Я появлюсь к тебе – ты позвони!

И дай нам, Господи, пожить, друзья мои, Без революции и без войны. И чтобы в жизни, с горками и с ямами, Друг другу были мы всегда верны. Дружба это круглосуточно, Хоть пожар, хоть урожай. Это чувство не рассудочно: «Одевайся, приезжай!» О. Митяев

----------------- Где-то за Улуганом притулилась сыроварня с парой домиков для гостей. Во дворе журчал торопливый ручеек по бережкам которого алтайское разнотравье дурманом запахов сводило с ума. Две блондинки средних лет сидели за деревянным столиком в беседке и молча смотрели на горные вершины на горизонте. Говорят, что известному человеку не спрятаться. Ерунда. В России может прятаться кто угодно и на любой срок. А на Алтае и на целую жизнь. Этим двоим жизнь была не нужна. Им была нужна неделя. Неделя без телекамер, телефонных звонков, разговоров с журналистами и выстрелов фоторепортеров. Маленькая сыроварня полностью удовлетворяла их пожеланиям к игре в прятки с миром уже который год подряд. А когда-то давно, до известности, можно было просто сидеть в ресторане Сочи или Москвы и говорить о том, о чем пожелает душа. Давным-давно. В позапрошлой жизни. Там, где еще не было судов по опеке за детей, первых мест на Евровидении, олимпиад, помоев на голову из СМИ. Не было этой тошнотворной славы, которая неизбежно приходит следом за успехом. Они познакомились в середине 80-х, в одном из пионерских лагерей, куда обе попали по странному стечению обстоятельств, и где вовсе не должны были находиться, ни коренная москвичка, ни сибирячка. Может быть, так судьба и сводит нас со своими людьми, складывая неожиданно паззл из деталей, которые никогда не должны были попасть в одну коробку. У москвички были темные глаза, кудрявые черные волосы и тоска по невозможности из-за травмы попасть на летние сборы со своими. Они приехала грустить по пропущенному льду. У сибирячки была русая копна, несносный озорной характер, полное пренебрежение к правилам и отец-военный, который просто хотел месяц покоя от своей шебутной доченьки. Хорошо, пусть 21 день. Хоть что-то, скажу я вам, если у вас растет помело с шилом в заднице. Так они и встретились. - Этери,- чуть склонив голову к плечу, представилась москвичка. - Яна,- не отводя насмешливых глаз, ответила сибирячка. Это был самый занятный для обеих сезон в летнем лагере. И каждая получила свою дозу веселого удовольствия от нарушения правил и умения им следовать в своих интересах. Они сошлись: вода и камень, стихи и проза, лед и пламень. Не столь различны меж собой. Янка презирала любые нормы и законы, если они шли вразрез с ее желаниями. Преград она знать не знала и видеть не желала. Настойчивая, как маленький танк, Яна шла к цели и не успокаивалась, пока не доходила. Если в результате ей задуманная авантюра грозила смертью, то смерть должна была подвинуться и не мешать Яне Александровне. Тишайшая Этери никогда не спорила с правилами. Она их просто внимательно читала. Вникала. Принимала и обтекала, как вода обтекает слишком твердую горную породу, прокладывая русло в более мягкой и податливой. Терпеливо и упорно, не пререкаясь с писаным и не обращая внимание на неписаное. И если в результате задуманная авантюра грозила смертью, то у Этери Георгиевны был список пунктов правил, по которому смерть обязана была в данном случае подставить спину и дать ей взобраться на вершину, не причинив вреда. С этого начались их отношения, которое потом уже и дружбой-то было бы назвать сложно, так переплелись, сцепились души, почти сплавились в одну общую. Это было родство. Оно не требовало никаких публичных деклараций и избегало пристального внимания посторонних. Пережив 90-ые, пробивая собственными характерами 2000-ые, став теми, кем они обе стали, женщины держали в тайне от любопытных глаз факт своего близкого знакомства. В прошлом году это внезапно стало очень выгодно. Карантин убивал всю намеченную подготовку к сезону. И самое страшное, что при соблюдении тех мер, при которых когда-нибудь (когда?) их запустят на лед, она могла тренировать только при условии, что в сутках будет часов 30. При этом спать в эти 30 часов ей не придется. - Ян, где взять лед?- прилетает сообщение в 10 вечера. - В холодильнике,- логичный ответ под знакомой ничего не значащей для посторонних аватаркой и надписью “Я” - Ха-ха… А для тренировок? - Нигде. Карантин над землей, карантин! - А потом? У меня их несколько десятков. Я почитала планируемые ограничения. Мне никогда не успеть всех по программам и планам выкатать при таких условиях. - Ну, у нас пока олигархи своих мажоров не набежали тренировать. Могу взять часть твоих. - Бесплатно? - Ха-ха. Не смешно шутишь, дорогая. - И что я родителям скажу? Льда нет, но есть вон там - у черта на куличках. Гоняйте за свои деньги. А, да! Тренера там тоже нет. - Женька готов начать тренерскую деятельность. - А тренерская деятельность готова к тому, что Женька начнет? - Не будь сукой, он мой муж все-таки! - Как муж, я уверена, он неоценим. Но быть тренером ему это вряд ли поможет! - Ладно… Что тебе надо от этой жизни, Тутберидзе? - Чтобы на один сезон часть разбежалась, а потом вернулась как ни в чем не бывало. - Тренера дашь? - Любого из второго состава. Не жалко. - Ладно. Тогда сиди тихо и не мешай. Розанов сдался первым под Янкиным напором. Танк он и есть танк. А дальше было делом техники. Жилины, Сашка Трусова, а потом и влюбленная до самозабвения в себя и жаждущая очаровать красавчика-тренера Косторная. А дальше внезапно замерло. - Этери, дай номер своего гипнотизера,- прилетело однажды вечером. - Не поняла! - Они у тебя заговоренные. Я им и деньги, и славу, и лучшие в стране условия, а там хоровое пение: “Спасибо, мы у Этери Георгиевны остаемся”. Я хочу этот гипноз! Озолочусь на нем с нашими эстрадными проститутками! - Янка, это любовь! - Иди в баню! Все любят только одно - деньги! Уж я-то знаю! - Даже ты? - Я в первую очередь! - Даже я? - Ненормальные не в счет! - Я тебя тоже люблю, Рудковская. Трусова и Косторная - уже большая польза. Спс. - Да, подавись! **** И вот прошел год. Все карты снова в колоде. Две блондинки средних лет сидят в тихом дворе алтайской сыроварни и смотрят на закат. Этери кладет свою руку на ладонь Яны, которая тут же разворачивается, и их пальцы переплетаются. Тишина над миром плотная, словно одеяло, укрывшее от суеты большой жизни. - Дишка с Глебом играют в молодую семью,- негромко рассказывает Этери. - Да и пусть. Взрослые ж люди,- эмоционально одобряет Яна - Да уж!- фыркает в ответ ее собеседница. - Мне было 15, когда я эти игры начала,- пожимает продюссерша плечами - Рудковская, о твоей темной и бурной личной жизни знает каждая собака в этой стране,- хохочет Этери. - Так хорошая ж личная жизнь! Четверо детей!- возмущается Яна - Это точно! Только ты можешь измерять перипетии отношений количеством полученных разнообразно детей, Янка!- восхищается Тутберидзе - Ну а что? Я их всех люблю. Я даже Женьку люблю, хоть он и балбес, конечно. Зато доверчивый. Искренне верит, что мы переманивали звезд,- доверительно сообщает Яна - Я уж думала, он актер хороший, а ты его просто не посвящаешь в планы,- качает головой Этери. - Меньше знает, крепче спит и искреннее реагирует,- отрубает Рудковская. Цель вижу, препятствий не замечаю. На правила плюю. Танк он и есть танк. - Любит он тебя, Янка!- мечтательно говорит Тутберидзе. - Деньги он любит, Этерь,- сурово отзывается Рдуковская,- все любят деньги! - Даже ты? - Я в первую очередь! - Даже я? - Ненормальные не в счет! По склону алтайской горы в сторону Чуйского тракта летит дружный женский смех. Одну неделю в году можно смеяться вместе и не думать о том, что кто-то уже строчит репортаж, в котором Рудковская посмеялась над Тутберидзе. Или наоборот.