* * *
Как — вот о чем думал Шун, когда не думал о том, как круто было тискать Серидзаву в подсобке. С девчонками все просто, главное, про резину не забывать и держать язык за зубами. Не пиздеть, в смысле, и ничего не обещать. А что делать с Серидзавой? Он ведь явно захочет сам. Шун тоже хотел, хотел так, что руки стискивались в кулаки и тянуло уебать кого-нибудь от пустоты в них. Хотел снова прижаться, как тогда, всем телом, и чтобы горело внутри и на коже, как от кислоты, чтобы каждое прикосновение впечатывалось и не стиралось. Ничего круче он и представить не мог. Но и как ложится под кого-то — пусть даже под Серидзаву, — тоже не представлял. Хотел его до кровавых кругов перед глазами, готов был выебать на глазах хоть у всей школы, хоть у обеих. Но стоило подумать, как он сам подставляется, раздвигает ноги, позволяет взять себя… Это не было странным. Просто тошнило от одной мысли. А ведь Серидзава захочет, верно? Пусть бывший, но лидер школы, он все равно стоит выше Шуна. Значит, придется… Это было хуже, чем Токаджи, затягивающий веревку на его ноге. То, с чем Шун не мог смириться. И он все равно хотел Серидзаву. Втискивался в компанию, морозился, избегал взгляда, стремился прикоснуться плечом или коленом. Серидзава вспыхивал по-своему: поглядывал все чаще, едва оставались одни — часто под выдуманным предлогом, — затаскивал куда-нибудь в угол, чтобы не совсем на виду, захватывал губы, стискивал ребра, как горный медведь. Шун не отставал, лапал, терся, совал язык в рот, тянул за отросшие волосы, заставляя запрокинуть голову, открывая шею. Так и ходили оба с засосами. Было похуй. Почти так же похуй, как Генджи с Токио, которые вообще ни о чем не задумывались. Не парились. Шун им завидовал по-страшному. Он всегда знал, что делать и где правильный выход, и только с Серидзавой компас вдруг сбился. Шун понимал, чего хочет, но не мог не принимать в расчет и желания Серидзавы. В этом и была сложность отношений, понял он однажды во внезапном прозрении. Пока ты один, все проще. Но когда начинаешь думать о желаниях других, жизнь становится пиздец запутанной. Но на войне как на войне… — Я хочу тебя, — относительно четко выговорил он, глядя в глаза Серидзавы, когда они в очередной раз обжимались. — Я тебя реально хочу, Серидзава. Вот здесь. Вот сейчас. Все время. Но… — Я… — Серидзава хотел что-то сказать, но передумал. Вместо этого он облизнул шершавые губы, которые Шун знал уже лучше собственных, повел ладонью по его вздыбленной ширинке, а потом, тяжело дыша, расстегнул пуговицу и потянул вниз язычок замка. — Здесь, что ли? — Шун толкнул его в грудь, но иногда Серидзава становился несдвигаемым, как валун, — не то особая техника, не то врожденный талант. — Мы быстро. Не могу больше терпеть. Шун не мог возражать дальше, потому что Серидзава взял его член в руку. Сухая, горячая, чуть царапающая кожа, непривычный захват, давление чужих пальцев… Шун до боли прикусил губу. Казалось, из глаз вот-вот искры посыплются, так это было охуенно. — Шун, — Серидзава поймал его плывущий взгляд, — сделай так тоже. Пожалуйста. До Шуна не сразу дошло, о чем его просят. Потом понял. Потянулся к застежке, вжикнул «молнией», полез под резинку трусов. И все-таки застонал, хоть они и так пиздец рисковали. Не от руки Серидзавы, не от того, что его член, горячий, гладкий и твердый, так охуительно ощущался в ладони, — а от того, что мелькнуло во взгляде напротив. Шун взялся свободной рукой за плечо Серидзавы — хоть какая-то опора, — и, не отводя глаз, двинул кулаком вниз и вверх. И вот, снова это выражение, которому нет названия. — Тамао, — шепотом произнес он, просто так, чтобы сказать и быть услышанным. Серидзава обхватил ладонью его затылок, притянул к себе, к лицу, к губам. Целоваться и дрочить получалось сумбурно, но неожиданно они попали в ритм, и Шуну стало предельно похуй, заметит ли их кто-нибудь. Рука Серидзавы была намного, намного лучше всего, что когда-либо стискивало член Шуна. Сжимало. Двигалось. Трахало. — Подожди, — сказал вдруг Серидзава. У него было абсолютно расфокусированное лицо — или Шуну так казалось, потому что со зрением происходила какая-то хуйня. — Давай лучше. Куда лучше-то, подумал Шун, что ты несешь, Тамао, давай дрочи, потому что если ты, блядь, не продолжишь немедленно, то… Он не успел додумать — Серидзава прижался плотнее, и в его ладони оказались сразу оба члена. — Ебать, — выдохнул Шун. он знал, что сейчас кончит. Или взорвется. Или с ним произойдет еще что-то невообразимое, потому что этого было слишком много. Ощущений. Близости. Точек соприкосновения. По всей, блядь, длине. А если… Он повторил то, что сделал Серидзава, захватив члены чуть выше. Двигать кулаком стало неудобно. Он толкнулся бедрами, вгоняя член в тесное пространство двух ладоней, и почувствовал, что Серидзава сделал то же самое. Они уже не целовались, обоих хватало только на то, чтобы вдыхать и выдыхать, резко, жарко. В незамкнутом кольце большого и указательного пальцев Шуна скользили две головки, то опускаясь вниз, то выныривая, раздвигая захват. Гладкие, липкие, горячие, они были совершенно одинаковыми. Шун наклонил голову, чтобы посмотреть. — Нравится? — хрипло спросил Серидзава. Шун сглотнул. Блядь. — Да, — выдохнул он, не отрывая глаз, — да, охуительно просто. Серидзава, я… — Я тоже, Шун. — Серидзава вдруг наклонился, закрывая обзор, прикусил его шею и коротко простонал. По пальцам потекло, и Шуна тут же скрутило в каком-то чудовищном оргазме. Он не помнил, чтобы его раньше так накрывало — до секундного помутнения и темноты. Потому что следующее, что он понял, — он почти висит на Серидзаве, держась за плечо, и повторяет ему в ухо: «Тамао-Тамао-блядь-Тамао». Впрочем, тот, похоже, чувствовал себя не лучше. С третьей попытки Шун сумел выпрямиться. — Пиздец, — протянул он. Язык все еще слушался не очень. — Место мы выбираем еще хуже Такии. — Да похуй. — Серидзава неторопливо застегивал штаны. — Тебе понравилось? — Да я как будто раньше вообще не дрочил. Будто в первый раз. Просто крышу сорвало. — Шун закончил с одеждой, вытер руку каким-то завалявшимся в кармане чеком — хоть так. — А тебе… как? Серидзава опять смотрел серьезно, будто не дрочил только что, а сутры читал. — Хорошо, Шун, — сказал он. — Мне с тобой — хорошо. И Шун захотел поцеловать его. Просто так. Но неподалеку зазвучали голоса. Лимит удачи явно был исчерпан.* * *
После этого хотеть Серидзаву стало еще сложнее. Теперь желание обрело конкретные очертания в виде двух членов, зажатых в двух ладонях, обжигающего до мурашек дыхания в шею и затягивающего темного взгляда. Шун дрочил на эти воспоминания, пока не уставала рука, но все было не то. Его хуй хотел ладонь Серидзавы и отказывался признавать замены. Ловя взгляд Серидзавы — горячий, темный и голодный, — Шун понимал, что не один он тут грызет губы и работает кулаком. Совместная дрочка была охуенной идеей, они были на равных, и никаких вопросов у Шуна не возникало. Кроме одного. — Серидзава, — сказал он негромко, глядя перед собой — на то, как Чута учит Манабу правильному, с его точки зрения, замаху битой, — ты не хочешь… — Хочу, — не дал договорить тот. После Хосена обе армии тусовались вместе, постоянно, словно наверстывая и недавний раскол, и предстоящее расставание, так что поговорить наедине в школе было невозможно — обязательно кто-нибудь выруливал из-за угла с очередной охуительной идеей. Генджи с Тацукавой решили проблему просто — они почти не появлялись в школе. У Тацукавы с его успеваемостью аттестат и так был в кармане, а для Генджи оценки были последним, что его интересовало в Судзуране. Он и так уже добился всего, чего хотел. Серидзава и Шун сейчас представляли лидера школы в глазах всех воронов. Приходилось отдуваться. — Давай что-нибудь придумаем. Чтобы не за углом. — Есть вариант. — Серидзава чуть-чуть, едва заметно сдвинулся в его сторону, и Шуна тут же обдало жаром. — Кабинет химии еще ремонтируют после экспериментов Манабу. Но сегодня после обеда там работать не будут, я слышал. — А ключ? — Вывернем замок. Он хлипкий. — Годится. Это более чем годилось. Это годилось так, что у Шуна едва не встало прямо здесь, от одной мысли о том, что через несколько часов они все повторят. Может, и не один раз. Может, во второй раз они даже попробуют не спешить. Ну, или в третий. Шун вдавил ладонь в острый выступ смятой пивной банки, чтобы прийти в чувство. Пара часов. Он всегда отличался охуительной выдержкой. Он подождет. Все нормально. Блядь, в бассейн нырнуть, что ли? Охладиться. Но казалось, что скорее вода вокруг него закипит. Он посмотрел время. До после обеда оставалась пропасть, глубокая и непреодолимая. — Ты чего? — спросил Токаджи. Шун разжал побелевшие пальцы, аккуратно убрал телефон в карман. — Да так. Дела. Не хватало только перед Токаджи спалиться.* * *
Самые бесконечные полдня в жизни закончились как-то неожиданно. Они ни чем не договаривались, Серидзава просто прислал скалящийся смайл, Шун отправил что-то подобное в ответ, и через две минуты уже был на месте. Постоял на шухере, пока Серидзава возился с замком, проскользнул следом за ним в приоткрытую дверь. Задвинул ее металлическим шкафом для реактивов. — Годится? — Вполне. — Серидзава подошел вплотную. — Да и какой дурак пойдет сюда после занятий? — Как знать. Захотят намешать какую-нибудь ебанину. — Наши могут. Но, надеюсь, повезет. — Серидзава ухмыльнулся. — Мы же здесь не три часа зависать будем. — Да я бы и три не отказался, — на автомате выдал Шун. Серидзава посмотрел, выдохнул, схватил его за ворот и рванул на себя. — Сука, хули ты такой, — расслышал Шун невнятное — потому что губы уже склеились так, что хрен разорвешь. Шун и не хотел — ему было бы интересно узнать, сколько они могут вот так, если никто не помешает: час, два, три, полдня? Нет, за полдня точно кому-нибудь захочется поссать или покурить… Руки Серидзавы уже возились внизу: расстегивали, стягивали, тискали. Шун вдруг до боли в затылке захотел прижаться к нему обнаженным телом, потереться, почувствовать его именно так, кожа к коже. Полез к собственным брюкам, дернул ремень, «молнию», сдвинул все вниз и застонал в поцелуй, ощущая наконец чужое тепло. Головка члена Серидзавы ткнулась в пах, скользнула выше, он навалился, зажимая члены между их животами. Кончить можно было уже так, просто от того, как напряженный член трется о другой, такой же горячий, как упирается в твердый живот головка, от пальцев, стиснувших бедра, притягивая еще ближе, теснее, хотя и некуда было. Шун тоже схватился за Серидзаву, дернул на себя, снова простонал, просовывая язык глубже в его рот. Вкус табака различался отчетливо, но было и что-то еще — вкус самого Тамао, наверное. Шун толкался и терся, не думая уже ни о чем, кроме как кончить вот так, вместе, перемешав сперму… — Подожди… — Что? — не понял Шун. Какое сейчас «подожди»? Его остановила не просьба и не то, что Серидзава замер и отстранился, а его взгляд — совершенно сумасшедший. — Что?.. — повторил он, когда Серидзава исчез из виду, и подавился сухим школьным воздухом, когда по члену длинно прошелся мокрый язык. — Серидзава, блядь, ты чего? — Хочу. Не было сомнений, что Серидзава действительно хотел: никто не стал бы делать такого без желания — лизать по всей длине, едва не забирая яйца, сосать головку, брать так глубоко, что член исчезал в губах почти полностью. Шун долго пялился в потолок, прежде чем решился посмотреть. Серидзава будто почувствовал — поднял взгляд, почти выпустил член, задержавшись губами на самой головке, потом медленно забрал обратно, чуть поперхнувшись в конце, но взяв почти полностью. Шун шумно выдохнул. Оказалось, он задержал дыхание на эти полминуты. — Тамао, — шепотом сказал он. Тот прикрыл глаза. «Да», — понял Шун, положил руку на лохматый затылок, показывая, как быстро и насколько глубоко. Серидзава слушался, и от этого крыша съезжала еще чуть сильнее. — Тамао! — выкрикнул Шун высоко и предупреждающе, когда был уже на самом краю и безостановочно падал — или взлетал. Серидзава ничего не понял, втянул его член так глубоко, как смог, и, конечно, поперхнулся, выпустил и закашлялся. — Ну что ты, — еле выговорил Шун, стекая по стене. Ни слов, ни мыслей — все куда-то ушло, было легко, как после хорошей драки, осталось только желание извиниться перед Серидзавой, он ведь не хотел, правда. — Я… предупредил же… вроде… — А я попробовать хотел, — голос Серидзавы был сиплым, но довольным. — На вкус тебя хотел… — И как? — Охуительно, Шун. Просто охуительно. — Он тоже сидел на полу, вытянув ноги, прислонившись спиной к одной из парт. Толстый член подрагивал на животе, почти касаясь пупка. «Я не сделаю этого», — мелькнуло у Шуна в голове перед тем, как наклониться и сделать. — Шун, не надо, — услышал он прежде, чем губы обхватили головку. «Не надо» никогда не было словом, способным остановить Идзаки Шуна. Это не было странно, противно или неприятно. Это оказалось охуеть как круто. Чувствовать языком тонкую, нежную кожицу, проталкивать глубже в себя скользкую головку, заполнять рот Серидзавой, сжимать губы и втягивать щеки, всасывая его. Короткие глухие стоны над головой, подрагивающие крепко сжатые кулаки на полу — Шун накрыл один ладонью, и Серидзава снова застонал. Шун не решился поднять на него глаза, но не отодвинулся, когда в рот брызнуло, сглотнул, на секунду пожалев, что уже все. Он хотел бы продлить это. Может, он еще и не был настоящим пидором, но быстро шел по верному пути. — Шун, — негромко позвал Серидзава, — спасибо. Шун никогда не видел его настолько серьезным. И настолько близким тоже. От поцелуя его удержала только мысль о сперме, вкус которой наверняка остался во рту у обоих.* * *
«Вот спроси кто-нибудь — Шун, о чем ты думаешь? А я в порыве честности — да о том, как охуительно сосать Серидзаве». Шун нарисовал в голове эту картинку, охреневшее лицо спросившего и хмыкнул. Токаджи посмотрел на него с подозрением. Шуну, впрочем, было пофиг. Он действительно в последние дни думал в основном о члене Серидзавы. О том, как круто его сосать, как стонет Серидзава, как все это бьет в голову — лучше любого бухла. Когда сосал Серидзава, тоже было улетно. Они трахались в пустующем кабинете уже несколько раз, но, блядь, как это было мало по сравнению с тем, сколько хотелось. Будь такая возможность, Шун не выпускал бы член Серидзавы изо рта. А сперма вполне себе питательная штука, так что смерть от голода ему бы точно не грозила, только Серидзаве — от обезвоживания. Шун снова хмыкнул и отправил только знак вопроса. Этого было вполне достаточно. Ответ заставил его выпрямиться и поднять солнечные очки на лоб, перечитывая короткое сообщение. «Вечером у меня». Обычно вариант «дома» даже не всплывал. Видимо, домашние Серидзавы куда-то дружно сваливали, раз тот так уверенно приглашал к себе. Интересно, сколько у них будет времени? Минимум до утра. Если бы семья собиралась вернуться к ночи, Серидзава не стал бы рисковать. Можно будет ебаться до потери пульса, не прислушиваясь к голосам и шагам. Охуеть как повезло. Что-то тихонько скреблось на душе. Неприятное, гаденькое. А если Серидзава решит пойти дальше? Соглашаться или нет? Они и так далеко зашли по пути простых японских пидоров, что уже терять. С другой стороны, до сих пор все было на равных. При желании они могли бы даже отсасывать друг другу одновременно, если бы Шуна это парило несколько больше. Но одновременно засунуть два хуя в две жопы точно не выйдет. Блядь. Настроение испортилось, он даже не сразу сообразил отправить в ответ смайл с поднятым большим пальцем. Это было неправдой, но прогресс позволял врать с минимумом усилий. Может, с Генджи посоветоваться? Мысль была хороша, однако Шун ни на секунду не сомневался, что те двое такими вопросами вообще не заморачивались: просто ебали друг друга во все дыры ко взаимному удовольствию. Шун тоже хотел бы так. Но не мог.* * *
Дома у Серидзавы было как-то. Шун вообще не смотрел вокруг. Главным было то, что они — вдвоем, за закрытой дверью. И то, что им никто не помешает. И то, что его сегодня, скорее всего, выебут. — Ты чего? — спросил Серидзава. — Разувайся, проходи. — Ну, и чем займемся? — Шун остановился посредине гостиной. — Можем пиво попить, фильм какой-нибудь посмотреть. У меня чипсы есть. — Серидзава обхватил его со спины, прикусил ухо, полез руками под рубашку. — Шун, ты ебанулся? Не догадываешься, зачем я тебя позвал? — Догадываюсь, — хрипло сказал Шун. Серидзава обошел его, опустился на колени, расстегнул брюки. — Ты же не против? — уточнил он, когда член Шуна, покачиваясь, уже касался его губ. Шун засмеялся, Серидзава тоже. И продолжал хмыкать, даже когда член оказался во рту. Шун не думал, что ржущий в хуй Серидзава заставит его кончить еще круче обычного. Он ошибался. Потом, часа через полтора, они действительно выпили пива и начали смотреть какой-то фильм — потому что даже в старшей школе невозможно трахаться без перерыва. Потом Серидзава кинул на пол пустой пакет и погладил Шуна по бедру. — Если верить стереотипам, — начал он в пустоту, — настоящие пидоры обязательно должны долбиться в жопу. Как ты относишься к стереотипам, Шун? — Хуево, — честно и мрачно прозвучало в ответ. Шун понимал, что до этого дойдет. Но надеялся, что не дойдет. — А ты? — Ну, я хотел бы попробовать. Интересно же. — Серидзава оперся на локоть и повернулся к нему. — Но если не хочешь, закрыли тему. С тобой хорошо. Без этого. — Я не сказал «нет», — завелся Шун. Это выглядело так, будто ему уступали. Поддавались. Считали слабее себя. А этого Шун не потерпел бы даже от Серидзавы. — Давай, — сказал он решительно. Серидзава, к счастью, не стал переспрашивать, уверен он или нет. Потянулся, прижался к губам. Целоваться с ним по-прежнему было охуенно, Шун никак не мог привыкнуть. Даже когда казалось достаточно — стоило разлепить губы, как тут же выяснялось, что мало и срочно нужно еще. «Мне постоянно нужно еще Серидзавы, — неожиданно понял Шун. — Почему?». Вопрос всплыл и тут же снова утонул в мареве, заменившем Шуну мозг. Он немного пришел в себя, когда с его плеч потянули рубашку. Они уже десятки раз стягивали друг с друга штаны, но ни разу не приходилось раздеваться полностью, и Шун напрягся. Но Серидзава, сняв рубашку с него, принялся расстегивать и свою. Шун подумал, что стоило сделать это самому, но шанс был упущен. Он не стал тратить время, разом стянув с себя брюки и трусы с носками. Все, теперь назад уже некуда. В конце концов, люди же делают это. Генджи делает это. Так чем он хуже? Тошно было пиздец. Ну не предназначен он для этого. Даже с Серидзавой. Тот тоже разделся до конца. Лег рядом. Погладил по щеке. Глаза у него, при полном спокойствии, были охуевшие. Шун представил, как тогда выглядит он сам. Пиздец. — Попробуем? — спросил Серидзава. Это был еще один шанс отказаться. Но об упрямстве Идзаки Шуна ходили легенды не менее чем в трех школах. — Давай, — повторил он. Серидзава зачем-то улыбнулся, сунул руку под подушку, вытащил тюбик и презерватив. — Держи. Теорию знаешь? А то я только по порнухе. — Теорию чего? — Большого взрыва, блядь. Анального этого самого. Он не был спокоен. Он тоже нервничал, понял Шун. А он еще Генджи ебанатом называл. Вот у тех-то точно все проще было. Пришли, легли, поебались. Оба довольны. А они… загоняются. И только потом до Шуна дошло, что ему предлагают. — Это ты хочешь, чтобы я тебя? — растерянно спросил он. — А ты не хочешь? Смотри, можем и наоборот. — Да без разницы. — Шуну внезапно стало легче дышать. И думать. И делать. — Я тоже нихуя не умею, если честно. Но я и отсасывать никогда не учился. — Ага. Все получится. — Серидзава лег на спину, согнул ноги, развел. — Как-то не по себе, блядь. — Думаешь, мне по-другому? — Шун выдавил на пальцы прозрачный гель. Гондон натягивать было не на что — у него вообще не стояло. Впрочем, у Серидзавы тоже. Может, стоило включить порно? А еще лучше лекцию по анатомии или биологии, ага. Он потрогал пальцем темную кожу между ягодиц, погладил. Нажал. — Туда хоть? — Ага. — Серидзава смотрел в потолок. Скулы чуть потемнели. Шун втолкнул палец глубже. — Как в пластилин. Ты это… расслабься. — Сам бы попробовал, — пробормотал Серидзава. Совет был дурацкий, Шун и сам это понимал. Он наклонился и взял в рот мягкий член. Серидзава дернулся от неожиданности. Шун погладил его по боку. Член во рту слегка окреп. «Дом почувствовал», — подумал Шун и засмеялся, насколько позволяла ситуация. Собственный член тоже очнулся. Пальцы наконец получилось просунуть внутрь, их плотно обхватили горячие мышцы. А когда там окажется хуй? Бля, это, наверно, самое охуенное, что можно представить. Шун помнил, что нужно растянуть, расслабить мышцы, но как? Он покрутил пальцами, согнул их внутри, раздвинул. Серидзава застонал. Шун освободил рот. — Больно? — Не. Нормально. Странно. Ты продолжай. — Ладно. Шун еще пососал его член, пока запихивал третий палец, а потом отвлекся — хотелось посмотреть, как это. Выглядело действительно странно. Но заводило. Шун вытащил блестящие от смазки пальцы, раскатал по члену презерватив. — Ну, я пошел. Серидзава фыркнул и наконец посмотрел на него. Карюю радужку почти закрыло чернотой. — Давай. Шун приставил хуй к снова закрывшейся дырке, нажал. Потом еще. Серидзава молчал, но Шун чувствовал его напряжение. — Ты как? Серидзава приподнялся на локтях. — Выеби меня, Шун. Будет хорошо, обещаю. — Я хочу, чтоб тебе было, — Шун толкнулся дальше. — Надо было все-таки почитать теорию. А потом, будто пройдя сложный участок, член легко скользнул вперед. Шун почти упал на Серидзаву, вовремя подставил руку. Они лежали глаза в глаза, и Шун был в Серидзаве, внутри, имел его, трахал, ебал. И это не было плохо или стыдно ни для кого из них. Было в самом деле хорошо. Особенно когда он стал двигаться, на ходу подбирая подходящий темп, устраиваясь удобнее. И когда он сдвинулся чуть ниже, Серидзава застонал в голос, выдал что-то похожее на «а-а, блядь, Шун», и Шун не стал уточнять, все ли в порядке — он чувствовал, что все выходит, как надо. Что все действительно охуенно. Он лег сверху, удерживаясь на локтях, Серидзава притянул его за шею и поимел его рот своим языком. Шун не пытался перехватить инициативу — его уже несло, крыло, потряхивало, еще чуть-чуть, немного, гребаный, блядь, боже, еще, еще, еще… Сначала перед глазами вспыхнул яркий свет, потом он будто ослеп, а потом оказалось, что он, весь мокрый, лежит на таком же мокром Серидзаве. Между животами было липко. — А ты когда успел? — спросил Шун в плечо и лизнул — захотелось. Кожа оказалась предсказуемо соленой. Вкусной. — Пока ты стонал, как порнозвезда. Под такую музыку импотент кончит. — Я? — возмутился Шун. — Я не стонал! Можно подумать, он действительно помнил, что и как делал. Можно подумать, это имело значение. Можно подумать… — Тамао, — позвал он. — Ну правда, ты как? Все-таки… ну это… — Меня поимели, — согласился Серидзава. — Это что-то меняет? Шун помотал головой. Потом кивнул. — Меняет. По-моему, мы теперь не трахаемся. Мы встречаемся. — Хорошо. — Тебе правда понравилось? — помолчав, спросил Шун. — Не меньше, чем все остальное. — И тебя… ну, не напрягает? Серидзава посмотрел внимательно. — Шун, человек не становится другим оттого, что его трахнули. Ты слишком заморачиваешься. Секс хорош сам по себе. «Об этом я думал сегодня, — вспомнил Шун. — Генджи запросто ложится под Тацукаву и остается лидером. Что со мной не так?». — Когда твои вернутся? — Часам к восьми утра. А что? — Значит, ты успеешь меня трахнуть. — Перестань. — Я серьезно. — Он потрогал ухо Серидзавы — обычное такое ухо, убрал прилипшие к щеке волосы. — Не потому, что приспичило попробовать. И не чтобы доказать. Просто хочу — с тобой. Никого другого я и близко к своей жопе не подпущу, обещаю. Серидзава засмеялся. А потом одним движением очутился сверху, прижал его к кровати. — Хочу твою жопу, — согласился он. — Хочу слышать, как ты кричишь мое имя. — Не дождешься. — Увидим. Было все равно страшно и трясло изнутри, и Шун боялся, что не сможет, что это окажется сильнее него — но выяснилось, что присутствие Тамао многое меняет во взглядах на целостность жопы. Так что к утру оба могли считаться настоящими пидорами. Не то чтобы кого-то из них это волновало.