Звездное небо и керосиновая лампа

У всех нас есть тот человек, которому порой хочется открыть самые незаметные для других уголки мыслей. Открыть нараспашку, выпустить все, что днями, месяцами, годами таится настолько глубоко, что больно открывать, кажется будто вместе с этим выдираешь себе всю нервную систему, а легкие наполняет мерзкая пыль, оседая и не давая даже вдохнуть нормально. По крайней мере, так это ощущается для Леви. У него никогда не было человека, который бы выслушал, просто молча уперевшись взглядом в книгу, но внимательно и спокойно, давая вслушаться в биение сердца и ровное дыхание, шелест страниц и едва слышимый звук керосиновой лампы на столе. Ему всегда казалось, что на этом свете он существует не как все, а для всех. Он сильнейший войн человечества, он существует во благо человечества, он - его щит и меч. Порой ему казалось, что он просто два клинка и маневровый привод. А потом появились Ханджи со своими глупыми и бессмысленными криками про титанов. Такие эмоциональные и экспрессивные, что первое время Леви казалось, у него голова взорвется, если он хотя бы пять минут побудет рядом с ними. Вечные разговоры, риски на вылазках, попытки поймать живьем этих тварей - в этом была вся Ханджи Зоэ. Она не слушала, не умела себя сдерживать, и Аккерман потерялся в этой сумбурности и несдержанности, в этой безрассудности. Терялся, не мог ее понять, и было уже решил, что они просто сделаны из разной глины. Пока однажды Ханджи не стали тем самым человеком. Все случилось как-то неожиданно, странно и скомкано, когда Леви однажды просто бродил по коридорам от бессонницы. В его комнате было душно, жарко, тревожные мысли затягивались в его голове, схватывая в прочный капкан, а в коридоре было тихо. И каким-то боком он дошел до приоткрытой двери Зоэ, хотя та находилась совершенно в другой части штаба. С тех пор он приходил к ним каждый раз, когда стены сдавливал со всех сторон. Сегодняшний вечер не стал исключением. Леви воротило, он не мог даже глаза закрыть - начинало тошнить. Босыми ногами он шел по скрипучему деревянному полу, в голове приказывая себе наконец-то выровнять дыхание и не вести себя так отвратительно и трусливо. Он остановился напротив двери, из-под которой как обычно струился желтоватый свет и был слышен шелест долгих и нудных страниц отчетов, записей и писем. Капрал замер, его вдруг прошибла слабость, когда он постарался вернуть своему лицу обычное невозмутимое выражение. Леви неловко приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. Картина, знакомая уже больше пяти лет. Ханджи сидела за столом, грызя карандаш с незаинтересованным лицом, словно ребенок, который упорно не хотел делать домашнее задание. Очки отражали свет так, что были похожи на две серебрянные монеты, а волосы, которые Аккерман заставил ее помыть пару дней назад, теперь снова были небрежно собраны на затылке. -Четырехглазая, снова не спишь? - капрал облокотился о дверь, складывая руки на груди. Зоэ выронила карандаш из губ, чертыхнувшись себе под нос. -Леви? - увидев, кто стоит при входе, она осела, поправляя свой кардиган и очки, - снова не спится? - они мягко улыбнулись, собирая все бумажки по стопкам, пока Аккерман закрывал дверь, неловко переминаясь с ноги на ногу. -Не спится. Ханджи хмыкнула, беря в руки книгу и жестом приглашая Леви в кровать за собой. Последний оживился, глубоко вдохнув и немного улыбнувшись. Ханджи не осудит, она поймет.Ханджи пожалуй была одной из немногих, кому он доверял свои чувства, свои слезы и свою улыбку, знал, что она сбережет и никому не расскажет, какую слабость порой он себе позволяет. Они улеглись под одним одеялом, Леви уронил голову на смуглое плечо, выдыхая накалившийся в легких воздух. -Ханджи, постригись уже один раз, - одернул прядь, которая лезла в глаза. Зоэ никогда не злились на него, на его характер и порой грубые высказывания. Знали, что по-другому не может - слишком тошно и больно ворошить старые раны, которые небрежно зашиты внешней хладнокровностью. Запустили руку в отросшие смольные волосы, почувствовав, как дрогнуло и расслабилось тело рядом. -Хорошо, обязательно, - он знал, что стричь ее придется ему самому, когда подвернется удачный момент, потому что эта хаотичная натура последний раз сама стриглась в далеком детстве, когда на зло матери отрезала свои длинные косы. И лучше не давать им в руки ножницы, - что тебя тревожит? - спросили как-то необычно спокойно, тихо, не отрываясь от книги. Слишком хорошо знали, что он не расскажет, пока не будет уверен, что его никто не слушает. -Сегодня снова погибло столько людей. Не могу закрыть глаза - перед глазами сразу их трупы, - что удивляло Ханджи в Леви с самого начала, так это его огромная человечность, понимание ценности человеческой жизни и излишнее чувство ответсвенности за нее. Он не мог спать спокойно после вылазок никогда, даже если еле стоял на ногах - переживал за то, что они даже не все тела сумели забрать, что нечего вести родным и близким павших солдат, а что им сказать? Как посмотреть в глаза? Как объяснить, что их любимые сейчас в желудках титанов? -Ты ни в чем не виноват, Леви. -Столько лет прошло, а я все еще не могу привыкнуть к смерти. Она ходит по пятам, кажется, нужно уже было бы привыкнуть, но не могу. -Ты очень ценишь каждого человека, - на секунду остановились, делая вдох, пытаясь успокоить ноющее сердце, - и это я в тебе особенно уважаю и люблю. Но ты не в ответе за смерти наших товарищей. Ты все еще сам человек, ты не всегда сможешь всех спасти, и ты уже делаешь для человечества все, что в твоих силах. Я в разведке еще дольше, чем ты, но даже я не могу пережить гибель солдат, которых нет уже давным-давно. Тяжело отпустить и принять, что их жизни кончаются так нелепо. Он промолчал. Не было сил и желания говорить, хотелось просто спрятаться где-нибудь, где нет гигантов, людей, острых клинков и вообще ничего. Где есть только пустота и успокаивающий голос Ханджи. -Знаешь, когда я начинаю погружаться в такие мысли, я смотрю на небо ночью. Когда на нем показываются звезды, мне кажется, будто все наши солдаты, все мои павшие друзья смотрят на меня и улыбаются. Леви уставился на керосиновую лампу на столе Ханджи, чувствуя, как бессонница отступает и вместо тел товарищей он видит звездное небо со сверкающими звездами.