Sun In My Eyes // Солнце В Моих Глазах

Он проснулся от стука в дверь. Ему казалось, что его голова весит не меньше дюжины камней — он чувствовал себя так, будто пил на протяжении нескольких дней, но на самом деле всё было далеко не так. Нет, он всего лишь отходил после приступа и был почти уверен, что полночи он провёл в слезах. Вытирая лицо, он понимал, что стучит Лили, и понимал, что если он не откроет, она воспользуется своим ключом, чтобы войти, и будет расстроена, когда его увидит. Так что, свесив ноги с дивана, на котором было реально-чертовски-неудобно спать, Ремус Люпин прошаркал к двери, отпер её и распахнул. Лили улыбнулась с облегчением, как он и предполагал. Плечо девушки немного опустилось, и она откинула назад выбившуюся прядь рыжих волос. — Привет. Как ты сегодня? Ремус отступил в сторону, чтобы впустить ее, оценивая своё самочувствие. После долгих лет терапии друзья разработали схему лечения, чтобы помочь ему справляться. Её создал Джеймс, когда ещё учился в университете, получая докторскую степень и работая над КПТ (когнитивно-поведенческая психотерапия). Ремус страдал психическим расстройством, биполярным расстройством личности, если быть конкретнее, из-за которого почти эйфорические взлёты в настроении парня граничили с сильными падениями, что привело его к случаям крайнего селфхарма и к попытке самоубийства уже дважды в его короткой жизни. Люпин пробовал принимать лекарства, и они помогали ему поддерживать стабильное состояние, но несколько раз в месяц он всё равно подвергался взлетам и падениям. Но терапия КПТ работала лучше всего. Она позволяла ему оценивать свое душевное состояние, давая своим друзьям специальные кодовые слова, что позволяло им избегать определенных триггеров. Сегодня Ремус чувствовал себя хорошо, достаточно хорошо — это означало, что, вероятно, мания придет через неделю или около того. — Осень. Лили перевела дыхание. — Слушай, я хотела поговорить с тобой кое о чем. Ты, скорее всего, откажешься, но… — Лилз, — простонал он, направляясь на кухню, чтобы включить чайник. Он порылся в буфете, с удовольствием обнаружив, что у него все еще остался приличный запас чая и печенья, которым они могли полакомиться вдвоём, — Серьезно, если это одна из твоих программ… — Это вообще-то ты жаловался, что у тебя нет музы, и я нашла кое-кого действительно привлекательного. Ремус приподнял бровь. — И кого же? — Школьного лучшего друга Джеймса. — Того парня, о котором он болтает все время? С каким-то странным именем? — Сириус, — сказала Лили, — Но он не парень. Он… ну… — она схватилась за нос, — Знаешь, кто такие гендерфлюиды? — Я не в пещере живу, — хмыкнул он, положив пакетик чая в одну из кружек. Электрочайник с щелчком выключился, и он залил пакетики кипятком, а затем протянул одну кружку Лили. Она потянулась к сахарнице и окинула его долгим, оценивающим взглядом, — Сириус использует местоимения мужского рода? — Большую часть времени. Он говорит нам, если нужны другие, — сказала она, махнув рукой, — Сириус не слишком беспокоится о том, как его называют — больше о том, как стащить одежду из моего гардероба. Ремус слегка рассмеялся, поскольку Лили была хорошо известна своим безупречным — и часто очень дорогим — вкусом в одежде. — Ну, его трудно винить. Подруга немного покрасовалась, пригладив свой кашемировый джемпер, который, вероятно, стоил больше, чем вся месячная зарплата Люпина. — В общем, он… ну, он очень хорошо выглядит, и я думаю, что он может тебя вдохновить. Ремус потер висок. — Я не уверен, что готов сейчас появляться на занятиях. — Это не совсем занятия, ты же знаешь. И тебе не придется платить, а ещё ты можешь прийти и уйти, когда захочешь. Правда, пойдем, когда будут мои новички, а? Так ты сможешь игнорировать мои разговоры о технике, и просто… делать то, что нравится. Прошло уже много лет с тех пор, как что-то по-настоящему возбудило воображение Ремуса, когда дело касалось искусства. Он боролся с болезнью, живя за счет того небольшого наследства, которое оставили ему родители, после того, как умерли год назад, включая деньги с продажи их дома и имущества. Когда у Ремуса было вдохновение, его работы просто отличались увлекательностью. У парня был небольшой интернет-магазин, в котором он продавал копии своих прошлых работ. Но за последние несколько месяцев его состояние достигло пика, и его колебания в настроении, казалось, становились все хуже и хуже. Он знал, что отчасти это всё происходило из-за стресса насчёт работы, вдохновения, денег. Но это был порочный круг — стресс начинал кидать его из мании в депрессию, и Люпин лишался способности творить, что снова вгоняло его в стресс. Парню казалось, это никогда не кончится, и он жил на краю бездны отчаяния. Не всегда, конечно, но в последнее время постоянно. — Ладно, когда он будет приходить? — Каждый день в течение следующей недели, так что ты сам выбери себе график. Пару дней уйдёт на одежду, работу над определенными позами и формами тела. Потом он будет позировать обнаженным, но я думаю, что у тебя не будет с этим проблем. Ремус закатил глаза. — Я профессионал независимо от состояния моей жизни. — Я никогда и не… Он махнул рукой. — Все в порядке, дорогая. Я зайду завтра, хорошо? Вообще, если бы ты сейчас захватила с собой некоторые мои художественные принадлежности, мне не пришлось бы везти их в метро, и моя жизнь стала бы экспоненциально легче. Подруга фыркнула от смеха, но согласилась, и, когда она собиралась уходить, заднее сиденье её машины уже было забито несколькими холстами и одной из его длинных деревянных коробок с принадлежностями. На самом деле он был благодарен своим друзьям. Друзьям, понимавшим его. Понимавшим, что полноценного лекарства от его недуга не существует, понимавшим, что это его жизнь и он справляется с ней, как может. Но иногда ему становилось одиноко, когда он думал о том, как они возвращались домой к близким, а у него была только эта маленькая дерьмовая квартирка с потертым диваном и старой кроватью, а единственное, что осталось от его родителей — фотографии и воспоминания. Но все вещи принадлежали ему, и это уже было хоть чем-то. *** Постепенно холодало, ибо приближались зимние каникулы, поэтому Ремус закутался в свой самый теплый джемпер из какой-то смехотворно дорогой шерсти, которую Лили нашла в интернете, и свое самое теплое пальто. Он неторопливо вошел в класс Лили. Шнурки на его ботинках, доходивших до середины икр, были развязаны и болтались, а разномастные носки торчали сверху. Волосы находились в творческом беспорядке. Ремус не мог с ними ничего поделать, поэтому он просто натянул на них шапку. И все же до начала урока Люпину удалось принять душ и почистить зубы, и даже дважды поесть. Ремус был на занятиях Лили уже несколько раз. Они познакомились на первом курсе университета, когда он еще занимался искусством. В тот год он очень внимательно следил за приемом лекарств и прекрасно себя чувствовал. Тогда завел много хороших друзей, был очень общителен, и жизнь казалась ему приятной. А затем его мозг решил просто привыкнуть к его дозировке, и все перемешалось. Ремус находился на занятии во время одного из своих приступов, чувствуя себя маниакально. Он не ел несколько дней и выглядел так, будто сошел с ума. Но вместо того, чтобы отвернуться, Лили предложила ему переночевать у нее и просидела с ним всю ночь, пока он болтал с ней и делал набросок за наброском. Три ночи спустя, когда Лили нашла его истекающим кровью и сжигающим свои альбомы в ванной, она позвала Джеймса. И вместо того, чтобы отвернуться, они спросили, чем могут помочь. А после того, как Ремус попытался проглотить месячную дозу своих таблеток, друзья начали следить за его состоянием гораздо пристальнее. Когда Ремус чувствовал себя особенно подавленным или спокойным — в зависимости от времени месяца — он сидел в классе у Лили. Она преподавала искусство в общественном центре, где можно было найти любые направления. На самом деле занятия стоили недорого, и Лили заслуживала, чтобы ей платили больше. Но она настаивала, что преподает не ради денег, а ради удовольствия видеть, как люди любят то, что любит она. И Ремус мог это понять. Он поставил мольберт у окна, где было больше света, и улыбнулся ей, когда она начала готовить место для натурщика. Ремус накинул на холст лист и приколол его. Он вытащил свой уголь и начал рисовать Лили, просто чувствуя свое настроение, ощущение комнаты. Он рисовал ее достаточно много раз, чтобы делать это вслепую, и это был бы идеальный портрет, но в тот день он чувствовал себя хорошо. Ему удалось уловить свет и тени, играющие на ее лице, и он почувствовал, как гордость поднимается в его груди. Это могло бы быть очень, очень хорошей идеей. Посетить этот класс. Он добавлял немного фона, когда почувствовал чье-то присутствие позади себя и, обернувшись, увидел незнакомое лицо. Красивое, но странное. Человек был невысоким, худым и грациозным, с округлыми бедрами и широкой грудью. На них были обтягивающие черные легинсы, белая блузка, похожая на тунику, и серые пушистые ботинки, доходившие до середины икр. Но самым поразительным в этом человеке было его лицо. Все углы и острые края, скулы, за которые можно умереть, и надменные надутые губы. Они были азиатского происхождения, их взгляд был очень пронзительным, и самый необычный серый цвет— как грозовые тучи над морем. Когда они улыбались, что они сделали почти сразу же, когда Ремус смотрел на них, их зубы были белыми, удлиненными в резцах ровно настолько, чтобы сделать улыбку интересной, и почти острой в клыках. С их губ сорвался тихий смешок. — Это реально хорошо. Лили это видела? Ремус сглотнул, пытаясь обрести дар речи. — Гм. Да. Ну нет, этот нет. Но она видела, как я делал это сотни раз. — Значит, ты, должно быть, Ремус? — А ты, должно быть, Сириус, — сказал Ремус, поняв, с кем говорит, и протянул руку. Ухмылка Сириуса стала шире, и его рука метнулась вперед. У Ремуса было достаточно времени, чтобы увидеть длинные тонкие пальцы, которые, вероятно, могли творить волшебство на клавишах пианино. Его ногти были отполированы с пурпурно-блестящим цветом, который ему очень шел, и соответствовал пурпурному тинту на его губах. Ремус также заметил подводку, хотя она ему и не требовалась. Не то чтобы Сириусу требовалось хоть что-то, чтобы улучшить свое лицо. Он был воплощением красоты. — Видимо, моя репутация опережает меня. Ремус фыркнул, отодвигаясь и снова берясь за уголь. — Джеймс много о тебе говорит. — Мм, правда? Едва ли это сюрприз, знаешь. Мы самые лучшие друзья. Я вернулся в Лондон всего несколько недель назад, так что он наверняка в восторге. Ремус рассмеялся. — Не так уж и много нужно, чтобы Джеймс был в восторге. Сириус ухмыльнулся, затем протянул свою тонкую руку и провел большим пальцем по шраму в форме полумесяца на шее Ремуса. — Это похоже на луну. Ремус покраснел и потянулся, чтобы дотронуться до нее. — А. Да, наверно. -Хм, — Сириус снова посмотрел на него и пожал плечами, — Не суть, Лунатик… Ремус моргнул. -Лунатик? Сириус ухмыльнулся ему, слегка сверкнув зубами. — Оно подходит. Мне нравится. — У меня раньше не было прозвища, — задумчиво произнес Ремус. — Ну, теперь есть. Лунный луч, — он ухмыльнулся и беззастенчиво подмигнул, когда Ремус уставился на него. Ремус фыркнул, но слегка усмехнулся, когда вернулся к своему наброску и сделал еще несколько линий, используя большой палец, чтобы размазать некоторые тени вокруг волос Лили. Он вытер пальцы о брюки и отложил мольберт. — Так, ты уже делал такие вещи раньше? — Моделинг? — Сириус пожал плечами, убирая волосы со лба, — Несколько раз, но в основном для Лилз. — Говорите обо мне? — сказала Лили, подходя. — Только о том, как часто тебе нравится раздевать меня, — сказал Сириус, покачивая бровями. — Ты отвратительно самовлюблен, — упрекнула она. Она взглянула на рисунок Ремуса и улыбнулась. — Великолепно, как всегда. Могу я оставить его себе? — Конечно, — он передал его ей, и она вцепилась в него, как будто он чего — то стоил, — Так, у тебя есть чай, дорогая? Мне бы не помешала чашка чая, прежде чем мы начнем. — О, можно тоже? — вставил Сириус. Лили закатила глаза. — Только потому, что я люблю вас обоих. Ведите себя хорошо. — Разве я не всегда? — спросил Сириус, слегка надув губы, и Ремус подавил желание провести большим пальцем по нижней губе Сириуса. Это было больше, чем просто искусство. Сириус был болезненно хорош собой, и Ремус почувствовал запретный клубок желания в животе, которому он никогда не поддавался. Но он также понимал, почему Лили использовала его для референсов. У него были удивительные углы, разрез его челюсти был близок к совершенству. Его длинные тонкие пальцы умоляли, чтобы ими заполняли страницы за страницами в альбоме. Он поймал себя на том, что смотрит на слегка овальные ногти, облизывая губы, затем поднял глаза и увидел, что Сириус наблюдает за ним. — Извини, — сказал он, слегка кашлянув, — У тебя красивые руки. — Ммм, правда? — Сириус поднял ногти, чтобы осмотреть их, затем пожал плечами, — Хочешь рассмотреть ближе, прежде чем мы начнем? Ремус сглотнул, но принял приглашение близко к сердцу. Осторожными пальцами он взял Сириуса за подбородок, поворачивая его голову из стороны в сторону, наклоняя ее против света. У Сириуса было непроницаемое выражение лица, но в его серых глазах горел жар, и он был податлив под осторожным прикосновением Ремуса. — Я произвел на тебя впечатление? — спросил он очень мягким голосом. Оторвавшись от его головы, Ремус моргнул, затем опустил руку, как будто дотронулся до чего-то горящего. — А. Э-э. Да. Я думаю, ты создан для таких вещей. Сириус рассмеялся. — Если бы только моя дорогая матушка могла слышать, как ты это говоришь! Конечно, она бы никогда не согласилась, но было бы приятно увидеть выражение ее лица. Прежде чем Ремус успел ответить, Лили вернулась с двумя чашками чая. — С медом для тебя, любимый, — сказала она, протягивая руку Ремусу. Он взял его со вздохом благодарности и отхлебнул темного напитка. — Ты просто чудо. — Знаю, — она протянула руку, погладила его по щеке и взглянула на часы. — Черт. Занятия начинаются в пять. Сириус, ты сегодня это наденешь? — Думал, что да. Утром мне понравилось мое отражение, — он слегка повернулся, выпятив бедро, и Ремус боролся с желанием снова облизнуть губы. — Подойдет, — сказала Лили через минуту, — Но завтра надень более подходящую рубашку. Но это будет хорошая практика, — она потянула за край туники, и он закатил глаза. — Лили… — Да дело не в моде, — упрекнула она, — А теперь, я все приготовила для тебя, так что иди и найди себе удобное местечко. Сириус подмигнул Ремусу. — Повеселись сегодня, а? — затем он с легким размахом подскочил к табурету, который Лили поставила посреди комнаты. Ремус взглянул на нее. — Он немного… — Ммм, понимаю — спросила она, пристально глядя на Сириуса, — Но он хороший, знаешь? В смысле, иногда это немного ошеломляет, но он…он не тот, кем кажется. — Много чего происходит, — сказал Ремус, глядя на свои руки. Он мог видеть пятна шрамов на костяшках пальцев от того момента, когда все было очень плохо, и тихо вздохнул. Он поднял глаза, когда рука Лили накрыла его руку, и она осторожно улыбнулась. — Я в порядке. Правда. — Ладно, — она отстранилась, сделав несколько шагов назад, — Если тебе нужно закончить занятие пораньше, не стесняйся. Ты даже можешь оставить свои вещи, я разберусь. — Спасибо, — сказал он, затаив дыхание. Прежде чем они успели продолжить разговор, начали прибывать другие ученики, и Ремус приготовился начать. Затаив дыхание, он наблюдал, как Сириус вышел на середину комнаты и получил указания от Лили. Он осторожно уселся на табурет, но прежде чем Лили обратила внимание класса, Сириус встретился взглядом с Ремусом и подмигнул ему. Чувствуя, как сердце трепещет в груди, Ремус изо всех сил старался отключить все эмоции и отдаться искусству. Это у него получалось лучше всего. Это была одна из вещей, которая могла спасти его. Его рука сжала карандаш, пальцы слегка дрожали, но он был готов. *** Он не ожидал того уровня разочарования, который пришел по мере продолжительности нахождения в классе. Не потому что они отвлекали, а потому что он был ограничен, а Ремус никогда не умел творить с ограничениями. Искусство было спусковым крючком—оно могло довести его до безумия, оно могло заставить его вращаться по спирали, но оно все еще было всем, чем он был. И невозможность схватить Сириуса за лицо и провести пальцами по контурам его подбородка, изучить линии на его ладонях или сгибе локтя так, как он хотел…так, как ему было нужно, повлияло на него. Его трясло, когда урок подошел к концу, и прежде чем подошла Лили, Ремус поспешно вышел, направляясь в туалет, который студенты использовали для чистки своих штанов. Дверь громко хлопнула, металлический лязг отозвался эхом, и он схватился за фарфоровую раковину, наклонив голову вперед и сделав несколько глубоких вдохов. Несколько мгновений спустя он услышал скрип петель и зажмурился. — Шторм, — сказал он. Последовала пауза, и голос, который был совсем не похож на голос Лили, спросил: — Шторм? Не в силах остановиться, Ремус резко повернул голову и остановился на Сириусе, который стоял, прислонившись к дверному косяку, одной рукой крепко обхватив себя за талию, а другой дергая за концы своих волос. Они спадали мягкими волнами, и он провел по ним пальцами. — Я думал, ты Лили. Серые глаза Сириуса смотрели на него несколько долгих мгновений. — А для нее это имело бы смысл? Ремус кивнул, его челюсть напряглась от желания объясниться. Но меньше всего ему хотелось видеть, как это прекрасное лицо исказится от жалости или разочарования. — Долгая история. Ты что-то хотел? — Ты вылетел оттуда, как летучая мышь из ада, Лунс. Неужели я настолько ужасен? Ремус что-то пробормотал, проводя рукой по лицу. — Господи, нет. Это…это не из-за тебя. Ну, из-за тебя, но не из-за тебя тебя. — В этом еще меньше смысла, — сказал Сириус с очень слабым смешком. Ремус провел пальцами по своим кудрям, понимая, что, вероятно, выглядит нелепо, но сейчас ему было все равно. — Я не начинающий художник. И я…я расстроился. Мне нужно больше… — он провел рукой вверх и вниз по телу Сириуса. — Кожи? Потому что, знаешь, в четверг я буду позировать обнаженным и… — Нет, — поспешно ответил Ремус, — Нет, я…когда я рисую, мне нравится знать свой предмет. Каждый изгиб, каждый контур. Я не могу… Не могу этого понять, когда ты просто сидишь на табурете. Когда я не могу прикоснуться к тебе, я… Его слова оборвались, когда дверь резко распахнулась и Сириус состроил гримасу ярости, повернулся и захлопнул ее. Он щелкнул замком, затем повернулся к Ремусу и быстрыми, осторожными шагами сократил расстояние между ними. Он протянул руки, схватил Ремуса за запястье и положил тыльную сторону руки на раскрытую ладонь Ремуса. — Я весь твой. Ремус судорожно сглотнул, пытаясь сохранить самообладание. Но это было почти невозможно. Он уже терялся в тепле их кожи. Его пальцы пробежали по линиям ладони Сириуса—и боже, их было так много, намного больше, чем у большинства людей, —и он прижал подушечку большого пальца к сгибу запястья Сириуса. Взяв себя в руки, Ремус глубоко вздохнул и покачал головой. — Это… Мне жаль. Я не хотел сбегать. — Я и не думал, что ты сбежал. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Ремус кивнул и отпустил руку Сириуса, хотя глубоко ощущал потерю. — Ты вдохновляешь. Уверен, ты это знаешь. Я уверен, что у тебя есть художники, умоляющие о тебе, — его рука поднялась, на мгновение коснувшись челюсти Сириуса, прежде чем он отдернул руку, — Не думаю, что смогу закончить это занятие. — Что я могу сделать? — спросил Сириус очень мягким голосом, — Я хочу, чтобы ты нарисовал меня. Написал меня. Что угодно. — Зачем? Сириус моргнул, словно вопрос удивил его. — Потому что ты потрясающий. Лили показала мне твои работы. Те, что у нее дома, те, что у Джеймса в кабинете. Подарки, которые ты им сделал. Ремус… твой талант поражает меня. Моргнув, Ремус покачал головой. — Я не… — Я уверен в своей оценке, Лунный свет. Я хочу знать, что тебе нужно от меня? Частное позирование? Я могу приехать к тебе и… — Я не могу себе этого позволить, — поспешно сказал Ремус, — Я не работаю. Я продаю все, что могу онлайн и все хорошо, но я знаю сколько платит Лили и… — Картина, — сказал Сириус, — Нарисуй мне что-нибудь. Какой-то набросок, мне все равно. Справедливый обмен, а? Брови Ремуса взлетели вверх. — Ты не серьезно. — Серьезно, — ответил он, и его губы изогнулись, как предположил Ремус, в сдержанном усилии не выдать каламбура, — Пожалуйста, Ремус. Моргнув, Ремус понял, что не может отказаться. Он хотел этого больше всего на свете. — Э-э, я… Прежде чем он успел ответить, в дверь негромко постучали. — Ре? Ты там? — Мы просто болтаем, милая, — ответил Сириус, — Две минуты. — Ведите себя прилично. Все ушли, так что вы можете выйти в любое время. Ремус затаил дыхание, пока ее шаги не затихли, а затем снова повернулся к Сириусу. — Ладно. Если тебя это действительно интересует, можешь зайти ко мне. Но это будет агрессивно. И грубо. Сириус рассмеялся, положив руку на плечо Ремуса, и его большой палец метнулся вперед, снова проведя пальцем по шраму в форме полумесяца. — Жду с нетерпением. *** Они обменялись телефонами, затем Ремус отправился домой и, переступив порог, он уже витал в облаках. Его тело гудело от желания творить, а разум блуждал и был счастлив. Он знал, что опасно поддаваться, позволять себе потеряться в подъеме, потому что падение всегда было разрушительным. Но он не мог устоять. Сириус ошеломил его. Ремус прошел в маленькую спальню, которую он переделал в студию, включил свет и поставил несколько холстов. Он достал краски, уголь, карандаши и принялся за каждый. Его пальцы дрожали от желания освободиться, чтобы как можно скорее оживить образ Сириуса. Он нарисовал глаза. Потом его улыбку. Эти длинные пальцы, которые касались его. Он воссоздал ладони с паутинными линиями и овальными отполированными ногтями. Он не обращал внимания ни на что, кроме рисования. Шли часы. Потом дни. Он не спал, не ел. Несколько чашек чая поддерживали его, пока он не почувствовал, что его колени подкашиваются, и он знал, что произойдет. Прислонившись к стене, он опустил голову на дверной косяк и закрыл глаза. Все его тело болело, и он соскальзывал в темноту. Ремус не знал, что тело вошло в его квартиру, а затем в его студию. Но сильные руки подняли его на ноги и обхватили лицо. — Что ты сделал? — Джеймс? — глаза Ремуса отказывались фокусироваться, но он видел расплывчатые очертания очков и растрепанные волосы, — Что ты здесь делаешь? — Твой мобильник мертв уже полтора дня. Ты пропустил прием лекарств? Ремус почувствовал, как его желудок сжался, а глаза наполнились слезами. — Я такой херовый. Я… — Душ, — сказал Джеймс. Он втолкнул Ремуса в ванную и слегка подтолкнул внутрь. Он включил воду, поддерживая температуру чуть теплой, — Ты сможешь справиться сам? Ремус облизнул пересохшие губы и принялся натягивать подол футболки. — Да, думаю, да. — Не закрывай дверь. Я разберусь с едой, чаем и твоими лекарствами. Понял? Ремусу хотелось крикнуть ему, что он не ребенок, что он может сам о себе позаботиться, но это была ложь. Кто знает, сколько бы он продержался. Кто знает, что случилось бы, если бы он очнулся на полу студии. У него были шрамы, свидетельствующие о том, что произошло в прошлом, каскадом спускающиеся вверх и вниз по его предплечьям, несущие следы его злого, ненавидящего себя прошлого. Он ненавидел себя за то, что все еще нуждался в Джеймсе и Лили. Что он не в состоянии сделать это сам. Как жалко. И подумать только, всего на долю секунды он хотел Сириуса. Но подвергнуть кого-то столь замечательного такой жизни… Он никогда этого не сделает. Он был не настолько жесток. Душ был быстрым, и он нашел полотенце с халатом, ожидающие его. Он пожал плечами и направился в гостиную, где у дивана его ждал Джеймс, рядом с баночкой таблеток стоял маленький поднос с бутербродом и чашкой чая. При мысли о еде у Ремуса скрутило живот, но его друга это не остановило, и он смог проглотить достаточно, чтобы принять лекарства, а затем свернулся калачиком на диванной подушке. Джеймс натянул одеяло на его плечи и опустился на пол рядом с головой Ремуса. Длинные пальцы зарылись в его кудри, мягко распутывая их. — Сириус сказал, что вы с ним договорились о частных сеансах. Ремус моргнул, затем кивнул, когда лекарства начали действовать. — Если ты считаешь, что это плохая идея… — Нет. Мы с Сириусом дружим с тех пор, как нам исполнилось одиннадцать. Он хороший человек. Немного… ошеломляющий время от времени, я думаю. Но ты ему нравишься. И я думаю, вы бы с ним поладили. Ремус что-то пробормотал в подушку, его язык слишком отяжелел, чтобы произносить слова. Он погрузился в ощущения пальцев Джеймса, касающихся его головы. Он задремал с чувством, что ему повезло, и не был уверен, что заслужил это. *** На следующее утро Ремус проснулся от запаха готовящейся еды, отчего сразу же сел. Он не мог вспомнить, когда Джеймс поднял его с пола студии, но его тело было достаточно расслаблено, чтобы он был уверен, что проспал по крайней мере десять часов. Почувствовав боль в спине от дивана, он немного потянулся, а затем побрел на кухню, где обнаружил Лили, занимающуюся яичницей. Когда он вошел, она обернулась и одарила его широкой солнечной улыбкой. — Утречка! У Джеймса весь день встречи, поэтому я решила заскочить перед уроком, — она положила яичницу на тарелку, затем передала ему кружку уже заваренного чая и тарелку тостов. Ремус опустился в кресло и нахмурился. — Спасибо, но, знаешь, я сам могу приготовить себе завтрак. — Я знаю, — легкомысленно ответила она, — Это особый случай. Ремус сделал глоток приятно горячего чая, пристально глядя на нее. — И что это? — По крайней мере, ты мог бы выглядеть хоть немного заинтригованным, Ремус. В смысле, я просто собираюсь полностью взорвать твой разум. Судя по выражению ее лица, Ремус не удержался от смеха и довольно чопорно поставил кружку. — Хорошо, Лили. Что у тебя за особый случай? Ее глаза практически мерцали, когда она наклонила голову к нему. — Ты, мой самый лучший друг на свете, скоро станешь дядей. Ремус замер. — Я…что? — Я беременна. Я, блять, залетела. Тринадцать недель прошло! Мириады эмоций обрушились на него одновременно, но он цеплялся за счастье. Счастье, потому что Джеймс и Лили пытались уже год, и даже с назначением фертильности это было нелегко. Но она сияла—даже светилась—и он не мог не радоваться за нее. — О боже, Лили, — выдохнул он и позволил ей заключить себя в объятия, несколько раз поцеловав в щеки. — Ты станешь дядей, Ремус! Я…я… — она вытерла глаза, и он почувствовал, как у него перехватило горло. — Я так рад за тебя, — выдохнул он, обнимая ее щеки, — Когда ты должна родить? — В июле. На последнем осмотре я услышала сердцебиение, а на следующем — должна увидеть этого маленького боба. Это будет мой последний блок занятий, а потом мы с Джеймсом решили, что я останусь дома на год или два. Они откинулись на спинки стульев, и Ремус снова схватил свою чашку с чаем. — Как Джеймс это воспринял? — О, как и следовало ожидать, — сказала она, махнув рукой в воздухе, — Он рассмеялся. Потом он замер, глаза стали как блюдца. На мгновение мне показалось, что его сейчас вырвет, но потом он начал смеяться и плакать одновременно. Затем он вышел из дома и сделал несколько кругов в саду перед домом, прежде чем вернуться обратно, сесть за столом и повторять снова и снова: «О боже, я собираюсь стать отцом». Так… по-джеймсовски. Ремус хихикнул в свой чай, покачивая головой. — Не могу поверить, что он может работать весь день. Лили пожала плечами. — За эти годы он научился отделять дом от работы. Сегодня вечером, когда он вернется домой, он снова будет в беспорядке. Кстати, это напомнило мне! Мы собираемся выпить по случаю праздника, и ты должен пойти. Я, Джеймс, Сириус и Пит. И ты не будешь один, потому что я тоже не буду пить. Ремус колебался, но знал, что сможет собраться достаточно надолго, чтобы отпраздновать это со своими лучшими друзьями. — Да, хорошо. На время. Лили долго смотрела на него, потом потянулась через стол и сжала его запястье. — Ничего не изменится, Ремус. То есть да, будет ребенок. Но ты занимаешь то же место в нашей жизни. Хорошо? Ничто и никогда этого не изменит. Ремус сглотнул, подумав о том, чтобы поспорить, потому что все должно измениться, когда у нее будет ребенок. Они не могли бегать к нему, чтобы пересчитывать таблетки и убеждаться, что он не выпил их больше или меньше, чем нужно, или что он не потерял себя в нисходящей спирали. Но он позволил себе успокоиться, потому что знал Лили и Джеймса и знал, что они больше ничего не захотят слышать об этом. — Я знаю, — наконец сказал он, затем повернул ладонь вверх, чтобы сжать ее руку в ответ, — Я люблю тебя. Лили просияла. — Я тоже люблю тебя, Ремус. Приходи сегодня на занятия, хорошо? Сириус будет там, это последний сегмент с одеждой. А потом мы все вместе поедем праздновать. И вы можете договориться о времени, чтобы он пришел, так как он не смог сделать это через сообщения. Ремус моргнул, потом понял, что его мобильный был выключен все это время. — Он знает? — Да, — осторожно ответила Лили, — Он знал все это время. Джеймс говорил о тебе давным-давно, и ты ему нравишься с тех пор как.…ну, как мы познакомились. Щеки Ремуса порозовели. — О, я…верно. — Если кто и может понять, дорогой, так это Сириус. У него…было свое прошлое. Он имел дело с вещами, с которыми большинство людей не сталкивались. Он не собирается осуждать тебя, ясно? Ремус выдохнул и кивнул. — Ладно, — сейчас ему было не совсем удобно, но он хотел этого. Так что он постарается. Это было лучшее, что он мог сделать. *** Ремус пошел с Лили в класс, предоставившей ему час на разминку со свежим холстом. Вместо того чтобы рисовать то, что он знал, он решил попытаться представить себе маленького спиногрыза, которого произведут Джеймс и Лили. Он знал, что у ребенка определенно будут волосы Джеймса—они были слишком крепкими, слишком объемными. И, вероятно, свирепые глаза Лили и смуглая кожа Джеймса. Он положил младенца в маленькую колыбельку, свисавшую с ветвей огромной ивы, увитой цветами. Его акварельные карандаши оставляли резкие линии, которые он разглаживал краями влажной кисти, и как раз когда он заканчивал, он почувствовал чье-то присутствие позади себя. Обычно он приходил в ярость оттого, что кто-то наблюдает за ним, но когда он увидел четкий профиль Сириуса, все раздражение отступало на задний план. — Так они рассказали тебе? Ремус лишь раз склонил голову. — Сегодня утром. Думал сделать свои предсказания еще до рождения ребенка. — Предсказания? Ремус слегка рассмеялся и пожал плечами. — На кого ребенок будет больше похож, — он пожал плечами и кивнул в сторону картины, но заметил, что Сириус хмурится, — Не согласен? — Ну, э-э… — Сириус протянул руку и потянул за кончик своей длинной челки, которая свисала ему на щеку, — Могу я открыть тебе один секрет, Лунс? Ремус кивнул. — Конечно. — Я дальтоник. -Дальтоник, — повторил Ремус, глядя в глаза Сириусу, словно не в силах остановиться. Сириус немного переступил с ноги на ногу, снова поправляя челку. — Это называется ахроматопсия. Это полный дальтонизм. — То есть все оттенки серого? — спросил Ремус, и Сириус кивнул, — Я…оу. Оу. Ковыряя ногти, Сириус не смотрел в глаза Ремусу. — Это было из-за травмы головы, когда мне было шесть. Врачи все думали, что это может исправиться в какой-то момент, но… — он замолчал и пожал плечами, — Не исправилось. Я стал одержим поисками художников, которые не полагались бы на цвет, чтобы донести свою точку зрения, где это не было необходимо. Не нашел ни одного до тебя, Лунс. Ремус сглотнул. — Но…я рисую в цвете. — Но ты на него не полагаешься. Ты…все, что ты делаешь, — это оттенки, как и другие художники. Но ты полагаешься на формы и тени, на контуры, на резкие и блеклые линии. Это прекрасно. Это первый раз, когда художник действительно заговорил со мной. У Лили есть стопки твоих эскизов, угольных и карандашных, и они должны быть черно — белыми — так я вижу вещи. И я… — он поджал губы, — Они все прелестны. Ремус потянулся, схватил беспокойную руку Сириуса и сжал пальцы. Редко в своей жизни он инициировал такой контакт. Редко в своей жизни он искал его таким образом, но это было правильно. По крайней мере, в тот момент, и Сириус не отстранился. Вскоре, однако, Сириуса позвали в центр комнаты, когда начали прибывать ученики. Ремус наблюдал за ним, за тем, как его ноги двигались под юбкой длиной до икр, и как плотно длинные рукава облегали его стройные руки. На этот раз его ноги были босыми—они были маленькими, пальцы выкрашены в ярко-красный цвет, и он держал их слегка заостренными, когда садился на табурет. Его волосы были собраны на затылке в небрежный пучок, пряди торчали во все стороны, но это подходило ему почти идеально. Ремус, не теряя времени, принялся за работу, делая наброски сильными темными линиями заостренным концом угля. На этот раз Ремус не вышел из комнаты до окончания урока. Он погрузился в рисунок, не обращая внимания, когда Лили закончила занятие, а Сириус встал со стула. Он рисовал до тех пор, пока не заболела рука и он не успокоился. Теплое дуновение воздуха на щеке-вот что оттащило его, и шепот через плечо: — Охренеть. Ты сделал это за сорок минут? Ремус провел почерневшими пальцами по мокрой кухонной бумаге и пожал плечами. — Я бы справился лучше, если бы было больше времени. — Лучше? — Сириус издал сдавленный смешок, — Я даже представить себе не могу ничего лучшего. Легкая улыбка мелькнула на губах Ремуса, когда он осмелился оглянуться. Сириус смотрел на рисунок с благоговением на лице, его голова слегка покачивалась взад-вперед. — Ну, я думаю, мы посмотрим, что я смогу придумать после того, как мы проведем несколько сеансов у меня. Улыбка Сириуса стала шире. — Что насчет завтра? У меня будет обнаженка здесь, а потом мы можем вернуться к тебе. Ты придешь? Ремус кивнул. — Планировал. Не люблю обнаженку на частных сеансах. Это слишком… кажется слишком агрессивным. Сириус пожал плечами. — Ну, меня это особо не беспокоит, но я рад дать тебе все, что тебе нужно, — он сжал запястье Ремуса, прежде чем отпустить, — Значит, мы на ужин к моей кузине, хорошо? Ремус нахмурился, складывая все обратно в коробку и отодвигая ее в сторону для следующего урока. Покончив с этим, он вытащил акварельный рисунок ребенка, который сделал раньше, и осторожно сунул его в рюкзак, чтобы отдать Лили и Джеймсу позже вечером. — Я думал, мы пойдем куда-нибудь выпить? — У нее есть ресторан. Тайский. Он действительно блестящий, — Сириус прислонился к стене возле окна, пока Ремус заканчивал собирать вещи, — Она, как и я, была изгнана из аристократической дыры общества, к которому принадлежала вся моя семья. Они всегда очень отчаянно отрицали нашу тайскую сторону, знаешь? Принимали только английскую и все такое. Поэтому она украла наши давно похороненные семейные рецепты и решила открыть свое заведение. Ремус широко улыбнулся. — Серьезно? Типа, это чертовски блестящий акт бунта. — Я учился у лучших, — пожал плечами Сириус, — В общем, конечно, там все модернизировано и все такое, не совсем традиционная еда, но она хорошая. Энди великолепна на кухне, и она была в ярости на меня за то, что я не пришел к ней раньше. Ремус другой влажной кухонной бумагой стер уголь с пальцев. — Как долго тебя не было? — Семь лет, — сказал Сириус, и Ремус слегка кашлянул. Усмехнувшись, Сириус пожал плечами и, вырвав грязную бумагу из пальцев Ремуса, бросил ее в мусорное ведро, — Мне нужно было найти себя, во всем разобраться. Я родился не в лучшем доме, и даже после того, как Поттеры взяли меня к себе, мне никогда не было…ну…лучше. Но я скучал по Джеймсу и Лили. Я скучал по дому. — Это помогло? — тихо спросил Ремус, закидывая рюкзак на плечо. Лили ждала их в конце коридора, но Сириус сказал ей идти дальше и встретить их у Энди. — Ремус может поехать со мной! Лили пожала плечами, и когда Ремус не стал спорить, она направилась к выходу из здания, оставив их вдвоем, медленно идущих к стоянке. — Наверное. Мне повезло гораздо больше, чем многим людям, пытающимся оправиться от жестокого обращения. У меня было много денег—и до сих пор много. Один из моих дядей сжалился надо мной и оставил мне свое небольшое состояние и квартиру перед смертью. Глаза Ремуса расширились. — Понимаю, насколько это может быть полезно. Сириус хихикнул и повертел в руках ключи. — Я много лет пытался делать вид, что все в порядке. Джеймс видел это, но не давил на меня. Я думаю, что он очень злился в течение многих лет после того, как я ушел. Но ты же знаешь, какой он бывает. Хочет помочь всем. Ремус выдохнул. — Да, это я понимаю. Но некоторым это необходимо. Сириус внимательно посмотрел на него. — Я знаю. Он сказал мне. Чувствуя, как его щеки пылают, Ремус отвел взгляд. — Становится лучше. Он действительно хорош в том, что делает, чертовски потрясающий, на самом деле. В это время в прошлом году мне было…гораздо хуже. Таких психотерапевтов, как он, должно быть все больше, готовых опробовать новые методики преодоления, а не полагаться только на лекарства. — Или заставлять людей думать, что есть что-то, что нужно исправить, — заметил Сириус, — Вместо того, чтобы признать, что это часть того, кто мы есть, и мы просто должны жить по-другому. Ремус почувствовал, как у него внезапно сжалось горло, потому что это был первый раз, когда кто-то сказал ему эти слова подобным образом. Слова, которые он всегда хотел услышать, потому что никогда не верил, что ему может стать лучше. Потому что у него было биполярное, и это никуда не денется. Волшебного решения не было. Были только способы справиться, и способы помочь ему пережить трудные времена. — Я… — Он не договорил, когда они подошли к довольно блестящему хромированному мотоциклу. — Это твой? — Ты ведь не возражаешь? Я потрясающий водитель. Ремус тяжело сглотнул, но покачал головой. — Нет, не возражаю. Никогда не ездил на них, но… — Ты мне доверяешь? — Сириус протянул руку, и Ремус очень осторожно сжал ее, — Я не позволю тебе пострадать. Он подождал, пока Сириус расслабится, затем забрался сзади низкой модели, прежде чем обнять Сириуса за талию. Он крепко сжал ее, прислушиваясь к грохоту смеха Сириуса, когда мотоцикл с ревом ожил под ними. Сириус ехал очень медленно, ускоряясь по мере того, как они попадали в поток машин, но Ремус чувствовал себя в безопасности, что было очень, очень ново. В конце концов они добрались до небольшого ресторанчика неподалеку от школы Лили, и сразу за дверями Ремус заметил Джеймса и Лили, которые ждали, плотно закутавшись в пальто. Ремус почувствовал покалывание в заднице, и Сириус рассмеялся, наблюдая, как Ремус слегка встряхивает ногами. — Привыкнешь, — сказал Сириус, слегка подмигнув. Ремус закатил глаза. — Так это войдет у меня в привычку? Вместо ответа Сириус лишь ухмыльнулся, протянул руку Ремусу и потащил его к дверям. Джеймс и Лили многозначительно посмотрели на эту пару, но Ремус предпочел проигнорировать их и войти в маленький ресторан. Поскольку была среда, заведение было почти пустым, если не считать очереди на вынос, в которой стояли четыре или пять человек в ожидании заказов. Само заведение было небольшим, всего несколько столиков, стены украшены минималистским декором, и воздух был полон острых специй. За прилавком стоял высокий темнокожий мужчина с широкой улыбкой. Взглянув на вошедших, он ухмыльнулся. — Кто это у нас! Энди сказала, что вы придете! — Привет, Тед, — кивнул Джеймс, — Ничего, если мы посидим? — Конечно. Она сейчас выйдет. — Это муж Энди, — объяснил Сириус, ведя группу к большому столу, — Одна из причин, по которой ее выгнали из семьи. Бедный и не белый. Я так ненавижу свою семью. Ремус поджал губы, но ничего не сказал и потянулся к стулу. Как только он вытащил его, какое-то движение, которое он заметил краем глаза, привлекло его внимание. Выбежала невысокая женщина с черными волосами, собранными в строгий пучок, и лицом, очень похожим на Сириуса. Она с убийственным видом уставилась на Сириуса. — Sawasdee khrup (тайское приветствие), — сказал Сириус, сложив руки в молитве и слегка склонив голову. Вместо ответа она отвесила ему подзатыльник, затем притянула к себе и поцеловала в уголок рта. — Как ты смеешь целый месяц торчать в городе и не навестить меня? Щеки Сириуса слегка порозовели, когда он почесал затылок. — Ну, я как раз собирался с этим разобраться. И ты должна меня простить. Я привел Лили и Джеймса. У которых, кстати, есть для тебя новости, — он наклонился — Быстро, пока она меня не убила. Лили закатила глаза и раскрыла руки для Энди. — У нас будет ребенок! Глаза Энди расширились. — Что? Ты шутишь? Наконец-то? После стольких лет! Ремус удивился, что он так долго знал Лили и Джеймса, и все еще были части их жизни, о которых он не знал. Он чувствовал себя немного неловко, переминаясь с ноги на ногу, пока Сириус не схватил его за руку и не дернул. — А это Ремус. Это он сделал все рисунки Джеймса и Лили. Энди пристально посмотрела на него. — Это ты нарисовал юбилейную картину? Ремус слегка покраснел. — Э-э. Да, это был я. — Потрясающе, — выдохнула Энди, — Останься потом, ладно? Нам нужно поговорить о том, как привести это место в порядок. — Спасибо, что спросила, занимается ли он вообще таким, соплячка, — ответил ей Сириус. Энди вздернула подбородок. — Заткнись, или не будет никакой семейной скидки. Для начала всем чай с молоком? — И пиво. Для меня и Сириуса, — ответил Джеймс, жестом приглашая всех сесть, — Пит отказался. У него свидание, но он сказал, что встретится с нами позже на этой неделе. Никто, казалось, не беспокоился о том, что Питер пропал, и Ремус был втайне благодарен, потому что чем больше людей было вокруг, тем больше он поддавался сенсорной перегрузке. Как бы то ни было, он был вне себя от восторга, ресторан был почти пуст, музыка звучала тихо, свет был мягким. Сириус быстро взял на себя инициативу, когда дело дошло до заказа, разговаривая с официантом по-тайски, что поразило Ремуса. Его акцент был невероятно шикарным — как в Букингемском дворце, —поэтому, слушая, как он говорит на том, что, как предполагал Ремус, было его родным языком, было на что посмотреть. Это немного напомнило ему мать, кричавшую на него по-еврейски, когда она была так расстроена, что совсем не помнила английского. Прошла целая вечность с тех пор, как он думал об этом, и это заставило его желудок немного скрутиться. Но довольно скоро появилась еда, вся вегетарианская, вся острая, но в лучшем смысле. Чай был изумительный, наполненный желейными шариками боба, которые Ремус никогда раньше не пробовал. Они с Лили продолжали пить чай, в то время как Джеймс и Сириус использовали свои пинты, чтобы поднять тост за приближающегося отпрыска, созданного Поттерами. Прежде чем они решили покончить с этим, Ремус осторожно вытащил портрет ребенка и передал им. -Само собой, мы не узнаем наверняка, пока спиногрыз не появится, — сказал Ремус, когда Лили и Джеймс склонились над рисунком, — но… пока что… — Это… — Джеймс откашлялся, встал и, обойдя стол, заключил Ремуса в объятия, — Я говорил тебе в последнее время, как я тебе благодарен? Ремус покраснел и улыбнулся. — Слишком часто, Джейми. Джеймс обхватил ладонью его щеку и встретился взглядом с Ремусом. — Ты будешь самым лучшим дядей, ты это знаешь? У моего ребенка будут самые лучшие люди в жизни. Ремус получил влажный поцелуй от Лили, которая чуть не закричала, когда узнала, что Ремус сделал рисунок во время часовой разминки перед уроком. Они еще немного поболтали, потом решили уйти, когда все были готовы спать. — Так, я подвезу тебя домой? Так я буду знать, куда ехать завтра? Ремус посмотрел на Джеймса и Лили, которые ухмылялись, и ему захотелось раствориться в этом ощущении, распространяющемся по его конечностям прямо из живота. Потому что прошло так много времени, когда ему по-настоящему кто-то нравился, кому, казалось, он нравился в ответ. Но это было опасно. Когда Сириус увидит, на что это похоже—уродливую сторону, ужасающие шрамы его прошлого и то, как далеко от нормального он может быть в некоторые дни—он убежит. Как и все остальные. Ремус не был уверен, что у него хватит сил вынести еще одну такую душевную боль. И как бы часто Лили и Джеймс не настаивали, что Сириус поймет, на что это похоже, никто толком не понимал. Никто никогда не был по-настоящему готов к уродливой правде. И все же Ремус поймал себя на том, что кивает, забирается за Сириуса на его байк, и негромко дает ему указания на ухо. Они добрались до квартиры Ремуса, где он спустился, отчасти благодаря Сириуса за то, что тот не заглушил двигатель, потому что Ремус был уверен, что не сможет отказать Сириусу в чашке чая. Или большем. — До завтра? Ремус улыбнулся. — Да. Потянувшись, Сириус схватил его за руку и прижал костяшки пальцев Ремуса к своим губам. Они были немного потрескавшимися от ветра и холода, но от этого по его руке пробежал жар. — Не могу дождаться. Ночи, Лунный луч, сладких снов. Ремус почувствовал, как его горло сжалось так сильно, что он не мог говорить, вместо этого робко помахав Сириусу, прежде чем вернуться к себе. Он не хотел влюбляться в него, у него не было сил, но Ремус Люпин со спокойной покорностью понимал, что уже слишком поздно. *** Когда Ремус пришел в класс, там уже было несколько человек, выглядевших возбужденными и немного взволнованными. Сириус тоже был там, стоял у стола Лили в очень шелковистом, длинном фиолетовом халате, покрытом маленькими белыми цветами. Когда Ремус вошел, Сириус повернулся и одарил его мягкой, прекрасной улыбкой. — Лунс, — тихо сказал он, пересекая комнату. Он взглянул на двух людей в другом конце класса, которые слегка хихикали, и закатил глаза, — Знаешь, даже в подготовительных классах всегда есть несколько таких. — Они просто нервничают, — тихо сказал Ремус, хотя не смог сдержать улыбки при виде их покрасневших щек. — А ты нервничаешь? — спросил Сириус, склонившись над его холстом. — Нет, — Ремус встретился с ним взглядом, — Я не боюсь обнаженного человеческого тела. И твое, безусловно, вдохновляет. — Оу? И как ты узнал? — У Джеймса есть обнаженные фотки, — солгал Ремус, но по выражению лица Сириуса понял, что это вполне возможно. — Он не мог. — Возможно, — со смехом ответил Ремус, — Но я их не видел. Уважаю своих друзей, — не в силах остановиться, он протянул руку и коснулся плеча Сириуса, чувствуя подушечками пальцев невероятно мягкий шелк, — Но на самом деле не имеет значения, как ты выглядишь под ним. Твое тело все еще вдохновляет. Улыбка Сириуса стала ярче, чем раньше, и он прикусил нижнюю губу. — Не могу дождаться, чтобы увидеть, что ты вытворяешь, когда находишься в своей зоне комфорта, Лунатик. Я просто… это будет что-то невероятное. Ремус посмотрел на холст, на свои руки и подумал, правда ли это. Его разум мог в любой момент подвести его, мог спровоцировать приступ, который он не сможет вовремя остановить, и что тогда? Но он пока не собирался сдаваться. Не сейчас. — Увидимся позже, да? Сириус кивнул и вернулся к Лили, пока урок не начался. На этот раз Лили заставила его развалиться на двух маленьких пуфиках, которые достала из шкафа. Это заставляло Сириуса выглядеть немного скромным, хотя по большей части он был анфас, но бесстыдным и—по мнению Ремуса, других вариантов не могло быть—невероятно красивым. Его конечности были мускулистыми, плечи шире, чем думал Ремус, а изгиб талии создавал фантастические линии. Вместо того чтобы создать одну большую картину, Ремус запечатлел в памяти каждый дюйм обнаженной кожи, потратив время на то, чтобы нарисовать изгиб бедра Сириуса, впадину в талии, ямку на шее. У него была большая грудь, ребра широкие, как у певца с развитыми легкими, а волос почти не было. Когда все закончилось, Ремус собрал свои вещи, прежде чем Сириус смог взглянуть на них, желая сохранить это, пока он не сможет использовать то, что он узнал о теле Сириуса для своей настоящей работы. Класс ушел довольно быстро, большинство из них уже преодолели свое первоначальное смущение и беспокойство, хотя некоторые все еще хихикали каждый раз, когда Сириус смотрел в их сторону. Лили собирала свои вещи, выглядя немного бледновато, и Ремус направился к ней. — Ты в порядке? — О, хорошо, просто ребенок, кажется, думает, что это забавная игра — убедиться, что я ничего не могу сдерживать. Я думаю, что собираюсь подружиться с туалетом, и потом отправиться домой—надеюсь, прежде чем испорчу свежий запах своей машины. Сириус скривился. — Не повезло, Лилз. Хочешь, чтобы я позвонил Сохатому? — Неа. Он задерживается на встречах допоздна, так как в пятницу у него выходной. Со мной все будет в порядке, правда, — она похлопала каждого из них по щеке, прежде чем закрыть дверь, и повернулась к туалетам, когда Ремус и Сириус направились к автостоянке. — Как хорошо, что у меня нет матки, — пробормотал Сириус, доставая ключи, — Хотя если бы и была, то я бы ни за что не вырастил там ребенка. — Никогда? — спросил Ремус, — Это из-за вынашивания или самого ребенка? — Определенно вынашивания. Я думаю, что дети довольно милые. Я бы не возражал, если бы у меня когда-нибудь был один-два спиногрыза. Но я бы хотел усыновить ребенка. Боже упаси, чтобы я выпустил в мир еще больше своих генов. Ремус вздохнул. — Понимаю, о чем ты. Я не могу представить, чтобы кто-то из моих детей рисковал ради… ради этого, — он помахал рукой возле головы, скорчив гримасу. Сириус выглядел так, будто хотел возразить, но не стал. Потому, что он знал, что это правда. Биполярное не делало Ремуса менее значимым — в большинстве дней, но подвергать ребенка риску ради такого рода борьбы…? — Пошли, давай поторопимся. Здесь чертовски холодно, — сказал Сириус, заводя байк. Ремус вскарабкался за ним, как будто он всегда был там, и вскоре они уже мчались к квартире Ремуса. *** Через час, выпив две чашки чая, Ремус и Сириус были в маленькой студии. Сириус сидел на нескольких подушках у стены, подняв колено и положив на него руку. Он ухмылялся Ремусу, который стоял перед ним на коленях, прижав язык к кончику клыка, и смотрел на него, не отрываясь. — Это может быть агрессивным, — сказал Ремус самым мягким тоном. Сириус тихо посмеялся себе под нос. — Я же сказал, что все в порядке. Ты можешь смотреть и трогать все, что захочешь. Твори свою магию, Лунс. Дрожащей рукой Ремус провел кончиками пальцев по подбородку Сириуса, потом по губам. Он провел пальцем по его мягкому носу, потом по бровям. Глаза Сириуса закрылись, когда Ремус провел кончиком ногтя по его длинным черным ресницам, а затем провел пальцами по волосам Сириуса, которые давно уже выбились из небрежного пучка. С трепетом Ремус поднял руку Сириуса, протягивая ее, когда он поднял рукав его длинной рубашки и провел по линиям на сгибе локтя вниз к запястью и снова к ладони. Он провел пальцами по костяшкам, сильно надавливая на каждую из них и чувствуя кости, упиваясь его видом. — Великолепно, — выдохнул Ремус и покраснел, но не стал извиняться, — Полагаю, тебе часто это говорят. — Да, но редко те, кто не пытается использовать это для своей личной выгоды. — Ты не думаешь, что использование тебя в качестве моей модели, чтобы потенциально заработать кучу денег на твоем имидже — и есть личная выгода? — поддразнил Ремус. Щеки Сириуса порозовели. — Я не о такой личной выгоде. Ремус протянул руку, положил ладонь на щеку Сириуса и провел большим пальцем по его острым скулам. — Оу. — Я демисексуал, не уверен, упоминали ли Джеймс или Лили. Ремус облизнул губы. — Нет. Они мне почти ничего о тебе не рассказывали. Это не похоже на информацию, которой они охотно поделились бы с незнакомцем. — Ты их лучший друг, — заметил Сириус. — Но я не знал тебя, — выдохнул Ремус. Он немного откинулся назад, позволив кончику большого пальца проследить изгиб колена Сириуса, направляясь вдоль бедра, но останавливаясь, прежде чем добраться до изгиба его задницы. — Ну, а я да. Мне не стыдно. Я тоже не так легко влюбляюсь. Мне легче показать себя, дать людям посмотреть, но я не часто делаю такие вещи, потому что люди всегда хотят большего. — И ты веришь, что я — нет? — бросил вызов Ремус, потому что, по правде говоря, Сириус ему уже нравился, и он больше не сможет сказать «нет». Даже на простое держание за руки или прогулку в парке. Или просто на еще одну чашку чая—ему было все равно. — Думаю, я не буду возражать, если ты захочешь большего, — признался Сириус. Ремус выдохнул воздух, затем сел на пятки и осторожно поднялся. — Ты не против немного посидеть так? Я хочу поработать над некоторыми углами. — Все, что угодно, Лунс. Ремус покраснел, но повернулся обратно к Сириусу и попытался собраться с мыслями. Сейчас было не время болтать с ним. Сейчас не время для переживаний. Если Сириус был прав, то не только Ремус пострадал, когда Сириус понял, что Ремус был абсолютной обузой. И он не мог этого вынести. Мысль о том, чтобы причинить боль самому себе, и мысль о том, чтобы причинить боль Сириусу. Теперь ему придется действовать более осторожно. *** Неделю спустя у Ремуса все было в хорошо, но он впал в маниакальное состояние после того, как в третий раз пригласил Сириуса. Это было вдохновение, и он знал, что это и был триггер, погружение в работу, как он сделал с Сириусом. Какая-то его часть, глубоко в подсознании, ненавидела то, что заставляло его кровь течь — искусство, желание творить — так сильно заставляло его выходить из-под контроля. Но он не думал, и ему было все равно. Его тело гудело и возбуждалось. Он был счастлив. Ему хотелось одновременно кричать с крыш, что такой великолепный и всепоглощающий человек, как Сириус Блэк, позволяет Ремусу прикасаться и гладить его, и хочет проводить с ним время. То, что он был посвящен в тайны и проник в личность Сириуса, когда ни один другой художник этого не делал—и он также хотел запереться в студии и рисовать в течение нескольких дней. Может быть, десятилетия. Может быть, вечность. Он вышел позднее, выключил мобильник, запер входную дверь и позволил себе уйти. Он почти не спал, не ел. У него были таблетки, которые он игнорировал, и его тело тряслось от желания просто положить Сириуса на холст, где ему было самое место. К чему он принадлежал. Приступ случился без ведома Ремуса. Удар был сильным и быстрым, и он очнулся в ванной, окруженный дымом. Он всхлипывал, страница за страницей его альбома горели на дне ванны. Там была фигура, которая взяла его за руку, вытащила из ванной, когда он кричал им, чтобы они просто оставили его там. Он был ничтожным. Пусть он горит вместе с этими страницами жалких попыток быть достойным художником, потому что он никогда им не станет. Крепкие худые руки толкнули его на край кровати, и кто бы это ни был, он исчез. Окна были открыты, он чувствовал, как меняется давление, чувствовал холодный воздух, который вывел его из паники, и он прижался к стене, закрыв лицо руками. — Привет, Ремус. Эй, отпусти свое лицо, дорогой, — голос был успокаивающим, не Джеймса или Лили, и Ремус втянул в себя воздух, когда его руки потянули вниз, а Сириус присел перед ним. Влажное, очень теплое полотенце начало вытирать его лицо, стирая следы слез. Он чувствовал себя покрытым сажей, запах горелой бумаги одолевал его. Он был в его одежде, в его волосах, и он посмотрел вниз, чтобы увидеть злые, кровоточащие царапины на его предплечьях поверх шрамов. Сириус заметил это и осторожно прикрыл их ладонью. — Тебе нужна мазь? С пересохшим горлом Ремус издал тихий стон и покачал головой. Он слышал, как бежит вода, и догадался, что Сириус тушит огонь. — Что ты здесь делаешь? — прохрипел он. — Джеймс послал меня. Думаю, он знал. Я уже несколько дней пытаюсь с тобой связаться, — Сириус поднял руку, но затем остановился, — Могу я прикоснуться к тебе, Ре? Ремус не хотел ничего больше, не жаждал ничего больше, чем человеческого контакта. Это будет заземлением, и он жаждал его. — Пожалуйста, — сказал он, ненавидя себя еще больше за слабость. — Ты сжег скетчи со мной, — Сириус провел большим пальцем по щеке Ремуса. — Не все, — сказал Ремус, его горло горело, — Только те, что… — он остановился и отвернулся. — Тебе надо принять душ. Давай, я разберусь с ванной, и ты сможешь очистить себя от дыма. Я поставил чайник и заглянула к Энди, так что у меня есть горячий суп. Думаешь, ты сможешь переварить немного? Когда ты ел в последний раз? Ремус позволил Сириусу поднять себя, чувствуя себя усталым и податливым, в нем не осталось абсолютно никакой борьбы. Какой в этом был смысл? Теперь Сириус видел его в худшем состоянии. Невозможно было сказать, как долго Сириус на самом деле находился в квартире, как много он видел. — Не знаю, — признался Ремус, — Какой сегодня день? — Пятница, дорогой. Ремус нахмурился, когда Сириус ввел его в дверь ванной. — Может, два дня? По моему, я пил чай? Может, печенье. Я не могу… не могу вспомнить. — Все в порядке, — сказал Сириус, говоря прямо в изгиб шеи Ремуса, — Иди в душ. Встретимся в гостиной, когда закончишь. Джеймс сказал мне, как найти твои лекарства, и я никуда не уйду, хорошо? Ремус смутно удивился, почему здесь Сириус. Почему Джеймс и Лили не пришли, когда так волновались. Может быть, с этого все и началось? Они спихнули его другим людям, потому что она была беременна, и, вероятно — более чем вероятно — они устали от того, что Ремус ускользал. Его лекарства помогали, но не всегда. Не все время. И он, конечно, не мог их винить. Как он мог? Он даже представить себе не мог, что мог бы заботиться о таком человеке, как он. Он заставил себя принять душ, используя остатки мыла, которые были у него в маленькой миске. Он провел рукой по своим задымленным волосам, видя черные завитки в стекающей воде. Он старался не обращать внимания на следы ожогов на стенках ванны, не удивляясь тому, что сделал, но все равно ненавидя это. Почувствовав себя достаточно чистым, он осторожно вылез, обернул тело полотенцем и пошел переодеваться. Его самая мягкая пижама была разложена на кровати, и Ремус заметил, что его студия вместе со спальней была прибрана. Он смутно припоминал, как срывался, когда не мог правильно произнести какую-то фразу, взгляд Сириуса, который он хотел поймать, и он сломался. Он вспомнил ощущение, что он был шуткой, что Сириус бросит один взгляд на картину и пожалеет, что согласился позировать для Ремуса. Он резал себя, плакал, а потом сжег все, что смог втиснуть в ванну. С пылающим от стыда лицом он вошел в гостиную и обнаружил Сириуса на диване с большим пуховым одеялом, подносом с двумя тарелками супа, чаем на столе и баночками с таблетками. — Сначала поешь, — сказал Сириус, похлопывая по подушке рядом с собой, — И я могу отойти, если хочешь. Если ты не хочешь, чтобы я был так близко. Ремус моргнул, затем покачал головой, осторожно занимая пустое место рядом с Сириусом. — Нет, все… в порядке. Спасибо. Тебе не нужно было… — Я не возражаю, — поспешно сказал Сириус, — Поверь мне, если бы ты знал, как часто Джеймс и Лили поднимали мою задницу после ПТСР… — он замолчал и покачал головой, осторожно передавая тарелку в руки Ремуса, — Суп немного острый, но не слишком. Я сказал Энди, что твоему желудку нужно что-то легкое, так что там полно имбиря. И, думаю, немного кокосового молока. Ремус сделал глоток, и его глаза расширились. Несмотря на то, что он чувствовал себя полным дерьмом, он осторожно улыбнулся Сириусу. — Это удивительно. — Думал, тебе понравится. Это всегда помогало мне оживиться. Ремус внимательно посмотрел на него и подумал, насколько плохо это было для Сириуса. Он казался невозмутимым из-за нервного срыва Ремуса, и возможно — очень возможно, на самом деле — Сириус проходил через подобные вещи. Может быть, до сих пор проходит. Он отхлебнул бульона еще немного, пережевывая несколько плавающих вокруг целых тушеных трав. Они освежали, придавая его телу немного больше энергии, чем он привык иметь после таких приступов. — Они все еще случаются? — Триггеры ПТСР? — спросил Сириус и медленно кивнул, — Не так часто, как раньше. У меня было много терапии, и я больше не принимаю лекарства, но очень долго принимал. Но у меня бывают сильные приступы тревоги, диссоциации и все такое. Они были настолько сильны, что я думал, что у меня припадки, пока не обратился к невропатологу, — Сириус испустил легкий вздох, запустив пальцы в волосы, — Я читал о том, что у тебя, через что ты проходишь. Это не то же самое, но я понимаю. Не совсем, но… — Прости, — выпалил Ремус, стараясь не расплакаться. Ему удалось сдержать слезы, но горло сдавило, — Я не хотел, чтобы ты когда-то видел… — Мы ведь друзья, не так ли? — спросил Сириус. Ремус сглотнул и кивнул. — Я думал… В смысле, я думаю…да. Думаю, да. — Я тоже так думаю, — Сириус протянул руку, осторожно обхватил длинными пальцами шею Ремуса сзади и погладил кожу большим пальцем, — Это, наверно, не секрет, что я влюблен в тебя, но я буду счастлив, если ты согласишься хоть как-то быть со мной. Как друг. Знакомый. Художник-слэш-модель. Ремус не смог удержаться от смеха, и его желудок перевернулся. — Ну, мне хотелось бы думать, что мы немного больше, чем все это. — Хорошо, — Сириус осторожно встретился с ним взглядом, прежде чем опустить его, и Ремус был благодарен ему, поскольку он еще не был готов к такому интенсивному зрительному контакту, — Я хочу помочь. Всем, чем смогу. Быть здесь ради тебя. — Почему? — выпалил Ремус. — Потому что ты этого стоишь, — ответил Сириус, как будто это был самый простой ответ во всей вселенной, — Потому что ты чертовски прекрасен, и я понял это в тот момент, когда увидел тебя. Может, я и безумный, но обычно я доверяю своим внутренним инстинктам, и они сказали мне, что ты — то, что я не должен отпускать. И мне жаль, если это сбивает тебя с толку. — Нет, я…это…не сбивает, — Ремус подавил зевок, но Сириус поймал это и взял тарелку из его пальцев. Он положил таблетки в его ладонь, потом отдал чай. Ремус проглотил их, откинул голову на подушку и закрыл глаза, — Я тоже влюблен в тебя. Возможно, сейчас не лучшее время, чтобы обсуждать это. — Я знаю, — сказал Сириус. Он легонько подтолкнул Ремуса к подушке, которую положил, и удивленно ахнул, когда тот потянул его вниз, — Хочешь объятий? — Если только это не… Сириус заставил его замолчать, прижав палец к губам Ремуса. — Все прекрасно, — прошептал Сириус. Он осторожно обнял Ремуса за талию и позволил ему уткнуться лицом в изгиб его шеи, — Это прекрасно, хорошо. Я хочу этого. Ремус не смог сдержать слабого, сдавленного рыдания, потому что, несмотря на то, что Джеймс и Лили были потрясающими, он никогда не получал этого. И, боже, он жаждал этого. Он крепче сжал Сириуса, удивляясь, когда тот стал таким смелым, но, возможно, он нашел что-то в Сириусе. Возможно, это было чем-то новым, особенным и чудесным. — Мы можем поговорить утром, хорошо? — пробормотал Сириус, уткнувшись в голову Ремуса — Но сейчас нам обоим не помешали бы сон и комфорт, — он нежно поцеловал кудри Ремуса, и вскоре их дыхание совпало, долгое и медленное, и они заснули. *** Проснувшись в одиночестве, Ремус на мгновение подумал, что это сон. Раньше у него никогда не было галлюцинаций, но он полагал, что все бывает впервые. Затем он услышал низкое, хриплое пение на кухне, и все это нахлынуло на него. Ночные объятия, помощь после приступа, суп, чай. Мягкие поцелуи, прижимающиеся к его вискам. Ремус поднялся с дивана, прошел на кухню и увидел, что Сириус наливает воду в кружки, стоявшие рядом с подносом с круассанами. Он обернулся, когда вошел Ремус, его улыбка выглядела абсолютно довольной, что удивило Ремуса. — Привет, — он пересек расстояние между ними, положив руки на плечи Ремуса, — Могу я подарить тебе маленький утренний поцелуй? Ремус покраснел, но застенчиво кивнул, когда Сириус приблизил их лица друг к другу. Теплые, сухие губы коснулись его губ, и Ремус почувствовал, как все его тело загорелось. — Это…вау. Один из способов проснуться. Сириус улыбнулся, прижав их лбы друг к другу и ткнув Ремуса носом в нос. — Как ты себя чувствуешь? — Весн… э-э… в смысле, нормально. Все нормально. — Времена года, — тихо сказал Сириус, отодвигаясь от Ремуса, чтобы заняться чаем. Порывшись в шкафчиках, он нашел мед и поставил соевое молоко на стол вместе с круассанами, — Если ты хочешь сказать мне, что они означают, ты можешь использовать их. — Просто штука, которую придумали мы с Джеймсом, — сказал Ремус, осторожно помешивая мед в чае, — Каждое из этих слов как бы… отражает мое душевное состояние. Тогда все вокруг меня знают, каких триггеров стоит избегать. — Хм. Возможно, придется записать. Ремус рассмеялся, когда Сириус сел очень близко к нему. — Думаю, у Джеймса есть все записи, — чего он не показал, так это своего удивления, что вместо того, чтобы оттолкнуться от этого, мол, над этим надо много работать, он спрашивал о способах, чтобы он мог научиться. Ремус боялся, что это что-то значит, но после прошлой ночи его решимость рушилась. — Конечно, есть. Он такой зубрила, — усмехнулся Сириус в свой чай, — Я… Э-э… Я должен тебе кое-что сказать, но не хотел вчера вечером. Внезапный поворот в разговоре и изменение тона Сириуса заставили Ремуса нервничать. — Ладно, — он поставил кружку и посмотрел на Сириуса. — Вчера днем у Лили началось кровотечение. Джеймсу пришлось отвезти ее в больницу, и в ближайшие дни за ней будут наблюдать, — услышав эту новость, все тело Ремуса похолодело от шока, пока Сириус не взял его за руку, — С ней все в порядке, и с ребенком тоже. Они сказали, что вполне нормально иметь кровотечение при первой беременности, и они просто хотят убедиться, что ничего не пропустили, прежде чем отпустить ее домой. Выдохнув, Ремус опустил голову. — Черт. — Вот почему Джеймс не пришел. Он просил передать тебе, что ему очень жаль… — Что? — рявкнул Ремус, и Сириус быстро отдернул руку, услышав этот тон, — У его жены кровотечение, и она лежит в больнице, а он извиняется передо мной. — Это Джеймс, чувак, — очень тихо сказал Сириус, — Ты же знаешь, какой он. Он любит неистово, и ты не исключение. В какой-то момент Лили даже попыталась послать его. Чувствуя, как сжимается желудок, Ремус прижался лбом к столу. — Я чувствую себя полной обузой. — Нет, — ответил Сириус с такой яростью в голосе, что Ремус поднял голову, — Я чувствовал это очень долго. Я чувствовал, что не заслуживаю их любви или поддержки, что я должен делать это сам. Но я не должен. Не должен и ты. Я так чертовски влюблен в тебя, Ремус, и я еще никогда так не радовался, что решил вернуться домой. Щеки Ремуса подозрительно вспыхнули, и он попытался отвести взгляд от этих серых глаз, но не смог. — Просто такое чувство, что… — Я знаю, — Сириус снова потянулся, на этот раз схватив Ремуса за шею и притянув к себе, — Я знаю это лучше, чем ты думаешь. И я не говорю, что ты должен мне верить. Просто прими, что я не перестану напоминать тебе, что ты этого достоин. Внимания, любви и поддержки. — Ты едва знаешь меня, — прошептал Ремус. — Я еще узнаю, — очень тихо сказал Сириус и поцеловал Ремуса в кончик носа, — Во всяком случае, если ты мне позволишь. Ремус осторожно потянулся и обхватил ладонью щеку Сириуса, крепко прижав руку к теплой коже. — Я думаю… Думаю, мне бы это понравилось, Сириус. Его лицо расплылось в широкой улыбке. — Хорошо. *** Лили выпустили через неделю, отправили домой на кровати, и в течение следующих нескольких недель Ремус закончил свою картину. Он вернулся к своему терапевту, который приказал изменить дозировку, и всего через несколько дней он заметил небольшую разницу. Этого было достаточно, чтобы дать ему лучшее предупреждение, которое позволило ему поставить своих друзей и—он все еще не отошел от этого—своего партнера в боевую готовность. У него было несколько эпизодов, некоторые Сириус видел, а некоторые нет. Но он поддерживал его, как всегда, напоминая Ремусу, что его любят всем существом, несмотря на его состояние. Они разделили свой первый поцелуй, Сириус инициировал все интимные контакты между ними, так что никакие границы не были нарушены, через три недели после того, когда Ремус закончил картину. Он открыл ее в гостиной, положив на диван. — Ты можешь описать цвета? — спросил Сириус, глядя с трепетом. Ремус усмехнулся и покачал головой. — Нет. Сириус моргнул. — Лунс, меня это не беспокоит. Серьезно, это… — Она в сером цвете, дорогой. Как старый черно-белый телик. Поэтому весь мир будет смотреть на тебя так, как ты смотришь на себя в зеркало, и все будут на равных. Глаза Сириуса затуманились и расширились, затем он схватил Ремуса за лицо и медленно поцеловал. Это не было целомудренно, но это было медленно и осторожно, их языки соприкасались, Ремус сжал руки на свободном черном платье Сириуса. — Ты… Я не могу подобрать слова, Лунный Луч. Ты-это все. Ремус прижал их носы друг к другу, уткнувшись в него на мгновение и наслаждаясь тем, насколько удивительным был Сириус. — Как и ты, — выдохнул он. Сириус обхватил ладонью щеку Ремуса, затем снова посмотрел на картину, глядя на нее так долго. — Это самое прекрасное, что кто-либо когда-либо делал для меня. Ремус притянул Сириуса к себе, спиной к Ремусу, и обнял его за талию. — Тебе не нужны цвета, чтобы быть красивым, Сириус. Ты — самый удивительный человек, которого я когда-либо встречал. Он посмотрел на свою работу. Он нарисовал Сириуса в чем-то похожем на платье, которое было на нем сейчас, откинувшегося назад, со скрещенными в лодыжках ногами. Его руки были за спиной, поддерживая его в полуобороте, голова откинута назад ровно настолько, чтобы волосы свисали на дюйм выше пола. Он нарисовал это так, чтобы выглядело, как солнечный свет, просачивающийся через его кожу, отражающийся в его глазах, его рот изогнут в ухмылке, которую Ремус любил больше всего. Это было не идеально. Ни один талант не мог точно передать, каким был Сириус, но он подошел близко и никогда не был так горд. — Это ужасно тщеславно — хотеть повесить это в моей гостиной, чтобы все, кто когда-либо придет ко мне, видели это? Ремус рассмеялся и нежно поцеловал Сириуса в шею. — Не тогда, когда ты так прекрасен. Сириус рассмеялся, протягивая руку, чтобы обхватить ладонью лицо Ремуса. — Может быть, когда-нибудь мы сможем повесить ее в нашей. Ремус почувствовал, как у него перехватило дыхание, потому что они встречались всего несколько недель. Это не означало, что он не чувствовал этого или не хотел, потому что боже, как он этого хотел. Но, несмотря на то, что Сириус был удивителен, он не думал, что его партнер был полностью заинтересован сейчас. Или будет когда-то. — Это было слишком? Слишком быстро? Ремус сильно покачал головой, крепче прижимая Сириуса к себе. — Нет, я… Да. Боже. Да я бы… — он остановился и откашлялся, прижимая Сириуса еще крепче, — Я хотел бы этого больше всего. — Хорошо, — сказал Сириус, — Потому что, хотя я и буду чертовски любить своего бога-спиногрыза, я не заинтересован в том, чтобы меня будили в любое время ночи. Если только мы не будем нянчиться с ним, конечно, и тогда мы можем вернуть ребенка и спать весь день. -Мы? — поддразнивающе спросил Ремус. — Тренируйся, — очень тихо сказал Сириус, поворачиваясь в объятиях Ремуса, — Если тебе интересно. Ремус моргнул, глядя на Сириуса сверху вниз, затем столкнул их носы друг с другом и повторил: — Я хотел бы этого больше всего.