Первая любовь — любовь последняя

      Десятки листов бумаги хаотично разлетаются по спальне, а виной сему — открытое нараспашку окно. Чёрт дернул Еву покупать дом на берегу моря, где вечные ветра дуют с Балтики. Весьма ощутимый плюс в этом всё же есть — безграничная свежесть и отсутствие выхлопных газов. Да и трахаться с видом на бескрайние воды куда более интересно.       Грёбаные листочки. Спустя три десятка прожитых лет я наконец осознаю, что же такое затишье перед бурей. Впопыхах складываю бумагу в стопку и прижимаю кружкой, а после иду во двор к воротам. Далеко не каждый день выпадает возможность провожать любимую жену в город и встречать бывшую пассию с визитом.       — Буду через пару-тройку часов, — Ева немногословна, впрочем, как и всегда. Касается холодными губами моей щеки, оставляя слабый пунцовый след.       Чёрный седан тут же скрывается за горизонтом, поднимая за собой облака из пыли и песка. Пожалуй, минусов в загородной жизни всё же больше.       Агата обещала быть с минуты на минуту. Какой нормальный человек поедет из южной части Стокгольма в Норртелье за несчастным договором, оставленным в куче хлама пару лет назад? Я храню его, как оказалось, да ещё и на самом видном месте. Мы оба ненормальные.       Что делают мужчины, когда к ним наведываются бывшие девушки (хоть и некогда горячо любимые и всем сердцем желанные) в отсутствие жён? Очевидно, что не чайник ставят да варенье по пиалам раскладывают. Агата любит вишнёвое варенье, да так, чтобы цельные ягодки были. Она сама периодически его варила, иногда, правда, оно убегало, потому что в магазинах сплошной переваренный джем на полках.       Перечитываю договор третий раз за утро, дабы убедиться, что не подсунул ей вместо определённой бумаги какое-нибудь глупое заявление с верфи. Я-то не дурак и никогда им не был, и уж тем более мне не о чем говорить с бывшей возлюбленной.       Успеваю закрыть окно в спальне, чтобы избежать сквозняка во всём доме. Звонок. Дистанционно открываю ворота, а сам сижу на лестнице внутри. Почему-то в голове пустота, а ещё дикая боль в районе затылка, будто приложился хорошенько обо что-то тяжёлое. Даже не удосуживаюсь открыть дверь гостье, что уж там говорить, договор и вовсе оставил в спальне на том же месте, откуда брал.       — Здравствуй, Александр, — она не меняется с годами. Такая же нежная и хрупкая, как и в день нашего знакомства. — Я надеялась, что ты вынесешь мне бумагу во двор, а не позовёшь внутрь своего жилища. Даже не обнимемся?       Чёрт, запах её духов разносится по всей площади первого этажа. Нильсен, придурок, отдай ей эту бумажку и дело с концами, почему ты так разнервничался? Волна цветочного аромата опьяняет разум, как тогда, пять лет назад.       — Здравствуй, — непроизвольно обнимаю её с тяжело скрываемой нежностью, однако удерживаю себя в руках и тут же отстраняюсь, будто всё идёт своим чередом. Приношу ей файл с договором и оставляю на тумбочке. — Как и просила.       Когда-то мы вместе разбирались с завещанием тётушки Аннет, с энтузиазмом надеясь выявить на чистую воду убийцу. А потом трахались в гостевой спальне роскошного особняка: грубо и нежно, страстно и чувственно.       Агата была так заинтересована в расследовании, что без труда проводила сутки напролёт без сна в моей компании. Кто выдержит нескончаемый поток пошлых шуток? Моя сильная девочка.       — Признавайся, лилла каттен, для чего тебе понадобился просроченный договор? — интересна её реакция.       — У меня есть два вопроса к тебе, — она выгибает одну бровь и с трудом сдерживает улыбку. Знаю её слишком хорошо, потому читаю каждую эмоцию на лице.       — Тоже встал вопрос, но начнём с тебя, — прохожу в гостиную и сажусь на диване, взглядом предлагая присоединиться ко мне. Опирается на стену, чертовка, да так, что юбка слегка приподнимается.       Совсем ополоумел. Четвертый десяток на подходе, а фразы не меняются. Ева бы уже прибила к стенке, да растёрла пальцем за такое, как надоедливого комара.       — Ты читал мой договор так досконально? Нильсен, займись делом, — пытается казаться деловой женщиной, но я не вижу в ней никого, кроме маленькой девушки, которую нужно оберегать и защищать от недоброжелателей и извращенцев. — Лилла каттен? Серьёзно? Прибереги это для кого-нибудь другого, в конце концов, у тебя жена, больше подходящая для этого.       Агата злится. Или неумело пытается скрыть то, что мои слова ей вовсе не неприятны. Это только сильнее заводит.       — Читал, чтобы убедиться, только и всего, — улыбаюсь, представляя, какого цвета на ней нижнее бельё сегодня. Раньше по пятницам ты носила исключительно чёрные, «парадные» комплекты. — О нет, лилла каттен, ты такая одна и останешься единственной. Я не я, если назову так кого-то другого.       — Кристофер предпочитает более обобщённые слова, — не выношу это имя, особенно, из её уст.       Подрываюсь с места и прижимаю всем телом к стене, одну руку оставляя на её талии. Изящные изгибы сводят с ума так, что каждое прикосновение отдаёт разрядом тока. Агата похлеще любой молнии, когда сладостно стонет подо мной, умоляя не останавливаться.       Однажды ты так глубоко поцарапала мне спину, что шрам остался до сих пор. Ева думает, что я неудачно свалился с велосипеда во время ежегодного марафона. Я знаю спорт покруче.       — Не делай так, — она прикусывает губу в ответ, перемещая мою ладонь чуть ниже. Останавливаюсь на упругих ягодицах.       Дыхание учащается, и я уже жалею, что закрыл окна в доме, потому как лёгкие предательски сдавливает от недостатка кислорода. Бугорок постепенно образуется в районе паха и упирается Агате между ног, отчего она сжимает бёдра в накатившем возбуждении.       Её рука плавно оказывается у низа моего живота — и вот уже она расстёгивает пряжку ремня небрежно, с диким желанием поскорее избавиться от ненужных элементов одежды. Пытается перехватить инициативу в свои руки. Впервые.       Подхватываю девушку на руки и оказываюсь с ней в спальне. Сам ложусь, а её усаживаю сверху. Она активно трётся пахом о выпирающий через штаны член, попутно стягивая с себя чёрную водолазку. Под ней чёрное кружевное — сегодня же пятница. Лилла каттен по привычке надевает по пятницам чёрное.       Она стягивает с себя оставшиеся элементы одежды, помогая мне самому раздеваться. Обхватываю губами её затвердевший сосок, а другой нежно сжимаю пальцами, отчего Агата не в силах сдерживать стоны. Можешь кричать громко, нас всего трое: ты, я и море.       Харрис стягивает боксёры, я помогаю ей, слегка приподнимая бёдра. Трётся между ног о мой пульсирующий член, периодически поглаживая рукой. Смотрит на меня умоляющим взглядом, сгорая от желания почувствовать его изнутри.       Помню, как твои трусики намокли в день, когда ты вывалилась в мою комнату из подземелья. Сначала сопротивлялась, думая, что я грёбанный извращенец, а потом прониклась этой культурой и втайне прикупила наручники. Хорошо запомнил ту ночь, ведь под конец твои руки тряслись, а ключ не вставлялся в замок. Тогда уже и я перепугался.       — Бедный Кристофер, — оказываюсь сверху, но не спешу входить, а лишь медленно опускаюсь вниз, ведя влажную полоску языком от груди. — Лилла каттен сейчас вся изнемогает от жгучего желания.       Она теряется между напряжением внизу живота и готовностью поколотить меня за острый язык, но она знает абсолютно все его достоинства. Дразню Агату, касаясь языком клитора, а она прикусывает нижнюю губу до крови. Вхожу резко и сразу наращиваю темп, не давая ей привыкнуть.       Из уст Агаты вырывается протяжный стон, а мне он идёт как бальзам в уши, да так, что крышу сносит похлеще любого урагана. Чувствую, как ноготки впиваются в кожу спины, оставляя красные полосы страсти. Опять оправдываться перед Евой.       Оставляю на шее девушки фиолетовые следы — пускай попрячет их за шарфиком пару-тройку дней, а по вечерам рассматривает в ванной, содрогаясь от сладостных воспоминаний.       Почему тогда, несколько лет назад что-то пошло не по плану? В какой момент жизнь изменила курс и мы разошлись по разным сторонам? Когда я отпустил лиллу каттен в холодные объятия жестокого Кадогана, а сам начал утопать в смертельном омуте Евы, которая оказалась хитрой и расчётливой стервой?       Довожу её до пика, и она выдыхает, стараясь восстановить дыхание с нескрываемой улыбкой. Изливаюсь на её стройные бёдра и тянусь за салфеткой, попутно разглядывая каждый сантиметр и всё твердя самому себе очевидный факт: она прекрасна во всех смыслах.       Пять лет назад я не сразу понял, что имею дело не только с обворожительной красоткой и похитительницей сердец, но и с невероятно умной и загадочной особой, которая умеет говорить даже самые простые и очевидные вещи другим языком. Для меня — языком любви.       Вытираю сперму с твоих ног и осознаю, какой я всё-таки придурок. Придурок, которого ты полюбила за страсть к ананасам (даже подарила мне на год нашего знакомства плавки с соответствующим рисунком) и безграничный юмор, порой переходящий всякие границы (я и сам это осознал впоследствии, но, блять, не изменился); за умение быть милым и нежным, когда тебе это действительно было нужно, и готовность подать руку помощи (особенно тогда, когда ты застряла на чердаке, а я безудержно хохотал).       Мучаюсь, в надежде проснуться и понять, что это всё — сон, а рядом увидеть тебя, сладко сопящую в подушку, на которую слюнки стекают. Как был дураком, так им и остался. Я не заслуживаю тебя, и никто не заслуживает.       Ты начинаешь одеваться, посматривая на меня и довольно улыбаясь, как Чеширский кот, и собираешь волосы в небрежный пучок. Хотел бы я лицезреть такую картину каждое утро, зная, что вернёшься и у нас будет немыслимое количество таких (и не только таких) моментов.       — Всё та же маленькая мисс Харрис, — оглядываю её с ног до головы и понимаю, что не переставал никогда любить.       — Всё тот же неутомимый Александр, — смотрит на меня влюблёнными глазами, как и раньше.       Агата уходит, оставляя нежный поцелуй на левой щеке, который будет гореть ещё долго и долго. Надеюсь, ты тоже задаёшься вопросом — почему мы не вместе? — и отвечаешь на него однозначно — мы в сердцах друг у друга навечно.