Наказан

Тэхен в последнее время рассеянный на работе. Ну как, в последнее время — с тех пор, как Чонгуку исполнилось двадцать три, и он решил, что они с пуговицами идут разными путями: он к звездам, а они нахуй. У Тэхена голова каждый раз кружится и сжатые зубы поскрипывают, когда Чонгук перед камерой в этой рубашке, расстегнутой аж до пупка (и не самим Тэхеном расстегнутой, а просто так). А пиздюку каждый раз нравится — он в твиттер поглядывает то и дело и хихикает смущенно, потому что там «ЧОН ЧОНГУК» капсом в мировых трендах и голая грудь его на каждом первом фото в ленте. А Тэхен взгляда оторвать не может от мощной шеи, плавно переходящей в красивые ключицы, на которых так хочется, но нельзя оставлять быстро краснеющие следы, от четкой разделительной линии между накачанными грудными мышцами, от этих самых мышц, что играют, стоит Чонгуку повести плечами в танце. Тэхен на них залипает много лет уже, и Чонгуку, что сейчас ухмыляется, глядя ему в глаза, и языком быстро-быстро по нижней губе проводит, это отлично известно. Но и Тэхен тоже кое-что знает. У Чонгука невероятно чувствительные соски. Съемки очередного выступления рано или поздно закончатся, и Тэхен, выходя со студии, вплотную прижмется к нему сзади и шепнет, обдавая ухо горячим дыханием: «не переодевайся». Чонгук вздрогнет от неожиданности и поежится едва-едва, прежде чем сесть в машину вместе с Чимином, которому по пути. У Тэхена есть еще пара дел в агентстве, поэтому он поедет туда, поспешно проведет разговор с продюсером о том, какая аранжировка для его новой песни больше подойдет, попробует записаться сразу же, получит выговор за срывающийся голос и сошлется на больное горло. Которое не болит ни капельки, просто не получится у него быть профессионалом, сегодня нет. Перед глазами пусто, только чертов Чон Чонгук, как обычно, капсом и с голой грудью. Сев в машину, Тэхен зачем-то откроет твиттер, и там, как и ожидалось — тоже он, с наглой улыбкой, посланными нахуй пуговицами и этой его линией. Блять. Когда водитель, наконец, остановит машину, пройдя через все пробки ада, именуемого Сеулом, и Тэхен откроет дверь, Чонгук будет ждать за ноутбуком с какой-то игрой, где с порога понятно — проигрывает. И Тэхен не упустит возможности подстебнуть, что как же так, неужто руки дрожат у золотого макне, но с шалыми глазами столкнется и поймет — дрожат. Чонгук, как послушный мальчик, и впрямь не переоденется, и рубашка эта перед Тэхеном будет как красная тряпка для быка, но и сам макне посмотрит взглядом абсолютно поплывшим, чтобы Тэхен понял, как сильно его тут ждали. Встанет поспешно, прильнет той самой грудью, что с мышцами каменными, выдохнет свое «я заждался» на ухо. Тэхен спешить не будет, вопреки урагану, который в его голове бушует, он губами нежно прихватит нижнюю губу, а пальцами одной руки нетерпеливо — по рубашке этой расстегнутой, задевая сосок через ткань. И Чонгук в его объятиях вздрогнет и прижмется плотнее к ласкающей руке. Макне заскулит в голос, когда грубая ткань рубашки над чувствительным соском вдруг натянется и заскользит, потому что другая рука Тэхена уцепится за нее со спины.  — Знаешь, что в сегодняшнем видео твой сосок почти совершил камбэк? — промурлычет Тэхен. Чонгук сглотнет, и с вызовом:  — И что? Как думаешь, светит ли ему первое место в Hot 100?  — Без всяких сомнений, потому что ничего горячее в интернете никто уже не увидит, — пообещает Тэхен, и, снова натянув жесткую ткань на его груди, пройдется по ней своим языком, заставляя макне захлебнуться воздухом. — Ты каждый раз нарываешься на неприятности, ты знаешь? — Новое движение языком по чувствительному комочку под мокрой от слюны тканью, и пальцы Чонгука вцепятся в предплечья, пытаясь то ли оттолкнуть, то ли притянуть ближе. Он будет тереться об него давно стоящим членом беззастенчиво, но Тэхен на это не купится — маленький говнюк должен быть наказан, поэтому сегодня его член ничего не получит. Вместо этого Тэхен опустится медленно вместе с ним на колени, прямо на покрытый ламинатом пол, и наконец скользнет кончиками пальцев под рубашку, вырывая у Чонгука новый судорожный вздох. Он не будет спешить, плавным дразнящим движением обводя пальцем ареолу и едва-едва касаясь набухшего бугорка, пока Чонгук не захнычет, перехватывая его запястье и прижимая плотно к своей груди, на что Тэхен лишь хмыкнет и обе руки уберет за спину. Снова накроет сосок своим ртом, горячо выдохнет прямо на влажную ткань и низко прошепчет прямо в нее:  — Ты так сильно хотел всем их показать сегодня, что теперь наказан. Красивый палец Тэхена очертит линию ключиц и заскользит по той самой линии между грудных мышц, остановившись там, где заканчивается вырез — как и ожидалось, где-то прямо над верхними кубиками пресса. И тут Тэхен согласится, что пуговицы идут нахуй, поэтому он дернет сильней, заставляя последние раскатиться по полу.  — Это был сценический костюм, — хихикнет Чонгук. — Животное.  — Значит, в следующий раз стилист-нуна подберет тебе что-то закрытое, — пожмет плечами Тэхен. — Может, толстовку оверсайз или пуховик. Чонгук фыркнет, но тут же снова задохнется, когда Тэхен разведет полы его рубашки в стороны и языком, не церемонясь, проведет прямо по соску, тут же зажав второй между пальцами. Мышцы пресса макне станут ярче по мере того, как он будет силиться отклониться назад и в то же время стремиться навстречу наглому языку, что чертит какие-то неведомые узоры на его груди. Каждый раз, когда Тэхен заденет сосок, Чонгук будет тихо постанывать в голос. Тэхен же надавит ему на плечи, укладывая его на пол и устраиваясь между его ног.  — Будь внимателен, — потребует он, прежде чем снова прильнет к его соску, на этот раз другому, а Чонгук поймет, что линии, которые он вычерчивает своим языком, на самом деле не просто линии. Тэхен на его груди аккуратно вычерчивает буквы.  — Это сложнее, чем Run BTS, — заметит Чонгук срывающимся голосом.  — Надо будет снять такой эпизод, — буднично предложит Тэхен, возвращаясь к своему занятию.  — Ты… — Чонгук попытается извиваться под ним от наглых движений языка, но замрет, стоит Тэхену остановиться.  — Угадал. Язык снова заскользит по раскрасневшейся нежной коже, и Тэхен, закончив вычерчивать слово, не сможет удержаться, чтобы не прикусить ее чуть выше потемневшего от стимуляции соска, оставляя свою метку, — посмотрим, как теперь ты повыступаешь с голой грудью, Чон Чонгук. Он поднимет голову, чтобы поймать потерянный взгляд макне своим, и слегка приподнимет бровь.  — Наказан, — выдохнет Чонгук.  — Именно, — улыбнется Тэхен, возвращаясь к своему занятию. Нет, правда, его каллиграфия языком лучше, чем то, что он пишет от руки, судя по тому, что Чонгук снова угадает.  — Я… тебя… фиолетовлю? Серьезно?!  — Нет в тебе романтики, — возмутится Тэхен. Легкий укус за чувствительный сосок — и Чонгук спину выгнет и потрется об его пах собственным.  — Хен, — снова едва слышно, на выдохе. — Не дай мне кончить в штаны, как в прошлый раз. Тэхен же, право, не варвар, поэтому брюки с Чонгука аккуратно стянет вместе с бельем. Его член, подрагивая, прижмется к животу — темно-красный, истекающий на головке — Чонгук и впрямь долго его ждал. Но Тэхен приласкает его там лишь взглядом, потому что не шутил, когда говорил, что тот наказан. И рубашку эту блядскую снять ему не позволит, даже тогда, когда от размеренных, но хаотичных движений языка Тэхена макне изогнется, впиваясь пальцами в жесткий ламинат, голову свою фиолетовую назад откинет и простонет, виртуозно беря самые верхние ноты. Пидогга бы сюда, чтобы это записать, но лучше не надо. Черт с ними с сосками, которыми Чонгук решил сверкать повсюду, но Тэхен никому не позволит видеть его вот таким — тяжело дышащим, растрепанным, потерянным, перепачканным в собственной сперме, которую Тэхен сейчас вытрет со своего подбородка, а потом тщательно слижет с каждого кубика любимого пресса и убедится обязательно, что на блядскую рубашку тоже попало. Чонгук после глаза откроет и улыбнется чуть виновато — не из-за того, что наказание сработало, просто он каждый раз смущается от того, что кончает вот так, не прикасаясь к себе, от одного лишь языка Тэхена на его сосках. Но с пуговицами он не помирится примерно никогда. Именно поэтому.