В сердце царит беспорядок

      Ты в ужасе, когда Стив Роджерс приводит тебя домой. После всего, что ты сделал, после той боли, которую ты ему причинил, после того, как ты тянул его вниз, он всё равно приводит тебя домой. Старый кирпичный дом кажется больше, когда ты поднимаешься по ступенькам, квартира тоже кажется больше. Ты осматриваешься, обращая внимание на то, какая она чистая и яркая, а затем опускаешь глаза к синякам на запястьях и крови, покрывающей руки. Она всегда покрывает твои руки.       — Извини, — шепчешь ты.       Стив Роджерс не отвечает. Он запирается в ванной. Включается вода. Ты ждёшь, пока он выйдет, но он так и не выходит, и ты засыпаешь. Ты не видишь, как он входит в твою комнату и укутывает тебя одеялом до подбородка. Ты лежишь в бессознательной печали и слушаешь, как умерший Баки Барнс оплакивает то, что ты натворил.       Тишина в квартире нарушается спустя несколько дней. Ты просыпаешься от звука голосов и чувствуешь, как волосы на шее встают дыбом. Твоя рука тут же хватает нож, лежащий под подушкой.       — Ты что, блядь, умереть хочешь? — Ты слышишь шипение Сэма, друга Стива.       — Он мой друг.       — Он не твой друг. Больше нет. Тебе повезло, что он ещё не убил тебя. И ты бы заслужил это, чёртов идиот.       — Он сказал, что не навредит мне.       — О, и это всё меняет, да?       Ты выглядываешь из-за двери в спальню и видишь, как Стив закатывает глаза. Твои губы дёргаются в улыбке, и спустя мгновение ты в удивлении выпучиваешь глаза, понимая, что ты сделал. Ты не улыбаешься. Баки Барнс улыбался. Но не ты.       — Слушай, я не могу просто выбросить его на улицу. Он опасен. А так я хотя бы смогу приглядывать за ним. Я смогу держать его под контролем.       Сэм приподнимает брови.       — Он словно испуганное дикое животное, Стив. Ни черта ты не сможешь его контролировать. Я видел, как он сражается, и, без обид, но, если он правда захочет вырубить тебя, он это сделает.       — Я могу постоять за себя, Сэм, — упрямо говорит Стив.       — Я знаю, приятель. Но, возможно, не против него. У всех есть слабое место. У тебя это он.       Стив Роджерс прячет лицо в ладонях, и ты чувствуешь, как сжимается горло. Ты — его слабое место, у тебя дрожат колени, а глаза жгут слёзы, которые никогда не прольются, и ты думаешь о том, что, должно быть, чувствовал Баки Барнс, глядя на своего друга в таком состоянии, и ты думаешь, что, возможно, ты тоже это чувствовал. Тебе тоже было больно.       Ты хочешь освободить Стива. Ты сидишь на кухонной стойке, ешь хлопья и краем глаза смотришь телевизор. Ты видишь, как какой-то серебряный инопланетный робот швыряет Стива в здание, смотришь, как он падает, а затем с трудом поднимается на ноги, выставляя перед собой кулаки. Он выглядит решительным, но ты знаешь Стива Роджерса, и ты видишь, как за каждым движением, за каждой гримасой скрывается страдание. Хлопья громко хрустят, ты болтаешь ногами вперёд-назад, ударяя стойку ступнями в носках. Ты не можешь целиком и полностью сосредоточиться на новостях, потому что ты боишься, что Стива серьёзно ранят, а ты не сможешь ему помочь. Затем ты вспоминаешь, что он, наверное, всё равно не хотел бы, чтобы ты ему помогал, и неожиданно твой аппетит пропадает. Ты причинил боль его другу, причинил боль ему. Ты недостаточно хорош. Ты можешь только разрушать. Для этого были созданы твои руки. Ты не такой хороший, как Стив Роджерс, как Баки Барнс. Нет. Ты нечто другое.       Раздаётся громкий взрыв, и ты спрыгиваешь со стойки и бросаешь остатки завтрака в раковину. Ты сползаешь на пол и обхватываешь руками колени, считаешь от десяти до одного, крепко зажмурившись. Он будет в порядке. Стив всегда поднимается обратно на ноги.       Он дарит тебе книгу. Ты возвращаешься из ванной, и она лежит на твоём матрасе. Ты поднимаешь её. «Американский психопат». Ты смеёшься.       Ты проводишь большую часть времени в своей комнате. Она приличного размера, с белыми стенами, деревянными полами и высокими потолками, как и вся остальная квартира. У тебя большая кровать, и теперь, когда матрас лежит на полу, получается немного тесно. Ты положил матрас к большому окну, и ты смотришь на небо, по которому медленно плывут серые облака. Ты переворачиваешься на живот и вытягиваешь руку, прижимаешь её к стеклу, пальцы и ладонь сразу же становятся влажными от конденсата. Убрав её, ты смотришь, как вода стекает по отпечатку руки. Ты потрясён, потому что, когда ты касаешься лица, по щекам бегут похожие капли. Возможно, ты ещё на что-то способен.       — Кофе, Бак? — спрашивает Стив одним утром несколько недель спустя. Он впервые заговорил с тобой, и ты в панике пытаешься подобрать слова.       — Да, пожалуйста, — выдавливаешь ты. Получается сдавленно, но ты всё равно немного улыбаешься. Ты заговорил. Он заговорил.       — Баки пил чёрный кофе. А ты? Тебе нравится чёрный кофе, Бак? — спрашивает он. Его слова звучат многозначительно, и ты можешь только кивнуть головой. Ты не Баки Барнс, ты уверен в этом. Ты чувствуешь, как внутри тебя что-то надламывается, и тихо давишься этим. Ты делаешь глоток кофе из чашки, которую Стив подтолкнул к тебе, пролив немного жидкости, напиток горький и пьянящий, и тебе кажется, что по вкусу он похож на прощение, хотя ему ещё рано тебя прощать.       — Ты в порядке, Бак?       Ты киваешь, но у тебя болит голова, а в сердце царит беспорядок.       — Ты уверен?       — Почему ты зовёшь меня так?       — Это твоё имя, — говорит Стив, недоумённо нахмурившись.       — Я не он. Я не твой друг.       У Стива дёргается скула, но он не двигается, ничего не говорит.       — Баки Барнс умер, когда сорвался с того поезда.       Стив кивнул.       — Ладно. Тогда как мне тебя называть?       — Не знаю, — шепчешь ты. Ты смотришь на дымящуюся чёрную жидкость и чувствуешь, как шея краснеет от стыда.       — Можно называть тебя Джеймсом?       Ты думаешь об этом. Это тоже имя Баки Барнса. Но ты не Баки, и ты не агент, и Баки никогда не был Джеймсом, так что, может, ты можешь быть им.       — Ладно.       Он даёт тебе книгу, которая называется «Шок падения». Ты прочитываешь её за день, и тебе интересно, чем думал Стив Роджерс, когда давал её тебе.       Ты спотыкаешься, заходя в гостиную посреди ночи, твои волосы взлохмачены, потому что ты зарывался в них пальцами и в отчаянии оттягивал пряди. Ты не можешь уснуть, и это сводит тебя с ума. Возможно, раньше тебе нравились тишина и тьма, но теперь они словно давят на тебя. Ты не хочешь оставаться наедине со своими мыслями. Ты удивляешься, когда видишь, что Стив сидит на диване, свернувшись в клубочек, на коленях у него лежит блокнот, уголь быстро движется по листку.       — Тоже не можешь уснуть? — спрашивает он, не глядя на тебя.       — Да.       Стив фыркает.       — Я пиздец как устал.       Ты смеёшься, но тебе не смешно.       — Я тоже.       — Хочешь выбраться из дома? Тут за углом есть кафе.       — Пойдём.       Ты надеваешь старые ботинки, набрасываешь капюшон толстовки на голову и выходишь вслед за Стивом. Ты смотришь на небо, как будто видишь его впервые. Ты не выходил из квартиры несколько месяцев, и свежий воздух похож на наркотик. Ты ненавидишь тот факт, что у тебя ограничено время и что скоро тебя снова запрут, поэтому делаешь глубокие вдохи и оглядываешь всё вокруг — ты хочешь всё запомнить. Ты знаешь, что тебя не просто так удерживают в квартире, что ты всё ещё опасен, что Стив Роджерс не хочет держать тебя в заложниках. Он делает это, потому что он герой, потому что это его работа. Ты не винишь его.       Кафе больше похоже на какую-то забегаловку, но пахнет в нём замечательно. Бекон и яичница. Кофе и клубничный коктейль. Сейчас два часа утра, но в кафе всё равно сидят шесть людей. Стив садится на диванчик из красной кожи и берёт меню. Ты повторяешь за ним, безучастно глядя на список, ошарашенный таким выбором. Когда к вам подходит официантка, Стив заказывает панкейки и бекон. Тебя немного подташнивает, поэтому ты заказываешь только кофе.       — Ты уверен? Можешь взять всё, что хочешь, — говорит Стив.       — Нет, спасибо. Просто кофе.       Стив хмыкает и смотрит на тебя, прищурившись.       — Что?       — Баки бы никогда не отказался от предложенной еды. Странно видеть его лицо на ком-то другом.       Ты киваешь. Ты и представить не можешь, каково это. Каково было бы, если бы Стив перестал быть Стивом, но всё ещё разгуливал бы с его лицом, как с маской.       — Мне жаль.       — Я знаю, — говорит он, пытаясь улыбнуться. Выходит не очень.       Приносят твой кофе, и ты напряжённо смотришь в него. Ты больше не можешь смотреть на Стива, потому что он внезапно выглядит таким разбитым. Ты знаешь, что разочаровал его, что всегда будешь разочаровывать. Он никогда не сможет принять тебя. Не сможет принять это существо, чем бы оно ни было. Ты не Баки Барнс, и Стив Роджерс ненавидит тебя за это. Он думал, что вернул своего друга, но вместо этого он получил тебя. Ты не тот, кем должен быть. Стив Роджерс уже дважды оплакивал своего друга, а ты можешь только смотреть, как боль продолжает калечить его. Он не спит. Он редко ест. Он только наблюдает, как ты ходишь по квартире, на его лице написаны непонимание и грусть. Тебе тоже больно. Ты тоже наблюдаешь за ним.       Всё становится лучше, точно так же, как до этого всё стало хуже. Ты слушаешь, как Стив приходит и уходит, говоришь, когда он может взглянуть на тебя. Ты прячешься в своей комнате, когда Стива нет, и пытаешься держаться за ту ниточку, которая каким-то образом не даёт тебе распасться на части. Стив часто уходит, и ты оказываешься потрясён, когда понимаешь, что скучаешь по нему. Ты чувствуешь тоску и переживания Баки Барнса где-то в глубине души, и ты слушаешь и ощущаешь, и тебе кажется, что ты давно не был так сильно похож на человека. Стив Роджерс, как и всегда, стал той точкой, вокруг которой ты вращаешься. Он конец твоего начала.       — Что это? — спрашиваешь ты, когда Стив проходит в квартиру. У него в руках прозрачный пакет, наполовину заполненный водой, а внутри него кругами плавает маленькая золотая рыбка. Его не было несколько недель, и не этого ты ожидал, когда представлял, как он вернётся.       — Рыбка, — серьёзно отвечает Стив.       — Зачем тебе рыбка?       — Я подумал, тебе может понравиться за чем- то ухаживать, раз ты постоянно в квартире.       — Я здесь только потому, что ты не даёшь мне выходить из дома в одиночку.       Стив практически многострадально вздыхает. Ты не можешь винить его. У него куча своих проблем, на которые он может пожаловаться, а ты — то единственное препятствие, через которое он не может перебраться. Ты удерживаешь его заточённым в грязи, смотришь, как он практически сбегает, а затем только снова ловишь и утягиваешь обратно.       — Ты напал на Клинта, Джеймс. Либо так, либо я отведу тебя к ЩИТу.       Ты медленно киваешь. Ты понимаешь. Правда. Тебе всё равно некуда идти, не с кем встречаться, но ты ненавидишь чувствовать себя так, будто ты в клетке. Тебе кажется, что ты постоянно находишься в чёртовой клетке.       — Что мне делать с рыбкой? Они ничего не делают.       Стив смотрит на пакет так, словно видит его впервые, и беспечно пожимает плечами.       — Корми её. Чисти аквариум.       — У нас вообще есть аквариум?       — Нет. Я думал, мы можем просто держать её в миске.       — Ладно, — говоришь ты. Ты не споришь, потому что руки Стива дрожат, у него странное выражение лица, и тебе кажется, что, возможно, ты что-то сделал не так.       — Стив? — осторожно начинаешь ты.       — Да, Ба… Джеймс?       — Спасибо. За рыбку.       Стив смотрит на тебя и улыбается. Слабо, но улыбается. Улыбается.       На следующий день Стив возвращается с котёнком. Ты называешь её Аней и влюбляешься в неё, хоть она и съедает рыбку.       Вы вместе сидите на диване с коробочками китайской еды на коленях. По телевизору показывают документалку с приглушённым звуком, но вы не смотрите её. На улице идёт снег, и от белого свечения квартира кажется ещё более яркой, чем обычно. Ты смотришь на Стива и видишь, что он тоже смотрит в окно, но затем он неожиданно переводит взгляд на тебя, и ты не знаешь, что сказать.       — Раньше тебе нравился снег, — говорит Стив. Он улыбается, но его голос до боли печален.       — Я помню, — шепчешь в ответ ты.       Глаза Стива становятся шире.       — Ты… помнишь.       Ты киваешь. Ты не хочешь, чтобы он слишком сильно надеялся, чтобы думал, что это значит, что ты снова стал Баки, потому что это не так. Ты чувствуешь себя не так, как несколько месяцев назад. Ты больше не становишься агентом. Нет, теперь ты нечто другое. Не агент. Но и не Баки Барнс. Теперь ты Джеймс.       — Что ещё ты помнишь?       — Я помню твою маму. Помню, как один раз я пришёл к вам на следующий день после Рождества. Она дала мне кусочек хлеба и пудинг с маслом, который отложила специально для меня, потому что знала, что в том году мои родители не могли позволить себе сделать его.       Стив смеётся, и в его голосе слышатся слёзы, но он звучит так радостно.       — Мне жаль, что это ничего не меняет, — тихо говоришь ты, глядя на свою еду.       — Что?       — Мне жаль, что я не могу быть Баки для тебя.       Стив кладёт ладонь на твоё плечо, и тебя прошибает током. К тебе так давно не прикасались другие люди.       — Тебе не нужно быть никем, кроме себя. Понятно? Неважно, что ты говоришь, каким именем ты себя называешь, ты всегда будешь моим Баки.       Ты качаешь головой.       — Я — не он.       — Он. Видишь эту ямочку на подбородке? Баки, — шепчет он, нежно обхватывая твоё лицо ладонями. — Твоя чёртова уверенность в том, что ты недостаточно хорош, твоя стойкость? Баки. Я знаю, что ты изменился. Правда. Но ты — всё ещё он, хоть и не целиком и полностью.       В твоих глазах появляются слёзы, и ты переводишь взгляд на улицу за окном.       — Я помню, каково быть им, но сейчас он кажется другим человеком. Я не могу…       — Всё нормально. Тебе не нужно объяснять.       — Они просто забрали… столько… всего. Гидра всё забирала, и забирала, и забирала, — бормочешь ты.       Кто-то нападает. Ты просыпаешься от звука открывающейся оконной задвижки в гостиной. Это почти незаметно, но у тебя слух суперсолдата. Глупо с их стороны даже пытаться пробираться тихо. Ты садишься и морщишься, потому что когти Ани впиваются в грудь. Она с недовольством отпускает тебя, но радостно сворачивается в клубок на твоём месте, потому что оно ещё тёплое. Ты тихо выходишь из комнаты и идёшь по коридору, но затем слышишь, как что-то с грохотом падает, кто-то борется, и ты бежишь. Мужчина в чёрном боевом снаряжении уложил Стива на пол, и тебя накрывает волна ярости. Ты бросаешься на взломщика, заваливаешь его на пол и снова и снова бьёшь его металлическим кулаком, пока не чувствуешь, как Стив тянет тебя за другую руку.       — Перестань, Бак. Хватит. Он вырубился. Пойдём.       Ты падаешь на колени и стираешь кровь с костяшек своей футболкой.       — Кто это? — спрашиваешь ты.       Стив вздыхает.       — Он был агентом ЩИТа. Он, должно быть, Гидра.       Ты сжимаешь челюсть. Гидра. Они всегда приходят за тобой, не дают тебе спокойно жить. Ты должен был знать.       — Я позвоню Фьюри, расскажу ему, что случилось.       — Мы убьём его?       — Мы скинем его с окна. Если это не убьёт его, у него хотя бы заболит голова.       Ты широко улыбаешься ему, и он обнимает тебя за плечи. Ты замираешь, потому что так потрясён, но затем прислоняешься к нему, желая почувствовать больше прикосновений. Прошло столько времени. Столько времени. Но внезапная мысль отрезвляет тебя.       — Он здесь из-за меня. Ты оказался в опасности из-за меня.       Стив хмурится.       — Нет. Он пришёл за мной, а не за тобой. Он был в команде УДАРа. Один из ребят Рамлоу.       Ты не знаешь, кто такой Рамлоу, но всё равно страстно ненавидишь его.       Стив Роджерс слишком хороший. Ты просыпаешься в холодном поту, крича от кошмара, и он прибегает в твою комнату и ложится рядом с тобой. Ты обнимаешь его за талию и ложишься к нему на колени, даже не думая, и он гладит тебя по волосам, пока ты всхлипываешь. Он что-то утешающе бормочет, покачивая тебя из стороны в сторону.       — Всё в порядке, Джеймс. Всё в порядке.       Но это не то, что ты хочешь услышать. Совсем не то.       — Зови меня Баки. Пожалуйста, Стиви, — икаешь ты.       И тогда Стив тоже начинает плакать. Вы оба не в порядке, но это прекрасно в горько сладком смысле, и ты не понимаешь, что делаешь, ты только знаешь, что быть в объятиях Стива ощущается более правильно, чем что-либо, и что ты, возможно, похож на Баки Барнса больше, чем тебе кажется.