не замена

то, что было пережито в поместье бейкеров, с происходящим сейчас можно сравнить со сказкой для детей, как с той, что матерь миранда, перевоплотившись, рассказывала маленькой розе. но она мертва. а теперь кто будет читать книжки? мии ведь тоже нет. та безумная женщина убила ее во имя воплощения жестокого плана по воскрешению своей дочери. безжалостно лишила ее жизни, а итана оставила живым будто ему назло, мол, смотри, ты не рассыпался в песок, как остальные плесневики, а остался без руки и нескольких пальцев, вот, живи дальше! каждую ночь вспоминай о своей супруге, которая лежит в каменных сырых казематах среди стопок отчетов об экспериментах и которая так и не узнает, что случилось с ее семьей дальше. и лучше бы вместо нее в заледеневшей деревне остался итан. он устал. очень устал. каждую ночь он вскакивает не только от кошмаров, что рвут ему душу когтистыми ручищами, вороша все то, что не получается запрятать в долгий ящик и выкинуть из памяти, но и от криков маленькой розы, на которую лишний раз без слез взглянуть жалко. как же она будет расти без матери, да еще и в компании отца-инвалида? с тремя пальцами на руках из десяти и резко упавшим здоровьем, без былого умения присобачить обратно на место отвалившуюся кисть руки, он не то что поднять и укачать ее не мог, а даже элементарно покормить. и все это стало еще одной пыткой, свалившейся тяжелейшим грузом на плечи. грусть, скорбь и вина давили на бедные кости до тех пор, пока на пороге дома не объявился крис. рэдфилд. крис, мать его, рэдфилд, который по одному лишь телефонному звонку и жалобному «помоги» примчал в совершенно новый дом с пакетами продуктов, улыбкой до ушей, протезом для правой руки и абонементом на посещение психолога. он полил увядшие цветы, прибрался в темных комнатах, помог покормить розу и на немой вопрос «зачем» пожал плечами, мол, это меньшее, что я могу сделать. итану не нужна была жалость, но он понимал, что рано или поздно он бы совсем замкнулся, перестав заботиться о единственном человеке, ради которого он обязан жить - он перестал бы жить ради дочки, которая так была похожа лицом на его погибшую жену. крис же разговоров о ней никогда не заводил. боялся, что его друг сорвется и ненароком сделает что-то очень плохое. а ведь тот может. мрачный, обессиленный и заметно схуднувший, уинтерс сделался вспыльчивым и ощетинившимся, будто еж, и мог запросто вырвать из крепких рук бутылочку с молоком или кухонный нож. но крис надеялся, что с походами к врачу это все удастся исправить, что получится забыть о пережитом кошмаре недавно и несколько лет назад, что получится снова стать тем самым итаном уинтерсом, который работал инженером и пил горький кофе на обеденных перерывах. он честно мечтал и надеялся, а пока оставался по возможности в гостях подолгу, помогая с работой по дому и максимально откладывая свою, более важную. потом, это все потом, сейчас главное - поддержать и помочь. хотя бы попытаться. так практически без изменений прошло несколько недель. итан уже почти научился справляться с протезом, а крис овладел искусством нарезания овощей для салата - все-таки, большую часть времени готовили ему, а не он сам для кого-то. клэр передавала приветы и какие-то гостинцы для младшей из остатков семьи уинтерс, которая, к слову, с появлением почти двухметровой няньки стала вести себя в разы спокойнее. и когда уставший от душевных терзаний итан засыпал где-нибудь в гостиной на кресле, крис, бывало, сам укачивал маленького ребенка, каждый раз с удивлением и тенью умиления отмечая светлые волосы на младенческой голове. в папу пошла, думал он с легкой полуулыбкой и кидая, собственно, на отца взгляд. спящий итан выглядел несколько иначе. он становился менее мрачным, но светлые брови его все равно были сведены к переносице и он морщился, будто ему снилось что-то неприятное. мия, скорее всего. в таких случаях долго поспать ему не удавалось и он неизменно подскакивал, когда криса уже не было и в доме из всех источников света работал только ночник у кроватки розы и торшер около дивана, где в основном спал уинтерс. еще бывало, что итан не спал совсем и сидел рядом с дочерью, почти не шевелясь - он будто боялся, что стоит ему на секунду отвернуться, как ее тут же похитят. а когда рэдфилду удавалось остаться на ночь, он давал успокоительное вкупе со снотворным, прописанное врачами, и умолял лечь в постель. нередко такое влекло за собой ссоры, мол, я отец и имею полное право делать все, что мне вздумается, а ты - просто тот, кто повсюду за мной ходит. такое обижало. чуть-чуть, ибо надо было понимать, что нормальный, не сведенный с ума горем итан такое бы вряд-ли сказал. пролетело еще несколько месяцев, и этот период повлиял на уинтерса даже как-то положительно. он стал чуть более открытым, охотнее шел с крисом на контакт и посещал психолога раз в неделю. он начал спать и питаться лучше, привык к протезу и сумел справляться с дочерью в одиночку, когда его «помощника» прямо заваливали работой. это не могло не радовать, ведь за ужином теперь можно было поговорить о каких-нибудь отвлеченных темах, а не напряженно молчать, потому что один не может подобрать тему, а второй - накручивает и проклинает себя. крис мог рассказывать о чем-то из своей жизни или с прямо отцовской теплотой говорить о розе, и итан его внимательно слушал. но что-то подсказывало, что мию забыть ему все же не получилось. не получилось выбросить из памяти весь тот ужас, связанный с ней. однако с этим уже специалисты справятся, а задача рэдфилда - взять под свое крыло человека, потерявшего любимую, по его мнению, успешно выполнена. была дождливая ночь. крис собирал свои немногочисленные вещи, что успел привезти в ставший вторым дом, отписывал клэр по паре сообщений каждые несколько минут, извещая, что скоро или не очень вернется домой к себе, а итан уже давно уложил дочь спать. сам и без посторонней помощи, как раньше. — крис… тот обернулся. итан напряженно и неотрывно смотрел на него. повисла тишина, прерываемая лишь звуками с улицы, и он мелко подрагивал, словно боясь. — не уходи, крис, — внезапно итан тянется изуродованной левой рукой, тем, что от нее осталось, к темной футболке и нелепо обхватывает мускулистое тело, обнимая и утыкаясь носом в изгиб мощной шеи. за окном тарабанит дождь, стуча каплями, словно оборотень когтями по крыше, а вспышки молний периодически ложились белыми полосами на широкую спину. стало как-то по-странному тепло. — я не выдержу, если и ты бросишь меня. хотя бы на день задержись, прошу. рэдфилд обнимает тоже и держит крепко, будто сам боясь отпустить. и все-таки, он не замена мии. итан это понимает и знает, что никого не будет любить так, как любил ее. но криса он тоже любит, пусть и по-другому. полюбил за этот короткий промежуток времени, схватившись, как за спасательный круг. а тот ему помогает, служит крепкой опорой, он - тот, кто не дал сгинуть в пучине собственных переживаний, тот, кто терпит и направляет на свет. и итан ему за это очень благодарен, пусть вслух выражает это нечасто. почти никогда. — не уйду, — широкая ладонь ложится на светловолосую макушку. — не оставлю, итан, ни тебя, ни розу.