***
Они все снова над ним издеваются. Антон так устал от всего происходящего, что самым оптимальным вариантом казалось зарыться подальше, поглубже от этого мира, чтобы все подумали, будто Шастуна никогда вовсе и не существовало. — К чёрту, всех к чёрту, — прошипел про себя, покидая гримёрную, все вещи намеренно оставляя здесь, ведь знал, что остынет и обязательно вернётся, ведь это — его долг, это — работа, это — жизнь. Сколько бы ни происходило неприятных ситуаций, Антон не мог жить без своей работы, ведь прикипел к любимому занятию всей душой. Конфликты с каждым, кому не повезёт попасться Антоше под руку, когда он не в настроении, успели влиться в обыденное русло. Казалось, никого, кроме самого Шастуна, это уже и не раздражало. Грубо спугнув оказавшегося на пути коллегу угрюмым «с дороги», парень вылетел на улицу. Морозный воздух сразу ударил в нос. Антону жутко хотелось поцеловаться с успевшими стать родными ему сигаретами, но он тут же отчаянно выдохнул, вспоминая, что ещё не начатая пачка осталась в офисе. А возвращаться туда нет сейчас ни малейшего желания. Толком не было понятно, что так выводит Антона из себя, он просто временами переставал себя контролировать. Все и вся намекали ему на то, что на пользу пошёл бы отпуск, но Шаст почему-то отнекивался.***
Стоя на холоде, мял в ладошке рукавичку, притаптывал свежий снег, ругал себя за то, что оставил на столе свои «анти-антидепрессанты», на которые «боже правый, снова зря потратил последние деньги» — так выражался Арсений про сигареты. Арсений. Желание курить, каким бы не было сильным, отошло на второй план. Недолго думая, Шастун скользнул рукой в карман куртки (Попов, глядя на неё, ругался, что слишком легко как для февраля одет Антоша, даже одалживал ему свой шарф. А Шаст иногда специально свой не брал — нравилось, признался себе, кутаться в Арсеньев шарфик) Одним касанием набрал номер и уже через пару гудков с того конца послышалось неуверенное «Привет, Тох». — Я приеду, — Шастун сам не до конца догнал был это вопрос или утверждение, но толика эгоизма внутри него знала, что Попов не откажет. — Уже завариваю чай, — без лишних расспросов. Арсений был своего рода успокоительным. Находясь рядом со старшим, Антон терял способность злиться. Ира, его девушка, всегда расстраивалась, когда после очередной ссоры её молодой человек, громко хлопая дверьми, покидал квартиру. Когда возвращался к вечеру, а когда — под утро. И спокойный уже был, как удав, словно под транквилизаторами. Брошенное заплаканной девушкой «К кому ты опять ходил?» вызывало на лице Шастуна лёгкую улыбку. А Ира не могла спокойно жить, наблюдая за тем, как между ней и Антоном образовывается невидимая стена. Стена, которую сам парень и возводил, с удовольствием принимая кирпичики из рук Попова, который подавал их, сам того не понимая. Вдыхая парфюм Арсения, оставшийся на футболке после тёплых объятий, Шаст надолго запирался в комнате: ложился спать или весь вечер сидел на подоконнике и курил, нехотя уничтожая на себе чужой запах, оставляя в комнате терпкий аромат и несколько окурков в пепельнице, чтобы Ира потом жаловалась, сморщив нос: «от тебя снова несёт палёным, хотя бы проветривай, а лучше в квартире вообще не кури». Арс же никогда не возмущался по поводу вредной привычки товарища, хоть сам и был противником курения. Иногда, проводя очередной вечер в компании младшего, утыкаясь носом в Антонову шею, ловил знакомый запах и заботливо шептал: «Бросай курить, Тох». Шастун тут же клялся себе покончить с этим, уверял Попова, что обязательно перестанет. И раз за разом, доставая из пачки очередную злодейку с фильтром, обещал себе: «это последняя» и губил себя каждый день. Дорогу к дому Арсения давно выучил наизусть, без проблем мог затеряться среди лабиринтов рабочих корпусов, но к Попову мог дойти или доехать из любой точки города, а может даже мира. Так, как положено каждому знать дорогу до больницы в случае чего, так Антон знал, где находится его личное лекарство от всех болезней.***
Зеленоглазый вырулил вправо и машина плавно нырнула в знакомый двор. Подъезд почему-то всегда был открыт, видимо, никто не боялся внезапных гостей, кем бы они ни были. Сегодня это был Антон Шастун. Оставляя за собой нараспашку открытую массивную дверь, парень растворился в приглашающей темноте. Лифт ждать долго — пролетел несколько лестничных пролётов за минуту, в мгновение оказался перед почти уже родной металлической дверью с золотыми цифрами «37» на ней. Шёпотом выругавшись, Антон постучал. Через секунду за стеной послышалось приближающееся «шарк-шарк» — Арсений по дому всегда ходил в любимых синих тапочках, на которых красовались милые ёжики. «Вот это контрастная душа, — думал Шаст, — на работе — с иголочки одет, рубашка всегда без единой складки, а дома — ну сам уют в своей растянутой пижаме и тапочках». Щелчок — и из-за двери показывается лицо, с которого улыбка не сходила никогда. Иногда создавалось ощущение, будто Арсу не знакомо понятие «проблемы», хотя Антон часто находил в его бездонных голубых глазах толику грусти. На все вопросы Попов обычно отвечал, что устал или просто немного приболел. — Привет… — Арсений чуть смутился, поправил чёлку, будто первый раз встречал гостя в таком виде: в домашней одежде и растрёпанный. — Заходи, рад тебя видеть. Какой добрый и спокойный голос. Проронив тихое приветствие, Шастун поспешил зайти. В квартире было по-особенному тепло, совсем не так, как дома, пахло мятой и одеколоном. — Опять без шарфа и шапки, — сложив руки на груди, позлорадствовал брюнет. — Давно не болел? Шастун закатил глаза, вешая на тремпель верхнюю одежду. — Арс, да я… — начал было Антон, но тут же умолк, почувствовав горячие пальцы на озябших руках. — Смотри, как замерз, — в голосе одновременно были слышны упрёк и забота. Арсений невесомо сжал холодную ладошку и потянул парня за собой, — бегом на кухню — греться чаем! Весь негатив остался за порогом квартиры, поджидая, когда Антон опять выйдет, но тот не спешил. За разговорами с Арсением все мысли улетучивались далеко и надолго. Тот терпеливо выслушивал друга, унимал его внезапные психи лёгкими поглаживаниями по плечу, обязательно помогал дельным советом, говорил что-то настолько умное, от чего сразу казалось, что проблемы никакой и нет — Шастун всё выдумал. — Поверить не могу, что ещё тебе не надоел, — поднося ко рту кружку, признался Антон. Попов наклонил голову и улыбнулся краешками губ. — Ты на такое не способен, — вертя в руках фантик, заверил мужчина. Блондин порой не замечал, в какой момент душевные беседы перетекали в обсуждение какой-то совершенно рандомной темы. Ну, как обсуждение… скорее, Арсеньев монолог. Шаст только слушал его и утвердительно кивал, показывая неподдельный интерес к словам Попова. Он не знал и сотой части того, что было известно Арсению, и удивлялся тому, как много вещей знает этот парень. Например, сейчас, активно жестикулируя, голубоглазый рассказывал Антону в чём заключается эффект Розенталя, а уже через пару минут повествование шло о том, почему же футбольный клуб «Эвертон» носит прозвище «ириски». А Шастун наблюдал за его артикуляцией, плавными движениями рук, встречался взглядом с Арсением, смотрел в его большие, невозможно чистые (во всех что ни на есть смыслах) голубые глаза и сам не замечал, как постепенно в них утопал. Чуть приглушив энтузиазм, Попов опустился на диван рядом с другом и пару раз глотнул остывшего напитка из кружки. Телефон Антона одиноко завибрировал. На экране высветилось имя «Стас» и фотография мужчины. Недовольно цокнув, хозяин гаджета отключил звук и отложил айфон в сторону. — Шастун, середина рабочего дня, — констатировал старший, отставляя сосуд с чаем на стол, — тебя же под орех разделают, когда явишься в офис. — Пускай, — парень безразлично махнул рукой, — сегодня ноги моей там не будет, побеспокоюсь об этом завтра. Какое-то время в воздухе царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов. Нарушить её решился Арсений. — Ты сегодня не курил, — сделал вывод мужчина, ведь от Антона не несло привычным горьковатым запахом, — всё-таки бросаешь? — Арс… — Тоха виновато опустил голову ему на плечо. — Ты меня переоцениваешь. Я всего лишь забыл в гримёрке пачку. Попов огорчённо вздохнул и уткнулся носом в макушку младшего. Волосы всё ещё вкусно пахнут шампунем. Арсений осторожно коснулся пальцами светлых прядей, поглаживая затылок, от чего по спине Антоши пробежали мурашки. Он закрыл глаза и расслабился. Никто из «парней на А» таких посиделок с другими людьми себе не позволял. Если честно, даже при желании — не с кем. Остальные не понимали их так, как понимали друг друга Арсений и Антон.***
Тош, — позвал друга брюнет. Когда тот не откликнулся, он обнаружил, что Шастун уснул. Уснул словно домашний кот, прямо на плече. «Неудобно же» — подумал Арс, но не знал, что он ошибается. В таком положении: подогнув ноги и опираясь на Арсения, Антону было удобнее, чем на любой кровати. Не сдерживая улыбку, Попов еле ощутимо приобнял спящего за плечо и оставил на его виске поцелуй. Антон Шастун. Это имя отзывалось колючей болью в груди голубоглазого. Болело, когда он наблюдал за тем, как блондин достаёт из пачки очередную никотиновую палочку, болело, когда Антон снова злился, болело, когда Арс палевно залипал на коллегу на сцене или касался его у всех на глазах, зная, как растерянно выглядит в этот момент, болело каждый раз, когда Шаст оставлял Арсению проведённый вместе вечер и уходил домой, к Ире. Болело, ведь мужчина понимал, что влюбился очень глупо, словно ему пятнадцать. Тем не менее, он кайфовал рядом с этим парнем, смеялся с того, как он временами включает в душе ребёнка, не мог позволить себе оставить его без поддержки, когда Антон безумно в ней нуждался. Попову совсем не хватало того, кем он сейчас является для блондина, хотелось иметь возможность позволить себе большее, но мысль «а мог бы вообще быть ему никем» спускала с небес на землю и Арсений терпел. Антоша во сне по-хозяйски растянулся на диване, заставив старшего подвинуться к краю. Бережно уложив его голову себе на колени, Арс любовался спящим. Поглаживая, словно котёнка, по голове, он слушал размеренное дыхание блондина, следил, как вздымается и опускается грудь, очерчивал глазами черты его лица. Невесомо уложив ладошку на тёплую шею Шаста, Арсений провёл большим пальцем по губам. Он боялся, что парень сейчас проснётся и пошлёт его куда подальше с такими жестами, но Попов, словно завороженный, не мог не касаться и не смотреть на Антона. Увидь это Ира — точно убила бы. Решив, что пора и честь знать, — всё-таки Шастун — не его, Арс убрал руку.***
Антон проснулся, когда уже стемнело. Всё это время брюнет послушно сидел с головой Шастуна на коленях, даже не желая встать. Арс отвлёкся от телефона, поняв, что Тоша уже не спит. Последний повернул голову в сторону окна, затем вопросительно взглянул на старшего, не поднимаясь. В полутьме Арсению было плохо видно сонное лицо Антона, хотя он был уверен, что выглядит заспанный ушастик мило. — Уже почти шесть. Тебе трижды звонили, — тихо сообщил голубоглазый. — Чёрт, — по вздоху стало понятно, что Шастун этому не обрадовался. — Меня и правда завтра сожрут. — Я за тебя заступлюсь, — пообещал Арс, накручивая на палец прядь светлых волос. Антон не видел улыбки на лице напротив, но почувствовал её в заботливом тоне голоса. — Договорились, — почти шёпотом согласился парень. Арсений закрыл глаза и отчего-то улыбнулся. В темноте момент ощущался совсем по-другому. Не видя друг друга, они становились будто более родными. Попов, казалось, в такой атмосфере любил Антона ещё больше, а Антон желал остаться здесь, ощущая себя примерно «ну-пожалуйста-хотя-бы-ещё-пятнадцать-минуточек-я-не-хочу-домой».***
— Мягкие? — поинтересовался Шаст после небольшой паузы. — Что? — собеседник непонимающе нахмурился. — Ну, губы, — уточнил младший, — мягкие? Арсения словно парализовало. Господитыбожемой, он, оказывается, всё чувствовал. Как же хорошо, что Попов поборол желание поцеловать спящего Антона. Интересно, случись это, какой вопрос последовал бы? А может, не вопрос, а незамедлительная пощёчина и грубое «ты совсем что-ли»? — А-арс, — Тоша, видимо, почувствовал его смущение, — ты чего? Мягкие или нет? — Очень, — еле слышно ответил тот и через секунду почувствовал подушечку указательного пальца на своих губах. — Знаешь, у тебя тоже, — в тон ему прошептал блондин. Арсений не мог понять, что происходит. Он было подумал, что это просто какая-то шутка, но Антон решил его добить: — Интересно, а на вкус — сладкие? — А ты хочешь проверить? — Попов подумал, что терять уже нечего и подстроился под ситуацию, которая, на удивление, складывалась приятно. Несколько секунд тишины в ответ до смерти напугали, старший уже успел сто раз проклясть себя за сказанное. — Хочу, — Шастун оборвал все сомнения. Арс довольно прикусил губу, расплываясь в улыбке. Антон хочет попробовать его на вкус. Да о таком он и мечтать не смел, а тут… — Твоё желание — закон, — не веря своему счастью, старший наклонился к парню, хватая обеими руками его лицо и прижимаясь своими устами к его. В этот момент где-то внутри что-то взорвалось и наружу выпорхнули тысячи бабочек. Зеленоглазый обвил своими длинными руками шею Арсения, провёл языком по его губе, удовлетворяя своё желание. Где-то на столе Антонов телефон засветился именем «Ира», но ни один из мужчин этого не заметил. А даже если бы заметил — какое кому дело? Только Иру жалко. Антон поднялся и, не отрываясь, умостился на, наверное, онемевшие уже коленки Арса, который мигом подвинул ушастика к себе, опуская обе руки на его торс, очерчивая пальцами путь от скул до худой талии. Младший прогибался под его руками, прижимался сильнее, рвано выдыхал и улыбался в поцелуй. Такого Тошу Арсений всегда хотел. Он сходил с ума от того, как ластится к нему эта светлая макушка, как покусывает его губы и шепчет: «всё-таки сладкие». Почувствовав, как под толстовку проникли прохладные пальцы, Шаст ощутил мурашки от контраста температур и выгнул шею. Пользуясь моментом, Попов прильнул губами к нежной коже, оставляя на ней мокрые следы и бережно покусывая, после обжигал место укуса горячим дыханием и целовал опять, опускался к ключицам, проходился по ним языком, вдохновляясь еле слышными постанываниями сверху, от которых голова шла кругом, а руки сами прижимали тёплое тело к себе ближе и ближе, чуть ли не до боли впиваясь в рёбра Антона. — А-а-арс… — не выдержал блондин после очередного укуса. Закрыв глаза, он запрокинул голову, подставляя шею для новой порции ласки. — Что же ты делаешь… — А что мне остаётся, если мягкие у тебя не только губы, — демонстративно облизываясь, хоть этого и не видно, заметил Арсений.***
Антоша довольно улыбнулся. Уложил подбородок на макушку Арсению, позволив ему опустить голову на своё широкое плечо. — Снег пошёл, — как бы с намёком сообщил младший, поглядев в окно. И пофиг, что он на машине. Под оранжевым светом фонаря кружились миллионы снежинок, казалось, таких же счастливых, как Шастун сейчас. — Значит, сегодня ты наконец-то остаёшься со мной, — обнимая Антона крепче, решил Попов. Он был до ужаса рад это говорить. Тоша вместо ответа потянулся за новым поцелуем, ведь понял, что больше без этих губ больше уже не сможет, как не сможет без его больших зелёных глаз Арсений. Этим холодным зимним вечером где-то в укутанной снегом Москве двое парней стали счастливыми.