***
Уже в ретроспективе Тони понимает, что желание начать встречаться со Стивом не было спонтанным. По мере того, как развивалась их дружба, развивалось и нечто иное. Стив давно нравится Тони — однако им как-то не осознавалось, что там уже не просто «нравится», а прямо «нравится-нравится». Например, если его щёки заливало возбуждённым румянцем каждый раз, когда Стив звал его встретиться, или смеялся над его шутками, или просто ему улыбался, — это совсем не потому, что его радовало, как он вырос в глазах Стива. Следовательно, это даже хорошо, что Тони определил и распознал нарушенные собой границы: теперь можно будет вернуть их на подобающее платоническое место. Скорректировать курс, так сказать. Ну и вдобавок убедиться, что Стиву не будет неуютно рядом с ним и что ему не покажется, будто Тони проецирует на него какую-нибудь фигню (потому что он не проецирует). В день, последовавший после косяка Тони и возвращения в Башню всей команды, Стив ни словом не упоминает о произошедшем. На самом деле, такое ощущение, что ничего и не было: Стив общается с Тони всё так же непринуждённо, всё так же шутит, легко раздражается и строит далекоидущие планы. На большее и надеяться не стоило. Тони остаётся только ответить ему тем же и больше не ставить его в неловкое положение. Вроде бы это должно быть легче лёгкого, однако за обедом Тони понимает, что ему приходится прилагать сознательные усилия. За столом сидит вся команда, и Тони — на своём обычном месте рядом со Стивом, этого ему уж никак не избежать, но кое-чего другого как раз следует избегать всеми силами. В конце концов, у него случайно появилось чувство к Стиву (неопределённое и странное чувство, предмета для беспокойства тут нет, и даже огорчение уже растаяло, как не бывало), которое так или иначе повлияло на их общение. Тони не может так же случайно вернуть всё в исходное состояние или так же случайно заставить Стива обо всём забыть. Он может сознательно показать, что он прекрасно представляет, как должны себя вести платонические друзья, и доказать это Стиву — чтобы тот знал, что ему не о чем волноваться. Прямо сейчас, на обеде, это означает, что в тех случаях, когда Тони обязательно бы подался ближе к Стиву, он сдерживает себя. Разговор течёт как обычно, каждому есть что сказать по десятку-другому вопросов, но теперь Тони куда внимательнее относится к тому, что вставить или чью сторону принять, и не подталкивает Стива локтём при каждом удобном случае. И вообще, когда на Тони накатывает привычное желание перехватить что-нибудь с тарелки Стива, он взамен атакует тарелку Клинта. — Ешь свою морковку, Старк! — рявкает тот. — Брюс постоянно отдаёт тебе самые симпатичные кусочки. Я лишь восстанавливаю равновесие, — парирует Тони. Судя по лёгкому недоумению во взгляде Стива, Тони в своих усилиях несколько неуклюж, но надо же откуда-то начинать. Он уверен, что дальше будет лучше — а потом и вовсе войдёт в привычку, так что ничего странного и неуместного в их общении не останется. Справедливости ради, Тони уже сейчас гордится собой, потому что он ни разу — ни единого разочка! — не коснулся своим коленом колена Стива.***
Конечно, придётся поддерживать равновесие. Стив не должен подумать, будто, отвергнув Тони, полностью утратил его расположение: это было бы чудовищной лажей. Никто не виноват, что Стиву он не интересен, и сколько бы сил Тони ни положил на то, чтобы понять, почему именно его отвергли (он слишком шумный? слишком экстравагантный? с его сомнительными любовными похождениями слишком тяжело состязаться?), он должен оставаться для Стива хорошим другом. Настолько хорошим, насколько это возможно: ведь Стив очень многое для него значит. По воле Тора они устраивают очередной вечер кино, и Тони приходит немного раньше оговорённого. Брюс и Стив ещё занимаются закусками на кухне, и Тони спешно пристраивается рядом с Наташей на двухместном диване. Он хвалит сам себя за то, как успешно он демонстрирует беззаботность и равнодушие. — А что? — Тони сгребает горсть попкорна из миски на коленях Наташи. — Я хочу попкорн. — Конечно, — отвечает Наташа. В гостиную входят Брюс со Стивом, и тот начинает было: — Я взял… — Вы что, уже запустили? — встревает Брюс. — Почему нас не дождались? — Реклама без перемотки — дитя Хель, — заявляет Тор. — Захватили мой смузи из холодильника? — спрашивает Тони и поднимает руку над головой. Стив вкладывает стакан ему в ладонь. — Отличный у вас тут сервис, любезнейший. — Спасибо. Не забудьте оставить нам хороший отзыв, — подыгрывает Стив. Они с Брюсом рассаживаются по бокам от Тора на большом диване, а Клинт занимает кресло-мешок. В конце концов, никто из них не застолбил себе персональное место — они так или иначе постоянно меняются. Тони мог бы поклясться, что никто, за исключением разве что Наташи, даже не замечает, что в кои-то веки он сидит не рядом со Стивом. (Чёрт возьми, он что, правда всегда сидит рядом со Стивом?) — Это всецело зависит от того, как вы будете меня обслуживать этим вечером, — продолжает Тони. Конечно, переговариваться со Стивом через Наташу немного неудобно, но это мелочи.***
Следующая их миссия проходит неудачно — нет, это не полный крах, это и правда лишь лёгкая неудача, но на душе тяжело от любых потерь, какими бы малыми они ни были. Квинджет с Мстителями летит к Башне. Почти все подавлены, но Тони в броне, так что Стиву никак не распознать его настрой — ни по искажённому электроникой голосу, ни по скрытому за шлемом лицу. И всё же Стив подходит и тихо обращается к нему: — Прости, это было плохое решение. — Всё нормально. У тебя не было всей информации. Мы как-нибудь разберёмся. — Пожалуйста, покажи лицо. Тони выполняет просьбу, хоть и не обязан. Лицевая пластина поднимается, и вместо голографического Стива перед ним предстаёт реальный. У него тревожный и печальный взгляд. — Как ты? — спрашивает Стив. — Устал. — Может, уберёшь костюм и присядешь? Если ты не против, — предлагает Стив осторожно, словно видит, насколько Тони сейчас не по себе, и прекрасно поймёт, если тот откажется. От того, что Стив настолько хорошо его знает и что он в курсе про его проблемы с подводным погружением в броне, Тони тоже становится не по себе, хоть и несколько иначе. Оказывается, Тони — охренеть какой умелец-манипулятор. Раньше он просто не замечал, насколько много личного пространства и времени он требует от Стива, — много больше, чем ему по справедливости полагалось. О да, Тони — требовательный ублюдок, но он может и не быть таким. Он и залип-то на Стива только потому, что тот так легко на всё соглашался и подстраивался под него. Но теперь-то, когда Тони всё понял, он может посмотреть со стороны и увидеть, что Стив просто… Стив. Он обо всех заботится и всем уделяет время; только беспокойный мозг Тони мог уцепиться за это и решить, что ему мало. Вот и сейчас Стив говорит с ним потому, что он — хороший друг и хороший капитан, а если Тони хочется зарыться лицом ему в шею и вдохнуть его запах, то это просто несправедливо по отношению к парню. Если бы Тони был более внимателен, он бы сразу заметил, что у него нет ни единого шанса, и то, что тогда показалось отличной идеей, на самом деле было никчёмной ерундой. Нужно было не заглядываться дальше того чуда, что представляла собой их дружба. Забота Стива и так окутывает его тёплым и уютным одеялом — Тони перехватывает дарующий уверенность взгляд Стива и понимает, что всё будет в порядке. — Хорошо, — отвечает он. Стив улыбается мягко и довольно. («Да это я не просто залип, — думает Тони. — Чёрт, придётся хорошенько потрудиться».) Указав на сидение у переборки, Стив поворачивается к кокпиту, чтобы поговорить с Наташей и Клинтом. Сесть можно куда угодно, но от большого пустого пространства Тони передёргивает. Он проходит дальше. — Можно я сюда приземлюсь? — спрашивает Тони. — На минутку. — Конечно, — отвечает Тор. — Сиди сколько тебе угодно. Тони освобождается от костюма. Колени едва заметно подрагивают, и он падает на скамью и прижимается к Тору. После жутковатого погружения под воду в броне и полном одиночестве физический контакт приносит ощутимое облегчение. Тор вряд ли будет возражать, если к нему приникнуть чуть плотнее и опустить голову на плечо, — именно так Тони и поступает. Тор что-то невнятно гудит и пододвигается так, чтобы Тони было удобнее. Получив такой одобрительный жест, Тони закрывает глаза и сосредотачивается на тихом размеренном дыхании. Мысленно он представляет себе, что вместо Тора рядом с ним Стив, — ну да, вот такая у него слабость. Однако едва он открывает глаза, иллюзия разрушается, потому что Стив оказывается прямо напротив. Он стоит спиной, но смотрит на Тони через плечо, и в его взгляде читается облегчение и что-то ещё. Робость? Между ними такое огромное расстояние. А ведь Тони мог бы остаться рядом, чтобы Стив продолжал усердно успокаивать его растревоженные нервы. Тони подмывает попросить его подойти ближе, но это бы разрушило весь замысел; кроме того, если бы Стиву захотелось, он мог бы подойти и сам, а ему явно ничего такого не хочется. Это Тони всегда тянулся к Стиву, требуя всё больше и больше, а тот лишь потакал его желаниям. Тони снова закрывает глаза и не открывает их вплоть до самого приземления квинджета. Боже, все эти страсти начинают нешуточно утомлять.***
Ладно, до привычки ещё дело, пожалуй, не дошло. Спустя несколько недель Тони по-прежнему приходится следить за собой, принудительно делить своё внимание равно между всеми сокомандниками, не слишком досаждать Стиву и уж точно не поглаживать его по прессу при каждой возможности. (Изредка-то можно, верно? Надо приберечь для особого случая.) Тони проходит на волосок от опасности во время вечеринки в честь дня рождения Брюса. В Башню приглашён ближайший круг друзей, и весь вечер царит такая замечательная атмосфера, что, к сожалению, защитные барьеры Тони самую капельку приопускаются. Без торта со свечками не обходится, и Брюс усердно пытается задуть все разом. Воодушевляющие крики отмечают успешную попытку, и Тор требует сделать общее фото на память. Тони почти удаётся объяснить Тору, что фотки делают целый вечер и на память их уже более чем достаточно, когда к нему подбирается Стив: — Да давай просто сфотографируемся. Его рука тяжёлым клеймом ложится на поясницу Тони, обвивает талию, притягивая его вплотную, и лишь чудом Тони не самовоспламеняется. Это чересчур. Однако когда он пытается отодвинуться, то обнаруживает, что его зажало между Брюсом и Тором, а Клинт и Наташа уже протиснулись на передний план. Стив вытягивает и поднимает руку с телефоном — словно вокруг нету десятка людей, которые могли бы их сфотографировать без таких сложностей, — но Тони может думать лишь о том, насколько близок к нему тёплый, твёрдый, излучающий спокойную мужественность Стив. — Улыбочку, — Стив использует едва ли сотую долю своего капитанского голоса. — Скажите «зелень». Брюс стонет, но все остальные жизнерадостно выполняют приказ. Со своей стороны Тони надеется, что на лице у него улыбка, а не гримаса или нечто не менее ужасное. В конце концов, хороших друзей невинное прикосновение из колеи не выбивает. Там, где к нему прижимаются Клинт и остальные, никаких мурашек не возникает. Только там, где Стив, неизменно — один лишь Стив; и один лишь Тони неизменно продолжает лажать. Он понимает, что к этому времени должно было уже полегчать. Но абстинентноподобный синдром никак не желает проходить: когда Тони намеренно оставляет между собой и Стивом дополнительное платоническое расстояние, ему хочется уничтожить вообще всё расстояние к херам, причём с ещё большей яростью, чем прежде. Он больше не представляет, каково положить ладонь на упругую задницу Стива или каково уткнуться носом в его грудь. Он представляет, каково будет, если Стив обнимет его в постели и обопрётся подбородком на его плечо, чтобы… ну да, поговорить с ним. Когда все наконец отлепляются друг от друга, Тони уже настолько взвинчен, что мигом разворачивается к Брюсу и с преувеличенным восторгом хватается за его плечи. — Именинничек, спасибо тебе за прекрасный вечер. — Да я ничего особо не сделал, кроме того, что родился… — Тони прерывает его, целуя прямо в губы, — ...в этот день, — договаривает Брюс, озадаченно хмурясь. — Оправдывайся теперь. — Тони несколько лихорадочно похлопывает Брюса по рукам. — Вечеринка без супер-пупер-ВИП-персоны невозможна. Так, а кто режет торт? Только не позволяйте резать Тору! Остаток вечера в глаза Стиву смотреть тяжеловато, но попозже Тони исправится. Наверняка.***
В итоге получается у Тони совсем не так хорошо, как он думал. Он пытается вести себя как ответственный взрослый человек, который уважает чужие границы, однако он почти на сто процентов уверен, что ответственные взрослые, преисполненные уважения, не страдают над такой ерундой, как имя возлюбленного. А вот Тони прямо сейчас смотрит на свой телефон и листает туда-сюда список контактов, то и дело возвращаясь к номеру Стива, — пустые страдашки как они есть. Чувства должны иссякнуть, так ведь? Особенно когда дело касается Стива во всей его восхитительности, которого совершенно разумно не интересует Тони и с которым любая попытка стать чем-то больше, чем друзья, обречена на сокрушительный провал тысячей и одним жутким способом. И нельзя забывать про такой крайне насущный факт, как то, что Стиву он просто не нравится, а хорошие люди не клеятся к тем, кто к ним равнодушен. Тони отчаянно хочет стать хорошим человеком. Но пока он не такой уж и хороший. Он тот человек, чьё сердце запинается, едва Стив входит в комнату, и чьё дыхание становится всё поверхностнее по мере того, как Стив прямой наводкой приближается к нему. — Чем занимаешься? — спрашивает он. Тони отворачивает экран мобильного, чтобы Стив ничего не увидел. — Хочу заказать что-нибудь из греческой кухни на обед. — Можно присоединиться? — Конечно. — Я же не навязываюсь? — Не, я просто… — искал в контактах, кого бы пригласить, кроме Стива, потому что они уже обедали два дня назад, — ...искал, откуда заказать. — Хорошо. — Сегодня Стив охренеть как красив, несмотря на лёгкую морщинку между бровей. Или это необъективность Тони даёт о себе знать? — Тони, нам надо поговорить. — Это была идея Клинта, — тут же открещивается Тони, хотя, судя по тону Стива, тот ведёт к чему-то куда более плохому. — Я его убеждал, что с такого расстояния ничего не получится… — Вряд ли ты меня за что-то наказываешь, но у меня порой возникает именно такое ощущение. — Стив кивает, услышав резкий вздох Тони. Хуже всего то, что никакой обиды от него не слышно и не видно, — и всё же у Тони тяжелеет в груди от выражения его лица, от решительного взгляда глаза в глаза. — Поговори со мной. Помоги мне понять. — Нет, это, ну, я просто хочу… э-э… — Тони сглатывает. — Дело не в тебе, ты ничего плохого не сделал. Это всё я, во всём виноват я и моя, ну… я вёл себя неподобающе, теперь я это понимаю. Я не хочу, чтобы тебе было некомфортно. — Мне... — Стив делает паузу, собираясь с мыслями. — Мне не некомфортно. Мне никогда, то есть уже очень долгое время не было с тобой некомфортно. На самом деле сейчас мне тебя попросту не хватает. — Прости, — слабо отвечает Тони. — Дай мне время переболеть тобой, хорошо? — А если я этого не хочу? — Ого, а ты жестокий. Стив моргает. — Что? — Хочешь, чтобы я вечно по тебе сох? Я до чёртиков уже успел вымотаться, так что это как-нибудь без меня. — Господи, — Стив неожиданно улыбается с какой-то совершенно ужасающей нежностью. У Тони слабеют колени. — Я имел в виду, что ты мне тоже нравишься, Тони. И что мне хочется… всего вот этого. — Да? — Тони теряется. Всё это время он пытался смириться с разумной незаинтересованностью Стива, так с чего теперь Стив резко расстался со своей разумностью? Что, все труды насмарку, что ли? — Ты сказал, что не заинтересован. Ты же сам так сказал. Это не меняется по щелчку. — Я не имел в виду, что не заинтересован, — терпеливо поясняет Стив. — Я был... не готов. Сейчас я готов. — Ага. Ты это говоришь только потому, что я веду себя нелепо и отстранённо, а ты хочешь, чтобы я перестал вести себя нелепо и отстранённо? — Нет, я это говорю потому, что у меня было время подумать, и я понял, что хочу этого. Оказывается, я хочу всего — не только того, что у нас было прежде, но и… — На щеках Стива появляется самый соблазнительный на свете румянец. — Всего остального, что у нас ещё может быть. В этом ведь и заключалось твоё предложение, так? — Так, — тихо соглашается Тони. — Оно ещё в силе? — Если честно, хрен его знает. Стив наклоняет голову, присматриваясь к нему. Начинает шагать вперёд, но запинается, заметив, как Тони напрягся. На его спокойном покерфейсе невозможно разглядеть смиренного разочарования, и всё-таки Тони отчётливо его чувствует, и это побуждает его к действию. Чтобы Стив — да разочаровался? Не в этой жизни, мать вашу. Тони подходит к Стиву и кладёт ладонь ему на руку. Это всего лишь легкое касание — пальцы обводят крепкие мышцы и остаются лежать неподвижно, — но теперь очередь Стива резко вздохнуть. Он словно приковывается взглядом к ладони Тони и ошалело следит, как та скользит по внутренней стороне локтя, по бицепсу и как замирает чуть ниже плеча. Стив плавно расслабляется — словно изумительной красоты волна прокатывается по его телу. Он выдыхает, и выдох перерастает в облегчённую улыбку. Тони не посягает на чужие границы. И никогда не посягал. Его ошибка состояла не в том, что он слишком сильно давил, а в том, что он не увидел, как Стиву хочется того же самого. И, возможно, в том, что он не знал, как правильно об этом спросить. — Значит, тебе меня не хватало? — всё-таки рискует спросить Тони. Кивнув, Стив с непривычной для него неловкостью обвивает рукой талию Тони, немного нервно наклоняется и прижимается виском к его виску. От интимности этого жеста у Тони перехватывает дыхание. Настолько это правильно, и идеально, и совсем не страшно. — Очень сильно, — шепчет Стив. — Хорошо, — тихо произносит Тони. Он на пробу поворачивает лицо и улыбается, потому что Стив подаётся навстречу поцелую.