Credo In Sanguinem

      Кажется, в ту, первую минуту не происходит ничего.       Только пустота заполняет лёгкие, заставляя давиться остатками воздуха. Он знает, что сейчас по венам бежит яд, разъедающий до самых костей, знает, что тело под его воздействием меняется, плавится, закаляясь до невероятных пределов. Знает, и всё равно сопротивляется. В ушах стоит грохот, такой, словно тысячи барабанов загремели разом невпопад. С трудом он осознает, что это стучит кровь. Разбавленная мутагенами и эликсирами, она гонит волны до самого сердца и замедляет его бег, так, что удары становятся редкими. Сквозь их шум и страшные, выкручивающие суставы судороги слышится чей-то вопль. Нет... Не чей-то. Его собственный.       Потом вдруг всё стихает, и сжигающее нутро пламя перерождается в приятное, греющее тепло под веками. Биение сердца замедляется окончательно. Последний рваный удар. Вдох.       Как по щелчку всё становится резким, обостренным, новым. Разом слух наполняет тысяча звуков, кожу – тысяча ощущений, когда-то слишком тонких, чтобы их различить. В голове отчётливо возникает чувство инаковости. Значит, он больше не человек. Не в прежнем смысле.       Значит, он, Геральт, пережил Испытание травами.       Хотя, как знать, может, ему это только мерещится. Может, он вообще впал в дремотное забытье навсегда, и теперь Весемиру придётся прикончить его ещё одной дозой эликсира, специально припасенной на этот случай. Только трое из десяти выживают в ходе мутаций. Из их группы об этом слышали все десять. Сколько – очнутся, чтобы осознать это заново? Да и в рассудке ли вообще он сам?       Что ж, есть только один способ это проверить. Медленно Геральт поднимает тяжёлые веки, чтобы осмотреться вокруг. Первое, что он видит – ослепительно яркий свет. Миллионы красок и оттенков. Мельчайшие царапинки на грубых каменных выступах сводчатого потолка... пещеры.       Так. Какой ещё пещеры? Где Весемир и остальные? Тело прошивает паника: что-то пошло не так, и, похоже, у него галлюцинации. Предсмертный бред, как и предупреждали. Выживают только трое из десяти. Это конец. Он больше никогда не вернётся обратно. Это...       Нет, твёрдо приказывает он себе, нельзя об этом думать. Он не может поддаваться страху, пока не выяснит, есть ли на то причины, и заодно – что это за место. В чем Геральт уверен однозначно, так это в том, что он не в Каэр Морхене. Даже не в окрестностях. Глаз невольно подмечает небольшие отличия: другая почва, другие, иначе выглядящие грибы. Какая-то смутная тень валяется мешком в дальнем конце пещерного туннеля. Ки... Кикимора, с ужасом узнает он силуэт по картинке из бестиария. Мёртвая, хвала Мелитэле. Чёрт, а ведь такие твари никогда не водятся в одиночку. Похоже, он попал к кому-то в гости.       Расплывчатые фразы из учебников всплывают в памяти не сразу, но быстро сходятся в одном: нужно убираться отсюда, пока не поздно.       Осторожно он пробует пошевелить руками, потом ногами – и, удивлённый, не видит ни ремней, ни замков, которыми его закрепляли на деревянном столе. Оказывается, он вообще лежит в глубокой каменной нише. С трудом поднявшись, Геральт выбирается из нее в туннель, то и дело бросая взгляды в сторону мёртвой туши неподалёку. Так, если он правильно помнит бестиарий, здесь могут быть и гнёзда. Рядом с гнёздами – особи воинов. Или, если сильно не повезёт, матка. Королева.       Мысли быстро становятся одна мрачнее другой. По обыкновению, он встряхивает головой, стараясь их приглушить, и вдруг замечает седые пряди. Привычные рыжие волосы теперь потеряли всякий оттенок, став белыми, как снег.       Да что за чертовщина творится? Может, он сошёл с ума и теперь мнит себя кем-то другим?       Сердце бьётся медленно и ровно, не оставляя возможности занервничать. Нужно взять себя в руки. Похоже, это просто какой-то странный морок или сон, и на самом деле там, в реальности, он просто дремлет под присмотром Весемира. Значит, всё в порядке. Пока он чувствует тело и может шевелиться, у него нет и не может быть повода к беспокойству.       Неожиданный стук посреди тишины отвлекает Геральта от раздумий. Кап-кап-кап, где-то далеко барабанит по камню. Интересно, где? Насколько чутко он теперь может слышать? Любопытство подстёгивает его, и, прислушавшись, Геральт решает пойти на звук. На всякий случай стоит, наверное, захватить что-то для обороны – мало ли, всё же найдутся гнёзда кикимор. Осмотревшись, он замечает рядом с дохлой тварью полусгнившую корягу. Бр-р, придётся трогать эту мерзость; ещё и вонь, должно быть, поднимется знатная.       Каково же его удивление, когда он понимает, что не чувствует ни одного запаха. Их попросту нет. Изо всех сил Геральт тянет носом, но улавливает лишь сухость пыли. Ну, пускай так. Ему и без того хватает ощущений, чтобы принять эту пещеру за настоящую.       Под ногами хлюпает грязь и размокший мох. Конец туннеля оказывается разветвлённым надвое, и оба хода кажутся одинаково скверными. Подумав и снова послушав стук воды, Геральт сворачивает направо. Так он идёт, сам не зная куда, пока в конце туннеля не видится какой-то тусклый свет. Он присматривается: похоже, там зал – обычное дело для пещеры.       Чего он не ожидает, так того, что зал оказывается рукотворным. Стены пещеры теперь вовсе не похожи на природное сооружение: они оказываются отделаны зеленоватыми мраморными плитами, украшенными множеством узоров. Сильнее всего это напоминает храм или святилище. Из отверстия в каменном своде падает мягкий свет, делая очертания странного места всё отчетливее. Осторожно Геральт делает шаг внутрь зала – и тут же замирает, завидев ещё один труп. На этот раз человека.       Твою же…       Вот теперь становится по-настоящему страшно. Холера, всё-таки кикиморы где-то поблизости. Не смея шелохнуться, Геральт смотрит на тело, лежащее в центре зала, и покрепче сжимает корягу в руках. Сколько же крови... Целое багровое озерцо разливается вокруг мертвеца, своим видом вызывая холодок под кожей. Силуэт человека лежит к нему спиной, и невольно Геральт думает о том, что же может находиться с другой стороны. К горлу подступает тошнота. Взгляд скользит по кровавым разводам, не отрываясь.       Вдруг он моргает. Кровь? Дурак, он и есть дурак – как можно было так ошибиться? Да это же ткань, всего лишь бордовый плащ, в который завёрнут человек, неподвижно лежащий на боку. Медленно, с опаской Геральт подходит к телу и присаживается поодаль на корточки.       К постукиванию капель неожиданно прибавляется шелест тихого дыхания.       Значит, не мертвец. Зараза, а он уже успел струхнуть, как какой-то сын кмета, обычный мальчишка, ещё непривычный к боли и уж тем более крови. Но Геральт не обычный мальчишка: бояться ему нельзя. Надо бы всё-таки проверить, в порядке ли этот незнакомец, пока здесь нет кикимор – кто знает, вдруг они явятся с минуты на минуту. Неплохо бы ещё поискать отсюда другой выход, потому что зал оказывается замкнутым, и, кроме гладких стен, тут нет ни ниш, ни арок, ведущих в другие туннели. Может, если он приведёт лежащего человека в чувство, тот поможет ему с этим.       Странный сон нравится Геральту всё меньше и меньше, но, пересилив себя, он подбирается к незнакомцу почти вплотную. Издалека, если не присматриваться, можно и правда подумать, что он лежит в луже запекшейся крови – такими выглядят разметавшиеся вокруг него полы плаща. Это не покойник, напоминает себе Геральт, почему тогда он недвижен? Вдруг кикиморы ранили его, и он ещё-не-мертвец, но вот-вот им станет?       От предположений становится сильно не по себе. Наплевав на них, Геральт всё равно наклоняется над человеком и оглядывает его в поисках заметных ран.       Незнакомец лежит ничком, прижав одну руку к боку и откинув другую в сторону. Настоящей крови нигде не видно. Плащ скрывает его ноги, и, чтобы убедиться, что те не переломаны, Геральт сдвигает мягкую – и, похоже, недешёвую – ткань в сторону. Под ним обнаруживается, что на незнакомце скромный дорожный наряд: лёгкая бежевая рубашка, поверх которой надет тёмно-серый жилет. Его ноги, которые, по счастью, оказываются целыми, одеты в узкие чёрные штаны и высокие сапоги с отворотами. Внимание Геральта притягивает сумка, ремень которой перекинут у незнакомца через плечо. Её верх оказывается приоткрытым, и, заглянув туда, он замечает внутри целую кучу странных мешочков, свитков и склянок. Всё ещё без всякого запаха.       Так, похоже, он уже лезет, куда не надо, а ведь до сих пор не выяснил, все ли в порядке с этим человеком. Легонько тронув за плечо, Геральт переворачивает его на спину и вдруг слышит короткий, судорожный вдох. С сердца как будто падает тяжёлый камень. Жив, жив.       Сам незнакомец оказывается худощавым и жилистым, с угловатыми плечами и узкими, как у аристократа, запястьями, облачёнными в чёрные кожаные перчатки без пальцев. Трудно сказать, сколько он видел зим, но старым он точно не выглядит. Голова его откинута на ткань капюшона под неудобным углом, но на бледном вытянутом лице не видно признаков боли. Черты его резковатые, но благородные – Геральт слышал, как такие называют породистыми: высокий лоб, длинный горбатый нос, острые скулы и плотно сжатые узкие губы. Веки незнакомца прикрыты, и ресницы, длинные и чёрные, подрагивают время от времени. Тёмно-пепельные волосы, очевидно, были собраны в низкий хвост, но теперь от причёски осталось одно название, так она растрёпана. Но что больше всего удивляет Геральта, так это бакенбарды: он никогда прежде их не видел, разве что о подобной моде у господ как-то рассказывал Весемир. Ерунда какая, и зачем ещё это носить?       Впрочем, не до того сейчас. С губ незнакомца срывается ещё один вдох, и Геральт вдруг замечает, что дается тот ему с величайшим трудом. Будто – что-то застряло в лёгких? Ох, зараза. Трупов он боится не настолько сильно, как тех, кто может умереть у него на глазах. У них же были уроки о том, как спасти человека на грани гибели, он мог бы...       На раздумья уходит пара секунд. Геральт падает на колени перед лежащим незнакомцем и рывком дёргает его за руки на себя, заставляя сесть и вытянуться вперёд, к коленям, чтобы расправить лёгкие.       – А-агх-х! – дёрнувшись, надсадно хрипит тот, жадно хватает ртом воздух – и дышит, дышит полной грудью. Наконец-то.       Повезло, что Весемир рассказывал не только о том, как остановить кровотечение. Геральт отодвигается в сторону и смахивает пот со лба: кажется, его усилия не прошли даром. Пару минут они сидят в тишине, оба приходя в себя, пока спасённый им человек не отнимает головы от колен и не начинает говорить мягким, еле слышным голосом.       – Что... Ох-х, – с трудом произносит он, сжимая виски, – ...Дьявол, голова.       – Болит? – неловко интересуется Геральт, даже не обращая внимания на ругательство. Обычное дело, в общем-то, от Весемира он слышал словечки и покрепче. Если этот тип ругается, значит, может свободно шевелить языком. Уже неплохо.       Простой вопрос производит на незнакомца неожиданное впечатление. Тот вдруг распахивает глаза, и Геральт видит, как они, бездонно-чёрные, блестят от изумления. Какое-то время мужчина просто молча таращится на него; Геральту становится неуютно под этим пристальным взглядом.       – Ты кто? – не выдержав, спрашивает он.       – Я? – выдавливает незнакомец, – Кто я такой? Ох, любопытный вопрос с философской точки зрения. В другое время я бы... Ну, да ладно, ты всё же ждёшь от меня представления. Меня зовут Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой. Можешь называть меня любым из двух первых имён, хотя я предпочитаю быть Регисом.       От того, с какой скоростью вылетает этот поток слов, у Геральта начинает кружиться голова. Боги, что за чушь. Не все слова ему понятны, но в чем Геральт точно уверен, так это в том, что ему совсем не нравятся любители лишний раз нести заумь.       – Теперь твоя очередь, молодой господин, – всё ещё хрипло произносит странный человек, – Кто ты?              – Я Геральт. Просто Геральт, – он пожимает плечами, – Мне одного имени хватает.       – Ну и ну, такой юный, а язычок уже острый, точно кинжал, – обиженно отзывается Эмиель Регис Что-то-Там Как-то-Там. – Удивительно. Рад знакомству, Геральт.       – Чему ты удивляешься?       Рассеянным жестом Регис отмахивается, и на его тонких губах появляется слабая улыбка.       – Так, вспомнил кое-что. Ерунда, не бери в голову. Лучше расскажи, как вышло, что ты здесь оказался.       Осторожно он приподнимается, опираясь на расписной пол, и медленно встаёт на ноги, на что склянки в сумке отзываются радостным перезвоном. Поднявшись вслед за ним, Геральт задумывается на мгновение, размышляя, как бы рассказать про всё, что с ним произошло. Стоит ли говорить про Испытание травами? Нет, пока не надо. Сначала нужно разобраться, можно ли этому Регису доверять.       – Откуда мне знать, – наконец говорит он, размышляя, как бы получше подобрать слова для удобного вранья. – У меня был жар, я уснул, а потом вдруг почему-то очнулся в этих пещерах. Не обрадовался. Стал искать выход и пошёл на звук воды. Так и нашёл этот зал и тебя, случайно. Даже подумал, что мертвец. А ты, оказывается, живой.       – Живее некуда, – подтверждает Регис, – Выходит, вот кому я обязан за чудесное спасение. Как знать, что бы произошло, не найди меня ты, отважный рыцарь.       Ну и манера речи у него, чёрт ногу сломит. Геральт не сразу понимает весь смысл фразы – и вдруг осознаёт, как именно тот его назвал.       – Эй! Я не рыцарь, – бурчит он возмущённо, – Я ведьмак!       Замерев от удивления, Регис прищуривается, глядя прямо ему в глаза.       – Настоящий ведьмак? Из тех, что охотятся на чудовищ? Занятно. Из какой же ты школы? Прости, я бы и сам сообразил, но что-то никак не увижу твоего ведьмачьего медальона.       А вот это удар ниже пояса.       – Я его ещё не получил, – неловко признаётся Геральт, – И я из школы Волка. А ты мог бы и не язвить.       Ничуть не смутившись, Регис пропускает колкость мимо ушей.       – Благодарю за разъяснение, – и чёрные глаза снова оглядывают его с ног до головы. – Однако мутации, полагаю, ты уже прошёл, волчок? О, безусловно: надо думать, это они виной такому, бесспорно, необычному цвету волос. Да и глаза у тебя жёлтые, как у гадюки. Ну-ну, не стоит так на меня ими сверкать.       Вот как, поражённо думает Геральт, вот как я теперь выгляжу. Вот каким его сделали мутации. Кстати, а откуда про них знает его собеседник? Да ещё и подшучивает над ним, как над несмышлёнышем. Потихоньку Геральт начинает закипать от недовольства. Так, значит, ему платят за спасение – издёвками? Нет, этот Регис точно дурак какой-то. Назвал его волчком. Что за чудила!       – Тебе-то с этого что?       – О, прошу извинить моё излишнее любопытство. Мне лишь хочется узнать поближе моего благородного спасителя, – пожимает плечами Регис.       Вид у него и в самом деле немного виноватый. Что ж, Геральт не очень хочет делиться подробностями своей жизни, но они всё равно во сне, пусть и до странного похожем на реальность. За раскрытие секретов Каэр Морхена ему здесь никто не отвесит по затылку.       – Испытание Медальона проводят, когда ты уже видел двадцать зим. Я видел только двенадцать, – поясняет он, – Так что я ещё не совсем ведьмак. Чтобы стать ведьмаком, нужна особая подготовка. Ну, вот я и готовлюсь.       – Интересно, – хмыкает Регис. – И как же?       Не очень-то тебе это интересно, думает Геральт, разговаривать с сопляком. Вслух он говорит другое.       – Так, тренируюсь. Книги умные изучаю. И всякую другую херню.       На ругательство Регис удивлённо моргает. И произносит:       – Стало быть, культурное воспитание в школе Волка всё-таки страдает.       – Эй! – возмущается Геральт, чувствуя, как пробирает обида, – Хватит! За... колебал со своими насмешками! Если чего не нравится...       Краем сознания он вдруг понимает, что орёт на человека минимум вдвое себя старше, и сжимается: в других условиях он бы давно получил за такое по шее. Кажется, сейчас Регис сделает то же самое. Геральт зажмуривается, повернувшись к каменной стене.       Кто-то вдруг мягко хлопает его по плечу, и он удивлённо оборачивается. Чёрные глаза смотрят на него внимательно, но – о чудо – без гнева. Регис выглядит... опечаленным.       – Ладно, прости меня, Геральт. Постараюсь больше не критиковать методы воспитания прославленных ведьмаков. Мир?       Вдруг он протягивает свою ладонь и улыбается одними уголками губ, и обижаться вмиг становится сложнее. Подумав, Геральт так ничего и не говорит, но руку всё-таки пожимает. Та оказывается узкой, с длинными прохладными пальцами и вытянутыми, странновато заострёнными ногтями, и не слишком сильно отличается по размеру от его собственной, хотя Геральт ещё растёт. Прикосновение до жути правдоподобно, так, что, кажется, можно почувствовать каждую чёрточку на чёрной коже перчаток. Твёрдо сжав его ладошку в ответ, Регис прямо-таки светится благодарностью.       – Что ж, если мы решили этот вопрос, давай-ка попробуем разобраться, что здесь происходит.       Кивнув, Геральт выпускает его руку.       – Как ты попал сюда?       – Не столь же ясным образом, что и ты. Можно сказать, эта... иллюзия практически застала меня врасплох. Более того, в дороге.       – Думаешь, это иллюзия? Какие-то чары, что ли?       – По крайней мере, это бы объяснило, почему мы оказались именно здесь, – поджимает губы его новый знакомый.       – Что ты имеешь в... – хмурится было Геральт, но вдруг замечает, как Регис поворачивает голову, прислушивается – и начинает расшагивать по залу, высматривая что-то по углам внимательно, как коршун. Так, будто...       – Ты что, знаешь, что это за место?       Высокая, длинноногая фигура двигается быстро, но плавно, со странной грацией. Весь он, этот Регис, какой-то непростой, хоть и кажется обычным мужчиной. Словно... Впрочем, наверное, это просто его, Геральтова, недоверчивость – неудивительно, не то чтобы он часто общался с кем-то за пределами Каэр Морхена. Так что на смутные сомнения Геральт закрывает глаза.       Он подкрадывается к Регису исподтишка, со спины, но тот даже ухом не ведёт. Чёрные глаза смеряют расписные стены тяжёлым взглядом. Новый знакомый мычит что-то себе под нос; выглядит он мрачнее тучи.       – Могу только догадываться. Во всяком случае, оно крайне напоминает одну заброшенную крепость, которую я как-то имел неудовольствие посетить в рамках... исследований.       – Исследований? Ты что, учёный? Или чародей? – любопытствует Геральт.       – О, вовсе нет. Алхимик и лекарь, – небрежно отвечает Регис, продолжая мерять шагами мраморный пол, – Правда, любительского уровня.       Рот открывается сам собой: всё, что Геральт слышал про алхимию – что это целое искусство, которое требует недюжинного ума и дано не каждому. Вот так спутник ему попался. С таким, наверное, не пропадёшь.       Между тем Регис вконец теряется в раздумьях. У одной из стен он останавливается и смотрит на неё долгим, буравящим взглядом. Рука в чёрной перчатке касается одной из разрисованных плиток нерешительным жестом.       – Нельзя здесь прохлаждаться, – напоминает Геральт. – Тут есть кикиморы, а они-то ждать не станут. Или ты умеешь с ними сражаться?       – Кикиморы? – полный удивления, Регис отнимает руку от стены. – В самом деле? Отряд Isoptera*, семейство Termitidae**? Признаться, я и не ожидал, что здесь можно встретить подобных созданий. Позволь уточнить, подсемейство Macrotermitinae***?       Вот тебе раз: он ещё и слишком хорошо знает латынь. Геральт бы ещё понял, если бы речь шла о травах и субстанциях – алхимия, как-никак, – но термины, касающиеся классификации тварей... Что-то здесь нечисто. Невольно вся обстановка начинает напоминать какой-то экзамен.       Плохо лишь то, что у Геральта с классификацией отношения из разряда «глаза бы мои тебя не видели».       – Наверное, – тихо бубнит он в ответ. – Только этим гадам всё равно, какого они семейства и подсемейства. Я видел труп одного из них там, где очнулся. Надо уходить отсюда, Регис, и побыстрее. Есть мысли, как это сделать?       – Пожалуй. Мне как раз не дают покоя кое-какие идеи. Прошу тебя, дай мне ещё минуту. Если мои догадки верны, то...       Ладонью Регис снова касается тех же плиток на стене, и внезапно швы на его перчатке озаряются мягким красноватым свечением. Удивлённый, Геральт замечает, что это не просто стежки – нет, это странный узор: круг, в который вписан треугольник и такие же круги поменьше. Надо думать, какой-то символ. Непроста именно он заставляет стену тоже засиять красным, раздвигая плитки в стороны и открывая выход в другой зал, уже гораздо меньше.       Не чародей, сердито думает Геральт, ну-ну.       – Как ты это сделал? – вместо этого произносит он. – Что это за магия?       Как ни в чем ни бывало, Регис проходит в образовавшийся проём и оборачивается, делая зовущий жест рукой.       – Едва ли это можно назвать магией в привычном понимании. Скажу лишь, что мы и в самом деле в необычном месте. Возможно, в своего рода дыре в пространстве, потому что я, признаться, вообще не ожидал подобной реакции.       Ничего не понимая, Геральт идёт за ним по пятам в новый зал, который оказывается ещё страннее прежнего. Небольшой и круглый, он почти не освещён – только несколько факелов догорают в металлических укреплениях. Худощавая фигура Региса торопливо обходит периметр и вдруг замирает в неожиданном напряжении.       – Боги, – слышится вдруг тихое. – Только не здесь. Геральт!       Взволнованный, Регис поворачивает голову, взметнув гривой вьющихся волос и ещё сильнее рассыпав их по плечам. Настороженный взгляд чёрных глаз не предвещает ничего хорошего; похоже, его спутник и в самом деле может знать куда больше об этих пещерах, и знания явно его не радуют. Всё-таки он странный, этот Регис. Встретил его, наверное, с полчаса назад, а беспокоится как-то... слишком сильно для того, кого увидел впервые.       – Пожалуйста, держись ко мне поближе. К несчастью, мои предположения подтверждаются совсем не так, как хотелось бы.       – Что ты имеешь в виду? – хмурится Геральт.       – Пока не могу сказать точно, но я практически уверен, что мы сможем отсюда выбраться только одним способом. Следующий зал, – и Регис указывает на похожие плитки на одной из стен, намекая, что собирается открыть очередной ход тем же способом, – Имеет определённое назначение и, к сожалению, именно этим может привлекать разного рода бестий. Потому я советую не отставать, юный ведьмак. И, позволь отметить, твоё престранное оружие в этом случае не поможет.       Сердито надув губы, Геральт только сильнее сжимает в руках корягу.       – Лучше с ним, чем без него. Не все здесь раскидываются колдовскими штучками, – прищуривается он. – Так что, нравится тебе или нет, но это я беру с собой.       – Как угодно, – равнодушно фыркает Регис. – Меня лишь волнует факт того, чтобы ты прислушался к моим словам. Предупрежу заранее: там могут быть как падальщики, так и низшие... вампиры, – произносит он, как-то странно запнувшись, – Думаю, ты и сам понимаешь, что встреча и с теми, и другими обычно сулит мало приятного. Нам нужно быть предельно осторожными.       – Это я понял, – закатывает глаза Геральт, стараясь не выдать собственной тревоги. Холера, сначала кикиморы, теперь трупоеды и кровососы. Когда уже закончится этот морок?       Или это тоже часть Испытания?       – Славно. Тогда не будем медлить больше нужного. Ну, идём же.       Почему я вообще ему доверяюсь, неожиданно вспыхивает мысль. Потому, что больше некому? Похоже на то, хоть это и по-идиотски. Ладно, это просто сон. Да и Регис, какой бы ни был чудной, всё же не желает мне зла. Если только я не попал в какую-то ловушку.       – О чём задумался, Геральт? – голос Региса вырывает его из размышлений. – Кажется, никто, кроме тебя, не настаивал торопиться.       – Неважно. Ты точно уверен, что нам туда?       – Как мне помнится, другого пути нет. Хотелось бы надеяться, что наш визит потревожит по большей части только крыс, и всё же... Стоит быть готовыми ко всему.       Коснувшись ладонью плиток, на этот раз Регис открывает проход куда медленнее. Грохоча и стукаясь друг об друга, каменные стены раздвигаются с заметной неохотой. Наверное, это что-то должно значить. Забывшись, Геральт высовывает было голову внутрь – и тут же чувствует, как его одёргивает за локоть сильная рука. Да чтоб тебя, на секунду думает он. Коряга чуть не выпадает из рук, но на пол упасть не успевает. Бесшумным движением Регис подхватывает её и прислоняет к стене, сам вытягиваясь, как по струнке.       – Ну, и что там такое? – как можно тише шепчет Геральт, пытаясь вырваться из раздражающей хватки. Ответа он не получает. Недовольно хмурясь, Регис прижимает палец к губам, мол, не шуми, дурень, и указывает глазами на потолок.       Ухо улавливает странный шум – чьё-то глубокое дыхание. Ведьмачье чутьё? Это оно? Медленно, очень медленно Геральт поднимает взгляд, потому что чувствует неладное. И не зря. Под гигантским кирпичным сводом висят многочисленные железные – вроде бы – клетки. Некоторые из них пусты, но в других, развалив кости рук и ног, лежат скелеты. Человеческие. От испуга глаза округляются сами собой: это что ещё за...       Что-то мелькает между металлических прутьев, тут же исчезнув, и внезапно садится на самую верхнюю из клеток. Очень быстро Геральт узнает это что-то, и теперь страх перед кикиморами кажется до смешного нелепым по сравнению с тем, какой мороз пробегает по коже. Под потолком сидит чудовищных размеров фледер. Ни дать, ни взять скопированная из бестиария, уродливая тварь спит, сложив серовато-синюю голову с остроконечными ушами на когтистые лапы.       Дьявол, дьявол, дьявол, мысленно чертыхается Геральт. Вампир услышит шаги, и тогда нам крышка. Нужно возвращаться обратно, пока он ничего не заметил.       Беспокойство передаётся и Регису, тоже не отрывающему глаз от тёмной тени наверху. Впрочем, держать себя в руках ему удается отменно. Не издав ни звука, он смещает хватку на Геральтову кисть и осторожно тянет его вдоль стены, делая маленький шаг. Двигаются они бесшумно, затаив дыхание. По спине у Геральта бежит целый водопад холодного пота. Шаг, ещё шаг; скоро покажется арка прохода, к которому так настойчиво ведёт Регис, не останавливаясь ни на секунду. Пока, сосредоточенный на звуке дыхания, Геральт не запинается о крошечный камушек под ногами.       Еле слышный перестук в звенящей тишине кажется таким оглушительно громким, что ударяет по барабанным перепонкам. Пальцы Региса изо всех сил вцепляются в его кисть, царапая ногтями кожу.       Это конец.       Всё случается так быстро, что глаз едва успевает уловить молниеносное движение прыжка. Фледер кидается на них, налетая сверху, с ужасающим рёвом. Уворачиваясь, они падают, прячутся за какие-то валуны, расцепляя руки, и, перекатываясь, со всей дури Геральт врезается в стену головой.       – Бе-ги! – доносится расплывчато откуда-то сбоку. – Беги-и-и, Ге-ера-альт!       Не помня себя, он подбирается, прижимается к полу животом. Мир перед глазами кружится в отчаянной кутерьме. Страшно поднимать даже макушку. Ползти, ползти, нужно доползти до выхода, пока фледер всё ещё мечется по залу, преследуя что-то...       – Регис! – встревоженный, вспоминает он. – Регис, где ты?       Слова отскакивают эхом от стен. Холера, если Регис отвлёк тварь на себя, он этого так просто не оставит. Пересилив леденящий ужас, Геральт нащупывает под рукой небольшой обломок кирпича и присматривается, выискивая фледера. На мгновение бестия умолкает – как умолкают и другие звуки. Даже дыхание.       Нет, нет, он не мог погибнуть, не из-за меня, нет. Собравшись, Геральт прогоняет все чувства из головы и прицеливается. Это последний шанс выйти отсюда живыми, а не остаться здесь в виде рассыпанных по полу костей. Пусть он ещё не ведьмак, но ему нельзя бояться чудовищ, потому что совсем скоро он начнёт их убивать.       Выждав момент, Геральт обводит зал глазами из своего укрытия, замечает Региса, слава богам, тоже спрятавшегося за валуном, и делает бросок.       Этого оказывается достаточно. Чёртов упырь отзывается мгновенно, пикируя на звук. Метнувшись, Регис подбегает к Геральту и, жёстко хватая за руку, почти с нечеловеческой скоростью тащит в проход, уводя прочь от беснующейся твари. Так они несутся по каким-то туннелям, то резным, то каменным, пока вдогонку им летит раскатистый вопль чудища, оставшегося голодным. Сердце прыгает в груди, как сумасшедшее. Наконец Регис тормозит на ходу, останавливаясь в маленькой пещерной нише, и, растерявшийся, Геральт чуть не впечатывается ему в спину.       –...Ох-х, – отскакивает он в последний момент. – Потише. Незачем так трястись, мы уже убрались оттуда.       – И в самом деле, – устало выдыхает Регис. – Ты прав, волчок. Извини мне эту излишнюю нервозность. Порой инстинкт самосохранения появляется совершенно не в тот момент, в какой хотелось бы.       – Вот уж точно. Ты что, решил поиграть в приманку?       В благородных чертах напротив мелькает целый набор противоречивых эмоций: смятение, быстро сменившееся облегчением – и почему-то невесёлой усмешкой.       – С чего такие предположения? Я, как и ты, едва ли успел своевременно отреагировать на происходящее, не говоря уже об адекватности. Что, впрочем, можно сказать не только обо мне. Этот отвлекающий маневр, признаться, был на редкость эффективным, хоть и крайне безрассудным с твоей стороны.       Вообще-то я тебе жизнь спас, проскакивает непрошеная мысль. Против воли лицо корчится в недовольной гримасе, и, видимо, Регис это замечает, потому что позволяет себе добродушно улыбнуться.       – И всё же без него мы бы не выбрались оттуда, волчок. Так что не стоит понимать меня превратно. Я тебе благодарен, – неожиданно мягким жестом он оглаживает его, Геральта, плечо. – Хотя, безусловно, жалею о принятом решении.       Прежнее мирное выражение его лица сменяет досадливая печаль, и все вокруг становится каким-то совсем безрадостным. Скорей бы уже проснуться, просит измотанный рассудок, и отчего-то внутри укалывает мимолетная тоска. Зараза, кажется, ему уже начали нравиться и дурацкие пещеры, и Регис, и даже эта беготня. Как же это… странно. Если б перед Испытанием травами ему сказали, что после действия мутагенов он будет гонять по грязным туннелям от разных тварей рука об руку с каким-то незнакомым типом, который так и сыплет заумными словечками, Геральт бы послал такого шутника куда подальше.       Хотя даже жаль, что это просто сон.       – Чего уж там, – бормочет он. – Ты сам сказал, что выхода не было. Ну, куда мы теперь?       – Думаю, продолжим движение по туннелю, – пожимает плечами Регис. – Если только... Хм-м, – он вдруг задумывается о чем-то, касаясь заросшей бурым мхом стенки пещеры. – Честно говоря, в ходе нашего бегства у меня возникла одна, можно сказать, опрометчивая мысль...       – Только без упырей, ладно? Мне и одного пока что хватило.       Уголок рта Региса почему-то дёргается коротким, едва заметным движением.       – Обещаю, что без них, Геральт. Видишь ли, мне подумалось, что в силу определённых... особенностей, – медленно говорит он, – То, что здесь происходит, нельзя назвать иллюзией в полной мере.       – Особенностей? – приподнимает брови Геральт. – Это как?       Словно задумавшись над его словами, Регис, собранный и внимательный, неторопливо оглядывается по сторонам.       – Смотри, волчок.       Внезапно, будто повинуясь молчаливому приказу, свод пещеры начинает растворяться. Даже не успев возмутиться обману, Геральт ахает: прежняя темнота уходит, уступая место ночному небу и просторной лужайке, окруженной со всех сторон густым берёзовым лесом. И где же они теперь? Окрестностей он снова не узнает, но быстро плюет на это дело, переключившись на Региса, сложившего руки за спиной с торжествующим видом и гордо задравшего свой породистый нос.       То, как загадочно блестят антрацитовые глаза в свете полной луны, освещающей лужайку, вызывает у Геральта странную злость. Наплели ему, похоже, с три короба: не чародей, не магия, ну да, как же. Видел бы его сейчас Весемир – о, Геральт живо представляет, как тот цокает языком и качает головой, раздражённый его глупостью.       – Это что ещё такое было?!       – Трудно сказать конкретно, – невозмутимо отзывается Регис, и от этого деланного спокойствия чуть не сводит зубы. – По крайней мере, о характере этого места. Впрочем, о механизме его действия мне ясно чуть больше. Судя по всему, мы находимся в пространстве, способном изменяться под влиянием воли тех, кто в нём находится, если в том есть необходимость. Что, как видишь, и произошло – под влиянием направленного импульса моих мыслей.       Ого. Ого. Чего-чего, а такого точно нельзя было ожидать. Поражённый, Геральт таращится на колышущиеся кругом стебли высокой луговой травы.       – Значит, вместо треклятых пещер, где нас чуть не прикончили, – произносит он задумчиво, – Ты представил эту поляну? Только и всего?       – Говоря простыми словами, именно так.       – А говорил, не чародей, – ворчит себе под нос Геральт.       Заметив его недовольство, Регис тоже хмурится. Бледнокожий и тощий, закутанный в свой тёмный плащ, в лунном свете он так и напоминает призрака, и, ни дать, ни взять, сейчас воспарит над землёй.       – Я не лгал, волчок. К традиционной магии подобные материи не имеют никакого отношения. Ты ведь и сам чувствуешь, что это нечто... иное.       – Ну-ну.       – Что ж, если не веришь, вообрази и ты что-нибудь. Думаю, это место прислушивается к каждому, кто умеет к нему правильно обратиться. Попробуй, – предлагает Регис, мягко наклоняя голову и глядя на него с воодушевлением. – Представь то, что хочешь увидеть, в самых мельчайших подробностях. Только сосредоточься, как следует. Полагаю, в прославленной школе Волка этому учат?       – Учат, – бурчит Геральт в ответ, крепко призадумавшись. Похоже, своим упрямством он только что задал себе непростую задачку, и теперь черт знает, получится ли у него не ударить в грязь лицом перед Регисом, который только что одной силой мысли убрал целую систему пещер.       С фантазией у него туговато, так что на ум приходит только внутренний дворик Каэр Морхена. Он было сомневается, – можно ли показывать тайну их мира Регису? – но воображение быстро делает дело за него. В памяти всплывают серые зубцы крепостных стен, деревянная перекладина Маятника, поросший плющом и покрытый желтоватым гравием тренировочный дворик. Мельчайшие подробности... Изо всех сил зажмуриваясь, Геральт представляет каждый камушек, каждую полоску на истертых ступеньках. Ощущения ведут его сами, не давая опомниться, и вдруг пространство вокруг незримо преображается. Стихает шелест травы и листьев. Их сменяет поскрипыванье досок под ногами, далекий звон стали на точильном камне и... Что же там ещё-то... И...       От нетерпения он приоткрывает один глаз – и отшатывается: не вышло никакого Каэр Морхена. Вместо этого кругом кровь, кровь, куча крови и толстые стенки будто чьего-то... желудка. Лицо Региса напротив белеет, как мел, вытягивается, раскрывая рот в немом крике. По спине начинают бежать громадные мурашки, сводя холодом позвонки.       Теперь нет ни луга, не леса – один бесконечный кошмар.       – Регис! – отчаянно зовёт он, вертя головой и не находя ничего, что бы того напоминало, – Отзовись! Куда ты... Что происходит? Это же просто сон, – беспокойный, выдыхает Геральт, – Просто сон!       Стоит это сказать, и вдруг слышится мягкий щелчок. Кровавое месиво исчезает, оставляя после себя убаюкивающую темноту. Мелькает вспышка света, такого яркого, что слепит до оранжевых кругов перед глазами. Он моргает, пытаясь их смахнуть, и – наконец просыпается.       –...Очнулся. Последний, – произносит знакомый голос совсем рядом.       Весемир. Вот и всё. Он снова дома, в подвальной лаборатории, куда их привели неделю назад. Мир внезапно обостряется под действием новых чувств. Возвращаются запахи: разом ударяет в нос вонью гнили, рвоты и эликсиров. Зрение обостряется ещё сильнее, отзываясь резью в глазницах. Ощущений слишком, слишком много, как и боли, от которой ведёт и неприятно горчит во рту.       – Кт-то, – пытается сказать Геральт, вдруг чувствуя, как тяжело шевелить языком. – Ещ-щё...       – Выживших – ты один. Жаль, что так вышло. Но ты был сильным, волчонок, – тяжёлая рука ослабляет крепление на его лбу. – Сильнее всех. Думаю, тебе стоит это запомнить. Отдыхай, Геральт.       Краем сознания он чувствует, как расстегиваются ремни и замки на конечностях. Всё закончилось; теперь уже точно. Испытание травами позади. Ослабевший разум туманит дремота, и он послушно прикрывает веки. Пусть бы боль скорее прошла, думает Геральт, и можно было б вернуться обратно. Куда обратно, он и сам не знает. В общую спальню к таким же, как он, мальчишкам, с которыми Геральт по-прежнему будет махаться на деревянных мечах. В кабинеты лектория, чтобы, как раньше, делать вид, что он не спит за чтением книг. Даже на Мучильню, где придётся бегать с удвоенным усердием, или к Маятнику, вокруг которого он будет плясать до ноющего пламени в мышцах.       Всё вернётся обратно и одновременно изменится навсегда. Хорошо бы только не повторялось таких наваждений. И того типа... Как же его звали? Кажется, начиналось на Р, но дальше Геральт вспомнить уже не может.       Блаженное спокойствие окутывает тело, и он погружается в хоровод горячечных сновидений.

***

      Регис, совершенно неуместно подсказывает память одним пасмурным утром, когда он, как всегда, бежит по тропкам Мучильни. Регис. Вот какое у него было имя.       Прошёл уже месяц с того момента, как он встал на ноги после Испытания травами, и тот странный сон он давным-давно забыл. Да и помнить его было незачем – мало ли, какая чушь могла привидеться в бреду. Эскель вон сказал, что скакал на грифоне по небу, когда отходил от действия мутагенов, и что же? Посмеялись да забыли, только и всего. Эх, а Геральт тоже бы хотел полетать на грифоне. Ему даже немного завидно, и он бы и рад сам вообразить что-то подобное, но уже не может позволить себе такой роскоши.       Им обоим, как и многим другим ученикам, теперь не до этого. Они – будущие ведьмаки, и каждый их день расписан с самого утра до глубокой ночи. Подъём на рассвете и унылый завтрак из холодной каши. Разминка на Мучильне, тренировка. Перерыв на изучение монстров и Весемировы лекции. Вторая тренировка, более жёсткая. Пробежка по Мучильне для закрепления. Третья тренировка. Перерыв на работу с зельями. Вечерние групповые занятия, на которых Весемир нещадно раздаёт оплеухи тем, кто так и не понял ни черта нового за день. Долгожданное обливание ледяной водой, от которой чуть утихает жжение в обессиленных мышцах, и мёртвый сон до самой зари. Пока всё не повторится снова.       – Плохо! – раз за разом доносится по окрестностям Каэр Морхена. – Геральт, корпус! Соберись, мальчишка! Я сказал, соберись, а не зажимайся! Эскель, следи за ногами! Ты в школе Волка, а не Тролля! А это кто ещё там ползает, как улитка? Койон! В бою так же спать будешь? Шевелись!       В средней группе Геральт самый младший. Его перевели сразу же, как только Весемир заметил, как переменилось его владение телом – видно, разглядел своим внимательным глазом что-то такое, что равняло его, совсем сосунка, с ребятами повзрослее. Геральт и сам не знает, что именно, но всеми силами старается не упасть перед наставником в грязь лицом.       Удаётся это не всегда. Придя в себя, Геральт не сразу принял перевернувшийся, свалившийся на него целым градом ощущений мир, и привыкать к этой новизне пришлось долго. Иногда он до сих пор не может читать по вечерам, по старинке думая, что надо зажечь свечи, и спохватывается, понимая, что теперь для него в любое время суток ясно, как днём. Конечно, со временем получается подстроиться, учась слушать новое тело, и он быстро заключает, что жить с этим куда лучше, чем прежде. Теперь ему не помеха ни темнота, ни тишина, ни скорость: всё решают отточенные рефлексы и острые, острее, чем у любого зверя, сигналы органов чувств.       Правда, при этом наоборот, притупились эмоции: притихло умение чему бы то ни было радоваться или огорчаться. Думать об этом кажется бессмыслицей, а из других мыслей обычно у него только тупая, уже почти не ощутимая боль и сухая, скребущая под кожей усталость. Ну, может, немного гордость, за которую теперь хочется постоять, – всё-таки нужно показать и другим, что Геральт стал сильнее себя прошлого, – но на этом всё.       Впрочем, нет, тут он немного кривит душой. Из прежних сильных чувств не ушла только злоба. Её-то Геральт и выплёскивает сейчас с особенным усердием, сквозь зубы выдыхая воздух короткими толчками, пока бежит по извилистой лесной тропке. Сорваться на кашель легко, но, если это случится, дыхания он уже не восстановит, а Мучильня этого не прощает. Так что, отчаянно пробиваясь сквозь бурелом деревьев, заваливших тропу, ему ничего не остаётся, как отрывисто ругаться себе под нос – и от этого в самом деле становится легче.       Вот тут-то он и вспоминает, как точно так же костерил фледера. Вместе с тем в памяти всплывает и Регис, длинный и худой, в своём тёмно-алом плаще. Ненужные образы чуть не заставляют запнуться. И на кой чёрт это возникло в его голове сейчас? Какое дело ему, как звали того типа?       Это был просто сон. Просто сон, и не более.       Сплюнув накопившуюся слюну, Геральт бежит по Мучильне без остановки, стараясь не отвлекаться. Ноги цепляют колючие еловые ветки, впивающиеся в щиколотки сквозь грубую ткань штанов. Рывок, и ему удаётся выпростаться из хватки. Перескакивая через камни и ручейки, Геральт несётся что есть сил по лесной чаще, сворачивая к зелёному от наросшего на нём мха бревну, перекинувшемуся над темнеющей внизу балкой.       Перебежать его удаётся быстро, ловко. С балансом у Геральта никогда не было сложностей, он всегда улавливал это сам, мысленно завязывая в животе точку опоры аккурат повыше пупка. Вот и сейчас он даже не раскидывает руки, легко удерживая равновесие, и пролетает по бревну, ни на секунду не сбив дыхание. Впереди самое сложное: там, где тропка огибает отвесные скалы, думать вообще ни о чем нельзя, иначе запросто свалишься в пропасть. Так что, пока Геральт бежит всё дальше вглубь лесных зарослей, он немного отвлекается на ровное биение собственного сердца, лишь на короткий миг.       Очень зря.       Его имя Регис, ударяет неожиданно каким-то далёким эхом, и он всё-таки спотыкается, поскальзывается на ковре из еловых иголок и кубарем летит в сухой лог. Слышится грохот камней и оглушительный треск. Резко пахнет трухой, мокрым кукушкиным льном и сотнями муравьиных панцирей, носящихся в отчаянии над разгромленным им, Геральтом, гнездом. Тихо ойкнув, он приподнимается над логом, в который приземлился. Вроде цел; отделается синяками, не более. В волосах бегают муравьи – фу, гадство! – и он что есть силы трясёт головой, чтобы избавиться от назойливых тварей. Твою-то мать, хочется ругнуться вслух, надо же было так зазеваться. Но слова застревают в горле, так и не произнесённые в тишине лесной чащи.       Выбравшись из лога, изумлённый, Геральт обводит глазами ту же самую поляну, что когда-то создал Регис в его лихорадочном мороке.       А это точно она. По-прежнему шелестят серебристые стебли высокой травы и качают светлыми шапками кроны берёз. Правда, теперь стоит не ночь, а ясный, солнечный день, и жаркие лучи сразу начинают обжигать лицо. Но как? Там, в лесу, была ранняя, холодная ещё весна, а здесь определённо лето, в самом своём разгаре. Только в это время может так нещадно палить солнце. Или... Это другой климат. Гораздо южнее. Геральт слышал, что в Нильфгаарде в марте уже вовсю цветут яблони, так что ничего удивительного. Вопрос, скорее, в другом.       Что он здесь делает?       Осторожно поднявшись, Геральт оглядывается в поисках хоть каких-то зацепок. Может, это он так крепко стукнулся башкой? Да нет же, ему отчётливо помнилось, как муравьи возились в волосах секунду назад, и вдруг – на тебе. Что-то здесь другое. Он проходится в густой траве вдоль лужайки, разглядывая, как по его сапогам из телячьей кожи там и сям пробегают невиданные разноцветные насекомые. Всё-таки красиво здесь. Небо над головой чистое и безмятежное, без единого облачка, а на стеблях травинок покачиваются, треща на разные лады, стрекозы и божьи коровки. Лес, в отличие от продуваемого насквозь вихрями и бурями Каэр Морхена, шумит спокойно и мирно, подвластный едва ощутимому дуновению тёплого ветерка.       Вот бы лечь здесь и отдохнуть, как следует. Прикрыть глаза и позабыть обо всех заботах. О том, что надо назавтра выучить параграф про альгулей, и том, что Эскель пообещал ему надрать уши за то, что Геральт обозвал того лопухом. Ну, а что? Вообще-то Эскель не лучше, и в совместном соревновании в зуботычинах они ничуть не уступают друг другу. Хорошо, до драк уже не доходит: мутузить Эскеля, который спит с тобой в одной комнате и ночью может мстительно двинуть холодной пяткой по почкам, себе дороже. То ли дело Ламберт, паршивый гадёныш – и десяти лет от роду нет, а уже задирается так, что от его оскорблений кулаки чешутся сами собой.       Нет, про этого поганца он думать не будет. Не сейчас, когда совсем не хочется портить себе настроение в таком светлом месте. Здесь привольно, и больше всего Геральт хочет вдохнуть нагретый солнцем воздух полной грудью. Пройдя по лугу, он добирается до опушки леса и садится, прислонившись к сухому березовому стволу, и долго-долго смотрит, как ветер играет травинками, разгоняя их волнами в стороны.       До тех пор, пока ухо не слышит мягкий, вопрошающий голос.       –...Геральт?       Поражённый, он вскакивает на ноги – и, чёрт возьми, видит Региса, похоже, удивлённого ничуть не меньше. Знакомые черты лица искажает гримаса шока: и без того большие чёрные глаза округляются ещё больше, а рот приоткрыт в немом вопросе. Видно, теперь-то его точно застали врасплох. И не его одного.       – Ты?! – сипит Геральт, непроизвольно хватаясь за затылок, – Какого... Что ты здесь... Как?!       – Боюсь, и в этот раз и у меня не найдётся достойного ответа, способного удовлетворить твоё любопытство, – снова витиевато отзывается Регис, тихо вздохнув, – По крайней мере, в той же степени, что и у тебя, юный ведьмак.       Медленно приближаясь, сначала он кажется совсем таким же, как в том наваждении, но потом Геральт замечает, что Регис одет чуть иначе. Теперь его тощая фигура затянута в строгий тёмно-серый балахон, подпоясанный чем-то вроде белого фартука. Заляпанного чем-то розоватым, похожим на основу для эликсира, и бурыми, размокшими пятнами крови.       – Лекарь, – мгновенно соображает Геральт, говоря больше сам себе, чем собеседнику. – Ты же лекарь. Поэтому...       Хмурясь, Регис прослеживает направление его взгляда.       – О, – понимающе кивает он. – Тебя так взволновал вид крови, волчок?       – Нет, но... – запнувшись, Геральт раздумывает, что же так сильно его напрягло.       Детальность. Такие мелкие подробности не бывают ни в одной иллюзии. Всё снова выглядит так реально, словно его и в самом деле перенесло далеко по Континенту, к этому странному человеку, который тоже выглядит до жуткого настоящим, пронизывая насквозь взглядом своих чёрных глаз. Но почему?       – Это же просто сон? – недоумённо срывается с губ, и, стоит это произнести, как... всё исчезает в белых пятнах света.       Хлопок, и он опять оказывается в сосновой чаще Мучильни, не веря своим глазам. Окончательно сбитый с толку, Геральт вспрыгивает на поваленные на дно лога ветки и быстро выбирается на тропу. Всё кажется подозрительным, обманчиво знакомым – но откуда тогда взялся луг и Регис на опушке берёзового леса?       Да что за дьявольщина творится, в конце концов?       Призадумавшись, Геральт прислоняется к стволу ближайшей сосны и переводит дух. Да, проблемы у него теперь посложнее Мучильни. Их, ведьмаков, не учат вникать в тонкости чародейского искусства, но здесь явно кроется какой-то колдовской морок. По крайней мере, это первое, что приходит на ум, когда он вспоминает, как за миг оказался в совершенно другом месте, словно по велению чьей-то чужой воли.       Или не в ней дело... Стоп. Что, если он попал в то видение лишь потому, что вспомнил имя Региса? Ведь до того ничего подобного не случалось, но – стоило Геральту только подумать о том, как звали его таинственного спутника, и он вмиг оказался на лугу из прежнего сна. Регис тогда что-то говорил, кажется, про магию… Нет, свойства пространства, вот о чём он распинался. Странное место, и всё такое. Что ж, теперь очередь Геральта подтверждать собственные догадки.       Его имя Регис, повторяет он прежние мысли. И ждёт. Очень быстро начиная чувствовать себя полным придурком, потому что ничего не меняется: потрескивают ветки в сосновых кронах, далеко в скалах заунывно воет ветер – но от луга не появляется ровным счётом ничего. Усердно гоняя одну и ту же фразу по кругу в голове, Геральт наконец сдаётся. Значит, надо поступить как-то иначе. Он думает было, что стоит попробовать представить то место, откуда только что исчез, но тут же вспоминает про попытку с Каэр Морхеном. Нет уж, идея настолько паршивая, что лучше сделать что угодно другое.       Может быть, надо просто позвать Региса обратно?       Точно. По крайней мере, один и тот же человек не может сниться дважды, если это не какие-то странные чары, и пусть Регис отпирается сколько угодно. Убедившись, что по тропе не бежит никто из учеников, Геральт прячется за большой сосной, отворачиваясь от Мучильни, и мысленно произносит:       – Регис? Эй, Регис?       Поначалу ответом ему служит только шум сосновых веток и теньканье какой-то полоумной синицы, заходящейся в безостановочной трели. Потом всё стихает. В висках начинает чуть покалывать, как после долгой зубрёжки учебника в душном кабинете.       –...Геральт? Это ты? – неожиданно взволнованный, произносит голос Региса у него в голове.       Сработало! Не совсем так, как хотелось, но тоже ничего. Ого, да они могут общаться с Регисом тепелатически. Чёрт, нет. Те-ле-па-ти-че-ски, поправляет себя Геральт – и спохватывается.       – Ты можешь слышать мои мысли? – сосредоточившись, посылает импульс он.       – Только те, что ты сам желаешь выразить, юный ведьмак, – тут же отзывается Регис. – Надо думать, к этому привела очередная гипотеза, рождённая твоим незаурядным умом?       Опять эти насмешки, чтоб их чёрт побрал. В каком-то роде хочется уже пожалеть, что он, Геральт, вообще решил в это ввязаться.       – Издеваешься?       – Отнюдь! Восхищаюсь смелостью предположения. Стало быть, нам с тобой в самом деле доступен психоэмоциональный вид телепатии. Интересная способность, не находишь?       – Ну, не жалуюсь. Так ты всё ещё там? На лугу?       – Нет, волчок. К своему сожалению, мне пришлось вернуться к прежним рабочим обязанностям, как только ты так скоропалительно развеял это наваждение.       Слова заставляют нахмуриться:       – Я? То есть я только сказал, что это...       – Сон, верно. И, как ты заметил, всё та же магия пространства отреагировала на это действие совершенно непредсказуемым образом. Сдаётся мне, что здесь должен быть тот же принцип, что используется при экспериментах с осознанными сновидениями.       – Осознанными? – удивляется Геральт. – Это же... Как у сновидцев, да?       Где-то на краю сознания слышится глубокий вздох, словно Регис набирает побольше воздуха в грудь, как перед длинной тирадой.       – О, нет, речь вовсе не об этом. Я бы попробовал объяснить эту концепцию иначе, однако, раз ты знаком с базовыми принципами онейромантии, это, несомненно, облегчит задачу. Видишь ли, сама возможность видеть вещие сны, пусть и подконтрольно, существует лишь при наличии стихийного магического таланта. Иными словами, будь это настоящая онейроскопия, ты, Геральт, видел бы в своих иллюзиях не только мою скромную персону, но и многое другое – и такая способность точно не осталась бы незамеченной. Если только я не ошибаюсь, и ты в самом деле этому подвержен?       В голове начинает гудеть – долго, протяжно, как от чтения нудной книги. Что, Регису в жизни не хватает общения? Зачем так много говорить – и вообще тратить время на него, неизвестного мальчишку? Шёл бы обратно по своим лекарским делам, но нет, нужно удариться в лекцию. Хотя, возможно, оно и к лучшему. Может, хоть кто-то из них двоих наконец разберётся в этой чертовщине.       – Да не было у меня ничего такого, – подумав, говорит Геральт.       – Как я и предполагал. Более того, насколько мне известно, ни один онейромант не способен взаимодействовать с участниками собственных сновидений. Выходит, что та иллюзия луга, что видели мы оба, к онейроскопии отношения не имеет – во всяком случае, в рамках обывательского понимания. Вероятнее всего, это связано со свойствами психики. Правда, трудно пока сказать, чьей именно.       Что-то в его тоне кажется странным: не то стойкое желание сгладить острые углы, не то смутный намёк. На...       – Но я не псих!       – Право, волчок, я этого и не имел в виду. В таком случае, как ты выразился, психом можно назвать и меня – а я от этого воздержусь. Пожалуй, приятнее отталкиваться от идеи собственной разумности, чем допускать возможность сумасшествия. Согласен?       Зараза, а в этом он прав. Кажется, Геральт начинает привыкать к этой идиотской манере речи, хоть и не без боли в мозгах. Задумчиво закусив губу, он проходит ещё чуть дальше вглубь леса, в сторону нагромождений валунов неподалеку.       – Ну, пусть так.       – Что ж, если в этом мы единодушны, – слышится тихий звук, будто Регис фыркает себе под нос, – Позволь продолжить. Посмотрим на нашу ситуацию под разными углами. Начнём с того, что это однозначно не онейромантия.       – И не бред, – соглашается Геральт. – Не у двоих одновременно же.       – Как ни забавно, но, несмотря на то, что это не относится к нашему случаю, такое явление действительно существует. Удивительно любопытное с точки зрения психических расстройств, между прочим. Именуется...       Гудение в голове усиливается, становясь похожим на жужжание целого роя озлобленных пчёл.       – Регис!       – О, прости, что-то я отвлёкся. Ты прав, юный ведьмак. Едва ли это можно назвать бредом. Отбрасывая эти две гипотезы, таким образом мы оставляем место для третьей: иллюзиям некой природы. Но для более полного понимания всей картины стоит обратить внимание на её детали, – голос у Региса размеренный, успокаивающий; наверное, так говорят профессора, которые потом пишут учебники – куча пустых слов вокруг крупицы сути. – Здесь-то и появляется единственная зацепка – та самая фраза о сне, которую ты, Геральт, произнёс в нашу прошлую встречу.       Внезапно в тишине леса звенят какие-то склянки, слышится шипение пара и лязг чего-то металлического. Геральт так и вздрагивает от неожиданности: он и забыл совсем, что Регис тоже чем-то занят. Как и он сам. Должен быть занят – Мучильней.       Ох, и взгреет его Весемир, если увидит. Солнце медленно поднимается ввысь над макушками деревьев. Скоро время тренировки, где наконец-то выдастся возможность надрать уши Эскелю первым. Надо бы побыстрее заканчивать с болтовнёй.       – Холера, – невольно закатывает глаза он. – Я всё ещё ни черта не понимаю. При чём тут осознанные сновидения-то?       – При том, волчок, что, выразив суждение о том, что это просто сон, ты легко рассеял иллюзию, а это весьма похоже, как раз, на принцип управления этим удивительным свойством разума. Заметь, я подчёркиваю – управления, – выделяет голосом Регис, – Что означает возможность контроля входа и выхода из него.       Звучит он до странного уверенно; на миг Геральту даже снова кажется, что его собеседник просто разыгрывает недоумение. Как-то в самом деле быстро Регис додумался до этих осознанных сновидений. Ладно, стоит подождать, что он предположит дальше, самому-то Геральту всё равно сказать нечего. Остаётся только брести, огибая обломки скал, и вслушиваться в чужую болтовню и лабораторный шум.       – И что всё это значит?       – То, что, если отталкиваться от этой гипотезы, в рамках наших взаимодействий у нас обоих должна быть возможность самим создавать и луг, и лес, и что угодно ещё – в любое время.       – Это ещё почему? – хмурится Геральт. Похоже, Регис уже сам запутался в своих догадках: говорит, что магией тут и не пахнет, и тут же – что, якобы, можно этим управлять. И это не магия? Боги, почему всё так сложно. Разбираться в таких вещах он вообще не мастак, а понимать их – тем более.       – Как я уже говорил, материя этого... этой... хм-м, – Регис делает паузу, видно, подбирая нужное слово. – Материя этой связи подвластна силе мысли. Во всяком случае, так кажется мне.       – Ну-ну. Поэтому, что ли, у меня с этой материей ничего не вышло? Тогда, когда я попытался представить, что захотел?       – Именно, волчок! Не хочется тебя задеть, но, возможно, тебе просто-напросто не хватило достаточной концентрации.       – Неправда, – дуется Геральт, с хрустом ломая ветки под ногами, – Я старался!       – О, в этом я не сомневаюсь, как и в прочих твоих умениях, юный ведьмак. Однако порой умение признать собственные ошибки может сослужить куда лучшую службу, чем обыкновенная гордость. Верно?       Опять этот менторский тон! Как будто мало вокруг него тех, кто пытается учить жизни. Хочется демонстративно закатить глаза – жаль, что Регис этого не увидит, а как хотелось бы посмотреть на его реакцию. Интересно, он взвился бы так же, как Весемир? Ох, это вряд ли. Региса вообще трудно представить сердитым – настолько собранный и спокойный у него голос. Хотя, наверное, это всё лекарское дело, их местные целители в Каэр Морхене тоже такие. На них ругнись, а они тебя по головке погладят, мол, лежи смирно, дорогуша. Блаженные, да и только. Впрочем, кто-кто, а Регис точно не назвал бы его дорогушей: вон, только и делает, что укоряет за всякую ерунду. В голове так и вертится язвительный ответ, но вдруг резко становится не до этого.       Как обычно, ощущения срабатывают быстрее разума. Нос улавливает странный запах, и Геральт невольно поворачивает голову на его источник. Пахнет резкой горечью недоеденной рыбы и мокрой шерстью. Совсем рядом. Кажется, вон за тем дальним валуном.       Нет-нет-нет. Только не это.       – Геральт? Ты здесь?       – Тихо, – отчаянно шепчет он Регису, изо всех сил пятясь назад. – Давай потом поговорим.       – Что-то случилось? Всё в порядке, волчок? Прошу, только не забывай об осторожности, не стоит принимать опрометчивых решений, особенно, если...       Но Геральт уже не слушает. Из-за каменной глыбы валуна, игриво урча и похрюкивая, выкатываются два крошечных, покрытых еще светлой коричневой шкуркой медвежонка, и двигаются прямо в его сторону, ковыляя на пушистых лапах.       Так, спокойно. Это всё еще просто медвежата. Возможно, их мать где-то... Чёрт, ну и бред. Конечно, она где-то поблизости, и в любой момент может выйти сюда, к нему. И тогда ему несдобровать. Мелкая дрожь пробегает по позвонкам ненужным испугом, и с усилием Геральт стряхивает его, стараясь сосредоточиться на пути к отступлению.       Краем глаза он прикидывает обстановку. Как назло, рядом не оказывается ни укромных ям, ни пещер – разве что стволы сосен, на которые он, может, и успеет взобраться, а может, и не успеет. Если ему не проломят череп быстрее. Ещё неизвестно, кто проворнее, он, двенадцатилетний мальчишка с обострёнными рефлексами, или взрослая медведица. В памяти всплывают жуткие истории, которые рассказывают старшие ребята на ночь – про то, как нападает разъярённый хищник, и что именно остаётся потом от его жертв.       Это тебе не фледер из полузабытого видения. Сейчас всё по-настоящему.       – Геральт? – совсем тихо раздаётся в его голове голос Региса, звенящий от тревоги, прежде, чем окончательно сгинуть в грохоте прилившей к ушам крови. Шумно начинают трещать густые заросли орешника вдалеке. Медвежата вопросительно поднимают бусинки черных глаз, умильно двинув меховыми ушками в сторону треска. Желудок сжимается, кажется, до размеров игольного ушка.       Бежать? Нет, просто не двигаться. Не двигаться. Спокойно. Всё обойдётся.       Огромная тень поднимается из орешника, оглушая окрестности свирепым рёвом, и прежде, чем Геральт успевает сообразить, что делать, мощными, короткими прыжками несётся прямо на него.       – Блять, блять, БЛЯТЬ!       Секунда, и всё стирается из головы, оставляя только короткие приказы страха. Дерево. Быстро. Вверх. Геральт взлетает по стволу ближайшей сосны стремительно, как молния, даже не чувствуя, как больно вспарывают кожу ладоней сучья и острые края коры. Он не должен бояться. Сдохнуть – тоже. Удар, яростный, нечеловечески сильный: медведица пытается стряхнуть его с дерева, как белка орех с ветки. Он чужак, угроза для её детёнышей, а с чужаками в лесу разговор короткий.       Нет, он выберется отсюда. Висеть на сосне тяжело, но какое-то время он продержится, и хорошо бы, если этого хватило, чтобы зверь успел успокоиться. А если нет? Сил у него пока не так много... Что будет, если Геральт внезапно ослабит хватку?       Ещё рык; в тёмной пасти жёлтыми лезвиями сверкают гигантские клыки. Похоже, медведица здорово рассержена. Нужно соображать поскорее, пока на звуки опасности не пришли её сотоварищи. Медведей здесь водится в избытке, это Геральт знает точно. Как и других бестий. Которые могут увидеть в нём отнюдь не чужака, которого нужно прогнать, а уже отменный обед. Под подошвой сапога хрустит тонкая ветка; мгновение, и нога соскальзывает, едва не заставляя свалиться. В ужасе Геральт сильнее вжимается в ствол, подтягиваясь выше. Как там зовут этих чертовых богов? Неважно. Нет, никому он не будет молиться. Сам виноват, что попал в передрягу, и сам выберется без чьей либо-помощи, сверхъестественной тем более. Конечно, выберется. Он не будет бояться. Бояться – значит умереть.       Аксий! Должен сработать, вдруг лихорадочно проносится в мыслях, точно! Резко вдохнув, Геральт закрывает глаза, нащупывая под рёбрами еле уловимую точку для концентрации, пытаясь не отвлекаться на разъярённую тварь внизу. Лапой медведица снова проходится по стволу, рассекая кору так легко, словно она не твёрже глины, и оставляя глубокие зарубки. Ещё с десяток таких ударов, и сосна, какой бы старой и крепкой она ни была, потихоньку начнет наклоняться назад. Вместе с ним.       Аксий, Аксий. Давай же. Из последних сил цепляясь за спасительную сосну, Геральт осторожно отводит правую руку и складывает пальцы в знак, вот только зачарование кричит уже не его голос.       – УХОДИ! – раздаётся вдруг громоподобный бас, – УХОДИ ОТСЮДА!       – Весемир! – аж подпрыгивает всё внутри.       В самом деле, это его наставник: с мечом наперевес он бросается на медведицу, взмахом руки накладывая на неё собственный Аксий. И это срабатывает. Удивлённо рыкнув, медведица поворачивает голову на нового участника событий и – наконец подчиняется действию чар. Мохнатую голову окутывает белая пелена морока. Сморгнув, зверюга оставляет в покое сосновый ствол и медленно поворачивается, уходя прочь. Радостные, бок о бок бегут с ней медвежата, перекатываясь шерстяными комочками по лесной траве. Ни дать ни взять сказочная картинка. Ещё бы не пришлось слезать вниз, так и вовсе было бы хорошо.       Потому что внизу его ждёт тот, кто по-своему куда хуже любой бестии. Гнев Весемира так и корёжит его обычно добродушное лицо, искажая до неузнаваемости. Сейчас это не учитель, позволяющий себе строгость, но всегда справедливый и заботливый, и не приёмный отец, беспокоящийся о каждом вздохе подопечных. Сейчас это ведьмак, избавляющий от чудовищ, и крайне недовольный тем, кто этих чудовищ потревожил.       Но делать нечего, надо спускаться, пусть даже внизу его встретит расплата. Стоит Геральту осторожно слезть на землю, отряхивая штаны и рубаху от впившихся обломков коры, как его сразу же берут в оборот, больно хватая за ухо.       – Ай!       – Ты, – рычит ему в лицо наставник, сам не хуже медведя, – Херов недоумок! Какого беса ты забрался сюда, в чащу! Сколько раз вам, остолопам, было говорено – не отходить от Мучильни ни на шаг! Ни на шаг!       – Я случайно! Ай! – вскрикивает Геральт, отчаянно вертясь в железной хватке пальцев. – Отпусти! Я же не хотел!       Жёлтые глаза Весемира вспыхивают таким огнём, что в голове тут же всплывают образы того, как плавится в горниле сталь.       – Ах, не хотел! Это, конечно, всё меняет! Башка тебе на что дана? Чтобы в неё есть?! – ухо выкручивают в другую сторону, заставляя испускать позорные вопли, – Совсем доведёшь меня до белого каления! Смерть не терпится найти? Так иди сразу на Путь, что мелочиться!       – Неправда! Хватит! Не буду я больше, Весемир!       Да-а, кажется, вечером его ждут розги. Ну, этого стоило ожидать. Странно, правда, что его наставник почему-то замолчал – и даже вдруг выпустил его из своих рук. Остатки крика разносятся по лесу звонким эхом, отзвуками проскакивая по перепонкам.       – Нет, волчонок, так не пойдёт. Будешь, знаю, – тяжело вздыхает Весемир, и по лицу его видно, что тот разочарован. – Сам-то понимаешь, почему я на тебя накричал?       – Ну, – тихо мямлит Геральт, потирая горящее ухо, – Потому что не надо было отходить от тропы. Потому что мог погибнуть.       – Не только в этом дело, Геральт.       Тяжёлая рука ложится на его плечо, заставляя развернуться в ту сторону, куда исчезло медвежье семейство. Три звериные фигуры видно до сих пор: один большой меховой ком и два поменьше, удаляющиеся в темноту густого леса. Весемир смотрит им вслед долго, не отрывая напряжённого взгляда уставших глаз.       – Я мог бы убить её, – указывает пальцем он на уже едва видные силуэты. – И эти медвежата остались бы сиротами. Из-за тебя и твоих бездумных действий. Это ты осознаёшь?       – Да, Весемир.       – Нет, волчонок. Не осознаёшь. Осознаешь только тогда, когда сам выйдешь на Путь. Не знаю, веришь или нет, но не каждая тварь заслуживает быть убитой, – покачав головой, произносит он. – Особенно та, что никак не мешает жить другим. Скажи мне, малец, что делает ведьмака ведьмаком?       Внезапная перемена настроения заставляет Геральта насупиться: нечасто Весемир задаёт вопросы такого рода, на которые очень трудно найти правильный ответ. Что-то слишком много размышлений выдалось у него за день; уж к чему-чему, а к этому Геральт точно не был готов. Да и о смысле ежедневных тренировок он особенно никогда не думал. Зачем, если не с чем сравнивать? Он будущий ведьмак, потому что так попросту вышло – он вырос в Каэр Морхене, не зная иной жизни, и едва ли может представить себе, что мог бы быть кем-то другим. Так что о ведьмачьем ремесле он вынужден знать всё. Это его мир. Сама его суть.       – Мутации? – осторожно предполагает Геральт. – Сила?       Воцаряется долгое молчание. Чёрт, похоже, он сказал ерунду... Неторопливо они идут вдвоём в сторону тропинки Мучильни, и краем глаза Геральт видит, как Весемир плотно сжимает губы в задумчивой манере.       – Рассудок, – наконец произносит тот. – Всякий раз, когда ты поднимаешь меч, ты принимаешь решение, Геральт. Решение, с которым тебе дальше жить, каким бы оно ни было. Беспорядочная резня иногда кажется самым простым выходом, но разве ты бы хотел, чтобы я прикончил медведицу?       – Нет... Наверное. Она ведь защищала медвежат. Не знала же, что я не хотел ничего плохого, – понурившись, произносит Геральт.       – Вот именно. Это я и хотел донести до тебя, волчонок. Всегда помни о том, что порой твоё самое сильное оружие, – мягким жестом большая ладонь касается его сжатых кулаков, – Не здесь.       Повернувшись к нему лицом, Весемир упирает узловатый палец прямо ему в лоб.       – А вот здесь. Рассудок, Геральт. Не эмоции и не чувства. Они тебе ни к чему.       Что-то в его словах затрагивает развороченное былым испугом сердце: а ведь Весемир никогда не бросает слов на ветер. Значит, всё и в самом деле так. Урок, конечно, подкрепляется и розгами, хорошо вымоченными в соли и раз за разом рассекающими спину в назидание беспечности. Наверное, это правильно, до крови закусив щеку, чтобы не орать от боли, думает Геральт, считая удары. Он и правда виноват в том, что подвёл своего наставника.       Всё из-за пустых рассуждений какого-то призрачного полудурка в его голове.       Ладно, теперь-то он на это не поведётся – появись Регис снова, мигом прогонит его обратно в его дурацкий лекарский мир, чтобы тот больше ему не мешал. Так что, когда предоставляется шанс это сделать, Геральт мигом воплощает задуманное в реальность. Поздно ночью, когда уже перестаёт ворочаться и похрапывать под боком Эскель и когда утихает исполосованная розгами спина, он снова слышит раздражающе спокойный голос – на сей раз хриплый и немного сонный.       – Геральт?       – Опять ты, Регис? – тут же посылает мысль он с подчеркнутым недовольством. – Да что тебе от меня надо?       – О, и чем я обязан такому тону? – печально отзывается Регис. – Впрочем, прежде собственного любопытства удовлетворю сперва твоё. Мне всё-таки хотелось бы узнать, что произошло днём. Признаюсь, ты заставил меня поволноваться.       Простая фраза задевает за живое, мигом воспламеняя самое яркое чувство внутри: злость.       – Что произошло?! – взрывается Геральт, – Да всего-то вышел на медведей, пока слушал твою чепуху! Это ты меня отвлёк! Я чуть не сдох! Из-за какой-то пустой болтовни!       – Медведей? – слышится короткий вздох. – Боги всемилостивые. Что ж, этого, очевидно, можно было ожидать. Учитывая типичную фауну северных регионов...       – Хватит, Регис!       – Ох, прости меня ещё раз, волчок. Прекрасно понимаю твои эмоции, но, в самом деле, я же не мог знать о том, что ты в опасности, – тон у Региса теперь такой горький, что даже у Геральта сводит язык. – Будь я в курсе происходящего, я бы помог тебе справиться с любой угрозой.       – Какая теперь разница? Не хочу больше этого слушать, – он бы рад выкрикнуть это даже вслух. – Зачем ты вообще появился снова? Только и делаешь, что всё портишь!       – Право, я не хотел причинить никаких неудобств. Если тебе так неприятно моё общество, я...       – Заткнись. Просто заткнись. Уходи из моей головы!       Молчание в голове повисает долгое, тяжёлое, противное, как липкая грязь под ногами. Разобраться бы с этим поскорее, и на боковую. Завтра наступит новый день, в котором не будет нудных размышлений с ничего не стоящими смыслами – и никакого Региса. Пусть и у него там тоже всё будет как обычно. Главное, чтобы Геральта это больше не касалось.       Наконец Регис вздыхает, еле слышно, как будто собирается затаить дыхание.       – Хорошо, волчок. Будь по-твоему. Только позволь мне убедиться в том, что с тобой всё в полном порядке.       – Да нормально всё, – раздражённо бурчит Геральт. – Ран нет. Доволен?       – Вполне, – отзывается погрустневший мягкий голос. – В таком случае спокойной ночи, Геральт. И, прошу, береги себя.       – Угу, – бубнит он, закрывая глаза. – Вали уже.       Слышится шорох, словно над ним расстилается тонкое покрывало, и всё замирает в воцарившейся ночной тишине. Остаются только звуки мальчишеских дыханий, ровное биение замедленных мутагенами сердец и далекий свист ветра, гуляющего меж скальных расщелин. Засыпает Геральт крепко, и снится ему почему-то бодрый звон склянок с шипением пара в тигле.       Благо, без чужого голоса, комментирующего процесс работы с негромким бормотанием.

***

      Наверное, алхимия-то и заставляет вспомнить о Регисе снова. Во всяком случае, потом он подумает именно так, позже, когда всё это начнёт приобретать уже более чёткие очертания. Но это будет потом. После того злосчастного утра на занятии по изготовлению эликсиров.       Впрочем, на самом деле было-то оно совершенно обыденным. С того дня с медведем прошло, кажется, с полгода, и от голоса в голове было ни слуху, ни духу. И хорошо – теперь уже ничего не отвлекает от тренировок и Мучильни. Так что тем октябрьским утром, стылым от первого морозца, покрывшим стёкла окон мелкими белыми узорами, Геральт едва ли стал бы думать о прошлых недоразумениях с Регисом, да и вообще о нём. Если бы не одно но. Чёртова алхимия.       По правде говоря, спроси кто Геральта, в чём он силен, он бы, конечно, ответил: в финтах и вольтах, которые выписывает на тренировочной площадке. В ровной балансировке на шестах Маятника. В общем, во всем, где можно проявить ловкость, скорость, силу реакции. Но уж никак не в точных науках.       Ладно ещё классификация, с ней он худо-бедно управился, вызубрив всех гулей, альгулей и прочих гадов из первых десяти разделов. Но алхимия… Ох уж эта алхимия. Её бедный мозг отрицает с таким рвением, что на каждом занятии Геральт из кожи вон лезет, чтобы успеть повторить все действия за вроде что-то понимающим Эскелем. Получается, надо сказать, с переменным успехом. Например, прямо сейчас вместо красиво переливающихся золотых волн раствора-кровостоя в котле у него бурлит мерзкое коричневое варево, невольно вызывающее очень нехорошие ассоциации.       Как назло, скоро их ждёт ещё и промежуточная проверка, где нужно будет сварить целый ряд простых эликсиров, каждый из которых даёт по определенным баллам в общий зачёт. Кто не сдаст, будет целый месяц чистить картошку на кухне, как-то ехидно сказал Эскель, когда Геральт в очередной раз взвыл от взорвавшей маленький котёл смеси. Хорошо ему говорить. У Эскеля ещё получаются ранозаживляющий и тот, что против ожогов, два эликсира из десяти. Хоть какой-то шанс пройти порог к удовлетворительному результату.       У Геральта пока не получается ни один, а картошку он чистить любит ещё меньше, чем алхимию.       Так что, выходит, он будет сидеть над своим котлом до скончания времён, пока не разберётся, что делает не так. Иначе Весемир его просто прибьёт. В самом деле, казалось бы, всё просто: кинул ингредиенты и сиди, мешай себе черпачком, пока пройдут отведённые минуты. У других ведь получается. Конечно, Геральт спрашивал, допытывался, как мог, но они только руками разводили. Хотя их можно понять: в Каэр Морхене считается, что каждый сам за себя. На Пути-то никто не будет возиться с неумёхой.       Ну, раз так, он и сам догадается, в чем дело. Варево весело булькает прямо у него под носом, пока Геральт нависает над краем котла и думает, думает, думает. Может, он бросил слишком мало лягушачьих языков? Странно. Не мог ведь он забыть нужную пропорцию. Или мог? Ох, ладно, попытка не пытка. Он уже было тянется взять ещё один, но вдруг замечает, что его собственный запас кончился.       Зато у Эскеля их в достатке: он повторяет противоожоговый, и его стол слева от Геральта завален чем угодно, кроме частей тел бестий, которые лежат в специальном металлическом отсеке рядом. Вообще-то обычно они с Эскелем распределяют общий объем строго напополам – так заставил Весемир, видя, как яростно они дерутся за последние кусочки ингредиентов. Но отчаянные времена требуют отчаянных решений.       Лягушачьи языки маячат в поле зрения с хитрым упрёком, мол, и чего ты ждёшь, весело поблёскивая в прохладе воздуха. Осторожно Геральт наклоняется вниз, к безбожно воняющему отсеку, и прикидывает, как бы пошустрее взять пару штук.       – Эскель, эй, Эскель, – будто между делом бормочет он. – Тебе не нужны эти языки? Не нужны же? Ну, я их беру.       Рывок, и его ладонь, в которой уже зажаты слизкие языки, быстро хватает широкая лапища Эскеля. Жёлтые глаза смеряют его злобным взглядом.       – Твою мать, седой! Ну-ка живо отдал!       Толстые пальцы пытаются было разогнуть его собственные, но Геральт держит крепко.       – Жалко тебе, что ли? – нарочно хитро скалится он в ответ. – Делиться не приучили?       – Не твоё, вот и не трогай! – грохочет Эскель, у которого уже начал ломаться голос. – Любой бы спросил сначала, а ты уже лапаешь!       Ладно, вообще-то в этом он прав, но знать ему о том вовсе не обязательно.       – А что, с языков у нас спрос? – продолжает разыгрывать комедию Геральт. – Может, тебе ещё и расписочку написать? Отдаём одну штуку великодушно, просим кланяться в ножки?       Со скрипом отодвигая стул, Эскель вскакивает над своим котлом, и грубые черты его лица кривит сердитая гримаса.       – Отсоси, потом проси! – обозлённо бросает он, чем вызывает дружный хохот от соседних столов, и кидается вперёд. – Совсем охреневший стал! Я тебе руки-то твои пообрываю загребущие! А ну отдай!       Спасибо тренировкам, увернуться получается легко. Геральт быстро огибает стол, выходя в проход, и медленно двигается к противоположному концу кабинета.       – Не отдам! Ты другое варишь, тебе не надо! Объём у нас общий! Прекращай жадничать!       – Сейчас как в рожу дам, и не пожадничаю! – отзывается Эскель, неуклюжими шагами подбираясь к нему, готовый вот-вот ухватить за локоть и добраться до чёртовых языков.       – Ужас-ужас! – прыскает Геральт, – Развернуться-то успеешь, троллина?       Запоздало он понимает, что напросился на драку: с «троллины» Эскель заводится так яростно, что синяки потом не проходят неделями. Воцаряется тишина, как на гладиаторской арене. А потом одним прыжком массивная фигура всё-таки сбивает его с ног и с силой хватает за плечо.       – Ну, паскуда, держись! – успевает услышать он и тут же получает в челюсть. В долгу Геральт не остается, взметнув собственные кулаки и тоже осыпая противника градом ударов, пока ему самому прилетает то в скулу, то в голову, и всё вокруг начинает звенеть. Бить с пола неудобно и трудно, когда над тобой, вдобавок, нависает такая туша, так что, кажется, Эскель всё-таки его отделает. М-да, а языков он так и не добавил.       – Угомонились, оба! – вдруг раздаётся зычный бас, – Два петуха, ей-богу! Устроили опять кулачные бои! Эскель, отцепился от него, живо!       Звон в голове утихает, и, моргнув, Геральт наконец видит Весемира, буравящего его недовольным взглядом. Впрочем, ничего нового.       – Он первый начал! – кое-как бубнит Эскель, потирая разбитую губу. – Весемир, мы же договаривались делиться ингредиентами! А он взял без спроса, крыса такая!       – У нас общий объём, – прищуривается Геральт.       – Попизди мне тут ещё!       – Эскель! – отвешивает ему затрещину наставник. – Следи за словами! А ты, Геральт, что устроил? Это, по-твоему, честно?       – У меня не получался кровостой, – вздохнув, признаётся он. – И языки закончились. Откуда я бы их взял?       Слышится долгий, протяжный вздох; с усилием Весемир отирает лоб.       – Знал бы, сколько надо, не крал бы. Будешь заниматься внеурочно, значит, – раздражённо кривит губы он. – Чего угодно, а подлости я в этих стенах не потерплю. Свободны, все! Геральт – вечером здесь же! И без фокусов!       Вот в этот-то момент, потирая ушибленную челюсть и стараясь не натыкаться на тяжёлый взгляд учителя, он и вспоминает: Регис. Регис же разбирается в алхимии. Наверное, он бы мне подсказал, что я делаю неправильно.       Мысль быстро укрепляется в сердце. Тем же вечером, сидя в лаборатории уже в одиночку перед пустым котлом, Геральт отчаянно прикидывает, чего ему стоит снова связаться со своим странным собеседником в голове. Весемир оставил его на попечение собственной совести, пригрозив, что проследит, если он будет бить баклуши, и испарившись по каким-то своим Весемировым делам. Словом, предоставленный сам себе, он может пробовать что угодно, лишь бы сварить уже хотя бы кровостой – а этого Геральт хочет теперь как никогда раньше. Языки-то в итоге так и не пригодились, превратив то варево из коричневого в угольно-чёрное. Значит, догадки у него выходят одна хуже другой.       Как-то так и получается, что в сумраке кабинета, освещённого десятком старых свечей, он негромко зовёт в тишину разума:       –...Регис?       И, о чудо, ответ не заставляет себя ждать.       – Что... Геральт?! – изумлённо отзывается голос в голове. – Подожди минутку, я сейчас... Дьявол, да где же щипцы. Где же, где же... Вот и они.       – Это срочно, Регис!       – Насколько срочно? Помнится, ты не горел желанием возобновлять наши занимательные беседы, – вот же злопамятный какой: голос у Региса так и сквозит обиженной колкостью. – Теперь моя очередь отказывать тебе в общении. Прости, но у меня сложные роды, и мне сейчас вовсе не...       – Пожалуйста, – отчаянно просит Геральт. – Мне очень нужна твоя помощь, правда. Я подожду, если надо. Только возвращайся поскорее.       Судя по всему, убеждать у него и правда получается неплохо. В висках проносится усталый, печальный вздох.       – Ох, хорошо, волчок. Дай мне полчаса, в лучшем случае. В худшем – час. Идёт?       – Идёт! – быстро соглашается он. Хоть полчаса, хоть час – да что угодно, лишь бы разобраться с этим непотребством под названием «алхимия». Воображение мигом рисует горы картофелин, заставляя внутренне содрогнуться, так что Геральт послушно ждёт. Время тянется медленно. Весь извертевшийся и насмотревшийся в унылые страницы пособия, он уже и не ожидает, что поговорит с Регисом сегодня, но наконец слышит знакомый голос – и радуется ему, как никогда до этого.       – Я здесь, Геральт. Так что у тебя случилось?       – Алхимия, – с ходу признаётся он. – Бесовщина с ней какая-то творится. Не понимаю ни черта. Вот, подумал, что...       – Алхимия?! – ох, вот так, оказывается, звучит раздражённый Регис; от непривычного тона сразу становится сильно не по себе. – Верно ли я понимаю, что ты хочешь от меня научных разъяснений, в то время, как у меня каждая секунда на счету? Неужели ты не осознаешь, в чем заключается суть моей профессии, Геральт? Мне приходится постоянно бороться за жизни, порой – даже хоронить пациентов! Каждый день! И ты... Ты просишь от меня частных уроков?!       Чёрт, а об этом он и вовсе не подумал. Региса вообще трудно воспринимать реальным человеком, когда он просто голос в его сознании – но ведь у него тоже своя жизнь. Совсем иная, и, может, даже куда более тяжёлая, чем доля ведьмаков.       – Не совсем, – покладисто отзывается Геральт. – Просто хотел уточнить у тебя кое-какие вещи. У меня проверка на носу. Если не сдам, наживу себе...       Вдруг поняв, как глупо звучит, он умолкает. В самом деле, какой дурак. Регис лечит людей, а он, мальчишка, требует к себе внимания, которого вовсе не заслужил.       – Послушай, Геральт, – на мгновение Регис утихает, словно успокаивая нервы. – Десять минут назад у меня чуть не умерла роженица. Молодая девушка, которая совсем недавно вышла замуж. Кровотечение было таким обильным, что пришлось собрать всё постельное белье в доме, чтобы хоть немного его остановить. Я уже боялся, что она погибнет, и всё равно делал свою работу как можно быстрее. Потому что торопился на твой зов. Потому что посчитал, что у тебя неприятности, или, чего хуже, что тебе снова может что-то угрожать.       – Я... не знал, – очень тихо произносит Геральт. – Я не хотел. Прости меня, пожалуйста. Я не буду больше мешать, ладно?       Ну и дурень. Совесть мучает его так сильно, что он невольно роняет голову на страницы учебника и закрывает глаза, пытаясь не думать о том, как, возможно, своей глупостью чуть не погубил женщину. Хочется закончить этот диалог поскорее, лишь бы больше не чувствовать стыда.       – Постой, волчок, – вдруг торопливо говорит Регис; кажется, голос его стал чуть спокойнее. – Я вовсе не хотел сказать, что ты для меня обуза. Лишь посчитал, что ты должен знать, что не только твои потребности в этом мире имеют значение. Не забывай об этом, прошу.       – Не буду. Я правда не хотел тебя отвлекать. Может, мы как-то договоримся о том, как можно общаться?       – Только если ты считаешь это нужным. Уточню ещё один небольшой нюанс, юный ведьмак. В какой-то мере мне не очень приятен тот факт, что ты, можно сказать, собираешься использовать мои знания в собственных целях, тогда как до того усердно прогонял прочь.       Значит, всё-таки он обидел Региса всерьёз. Вот тебе раз, какой же идиот.       – Да я не против вернуть всё как было, в общем-то, – вздыхает Геральт. – Но надо разобраться, как нам с этим управляться.       – В этом я с тобой согласен, как никогда. Возможно, нам стоит обозначить какую-то систему сигналов?       – Наверное. Или просто отзываться друг другу тогда, когда мы оба можем. То есть даже не реагировать, если заняты. Как тебе?       – Что ж, это здравая мысль. Тогда давай на том и условимся, – вот теперь-то последние остатки раздражения уходят из мягкого голоса без остатка. – Так о чем ты хотел спросить меня, волчок?       Наконец-то можно узнать про алхимию. Вот только Геральт ловит себя на мысли, что ему неожиданно становится тоскливо на душе. Так тоскливо, что даже не вздохнуть. Новое чувство такое яркое, что он было теряется в нём, почти по-настоящему загрустив – но мигом стряхивает с себя странное наваждение.       Потом, всё потом. Да и время Региса отнимать не стоит.       – Кровостой, – неловко говорит он. – У меня не получается его сварить. Я и так, и эдак, а не выходит, и всё тут.       – Хм-м. Кровостой... Две унции краснолюдского спирта, пять унций плодов балиссы, шесть – крушины и пять лягушачьих языков? Это ты имеешь в виду? Кажется, рецепт не такой уж и сложный.       – Всё так, да. И я не тупой! – быстро добавляет Геральт, чтобы упредить лишние вопросы – мало ли, Регис захочет убедиться, что у него все дома. – Всё отмеряю на весах, а не на глаз! Строго в пропорции!       – В самом деле, ты всё делаешь верно. Так в чем же тогда может быть проблема?       – Это-то я у тебя и хотел спросить.       Краем сознания он слышит лёгкие, быстрые шаги, потом – стук тяжёлой двери и знакомое уже шипение пара. Видимо, у Региса есть своя лаборатория. Как у всякого уважающего себя алхимика.       Боги, а ведь Геральту и правда просто сказочно повезло с собеседником.       – В особенно сложных случаях, – неторопливо начинает Регис, гремя какими-то склянками, – Порой необходимо отступить немного поодаль и посмотреть на те вещи, что на первый взгляд кажутся незаметными. Давай-ка разберем твой ход действий поочередно, Геральт. Ты разогреваешь тигель.       – Да.       – Добавляешь туда краснолюдский спирт, нагретый до комнатной температуры. Верно?       – Ага.       – Потом медленными движениями всыпаешь плоды балиссы, помешивая всё по часовой стрелке, – внезапно произносит Регис какие-то неслыханные вещи.       – Э... Нет, – округляет глаза Геральт. – Я их так бросаю. Ну, сразу. Другие вроде тоже так делают, и всё выходит нормально.       – Ну и ну, в иных условиях я бы отнёсся к такому... Впрочем, не будем заострять на этом внимание. Продолжим. Далее ты измельчаешь плоды крушины в порошок и добавляешь их небольшими порциями с интервалом в полминуты.       – Что? Но тут вообще такого не сказано!       – Где же, волчок? – удивлённо отзывается Регис.       – Да в учебнике, вот же! – спохватывается Геральт, мысленно читая по строчке, – Написано: просто добавить крушины. И всё. Никаких там порошков. Только тарабарщина какая-то, – вдруг замечает он. – Pulv. Frangula. Клянусь, Регис, этого здесь не было!       –...Однако, вот мы и обнаружили источник твоих бед. Позволь отметить, юный ведьмак, что твоя формулировка не совсем точна: не то, чтобы этого здесь не было – скорее, твой, бесспорно, внимательный взгляд обращал внимание на что угодно, только не на эту фразу. Думаю, я узнаю данную редакцию этого практического пособия. К прискорбию всех учащихся, многие ингредиенты в ней указаны на латыни, которая, как я полагаю, известна далеко не всем.       Вот и вернулся менторский тон, и, ох, кажется, по нему Геральт скучал меньше всего. Стоп, а разве он вообще скучал по Регису? Ну, если самую малость. Всё-таки, если быть честным, с этим незнакомым лекарем ему спокойно – спокойнее, чем с большинством людей вокруг; даже, наверное, легко, что ли.       И всё-таки странное это ощущение. Но об этом он подумает попозже.       – Я знаю латынь, – упрямо отзывается Геральт, не собираясь выставлять себя тупицей. – И там таких слов нет.       – В самом деле? – усмехается в ответ Регис, – Какая, скажем прямо, удивительная новость. Выходит, что днём ранее, когда я выписывал рецепт одному из своих знакомых, указав там Pulv. Frangula в качестве, прости мне эту откровенность, средства для борьбы с кишечной непроходимостью – что же, я использовал выдуманный язык?       Вот же хитрый жук! Ну, Геральт ещё покажет ему, что может ехидничать не меньше.       – Ну, и что это значит?       – Как раз именно то, что беспокоит нас в твоём случае, волчок. Измельчённый порошок крушины. Что же с процессом добавления, то могу сказать лишь, что дошёл до этого опытным путём – не знаю, будут ли тебе полезны эти сведения.       – Будут! – вдруг соображает Геральт. – Конечно, будут! Подожди, я запишу! Что там и куда помешивать?       Пока Регис диктует ему поправки, он вписывает их прямо в учебник, внося короткие пояснения. Всё равно Весемир ничего не сделает – ему-то главное, чтобы был результат. Зато по ходу записи выясняется столько подробностей, что Геральт прямо-таки видит, как сумрак кабинета озаряет тот самый свет знаний, о которых так любят писать в книгах.       –...Подожди, но это ведь ерунда какая-то. Как можно извлечь купорос из зарника? Там извлекать-то нечего, ни листьев, ни стеблей толком нет.       – Твоя проницательность, как и всегда, проявляется совершенно неожиданным образом. У зарника, или душистого перца, юный ведьмак, наличествуют не только наружные части, но и коренья, и как раз именно из них и извлекается купоросная вытяжка.       – А-а-а, вон как. А почему в учебнике-то про это ничего нет?       – О, здесь я тебе отвечу просто. Потому как учебники, – фыркает в ответ Регис, – Пишутся, как ты сам понимаешь, людьми, то есть созданиями, склонными к недочётам и ошибкам.       – Почему тогда другие должны за них отдуваться? – сердито кривится Геральт. – Вот, не получалось у меня приготовить кровостой, и я думал, что это я кретин, а, выходит, дело в треклятой писанине. Где здесь справедливость? Почему так, Регис?       – Если б я только знал, волчок. Справедливость в целом – довольно эфемерное понятие, и, говоря о ней, можно пускаться в такие далёкие дебри философских рассуждений, что не всегда получится вернуться обратно.       – Да я не о том. Как понять, где чужая ошибка, а где своя? Как ты думаешь?       Стихает шипение пара в тигле и звон склянок. Слышится негромкое покашливание – видно, Регис прочищает горло.       – В узком смысле слова? – задумчиво произносит он. – Трудно сказать однозначно без учёта дополнительных условий, однако, думается мне, всё же возможно. Не хочется казаться умудрённым жизнью старцем, но и у меня в своё время возникали определённые мысли на этот счёт. Своя ошибка всегда воспринимается куда болезненнее, дорогой Геральт. Всегда.       Печаль в его голосе бередит внутри неясное беспокойство – и тоску, которая возвращается заунывным воем ветра под рёбрами. Становится как-то резко прохладно; отчего-то только сейчас Геральт замечает, что уже глубокая ночь, а за ним так никто и не вернулся. Есть только он один, десяток оплывших свечек и голос Региса в голове. И ещё – неприятные напоминания о всём, что он не так давно творил. Историю с медведями и то, как он наорал на Региса просто потому, что был от этого слишком напуган. Кражу у Эскеля. Разочарование в глазах Весемира.       На сердце словно падает тяжеленный булыжник, и Геральту вдруг отчаянно хочется услышать хоть что-то, что снимет с него этот непрошеный груз.       – И что же с ней делать? – спрашивает он растерянно. Почему-то думается, что только Регис может сейчас его понять, пусть Геральт и повёл себя некрасиво даже с ним. Наверное, поэтому ему снова хочется довериться, как тогда, в пещере, когда они рука об руку бежали от фледера. Пусть даже это будет странно, но, если от этого становится легче, какая разница?       – Попытаться простить себя, волчок, и извлечь из этого урок, – словно слышит его невесёлые думы Регис. – Пожалуй, это будет самым действенным, что можно сделать в таком случае. Лишние сердечные терзания порой бывают только вредны, – и вдруг в мягком голосе явно слышится улыбка, – Особенно для ведьмаков, верно?       Удивительно, но от простых слов становится чуть легче. Прощать себя у него обычно получается не очень хорошо, но вот извлекать уроки Геральт умеет. Не надо больше быть такой свиньёй по отношению к Регису, вот что. Этот непонятный человек и в самом деле не желает ему ничего плохого, да и отчего-то готов помочь. Стоит хотя бы отплатить ему тем же, раз уж они теперь в одной лодке.       Наверное, поэтому уже позже, перед тем, как забраться под меховые одеяла и что есть силы пихнуть Эскеля, чтобы тот подвинулся, напоследок Геральт думает:       – Ну, спокойной ночи, что ли, Регис.       – И тебе спокойной ночи, юный ведьмак, – тихо отзывается в голове голос. – И, прошу, не забывай про пояснения на латыни. Надеюсь, ты помнишь, как звучит на ней наименование крушины?       – Франгула, да, – закатывает глаза Геральт. – Помню. Сдалась тебе эта латынь... Дурацкий язык.       – О, в своё время я поведаю историю, после которой ты, возможно, изменишь своё мнение. Впрочем, как-нибудь позже. Засыпай, Геральт.       – Угу, – уже полусонный, отзывается он больше подушке, чем Регису, и медленно закрывает наливающиеся свинцом веки.       Почти всю ночь ему не снится ничего, но под утро он вдруг видит ясную от солнца поляну – и высокую фигуру в окровавленном фартуке, выходящую из-за деревьев с едва заметной улыбкой. _____________________________________________________________________ *Термиты, со своими непереводимыми **семействами и ***подсемействами (лат.)