Огнём и Кровью

… С самого отрочества Олегу про его скверный характер твердили. Да не слушал, окаянный, он ихние упрёки. Всё на свой лад пускал, всё только по-своему и вершил. А как настал час расплаты — так и кровушкой поплатился. Вот что получается тогда? Лежал волколак неизвестно сколько где-то в Лесу без сознания, со стрелою в левом боку. А все б по-другому пошло, коль Волков соизволил послушаться. Началось всё с того, что в стае волколачьей слухи поползли о том, что скоро сила государственная треклятому Царевичу уж перейдёт. И нашептал кто-то из Люда, что уж и идеи насчёт нечисти всякой у него коварные, якобы истребить он хочет да все летописи с ними уничтожить. Местные мары нагадали ещё, что отвадить беду этакую способен лишь обряд старинный. Да вот сам Старейшина как только услышал затею эту из уст Волкова, так оплеуху знатную и отвесил, а Олег как рассерчает, так и поклялся обряд сам провести да самому все для обряда того надыбить. А надо было — всего-то! Кровушки младой да любой клубок пряжи. Кровушку младую он сыскал, даже напугать до смерти папашу девчонки умудрился, да вот, бежал он через поля соседние, там-то его и засекли, нечисть такую. Выстрел — и стрела уж в мохнатом боку волколак. Кое-как они сумели до Лесов добраться. Волков девчонке сидеть приказал смирно около Озера, да чтоб не сбежала. Та глазенки вылупила на него, понял он: оставлять одну можно, сам же отправился рыскать по Лесу в поисках трав целебных. Но боль рвала все силы его, бок из-за заточенного наконечника болел невыносимо. И вскоре тому выносливости не хватило, чтоб дальше странствовать. Позже и лапы отказали — упал он где-то в кустах колючих. Через час иль больше уж и жажда невыносимая наступила. Олег очи аж закрыл, решив, что последние часы доживает славным волколаком, да вот — по Лесу бегали двое. Что-то о нечисти болтали, всё то смеялись, то шугались. Один голос властный, женский, а второй — совсем юношеский. Навострил Волков уши — и точно! Скорее всего, его и ищат, окаянные! Да и показались на лесной опушке дева с луком русая сначала, а за ней рыжевласый юноша красоты неписаной. У девушки сарафан самый простой, да вот знамениями языческими вышит. Точно мара, чтоб её!.. А юноша… А юноша был одет дорого. По-царски. Одежды его тонкими каёмочками золота были вышиты. Сумасшедший, по Лесу ихнему и в таком виде бродить явился. А мара всё что-то лопочет, вдруг о саму лапу нечисти и спотыкается, на земь падает, и уж тогда и заметили они Олега. Ради приличия волколак и голосу подал, да вот сил не было и на лапы встать. Дева вдруг лук как выхватит, как тетиву натянет, как прицелится, признаться, Волков аж хвост свой бурый поджал, только вот рыжевласый молодой человек, что до этого стоял белым как мел, её по руке ударил да приказал оружье спустить. Понял Олег, что некуда идти больше, бок разрывается от боли, в очах мутнеет и плывёт, да и заскулил. А рыжий не промах — к нему подкрался, даже не испугался, бок волколачий накидкой своей дорогой накрыл, приказал маре стрелу вытаскивать. Правда, губа нижняя у того от ужаса дрожала, казалось, чуток — и вовсе разрыдаться готов. Мара глаза зажмурила и принялась за стрелу тянуть. Ох, с какими хрустом и тяжестью наконечник из плоти выходил, Олег аж заскулил. Но вытащила она под конец да раны принялась обрабатывать. А сейчас... Вроде как мысли уж и в головушку волколачью возвращаются, но с болью. Всё плыло перед глазами. Волков медленно приподнялся на локтях, кряхтя от болезненного стука кровянного давления в висках. Оглядел свое тело — и удрученно вздохнул. Всё же, пока без сознания валялся, так и в человека и обратился. И руки теперь человечьи, и лицо на ощупь тоже людское. Повязки на боку болтались как тряпки, ибо мара повязывала их ещё на бок волчьего тела. А тело и вовсе укрыто не чем-то, а самими верхними одеждами этого юноши. Правда, прямо по карману расползлось красное кровавое пятно, перекрывая своим багряным оттенком блеск нитей позолоченных. Олег слабо встал на ноги. Пошатывался мужчина из-за невыносимой боли то-ли в боку, то-ли в голове, то-ли от всеобщей слабости. Причём, боль в висках такая противная, будто весь вечер накануне он то и делал, что выпивал. Темновласый медленно прошёлся на трясущихся ногах, всё время подхватывая спадавшие полы одежд дорогих. Принюхался к ткани — так чуть и не расчихался. Вонь невыносимая! Всё смешалось: благовония заморские, запах старой бумаги, запашок птиц да… Волков тщательнее принюхался — так и есть! Запахи крови и сгоревшего дерева, смешавшиеся в единый вместе с приторным от вина чужеземного. Ну, неужели. Олег хмыкнул: значит, помимо каких-то обрядов странных тот незнакомец ещё и выпить любил. Стоило Волкову немного голову в бок повернуть — так и встретил он того, кому одежды эти и принадлежали. Юноша спал около дерева, завалившись спиной на широкий ствол. Спал крепко, сложив руки у себя на животе и укрывщись каким-то потрепанным полушубком. Волколак нахмурился: ныне же осень уж, пускай и не самая холодная, так и замёрзнуть мог, на земле валяться-то! Олег медленно присел и подкрался к спящему юноше ближе. Удивительно, а пишут ли с его лика картины? Или, того лучше, иконы? Ведь походил он, как казалось волколаку, на какого-нибудь Святого, да вот только Волков мало бывал в церквях местных и о иконописи тоже ведал мало. Для себя же Олег приметил, что ему нравится лик юноши; светлый, будто весь из себя резной, сделанный мастером умелым. Ясно было, что не из простых людей этот юноша, коль личико его чистое да одежды дорогие. Волков замер: молод, рыжевласый… В одеждах нити позолоченные вплетены… Уж неужто это тот самый Царевич, что в страхе идеями своими весь народ держит?.. Сам рыжевласый, по всей видимости, почуял, что кто-то за ним пристально наблюдает, рассматривает его с ног до головы, так и решил он глаза открыть. Как только приподнял сонно свои веки, чуть было от страха и не взвизгнул. На ноги вскочил да за оружием в ножны свои потянулся. — Т-ты… — губа дрожала вновь, как вчера прямо, пока они волколака спасали. — Ты кто?! Олег поймал рукой сползшую с плеча одежду и перевёл взгляд на ножны. А они-то — ох! На вес золота. Дорогие, чтоб его… Из кожи заморской сделаны, с самой меткой царской по середине. Точно — сам Царевич перед ним! — Спрашиваю, чертовщина ты этакая, кто ты? — Рыжевласый глазенки вылупил. Тут он, прищуривщись, разглядел всё же одежды свои верхние на мужчине, и испуг его сменился искренним изумлением. Юноша убрал руку свою с торчащей из ножен рукоятки орудия да поровнее встал к дереву. — Ты у нас волколак, небось? — голубоглазый вопросительно приподнял свою густую левую бровь. — Которого мы вчера и нашли?... — Это уж как Вам угодно, — пожал плечами Олег. — Благодарствую, что Вы меня вчера от смертушки скорой спасли. — Да… — нахмурился тот. — Это не меня больше благодарствовать следует, а Юлю нашу. — Юлю? — Ну, да, дева со мной тут была. — Мара, небось? Рыжевласый фыркнул: — Догадливый просто, иль знаешь о ней что-то? — Я на мар этих ваших насмотрелся уж много, — слабо улыбнулся Волков. — Дак и сарафан её за себя выдаёт. Люд обычный поди не понимает, что за дева, а уж кто к нечисти приближен, тот и сразу вникнет. Юноша с неприкрытым удивлением рассматривал того в ответ. — А звать-то тебя как? — Олег. — Так и не сказал бы, что ты тот зверь ярый, что девчонку за Околицу потащил! — не по-доброму рассмеялся рыжевласый. Внутри Волкова все мгновенно замерло: неужто и впрямь эти двое загадочных за ним самим в Леса, как он и догадывался, на ночь глядя и побежали, чтоб девочку эту окаянную сыскать? — Думаю, Юля будет очень рада увидеть, что мы с тобой, по сути, уж и подружились, — наигранно улыбнулся юноша и потёр ладони. — И да, Олег, плохие новости для тебя, теперь ты полностью в наших владениях и навряд ли мара тебя отпустит. Волков не успевал даже осмысливать происходящее. Этот юноша менялся в лице с удивительной скоростью, то вот он сначала полусонный и шугающийся Олега, то вот он кидается уж угрозами и ликующий непонятно от чего. — А ты у нас… — Волков решил не отставать. — Царевич Сергей, верно? Сергей сдул упавшие на лицо рыжие пряди и хмыкнул: — Неужто не видно совсем? — Видно-видно, — Олег отмахнулся и сел на земь. — Ваши глотки царские я устал уж перекусывать, но коль пасть свою не закроешь, то назавтра очередного Царевича не сыщат. Волков тихо рассмеялся: поблагодарил, называется. Царевич-то сам не промах, красоваться любит в любые времена, так что иногда давать оплеуху, пускай и словесную, ему б не помешало. Вот и пущай думает теперь, что говорить, а о чем помалкивать надо бы, чтобы целым домой вернуться. — А ты у нас на язык остёр, Олег, — Сергей глаза закатил. — Коль попробуешь мне глотку перегрызть, так сам ты и погибнешь. — Эт ещё почему? — хмыкнул Волков. Вместо ответа Сергей запустил свою руку себе за пазуху и вытащил за тонкую верёвочку оттуда подвеску. А подвеска — в виде клыка с выбитой мордой на нем волчьей. — Амулет, — пожал плечами Царевич. — Сильный, мне Юлька его и даровал. Ни за что не сможешь ко мне прикоснуться с ним с намерением злым! — Да ты ж без неё и шагу ступить не можешь, — пробурчал Волков. Надолго он влип, ох, надолго. Ведь и придётся сначала все злодеяния покрыть, а уж потом и бежать обратно. — А если ослушаюсь — на шубу меня пустишь? Рыжевласый прикрыл глаза, будто раздумывал над вопросом. — А почему нет?