После работы

Ник всегда считал себя обычным. Совершенно обычным. Даже когда оказалось, что он Гримм, Ник продолжал считать себя обычным во всех других отношениях. Но потом он встретил Монро. Не то чтобы ему раньше не встречалось симпатичных парней — встречались, конечно. Но Ник любил девушек. Девушку. Джульетту. И на другие юбки не засматривался. Он вообще на них не слишком засматривался. Это, конечно, ничего не значило: кто-то любит разнообразие, а Нику было достаточно одной-единственной. Но потом… да. Это был Монро. Надо ли говорить, что Монро был совсем не похож на Джульетту? У Ника очень быстро вошло в привычку постоянно обращаться к нему за помощью, и, что удивительно, Монро всегда эту помощь предоставлял. Он был очень мягким внешне — с этими его кофтами и биточками из свеклы, но Гримм-то знал, что скрывается за ними. Клыки и когти, и безудержная ярость. Монро обладал невероятно сильной волей — иначе у него бы не вышло столько лет держать Потрошителя в узде. Он ограничивал себя в еде, в поведении, в суждениях — но только не в постели. Там Монро отрывался по полной. Как ни странно, Ник не чувствовал неловкости, изменяя с ним Джульетте. Существовала дневная жизнь: полицейская работа, дом, совместные ужины, — и жизнь ночная, где были чудовища, арбалеты, гриммовские примочки и Монро. Ник старался не мешать одно с другим, чтобы не запутаться. Никаких сложностей с этим не возникало — очень уж разными были две жизни Гримма Ника Беркхардта. А потом появился Ренард. Ренард, разумеется, был всегда — Ник и представить не мог, как это: он, Портленд, участок, существа, Хэнк — и без Ренарда. Все равно что, выйдя из дома поутру, не увидеть неба над головой. Капитан и был — небо, неспешно текущая Уилламетт, Маунт-Худ, незыблемо царящая над городом. Ник привык к его присутствию, как привыкают к дыханию. И вдруг дыхание сбилось. Нику ни разу не доводилось заниматься расследованием на пару с капитаном. Естественно: кто он и кто Ренард. Но Вулканалис неожиданно оказался той точкой, где параллельные прямые сошлись. Хэнк не мог принять участие в этом деле, а помощи одного Монро для схватки с противником-полубогом было недостаточно. Капитан, в своем коротком плаще и со своим королевским профилем, действовал так, как действовал бы Хэнк: подключал баллоны с азотом, терпеливо и напряженно ждал, вытирал пот со лба. Ник смотрел на него, сглатывал слюну, облизывал губы и снова смотрел, в голове был кисель, а в киселе плавала одна-единственная мысль — где его глаза были раньше? Он чуть не пропустил явление подземного бога, но отнесся к собственному разгильдяйству равнодушно — его занимали совсем другие вещи. С рукавом и азотом Ренард управлялся прекрасно. Ник попытался вспомнить, что тот делает плохо. Вышло, что ничего. Рядом с ним по портлендским тротуарам ходило совершенство, а Ник не замечал его уже который год. Он чувствовал себя глухой крысой, слишком поздно различившей звук дудочки крысолова. Когда Вулканалис разлетелся на куски, Ник почувствовал нечто общее с поверженным противником. Его тоже будто шарахнули молотом, и собрать обломки воедино не представлялось возможным. Да и нахрен не надо было. Не то чтобы Нику нравилось его новое состояние… и не то чтобы не нравилось. Туман стоял в голове, как в первую ночь после откровений тети Мари. Кроме тумана, стояло и кое-что еще. Таорэус исчез, видимо, сочтя свою миссию выполненной. Монро бросил быстрый взгляд на Ника, обронил «Увидимся» и заторопился домой. Ник часто подозревал, что Монро раскрыл еще не все свои таланты. К примеру, его несложно было заподозрить в умении видеть больше, чем остальные. Вот и сейчас Монро будто увидел то, что Нику было недоступно. Хотел бы Ник знать, что именно… Ренард тоже пошел к выходу. Плащ развевался, словно укороченная мантия. Ник двинулся следом. Невидимая дудка звала. Он очнулся, когда хлопнула дверца машины. — До завтра, — попрощался капитан через открытое окно, заводя мотор. — До завтра. — Ник стоял, сунув руки в карманы. Торопиться не хотелось, да и незачем было. Он вдруг вспомнил, что Джульетта в больнице и не хочет его видеть, дома пусто, а в участке «дневной» свет, запах жидкого кофе и какой-нибудь орущий о правах подросток-наркоман. Оставался только трейлер. Там можно было спать спокойно. Или не спать — думать о Ренарде, о его руках, остром профиле и непрошибаемой невозмутимости. Можно быть даже набросать его портрет в одной из старых тетрадей. Существо-полукровка, крайне опасное для Гриммов. Остерегайтесь смотреть на него иначе, чем как на начальника или принца. Остерегайтесь услышать звук дудочки. Остерегайтесь, Гриммы. Если, конечно, вы не из тех, кто сам нарывается. — Тебе что, ехать некуда? — спросил Ренард. — Ну почему же, — не согласился Ник, не двигаясь с места. — Садись. Машину завтра заберешь. — Ренард распахнул пассажирскую дверцу. Ему даже тянуться почти не пришлось. Ник смотрел. Не мог не смотреть. Как он этого всего не замечал? Машина Ренарда была большой, функциональной и идеальной, как он сам. Ник изучал ее, чтобы не изучать капитана. Интерес к машине было проще объяснить. Впрочем, объяснять ничего не пришлось. Оба молчали всю дорогу. Ник плавал в своем тумане, изредка выныривая, чтобы оценить профиль Ренарда, освещенный красным лучом светофора, и потом разглядывал эту отпечатавшуюся на сетчатку картинку до следующего перекрестка. В лифте туман сгустился и нагрелся. Ник подумал, что еще немного, и он закипит, и пар сорвет крышку. Они очень вовремя приехали на нужный этаж, двери лифта открылись, и точка кипения отдалилась. Но не исчезла. Квартира Ренарда оказалась под стать машине и владельцу. — Предлагаете мне здесь переночевать? — уточнил Ник. — А вы всех полицейских с неустроенной личной жизнью к себе приглашаете? — Не всех, — спокойно ответил Ренард. — Даже Гриммов не всех. Но ты ведь у нас один такой особенный. — Обычный я, — возразил Ник, стаскивая куртку и едва не роняя ее, потому что Ренард в этот момент снял плащ и стал расстегивать пиджак. — Нет, — не уступил Ренард, принимая куртку у него из рук. — Таких Гриммов я раньше не встречал. Он совершенно напрасно подошел так близко. Все еще могло бы обойтись, если бы он не стоял рядом, не держал куртку Ника, не смотрел сверху вниз до отвращения невозмутимым взглядом. Ник отпустил куртку и вместо нее вцепился в плечи капитана, наклоняя его к себе и дотягиваясь до губ, в которые тут же влип, как муха в варенье. «Ну не убьет же он меня? — думалось остатками мозга. — Максимум пошлет. От этого еще никто не умирал». То, что его не посылают, Ник понял не сразу, а где-то между взглядом незнакомо потемневших глаз и застучавшей по полу пуговицей. И то, что его оттолкнули сразу после этого стука, — тоже не сразу. — Что случилось? — хрипло спросил он, ловя равновесие и трогая губы тыльной стороной ладони. Губам остро недоставало Ренарда. Всему Нику сейчас остро недоставало Ренарда. — Это я у тебя хотел бы спросить. — Лучше бы он застегнул рубашку, подумал Ник, застегнул, поправил воротник, сбитый на сторону, надел пиджак и снова стал капитаном. А не стоял бы посреди гостиной так, словно едва не занялся случайным сексом… черт, и почему он не занялся случайным сексом? — Мне кажется, ты себя не контролируешь, — добавил Ренард, и Ника повело от этого голоса, как от порции двойного виски. — Я сплю с Монро, — сказал он. Ренард приподнял бровь. — Вот как? — Это чтобы вы не считали, что я стопроцентный натурал, — добавил Ник. — Твое поведение это все равно не объясняет. — А то, что вы видите в зеркале, объясняет? — Ник, ты видишь меня каждый день с того момента, как начал работать в участке. Почему сейчас? — Да не знаю я, — сказал Ник в отчаяньи. — Так получилось. Может, продолжим, раз уж вы ничего не имеете против? — Имею, конечно, — сказал Ренард секундой раньше, чем очутился возле Ника и рванул вверх его футболку. Ник помог, нитки треснули, не выдержав. Ник тоже не выдержал, застонал, подставляясь под широкие ладони, снова потянулся к губам, вслепую нашаривая уцелевшие пуговицы на рубашке, пропустил вдох, когда ладони исчезли. Ренард, тяжело дыша в поцелуй, завел руки за спину, выдергивал кисти из застегнутых манжет. Рубашка была качественная, не рвалась и не выпускала. Наконец она отлетела в угол, и руки Ренарда вернулись на положенное им место, стиснули с боков так, что у Ника перехватило дыхание. Он постарался вернуть объятие, но ничего не вышло, отвлекло другое, тоже важное. Жизненно важного оказалось слишком много: дать отпор твердым, требовательным губам, провести ладонью по спине, задержавшись на пояснице, расстегнуть ремень на брюках и потянуть их вниз. Ника расплющило обилием возможностей, словно огромным молотом, словно это была черт знает по какой причине первая и единственная ночь, и он должен был успеть все, чтобы потом не жалеть об упущенном. Он не вытерпел дальнейшей возни с одеждой, не стал ждать — толкнул Ренарда на диван, большой, роскошный бесконечный диван, наверняка специально созданный для траха принцев и Гриммов, сдернул к щиколоткам все, что мешало, упав на колени, склонился над поистине королевским членом, обнял его губами. Это был ключ к неизвестной двери, это была дудочка гигантского крысолова, и Ник играл на ней старательно, напрягая губы, помогая себе пальцами, вслушиваясь в мелодию до боли в ушах: втянутый сквозь зубы воздух, легкий стон, рваный выдох… Впивался пальцами в скульптурные бедра его высочества; поднимая голову — замечал, как бугрится кожа на левой щеке, как рвется на свободу колдун. И снова нырял вниз, склоняясь перед принцем на свой, гриммовский лад. Терпения уже не хватало; не прерывая мелодию, дикую, божественную, совершенно сумасшедшую, Ник нащупал «собачку», вжикнул «молнией», обхватил член под мягкой тканью… — Не сметь. От неожиданности приказа он вскинул голову, и тут же лицо колдуна оказалось прямо перед ним, поцелуй высосал душу, и Ник расстался с ней без сожаления — взамен в него вдохнули огонь, и пламя растеклось по венам вместо непримечательной человечьей крови. — Еще. — Ник зарывался пальцами в короткие волосы на затылке, не отпускал, не позволял отстраниться. — Мало. Ренард ухмыльнулся ему в губы, поднял, перехватив одной рукой. Что-то загрохотало за спиной Ника — это массивный рабочий стол лишился пресс-папье, и каких-то книг, ручек, настольной лампы, устеливших пол, как листья осенью. А на столе оказался Ник, во всей красе, и капитан методично стягивал с него последнее, что мешало ее оценить. Во всяком случае, Нику хотелось бы так думать — если бы он сейчас мог хотеть чего-то, кроме Ренарда. Он нетерпеливо приподнялся. Ренард искал что-то в кармане снятых брюк. — Что? — спросил Ник. — Презерватив. Не могу найти. — Нахер, — сказал Ник. — Вы же мне доверяете, сами говорили. — А ты мне? Ника мелко потряхивало, будто ему под задницу насыпали колотого льда. — Сэр, — процедил он сквозь зубы, вкладывая в одно слово все, что думал сейчас о Ренарде. О его выдержке, его внимании к мелочам, о его заднице, отражавшейся в стекле панорамного окна. Тот понял правильно, бросил поиски, мгновенно очутился рядом, навис над Ником, сжатые кулаки уперлись в стол. Ник лизнул шею — там, где она переходила в мышцы челюсти, открытые сейчас всем ветрам, и усмехнулся, когда черты колдуна проступили еще отчетливее. — Гримм, — выдохнул Ренард ему в лицо, потянул за волосы, заставляя откинуть голову, вжимаясь в него всем телом, от губ до бедер, оставляя невидимые следы на коже, будто отпечаток себя на месте преступления. Под губами Ника часто билась жилка на шее, под ладонью — сердце, и кровь стучала в ушах далекими барабанами, пока его растягивали и готовили сильные пальцы. Ник не сомневался, что Ренард и это сделает идеально. С кем только научился? Да какая разница, с кем? «Нахер», — вспомнил Ник универсальный ответ на все вопросы этого дня. — Ох, черт, — вырвалось у него через минуту. — Как в первый раз. Это в королевских семьях наследственное? — Это моя личная особенность. — Ренард придерживал его за плечи, проталкиваясь все глубже и глубже, сосредоточенно, словно выполняя требующую немалых усилий и точности работу. Ник дышал коротко и часто, бисеринки пота усеивали лоб. Точка кипения осталась позади, крышку давно сорвало, и во вселенной Ника не осталось ничего, кроме горячего тумана и Ренарда, который, кажется, что-то спрашивал. — Ты как? — услышал Ник, сосредоточившись на звуках единственного голоса в душном тумане. Капитан всегда заботился о подчиненных. Во всяком случае, о Нике — всегда. Он рассмеялся, как сумел. Вышло плохо, но улыбка рикошетом попала в Ренарда — будто искра в пороховой склад. Ник задержал дыхание, ожидая взрыва. И дождался . Ренард качнулся назад, вперед, задав ритм, и набрал скорость, словно паровоз, мчащийся по Северо-Восточному коридору. Он брал Ника, будто право на трон, без сомнений, без промедления, нанизывая на себя, жесткими пальцами придерживая за бедра. Спина ерзала туда-сюда по столу, грозя добыть огонь трением. Ник хватал воздух, как собака снег — маленькими глотками, сколько успевал, прогибался, подставляясь, подавался навстречу, выкрикивал что-то похожее не то на «Сильнее, мать твою ведьму», не то на «Шон» и даже не прикасался к члену, чтобы продлить это подольше — чем бы это все ни было. Ренард накрыл его собой, укусил в плечо, содрогаясь, прижимаясь к щеке мокрым виском — и Ник тут же кончил, пачкая спермой оба живота и взяв шею Ренарда в жесткий захват, как при задержании. Тот не сопротивлялся, расслабил плечи, придавив Ника своей тяжестью, постепенно выравнивал дыхание. Он действительно был чертовски тяжел — но не для Гримма. Ник провел ладонью по влажной спине, шее, зарылся в волосы — и опомнился. Ренард почувствовал это в ту же секунду, поднялся, осторожно, как при сборе ценных улик, разъединился с Ником, отошел к шкафу, и в Ника полетело пушистое полотенце, а рука капитана указала направление к ванной. Ник с удовольствием влез под горячие струи, смыл рабочий пот и запах секса, прибрал за собой и почувствовал себя, как губка на крючке — выжатым. Он обмотал бедра полотенцем и вернулся в пустую гостиную. Хлопнула дверь ванной. Ренард дал ему возможность спокойно одеться. И, надо полагать, покинуть его дом? Идея с ночевкой, казавшаяся превосходной час назад — всего час, он не ошибся? — исчерпала себя. Ник не собирался смотреть капитану в глаза ближайшие несколько часов. Тем более, что он опять хотел его. С ним. В нем. Блядь. — Я пойду! — крикнул он, заглушая шум воды. — Доброй ночи! Лифт ехал чертовски медленно, сонный консьерж бесконечно долго открывал дверь, и даже ночь была пыльной и прогорклой на вкус. К счастью, трамваи еще ходили. В трейлере было уютно, тихо и пустовато. Ник сначала думал, что не заснет, и прихватил на диван пару особо занудных воспоминаний предков, но не прочел даже первых записей — уснул на исписанных страницах, глубоко и без снов. Утром все было иным — обычное небо, обычный Портленд, обычный участок. Капитан тоже был обычным — отдавал распоряжения, кому-то звонил, куда-то уходил. Ника это не касалось. У него была пара вопросов, но они не имели отношения к делам и могли подождать. Вот только на стол капитана Ник не мог спокойно смотреть. Он надеялся, что со временем это пройдет. Других вариантов просто не было. — Мне нужно обсудить кое-что с капитаном, — сказал он Хэнку вечером. — Задержусь. Участок пустел. Ник прислушивался, ждал, когда стихнут последние голоса в коридоре. Ренарда, как оказалось, это заботило меньше. Он присел перед Ником на стол, и тот жалобно заскрипел. — Ну так что? — спросил Ник, подняв на него взгляд и понимая, что сделал это напрасно. Туман стал стремительно сгущаться, и зов дудочки крысолова отчетливо зазвучал в нем. — Это зелье? Наговор? Чары? Что это? Кровь нагревалась, сердце бухало паровым молотом, все признаки заклятия были налицо. — Я все проверил. Это вообще не магия, — сказал Ренард. Было невыносимо знать, как он выглядит под отглаженным костюмом и безупречной рубашкой. Было невыносимо сидеть и ничего не делать, когда хотелось сделать так много. Ренарда ему стоило обходить за десяток футов, если уж приходится работать в одном участке. Поговорить с глазу на глаз было очень плохой идеей. Не потому ли она пришла Нику в голову? — Это вообще не магия, — повторил Ренард. — Разве что в очень бытовом смысле. Люди любят преувеличивать и романтизировать. Ник все равно не понимал. Тогда капитан наклонился — стол снова скрипнул — и поцеловал его. Между вчера и сегодня не было никакой разницы — это Ник понял с абсолютной точностью. Никакой разницы. Никакой магии. Ник потянулся за губами, стул упал, это прошло незамеченным. Ладонь привычно легла на затылок, короткие волосы чуть кололись, руки Ренарда плохо чувствовались сквозь куртку, и Ника раздражала невозможность снять ее немедленно. Стол пошатывался, грозя развалиться, и было ясно, что он совершенно ни на что непригоден. Ву заглянул, привлеченный грохотом, поморгал и закрыл дверь. Он был хорошим полицейским и немного философом и точно знал, что это — не его дело.