Вдох-выдох

TW - Сереж, мне нужно кое-о чем тебе рассказать. Такие заявления всегда напрягают. И если минуту назад Разумовский расслабленно сидел на диване, потягивал газировку и обнимался с Машей, то сейчас он предвкушает что-то плохое. Девушка понимает, что нужно сейчас. Пока она не осталась на ночь, пока они вместе не принимали ванну, пока случайно не задралась юбка. Она уже достаточно времени с Сережей и достаточно доверяет. Ей мало за что стыдно в себе, но за это стыдно. Для Маши это слабость, а она так хочет быть сильной. Говорить не хочется, легче просто показать. Она встает с дивана и начинает расстегивать джинсы. Сережа непонимающе смотрит, часто моргая: - Что ты делаешь?.. Маша не отвечает, только стягивает штанины и кладет брюки на диван, потупив голову и взгляд. Ну, поехали. - Боже, где ты так поцарапалась?.. – девушка вдруг поднимает глаза на мужчину, на лице которого искреннее непонимание. – Это кот? Ты же говорила, что у родителей есть кот… Сережа, милый добрый Сережа. Это будет сложнее, чем она думала. - Это не кот, Сереж. Это я, - Маша вновь опускает глаза. - Как ты? То есть… - до него медленно, но верно начинает доходить. Перед глазами всплывают пациенты психиатрической клиники, где он сам бывал много раз. У некоторых были перебинтованы запястья или такими же ровными полосками изрезаны руки – они говорили об этом на групповой терапии… Но это же где-то там, далеко, где зеленоватые стены и пахнет лекарствами… Вдох-выдох-вдох: - Я режусь, – ну вот, сказала. В комнате повисает молчание и Маша поднимает голову на Сережу. Крупная слеза скатывается по его впалой щеке на удивленном лице. Он вскакивает и порывисто сжимает девушку в своих объятиях, не переставая шептать: - Нет-нет-нет… Ты же такая хорошая, такая замечательная, за что ты так с собой… Маша прячет лицо в его изгибе шеи, чувствуя влажные дорожки от слез. Мужчина чуть отстраняется и словно что-то ищет в ее лице. Она стирает большими пальцами слезы на Сережиных щеках: - Пожалуйста, не расстраивайся слишком сильно… - Мы же… мы поговорим, да? Пожалуйста, расскажи мне, котенок, моя хорошая, моя замечательная… Маша садится на край дивана, и Разумовский присаживается рядом. - Можно? – он держит руку над Машиным бедром, и та кивает. Сережа опускает теплую ладонь на порезы. Где-то полосочки тонкие и белые, где-то розовые, рядом – совсем свежие, не успевшие даже покрыться корочкой. Он гладит светлую кожу кончиками пальцев, и видно, как напряглись желваки. – Расскажешь, почему? – Сережа неуверенно кладет Машины ноги на свои колени, поглаживая бедра. Девушка берет его руку и вдыхает: - Мало кто знает. Я уже больше года так делаю. Сначала из интереса. Раз многим людям это помогает справиться с болью вдруг и мне поможет. Потом от злости на себя. От ненависти к своему телу. Мне хотелось делать себе больно. Дальше это стало своеобразным спасением от тревоги и депрессии. Сережа гладит царапины, крепко держит Машу за руку и внимательно слушает, глядя на опущенную голову. - Знаешь, иногда мыслей так много, что ты словно тонешь в них, как будто ты уже даже не здесь. И тогда боль помогает вернуться. Это очень сильное физическое ощущение, и оно словно заставляло вновь почувствовать себя внутри своего тела. Только не осуждай меня пожалуйста… - Конечно я не осуждаю тебя, котеночек… Я люблю тебя и хочу тебе только хорошего… Маша сама чувствует, как слезы предательски подступают к глазам и в носу неприятно пощипывает. Она прижимается к Сереже и обвивает его шею руками. Стало легче, словно со словами ушел весь груз. Теперь он знает. Он не осуждает. Не ругается. - Спасибо. И извини, - Маша шепчет, прижимаясь щекой к его щеке, - пожалуйста, извини. Ты не выбирал все эти проблемы, когда я тебе понравилась. Сережа немного отстраняется и негромко говорит: - Ты выбрала меня, а я выбрал тебя. Я люблю тебя. Тебе не за что просить прощения, солнышко. Ты не одна. И я рядом – держу тебя за руку.