у них было странное одним им известное соглашение, клятва, и бледные лучи не смели прикасаться к этому человеку? А может, сам он порождал столько тьмы, что она оседала на его тело, делая совершенно чёрным? Будь это самая обычная ночь, Сакура побежала бы к дому, что есть мочи, не заговорила бы со зловещим незнакомцем. Но это была самая необычная ночь, и ей пришлось остановиться и с замиранием сердца разглядывать очередное волшебство привередливой луны. Правой ногой он опирался о дерево, стоял, скрестив руки на груди, стоял предположительно долго, но не похоже, что в ожидании кого-то. Не было ни гитары, ни плаща, ни шляпы, ни даже усов с завитушками. Но была маска, чёрным пятном растянувшееся на лице незнакомца. — Потерялась? От неожиданности Сакура пискнула и отшатнулась назад. Завертела головой, высматривая кого-то поблизости, но конечно же никого не нашла. На секунду Сакура даже испугалась. В голове зашевелилась спасительная мысль: он не станет её трогать, ведь лунный свет касается её — он не сможет. Потому что существует одним им известная клятва. Это придавало уверенности и не подпускало страх. — А вы… — она открыла рот, потому что в голове что-то зазвенело, запрыгало, настойчиво застучало о черепную коробку. — Кто вы? Ей не собирались отвечать. — Вы чёрный Ловелас? — просквозившее в её голосе нельзя было назвать надеждой, скорее — ужасным любопытством. И было что-то ещё, название для которого не придумали (и никогда не придумают), что всегда раздражало взрослых в вопросах детей. Оно придавало весомости любой чуши, что изрекало детское сознание. Взрослые злятся, потому что сами так не умеют. — Кто? — мужчина сдвинул брови. — Бред какой… Хотя это не имеет значения — называй меня, как хочешь. — Вы пришли за моим сердцем, и я сойду с ума, да? Он смотрел на неё долго и очень серьёзно. Над чем-то раздумывая, а может, просто для нагнетания атмосферы. Руки сползли к карманам, пряча в них длинные белые пальцы. — Не маловата для украденного сердца? — со всей серьёзностью заключил он. Сакура забыла про холод, щиколотки больше не обжигала ночная сырость. Пальцы покалывала бурлящая кровь. Ноздри подрагивали. Влага в глазах поблёскивала. Чёрная фигура отделилась от ствола, полностью принимая человеческие очертания. Незнакомец вынырнул из-под чёрной листвы, шагнул на просвет. В сторону застывшей девочки. Чёрное лицо, чёрная шея, белые плечи, чёрные руки, серый жилет. Никогда Сакура не видела такой одежды, и тем более — людей, носивших её. Серые волосы, чёрные глаза — здесь нет места цвету. Казалось, он смело шагает во тьму, а она лишь радостно его приветствует. Скорее всего, из неё он и вышел, всегда оставаясь её неотделимой частью. Лишь одна деталь выбивалась из общей картины неприступного мрака — красный шрам, пересекающий закрытый глаз. Давно зарубцевавшийся, сейчас он казался багровым. Он алел, темнел, снова вспыхивал и снова кровь отступала. Этот изъян мог легко стать причиной негодования Тьмы: она бы сильно ругалась на чужеродные оттенки в своём идеальном чёрном. Оно могло стать причиной для её снисхождения и жалости: она бы с усердием старалась избавить своё творение от красной заразы; проникла бы в мелкие трещинки, заставила гноиться, изливаться чёрным соком, а потом милосердно окутала бы всё тело, залезла бы в уши успокоительным шёпотом: «Не бойся, мой бедный, жалкий прокажённый. Я не сержусь на тебя — ты сослужишь мне добрую службу, и всё забудется. Я укрою тебя в самых людных местах, и никто не увидит твоего уродства». Но Тьма могла быть вовсе бесстрастной к своему выродку, и тогда на лицо его наденет очередную маску поверх другой, сгорая от нетерпения скрыть этот ужасный позор. Сакура прижала ладошки к груди. Её розовые волосы и багровое платице сильно контрастировали с человеком напротив. «Он не тронет, не сможет. Пока светит луна, не сможет», — Губы предательски задрожали. А что, если сможет? Страшная мысль потрясла Сакуру: «Он протянет руку, и свет расползётся перед ней, потому что клятва, потому что свет боится этого человека, — она рвано вздохнула. — Коснётся, и сойду с ума, а потом он заберёт моё сердце, и это будет очень больно». Все начнут обзывать её глупой, думала Сакура, потому что проворонила свой ум. И смеяться над ней. А вдруг, Сакура настолько отупеет, что не сможет слушать истории Ино? — Лучше я буду рассказывать их им, — скажет она рассерженная и укажет в сторону скрытой кустами поляны за детской площадкой. — Дружить с тобой, дурой, не хочу! — Она попытается остановить Ино, но не сможет сказать ничего вразумительного, и подруга лишь сильнее разозлится. И Сакура останется совсем одна, без ума из-за какого-то чёрного человека. Это было нечестно! Она сердилась на луну, которая сегодня была полная, на свет, который привёл её сюда, на «чёрного Ловеласа», который протянул к ней чёрную руку с длинными бледными пальцами, и на себя. Она скажет, что на самом деле очень глупая, что не успела научиться ещё слишком многому, чтобы её ум стоил хоть чего-то — он ему точно не пригодится. Скажет, что такая глупая, что не может следовать самым простейшим инструкциям родителей. Пообещает, что спустя много лет она поумнеет, может, станет самой умной. И он сможет прийти. К тому времени она будет готова к их встрече и придумает способ его победить. Но ни в коем случае не отдаст ему ум и сердце. Бледные мозолистые пальцы зависли над розовыми волосами. Сакура зажмурилась, сжалась так сильно, как только могла. Большая ладонь опустилась ей на голову — признаков отупения пока что не обнаруживалось. Она досчитала до пяти (ей казалось, этого хватало, чтобы её голова опустела) и неуверенно приоткрыла правый глаз. Сгорбившись, он возвышался над ней и совсем не двигался. Смотрел прямо в глаза, но в то же время — совершенно мимо. Насквозь. Сакура ещё никогда не видела такого отстраненного взгляда, глядящего в иной мир. Она не знала, что делать, почему этот человек так на неё смотрит. Всхлип. Розовые пряди зашевелились. Мужчина легонько потрепал её волосы и смотрел теперь точно на неё. От всей этой глупости Сакуре очень сильно хотелось заплакать. — Эй, ты чего… — мужчина удивлённо ойкнул. — Не реви. Ничего плохого делать я не собираюсь. — Но это мало чем помогало, и пухлые щёчки окончательно намокли. — Прости, напугал. Он отошёл, спрятал руки в карманы и потупил взгляд в землю. Девочка стыдливо закрыла лицо ладошками. Замотала головой, что-то щебеча: — Ещё глупая. Но вырасту… стану самой умной… Ино не захочет со мной дружить… Не надо, пожалуйста-а! — Сложно было что-то разобрать из-за постоянных всхлипов. От этого мужчина напрягся ещё сильнее. — Вырастешь. Станешь. Будет она с тобой дружить. — Сталь в его голосе потихоньку испарялась. Он терпеливо ждал, пока Сакура успокоится. Ещё некоторое время слёзы никак не могли остановиться. — Ты потерялась? Твои родители не говорили тебе, что в такое время гулять одной занятие сомнительное? — наконец спросил он, когда девочка начала утирать лицо руками. — Отвести тебя домой? — Так вы не собираетесь сводить меня с ума? — круглые мокрые глаза глядели на него с немой мольбой. Ему стало смешно, и он позволил себе лёгкую улыбку — Сакура не могла её заметить под маской. — Опять эта глупость, — опустил голову, несколько раз мотнул ею. — Конечно нет. — Правда? — Сакура так обрадовалась, что даже приподнялась на носочках. — Было бы очень некрасиво с моей стороны сводить с ума столь юную особу, — теперь мужчина не собирался скрывать своего приподнятого настроения и пару раз довольно хмыкнул. Неожиданно для себя Сакура ужасно покраснела. То ли из-за самих слов, то ли из-за заставшей врасплох теплоты, с которой они были сказаны. Это не могло скрыться от чуткого взгляда, разливаясь теплом под серым жилетом. Вдруг мужчина выпрямился, будто вслушиваясь, всматриваясь. Сакура обернулась к далёкой прорехе кустов, из которых она вышла, но ничего там не увидела. Так незнакомец простоял несколько секунд, потом снова обратился к девочке, с интересом наблюдающей за каждым его движением. — Увы, но мне пора, — он склонил голову в прощальном жесте. — Благодарю за столь приятное знакомство. И начал спускаться с холма. Потребовалось несколько мгновений, чтобы Сакура пришла в себя: она энергично помотала головой, встряхнула руки и подняла было голову, чтобы в последний раз обратиться к мужчине, как поняла, что он уже скрылся из поля зрения. Такое неожиданное исчезновение напугало Сакуру: а вдруг никого здесь и не было? Она поспешила к дереву и с облегчением выдохнула, когда увидела удаляющуюся фигуру с руками в карманах. — А когда я вырасту, вы придёте? — задержала дыхание. Не оборачиваясь, пожал плечами. Но этого хватало. — Я буду ждать! — собравшись со всеми оставшимися силами, прокричала Сакура. Фигура замерла. Зачем? Как долго? Кого? Этими вопросами она наверняка не задавалась, уверил себя мужчина. Нельзя верить детским обещаниям: они слишком ненадёжны. Какая странная, странная девочка. — Я буду ждать, — не так громко повторила Сакура, не сводя глаз с самого загадочного явления в её жизни. Усталость брала своё, накрывая с головы до ног. Тело стало ватным — она опёрлась о дерево. — Я обязательно буду ждать, — уже совсем шёпотом вздохнула Сакура, опускаясь на сырую траву у корней. Он продолжал стоять спиной к ней. Сакура могла поклясться, что ни на секунду не сводила с него глаз, но в одно мгновение он просто исчез. Через ещё одно мгновение исчезло и всё остальное. Пришла темнота.***
Очнулась она уже на руках. По светлым волосам и широкому подбородку, Сакура сразу узнала Иноичи. — Родители за тебя ужасно переживали, Сакура, — в его голосе чувствовалась строгость, что с ним бывало очень редко. — Почему это ты решила пойти сама? Они шли незнакомым Сакуре путём. Это её несильно тревожило. Она никак не могла проснуться. Всё виднелось через пелену усталости. Иноичи всё ещё нёс её. За поворотом замаячила знакомая полоса домов. — Сакура, — она подняла на него сонные глаза, — ты случайно никого не встречала? Она перевела взгляд выше, на небо, но всё плыло тёмными пятнами. Встречала ли? Наверное. Кого?.. Сейчас она точно была не в состоянии отвечать на вопросы. Иноичи не стал настаивать: не было нужды. — Давай не будем лишний раз расстраивать твоих родителей. — Она не совсем понимала, к чему это он говорит. Сакуру немного потряхивало из-за скорой ходьбы. Ресницы приподнимались, опускались. Жёлтый свет фонаря нагло светил в лицо — пришлось зажмуриться. Сакура не знала, сколько ещё они шли, но о приходе её оповестили нервные вздохи матери. — О, Ками! Сакура! Её поддели с правого бока, она не сопротивлялась. Но потом её неожиданно начали трясти за плечо, верно, пытаясь разбудить. Вот это было уже не особо приятно. — Сакура, чем ты думала?! — мама была крайне зла, заметила Сакура. Папа предусмотрительно оставил их и подошёл к Иноичи. — Мы уже не знали, что и думать! Хорошо, что Иноичи-сан тебя нашёл. А если бы нет?! Ками, Сакура никогда так не делай! Иначе я больше не отпущу тебя… Она говорила что-то ещё, — очень много и гневно — но слова не достигали цели и, в принципе, были напрасны. Розовые волосы сильно тряслись на затылке и липли к щекам. Сакура закинула голову назад, обмякнув в руках матери, и снова попыталась заглянуть в небо. Огромная чёрная туча заслонила луну, давая ей лишь редкие маленькие окошечки, чтобы та могла утолить своё любопытство, взирая на эту занимательную картину. «Глупая девчонка всё забудет, забудет всё и станет ещё глупее», — злорадствовала луна из своего укрытия. Зелёные глаза бездумно завертелись, хватаясь за знакомое окружение: скрипучий заборчик, раскидистая ива с её теневой сестрой под ногами, обволакивающая чернота, белобрысая макушка Ино, тайком выглядывающая со второго этажа, когда ей уже было положено спать. И окружающая их тьма. «Вспомнит, обязательно вспомнит!» — наперебой пищали обычно такие тихие голубоватые лучики, пробиваясь из заточения. — …никогда меня не слушаешь, наглая девчонка! Что если… — распалённая Мебуки была даже не на середине своей тирады, когда хриплый сонный голос Сакуры прервал её. От неожиданности, она даже перестала хмуриться. — Мам. — Двое мужчин тоже подошли. — Я уснула под деревом? Все посмотрели на Иноичи. Тот кивнул. — Что-то случилось, дочка? Сакура точно не знала: случилось оно до того, как она заснула, или после. И от осознания возможности второго в горле вставал ком. Говорить не хотелось: внутри всё жгло. Будто Сакура что-то кричала очень-очень громко. — Да ты простыла! — Кизаши недоверчиво смотрел на дочь. — Сакура, объясни, что произошло. Хочешь что-то сказать? Она их совсем не слушала. Вспоминала. Внутри осел липкий страх, что она забывает нечто очень важное. Оно ускользает по чуть-чуть с каждым лишним словом, потряхиванием, вспышкой фонаря в лицо. Сакура начала бояться, что оно ускользнёт совсем и навсегда. Но она знала: этого никак нельзя допустить, потому что… — Обещала… Бледные лучи радостно заплясали на дрожащей листве. Раздражённая луна поспешила спрятаться от этого глупого зрелища. Кизаши и Мебуки напряглись. — Обещаешь больше никуда не уходить? — неуверенно спросили они. Перед ними был словно не их ребёнок. Сакура скользнула уставшим взглядом по обеспокоенным лицам родителей. Их и правда не стоило тревожить лишний раз. — Да, папа. Больше не буду, — она потёрла глаза ладонью, намекая, что очень устала. Покосилась на мужчину, немного стоявшего поодаль — он улыбнулся ей. Потом на тёмное окно второго этажа — Ино уже не подглядывала. Вгляделась в чёрные силуэты деревьев и легонько кивнула. Растрепала волосы, чтобы совсем не уснуть, и мечтательно улыбнулась, как всегда улыбаются дети после такой волшебной ночи.