Огнём и Кровью

… — Знатно выплясывает… — Да не то слово, Олеж! Мара была слегка пьяна и колкий её язык постоянно заплетался. Зато какая она сегодня улыбчивая от всех медов стала, это ж ни передать, ни описать! Впрочем, Волков тоже вслед духом воспрянул. Даже на злосчастного Царевича не злился и на ехидные замечания мары не огрызался. А лишь лыбился каждому и каждой да вина дорогие попивал. — Теперь я понимаю ярое стремление Сергея в трезвости не пребывать. — Волков аж причмокнул от сладостного напитка. — Вина на вес золота… — Да Леший чтоб тебя побрал, Олеж! — засмеялась мара и отмахнулась рукой. — Не делай из нашего Царевича невидаль кого! Пьёт он мало. — По одеждам его не скажешь. Мара аж от кубка с вином оторвалась. Глазки свои прищурила, на Олега взоры хитрые кинула. Уста свои алые прикусила. И понял мужик, что лишнего отвесил. — А ты, Олег… — та к нему приблизилась донельзя близко, будто бы сейчас в объятия заключит. Волков попытался было чуток назад отклониться, чтоб не так нагнетающе чувствовалось марино соседство, да та ему не позволила: за грудки ухватила. — Сдаётся мне, одежды царские вынюхивал? — Ну было дело, — бурчит волколак и взор в сторону отводит. — Прислуга егойная меня как завидела — так и давай на шею мою насядать, одна девка, что, вроде, прачкой царской зваться соизволила, в меня охапку нарядов его бросила и указала мне топать к какой-то сестрице её, чтоб передать. А пока топал — смрад винный не мог же в нос не попасть! — Верю, долой трусить, — мара хохочет и отпускает того. А Олег как оказался не в цепкой хватке её — так и чуть дальше отсел. — То ли ещё будет, ах, тороплю все Знамения… Волков уши навострил. — А… Что ещё будет? — Смешно-о-ой! — Юлька прикрыла ладошкой своей девичьей уста, дабы смех её звонкий не раздался на весь пир. Прохохотала так несколько мгновений и улыбнулась самым невинным образом мужчине: — Не могу я рассказать тебе, Олежик, рада была бы, да вот… Не могу! Мара же я! Слишком много я знаю, Олег, слишком много! Теперь я молчать обязана, коль головушка мне дорога. — А что хоть за причина хохота твоего? Не ладно тут всё. Сердцем волколак почуял, что опять она за свои шутеечки о Царевиче взялась. Да к Гадалке не ходи — так оно и есть, поди! А Юля хитро прищурилась, кубок с винами к губам своим поднесла да наклонилась к самому уху волколака. — Тайна с Царевичем связана, — мара улыбается, горячее из-за питья дыхание опаляет шею. — Коль не понесёшь правду эту за три девять земель, так и поведаю. Клянёшься? — Да. Мара ухмыльнулася не очень добро. Вновь кубок к устам алым своим поднесла, вина отпила. Да промолвила: — Мужеложец Сергей наш. Волков аж подавился, пока тоже отпивал сладостный напиток. — Подожди… — улавливая ртом воздух, откашливался Олег. — Всмысле — мужеложец?.. То есть, он… — С мужиками спать ложится. — Юля закончила как ни в чём не бывало. И тут же на волколака шикнула: — Да кончай уже истерить, Олеж, Перуна ради! Учти, что клятву ты мне дал. Будешь трепаться об этом — проучим вместе с Царевичем! Олег и думать больше не мог ни о чём другом, как об этой тайне. Мужеложец… Аж передёрнуло того от мерзости слова! Му-же-ложец… С мужиками, значит, спать ложится… Да если б Олег такое проворачивал, да если б о таких извращениях у него среди волколаков узнали — так и растерзали б на месте! Где вообще этакое видано, чтоб мужик с мужиком…? Противно. Опять передёрнуло. А вот что если… У Олега земля из-под ног ушла от одной мысли. А вот что если Сергей только пред ним так заигрывает? Что если глаз тот на волколака положил? Что если соблазняет? А что если действительно соблазнит… Тут уж Олег вновь собственных мыслей смутился. Что значит «действительно»?! Даже думать о сие извращение нельзя! Никаких «а если…» и «действительно…», Олег! Даже думы не веди на сей счёт. Ведь Царевич — не девка красная. А такой же мужик, как и сам Олег. Просто ведёт себя… По-особому, что ли? Да, именно так! Не ведёт он себя просто как мужик русский, мужик настоящий! А как именно девка красная! Вот на него и Олег внутренне чуть ли не ведётся. А мара эта дряная всё прочуяла, когда Олег спал себе спокойно, поди, что-то у него в мыслях прочитала…! И теперь языком треплет! Вот собака она сутулая… Не заметил Олег в думах своих надвигающейся беды. Сергей отплясывать кончил, девок-танцовщиц расцеловал, да направился промочить горло своё к столу, где как раз рассиживались Юля да Олег. — Давно не отплясывал ты так, Царевич! — хохотнула Юля, еле державшая в ручках своих девичьих золочённый кубок вина. — Отвёл душеньку свою грешную хоть? — Эт смотря что грешным в наши дни считать! — рассмеялся рыжевласый и двояко так зыркнул на Волкова. Мужчина аж на месте захотел того придушить ко всем чертям собачьим. — Ну, мы-то все прекрасно понимаем, о чём речь идёт, — пропела довольная и пьяная мара. Рыжевласый опешил. Перевёл взор свой озёрный на бедного, уже от переживаний потного Волкова и сдавленно хохотнул: — Рассказала, да? Мара, хихикая, спрятала своё лицо за кубком. — И как он повёл себя? — Они будто бы не замечают Волкова. Будто бы он за сотню миль от них, а они обсуждают какого-то второсортного холопа. Обидно даже как-то… — А чего это ты, Царевич, у самого волколака не спрашиваешь? — Юля прищурилась и резко встала из-за ломящихся от яств стола. — Пойду-ка с остальными девами лясы поточу да попляшу от души. А вы, милые мои, не смейте за моё отсутствие друг другу глотки разорвать! И упорхнула эта мара птичкою в толпу плясавших. Около Царевича вдруг так сразу душно стало. Неприятно. Олег аж принялся за еду, чтобы отговориться на случай вопроса «а почему мы молчим?». Но не вышло. Сергей первый спросил: — Рассказала, значит? Спросил, главное, с какой-то усмешкой. — Угу, — пробурчал Волков, принимаясь обгладывать кости от варёного мяса. — И… Захотелось ли больше тебе меня убить? Олег поперхнулся. Не то, что бы он ещё не привык к дрянным вопросам от рыжевласого за весь срок службы. Но этот прозвучал так, будто бы громом пополам раскололо ясное небо. — Нет, больше не захотелось, — Волков попытался брать того его же оружием — красноречием и язвительностью. Но получилось не так безмятежно, как мог бы это же сказать Царевич. Волков распереживался и еле выдавил из себя эту недо-колкость. — Вот и хорошо. Сергей опёрся бедром на стол и взял в руки свой кубок с вином. Пил он небрежно: розоватые капли стекали у него по подбородку и сбегались куда-то под роскошный царский ворот. В одно мгновение рыжевласый своими пальцами в перстнях заправил рыжие локоны за ухо, и Олег узрел, как капли вина ещё ручейками стекаются по скулам Царевича. Ладно, лицом он ягодка, как говорится. С этим спорить нечего. Но не настолько ж он красен, чтоб мужики с ним спать ложились! А Царевич в миг стал веселее и добродушнее. Подсел он к волколаку и что-то принялся мурлыкать на мотив игравшей вокруг русской музыки. — Олеж! — внезапно повернулся Царевич, да так, что Волков от неожиданности чуть не подпрыгнул. — Вижу, что заскучал ты, родимый. Давай сыграем, значит, коль маешься! Что-то подсказывало Волкову, что играть с этим сумасшедшим равносильно великой опасности. Но становилось действительно скучно, поэтому волколак просто кивнул. — Вот и замечательно! — промурлыкал Сергей. — Слушай правила игры: по очереди задаём друг другу вопросы, а коль ты иль я выполняли подобное, то пьём за наше здоровье! — И всё? — Волков удивился: неужели так просто? — М-м-м, предлагаю слегка усложнить условия игры, — Сергей прищурился. Внутри Волкова от этого прищура аж что-то ухнуло. — Коль скучно нам с тобою, то будем друг друга поить. Ты должен пить — я тебя пою. Я — ты меня. А коль промахнётся из нас кто-то с вопросом, то сам и выпивает. Уже тысячу раз Олег пожалел, что не ушёл с этого пира раньше. Надо было заранее сваливать, да так, чтоб рыжевласый не нашёл… А тут — попал в просак! И ведь не денешься никуда! — Ну давай, Царевич, — вздохнул Волков. — Посмотрим, что за развлечение ты себе придумал. Сергей щурится ещё хитрее и тянет на себя очередной кубок вина. — Кто начнёт? Пред Волковым стоял действительно непростой выбор: этот Сергей знает о многих его слабостях, как бы поить ему того не пришлось! А если задаст первым вопрос Волков, а если этот засранец что-то выкинет внезапное — пиши пропало! — Ну… — вздохнул Олег. — Задавай ты. Рыжевласый хитро-хитро растянул свой рот в улыбке. За этот миг Волков уже пару раз пожалел, что согласился на эту игру. — Тогда… — Сергей в лёгком раздумьи над вопросом поднял свой кубок в воздух. — Чтож. Обманывал ли ты традиции своего народа? На лице Олега вздулась крупная жилка от напряжения. Могло быть и хуже, но вопрос из коварного разряда. Мужчина посмотрел на Царевича, который приготовился его поить, и с тяжестью на сердце кивнул. То, что он вообще находится в этом месте — уже есть обман традиций волколаков! Сергей протянул свои нежные руки к мужчине, взял того за подбородок, притянул к себе и начал вливать осторожно вина в рот волколачий. Делал он это так изящно, да и сам был этим явлением увлечён, что даже про существовавший вокруг пир позабыл. А когда вылил в рот весь кубок напитка, то своею ладонью в перстах утёр розоватые капельки, что попали мимо рта. — Твоя очередь, Олег, — весьма довольный собою Царевич уселся, поглядывая на мужчину в ожидании. — Вкушал ли ты уста другого мужчины? — брякнул Волков. А что брякнул — сам не понял. Тут же краснее наливного яблочка стал. Что за Леший его за язык тянул, глупца?! — Вот ты как, с козырей сразу пошёл, — прошептал Сергей. А затем медленно и загадочно кивнул, чуть поддался вперёд. — Вкушал. Олег дрожащей рукой берёт следующий кубок вина и тянется к рыжевласому. Берёт того за подбородок. — У тебя руки так трясутся, — хмыкает Царевич. — Да ты не бойся: хоть целиком ладонь свою мне в рот положи — сегодня точно не откушу. Волков принимается собственноручно поить рыжевласого. А тот так жадно глотал дурманящий напиток, что аж глаза прикрыл. Красиво. И жутко. У Олега были все возможности сейчас же бросить этот кубок и удалиться от стыда, но… Не сделал так, почему-то. Почему-то не удалился. Сергей глаза открывает и смотрит на того долго, выжидающе. Тянется, не отрываясь от изучения Волкова, к очередному кубку. Олег слышит, как царапают перстни Царевича золото кубков, Олег слышал, как стучит сердце рыжевласого. Олега повезло после очередного вина, вероятнее всего, после этого раза повезёт ещё больше. Но останавливать игру не хотелось. Царевич слишком заманил того своей забавою. — Хм… — наигранно задумался Сергей. — Вот чего, Олег… А… Сердце твоё сейчас по кому-нибудь рвётся? Сквозь проступивший хмель Волков не сразу суть вопроса уловил. Но как только до того, будто через плёнку, дошло — так сразу же Волков пришёл в замешательство. А что отвечать? Он вообще либо не помнит, какого это, либо не знает. Через хмель не поймёшь. Какая девушка ему сейчас нравится вообще? И девушка ли? — Впрочем, — Сергей вдруг ставит кубок на место и встаёт из-за стола. — Можешь не отвечать. Пойдём, покажу тебе кое-что. И нет бы отказаться. И нет бы уйти от этого предложения. Дак Волков и согласился же! Будь он трезв, то не поверил бы сам себе, что без отнекиваний согласился проследовать за рыжевласым. Никто, по всей видимости, и не заметил, как эти двое покинул огромную залу хором и куда-то смотались. Сергей повёл прямо к себе мужчину, постоянно того то за плечо ухватит, то ещё что-то вывернет, будто друзья, а то и любовники они давние. Признаться если, то Волков и не был против. Как только достигли они покоев царских, то Сергей Олега внутрь втолкнул, а потом и двери тяжёлые наглухо закрыл. В глазах волколака всё плыло от хмеля. Ничего в мыслях не вязалось, язык заплетался. Да и сам Царевич уж покачивался от количества распитых напитков. — Олег, разговор есть один. — Сергей хитро прошагал вглубь покоев, сложив на груди руки в перстнях. — Но ты усаживайся, чувствуй себя как дома. — Рассказывай, не томи уж, — хмыкнул волколак, развалившись вольнее на широкой царской скамье. О, да, скамья в покоях была куда удобнее, чем в зале. И просторнее. Хотя Волкову уже всё равно, где усесться, с таким же успехом он мог бы и под стол завалиться и не заметить ничего. Сергей все пьяно пошатывался вдоль покоев, да из-под спавших рыжих прядей на мужчину поглядывал. И от его поглядывания становилось Олегу в душе как-то тесно и душно. Что ж за чертовщина с ним творится? — А что мне рассказывать-то? — Сергей опёрся бедром о свой стол письменный. — Вместе мы с тобою, Олег, дело первое наворотили… Вместе. — И… Это всё, что поведовать ты хотел мне? Они оба в усмерть пьяные были ещё и до игрища, а тут и вовсе и лыка б не связали. Поэтому их беседа состояла больше из излишних пробелов в речах. — Хм, ну знаешь... — затянул своё певучее Сергей. — Дело же ты свершил мне на благо. — Угу, на благо, — фыркнул Олег. — Ты ещё скажи, что сжечь читальню и есть то самое благо! — Великие дела, Олег, просто не вершатся, — цокнул языком Царевич. И в воздухе вновь молчание повисло. Да, и в правду, хоть Сергей и был остроумен, но сейчас соображал туговато. Но он, поди, хоть как-то соображал, а вот Олег уж и не варил ничего в головушке. — А что ж звал тогда меня сюда? — Волков явно хотел поиграться с пьяным Царевичем в гляделки. Но все проигрывал: томный взор того смущал, и, неохотно признаваясь самому себе, волколак понял, что возбуждал в некотором смысле. Рыжевласый открыл стоящую на столе шкатулку расписную и медленным движением достал из неё точенное ожерелье. А ожерелье то — на вес золота! Само по себе сверкает, что аж очи слепит, а посреди — камень торчит. Красный, прямо как кровушка свежая. Царевич медленно прошагал к сидящему на скамье Олегу. Мужчина слегка напрягся: он и без пьянства его настораживал, а тут и вообще надо держаться на чеку. Но хмель расслаблял, поэтому через мгновение этот напряг как рукой сняло. А Сергей вдруг наклонился и на Волкова это ожерелье и нацепил. — Отблагодарить я звал тебя, — прошептал на ухо юноша, отчего у Олега по коже мурашки пробежались и дышать сложнее стало. — Серёж, да ты… спятил? — ощупывая драгоценность, пробурчал Волков. — Зачем так-то благодарить? Я ж не Князь уездный какой-то… — Серёжа…? Волков лишнего чего-то сказал? Или задел того как-то? Олег заёрзал на скамье. Но сквозь расплывающийся взгляд уловил, что рыжевласый на того смотрит как-то… По-нежному. Непривычно даже. — Задел я тебя, да? Олег виновато отвёл взор в сторону, на пустующую клетку. Марго там не было… Значит, одни они в царских покоях, абсолютно одни. — Нет, что ты! — совершенно невинно улыбнулся Сергей. И вдруг уселся прямо на волколака, чуть выше колена мужчины. — Знаешь… Меня так никто, кроме Царя не звал… Даже Юленька часто не осмеливалась произносить это моё имя… — А… Ну так вот! — Олег чувствовал, что совершал некую ошибку, что с себя не спихнул того, но просто помотал головой из стороны в сторону. — Ты свои побрякушки это… Забирай себе! Мне-то они ни к чему, Серё-… Сергей-Царевич...! — Серёжа. Мужчина аж рот приоткрыл. Настаивает, что ли? — Хорошо, Серёжа так Серёжа… — Волков прокашлялся. Но становилось слишком душно. Они оба в усмерть пьяны, еле на ногах держатся. Пожалуй, даже чересчур мозговитый Царевич утратил способность здраво соображать. — Так вот, Серёжа! Побрякушки мне твои зачем? Я не дева-красная, чтоб их носить! — Да носить их необязательно, Перуна ради, Олеж, что ты как дитё малое, — смеётся куда-то в пол Царевич. Потом глаза свои пьяные на волколака поднял: — Ожерелье это мощный амулет, хочешь верь, хочешь не верь, но так и есть. — Знаем мы твои мощные амулеты, — Волков произносит это не столько с недоверием, сколько с усмешкой. Да и какое вообще недоверие могло быть тогда между пьяными Сергеем и Олегом? Волков даже подумал о том, что спроси рыжевласый того что-то личное иль о стае волколаков, так он ему всё как на блюдечко выложит. — На шее ты зуб, как я догадался, волколачий носишь. Тоже мощный амулет? Сергей смеётся. Олег непонимающе выгнул бровь. И тут до него дошло, что при нём амулета этого нет вовсе. — Перестал бояться, что я глотку тебе перегрызу? — смеётся в ответ Олег. — Или доверять начал? — Больше второе, — Сергей тут лицо волколака руками взял. Провёл по нему пальцами. Олег аж чуть ли не вздрогнул от хладности прикосновений многочисленных перстней. — Но, признаться если, немного волнуюсь, как ребёнок, что вдруг ты мне в доверие втёрся, я вот так сейчас сижу, лик твой ласкаю, а ты решишь, что пора действовать, и убьёшь меня. Волков фыркнул прямо в лицо рыжевласому. Тот тоже остался вполне собою доволен и расстянул улыбку свою до ушей. — В твоих глазах вопрос, Олег, — вдруг заговорил тот, продолжая поглаживать лицо волколака. — Он тебя весь вечер мучает. Можешь прямо сейчас у меня и спросить. — Помнишь, Юля сегодня нашептала мне, что ты мужеложцем слывёшь? — Олег ему доверял. И даже то, что вогнало его в краску там, на пиру, сейчас его действительно интересовало. — Это чистая истина? Сергей от удивления аж движения рук своих прекратил и посмотрел на Волкова как на дурного. Но с долей нежности какой-то. — Как бы тебе сказать… — Он дышал прямо в лицо волколака. Так близко. — Наверное, так и есть… Да, всё именно так. Но я просто не люблю, как Люд произносит это слово. Как ругательство. А ведь это не может быть ругательством, Олег! — Так всё это, по крайней мере, странно, если ты не заметил. Ну, когда мужик с мужиком ложится. — А когда женщина с мужиком? — Сергей уже чуть ли не на распев это всё произносил. — Что ими движет? Разве высшее? — Любовь ими движет. Ну, зачастую именно так. — Да брось! — смеётся рыжевласый. — Люди путают похоть и любовь. Да, они могут быть взаимодополняемы, но зачастую это просто похоть. Люди так много усложняют, даже как нынешний Царь тебе говорю. Постоянно средь Люда на этой почве творится зверство: то мужик женщину свою изобьёт до самой смерти, хотя вроде лет тридцать вместе живут, то ещё что-то. Понимаешь, Олег, они не любят. И боятся в этом признаться. Хотя ничего противоестественного в этом не было и нет. Не любишь — так и скажи, что видишь ты в ком-то нечто другое. Но разбрасываться долгими речами о том, что ты за кого-то готов голову на плаху положить… Глупость это всё. А вот что меня касается, то дело это исключительно моё. Любить я умел ранее, да и любил я исключительно мужчин. Женщин я считаю своими подругами. Иногда жалею, — рассмеялся. — Что не могу и их я любить. Ну вот… Не могу! А ведь с ними было бы даже проще. И во многом спокойнее. Но мне гораздо проще понять и полюбить того, кто мне подобен. Повисло молчание. Олег знал от Юли, что Царевич способен был на речи исходить, когда хмель в голову приходит. Но до сегодня не думал, что вот так. И говорил он, как показалось Олегу, очень и очень мудро. — Ты влюблён сейчас в кого-то? — Олег поднимает глаза на рыжевласого. Царевич на некоторое мгновенье замирает. Потом улыбается и говорит: — Если ты, дорогой мой, не догадался ещё о том, зачем я тебя позвал, то даю подсказку — да. Кусочки одной большой фрески постепенно сложились в голове Волкова в одну картину. Да, прямо-таки как он и догадывался! Но услышь он это днём, пока пьян не был, то, поди, на того обозлился бы. — Люб ты мне, Олег. Рыжевласый совсем голову потерял и заключил волколака в свои лобзания. Олег аж опешил и по началу не ответил. — Серёжа… — Олег вынырнул из лобзаний. — Правильно ли мне так поступать? — Я не подумал, правда, — улыбнулся Сергей. — У вас у волколаков всё по-дикому, поэтому я даже… Готов понять и принять, если ты не ответишь. Но Олег ответил. Не смотря на то, что оба они пьяны, он почему-то ему верил и хотел верить и дальше. Да, Царевич странный. Но сейчас говорит лижь чистую правду, волколак просто чувствует это и понимает. И верит. Люб ли ему Серёжа? Честно говоря, сам пока не знает. Несколько часов назад это граничило с некой неприязнью, которую Волков себе надумал, хотя есть по какой причине. А сейчас её и нет вовсе. Олег уязвим сейчас, и будь он в трезвости, то уже б подумал, что тот сейчас его на месте прикончит. Но именно сейчас он рыжевласому доверяет.

***

Голова у Олега раскалывается до невозможности, но в отличие от прошлых попоек он помнил всё. Он долго лобызал того, а потом лёг к тому в постель, это тоже помнил. С утра Сергей тихо выскользнул из покоев, оставив Олега с чувством некой вины и одновременно откуда ни пойми свалившегося на неё счастья. Мужчина, как только оделся, решил, что расскажет без подробностей всё самой маре. Как никак, а она же говорила многое, да и знает она тоже многое. На то она и мара. Поэтому убедившись, что никто его не видит, Олег прошмыгнул через дворик прислуги и понёсся в избушку марину. Юля была там, как он и догадался. Дева сидела и что-то послушно вышивала. Завидев запыхавшегося от пробежки спросонья Олега, она тому улыбнулась: — Можешь ничего мне не рассказывать, Олег. Я всё знаю. — Откуда?.. — Волков опешил. — Я ж мара и истина мне первой известна становится. Но, по правде говоря, ты бы себя видел вчера! — Юля рассмеялась. — Мне кажется, что ты б и без хмеля так поступил!