'cause baby i'm your David and you're my Goliath

стоит часовой стрелке догнать цифру девять, дверь в офис распахивается. порыв сквозняка ворошит стопки бумаг и катает по столам карандаши, но мурашки по спинам сотрудников бегут не из-за прохлады. все уже в сборе: босс только себе позволяет приходить ровно к началу рабочего дня. его спокойный бархатистый голос на планёрке не даёт никаких подсказок насчёт его настроения, так что быть начеку всё время — единственный способ не испытать на себе спонтанный гнев директора. пересёкшись с ним взглядами, Ризотто сглатывает и сдерживается, чтобы не отвести глаза. пока босс раздаёт поручения, чинно расхаживая туда-сюда перед нестройной шеренгой подчинённых, вставших чуть ли не по стойке «смирно», надо смотреть на него. надо смотреть на босса, пока он, с едва заметным недовольством вздёрнув бровь, поправляет тебе воротник и бросает совсем тихое «зайдёшь ко мне потом». и упаси тебя бог разорвать зрительный контакт, когда позже в своём кабинете он будет сидеть за столом напротив стоящего тебя и как ни в чём не бывало курить. и слушать твой отчёт по итогам недели. а после — внезапно схватит тебя за галстук и, притянув к себе, задаст какой-нибудь каверзный вопрос, обжигая твои рецепторы горечью табака. в прошлый раз проигрыш партии в гляделки стоил Ризотто кучи нервных клеток. босс просто рассмеялся ему в лицо, а после весь месяц игнорировал его прилюдно и язвил в беседах наедине. пока вдруг не решил дать ему шанс отыграться, встретив его пятничным вечером в близлежащем баре. дело в том, что этот «прошлый раз» совпал с самым началом карьеры Ризотто. тогда-то он и уяснил, что с их директором не всё так очевидно. тот постоянно ведёт одному себе известные игры, и каждый в фирме давно принял правила. вкратце: каким бы ценным сотрудником ты ни был, этого мало. ты должен ещё впечатлить босса силой собственного характера, если уж ты, к своему несчастью, его заинтересовал. Ризотто понятия не имеет, сколько таких «интересных» боссу сотрудников есть помимо него. он никогда не спрашивал. ему вообще, по большому счёту, плевать. должно быть плевать: они друг другу не принадлежат. с таким начальником умственные усилия целесообразнее тратить на убеждение себя в том, что ты сам ему интересен. ведь ты ещё вынужден постоянно сомневаться, наяву ли случаются ваши так называемые неофициальные встречи. Дьяволо приходит и уходит, исключительно когда ему заблагорассудится, а ты, вечный заложник ситуации, не можешь его прогнать. и интерес его есть нечто настолько непостижимое и зыбкое, что ты на этот счёт боишься лишний раз рот открыть — вдруг это мираж и от неосторожного выдоха он развеется. наверняка Ризотто знает одно. сам босс, скольких бы он ни перетрахал за всё это время, расстилается на смятых простынях только перед ним. только к нему приезжает самыми тёмными ночами, напившись до беспамятства и нарушив с десяток правил дорожного движения. только с ним может до утра вести пьяные философские беседы. встречать рассвет на крыше и целоваться до мозолей на языке под писк стрижей далеко в небе. и только благодаря ему каждый раз отвергает идею шагнуть с этой самой крыши, противореча собственным доводам о смысле жизни. раздавать мудрые советы, не соблюдая их самостоятельно, входит в список его странностей: тренер не играет. а странностей у него немало. обручённый со своими демонами, этот человек безумнее любого из них. Ризотто бросает стремительный взгляд на календарь на стене. снова пятница. а значит, если повезёт, снова возможность лично расквитаться с боссом за нервотрёпку, которую тот, вероятно, устроит их отделу. точнее, обязательно устроит: при всей его непредсказуемости особо внимательные сотрудники научились засекать приближение бури. кривой изгиб губ. морщинка меж сведённых бровей. дрожь в пальцах, массирующих висок — его снова мучит мигрень. дежурное пожелание продуктивного дня. возвращение на рабочие места. декорации расставлены. роли распределены. шоу начинается. перед обедом босс выходит на охоту и начинает критиковать всё что видит. привычная практика. главное — сидеть и помалкивать. дольше всего его фигура зависает позади Ризотто. затем Дьяволо наклоняется к монитору, щекоча чужую шею кончиками распущенных волос и дразня запахом ментолового шампуня. «отличная работа. но было бы неплохо её полностью переделать», — только и фыркает он, прежде чем демонстративно миролюбиво положить на плечо подчинённому ладонь и с силой сжать. в чёрном, в цвет помады, лаке на идеально накрашенных ногтях блестит отражение открытого на экране документа, который за пару кликов стирается без возможности восстановления. босс бесстрастно улыбается и возвращает Ризотто мышку. а вечером, будто по неожиданному совпадению, подсаживается к нему за уединённый столик в их любимом баре. угощает коктейлями. шутит. безмятежно и нагло флиртует. и вот, когда оба уже доходят до нужной кондиции, заказывает такси до дома Ризотто: наставления того насчёт вождения в нетрезвом виде наконец возымели действие. босс думает, что щедростью искупает вину. бред. Ризотто при всём желании не может на него злиться. Ризотто знает: мания величия — обратная сторона комплекса неполноценности. любопытство по этому поводу скребётся внутри, но Ризотто никогда не ворошит прошлое. просто принимает босса в такие моменты со всеми его неумелыми попытками выразить симпатию. как своенравного породистого жеребца. как отданный ему на хранение раритет. правда, награда это или бремя — утверждать не решается. они ждут такси на улице. город окутывают запоздалые летние сумерки. небо до горизонта затопили облака. слышен далёкий затаённый гул, и вскоре первые тёплые капли чмокают лоб Дьяволо. пряди чёлки слипаются. слегка промокнув, он ёжится, потирая плечи, и словно невзначай берёт Ризотто под руку. его ладонь холодная — как, наверно, и его сердце. однако Ризотто слишком хорошо изучил босса, чтобы полагать, будто у того есть сердце. рессоры жёлтого автомобиля скрипят, и два его недавних пассажира под уже проливным дождём бегут до подъезда. до лифта — наперегонки. заваливаются внутрь, по-ребячески брызгая друг на друга водой с пальцев. Дьяволо отпускает краткий смешок, мерцая озорными искорками в бесконечно зелёных глазах, после чего бесцеремонно запускает пятерню во влажные волосы Ризотто и утягивает его в головокружительный поцелуй. долгий и порой болезненный: босс любит кусаться. и любит, когда ему дают отпор. когда хватают за горло и впечатывают в стену. вот чем помимо прочего его так влечёт Ризотто. едва переступив порог спальни, босс неуклюже падает ему на грудь, но якобы не рассчитывает силы и валит его на кровать. в полумраке улыбка Дьяволо, рассевшегося на его бёдрах, кажется ещё более хищной, чем есть на самом деле. вместо того чтобы расстегнуть, он срывает пуговицы с чужой белой рубашки, начиная жадно водить языком по наэлектризованной коже вокруг сосков, — и тут же, опомнившись, рассыпается в обещаниях купить взамен сто новых рубашек. или свозить подчинённого в столицу моды, где ему сошьют дизайнерскую. или помочь прошерстить восточный базар на предмет лучших тканей. весь мир — его сцена. босс думает, что, по ночам оставляя всю помаду на члене Ризотто, искупает вину за своё стервозное поведение. бред. Ризотто знает: ему не стыдно. совесть не донимает его начальника, потому что бог не верит, что тот способен на раскаяние. во сне Дьяволо иногда что-то шепчет и лезет обниматься. и Ризотто смиренно прижимает его к себе, не понимая, что ему делать с таким подарком судьбы, и совершенно не узнавая в нём того эксцентричного циника, которого привык видеть на работе. да и далеко не одного его, скорее всего, гложет этот диссонанс. и наверняка не он один вообще не верит в реальность происходящего — настолько Дьяволо-любовник отличается от Дьяволо-босса. из-за этого даже назвать его постоянным партнёром в разговоре с кем-то близким или, тем более, предать их отношения огласке представляется наиглупейшей затеей. кажется, если на минутку забыться и в любое другое время упомянуть факт с их совместных пятницесуббот, то босс просто скривится и покрутит пальцем у виска, мол, не помню — значит, не было. а наутро Ризотто приходится пришивать пуговицы обратно всё к той же рубашке и заодно вместе с ней гладить чужие вещи, с вечера разбросанные по спальне в порыве страсти, пока его начальник в одних трусах беззаботно спит в его кровати, толком не укрывшись и позволяя любоваться рельефом крепкого тела. за окном посреди бушующей зелени распустился шиповник, и комната тонет в свежем цветочном аромате. вскоре Дьяволо проснётся — ещё немного побудет приятным собеседником, затем, возможно, ненасытным любовником. если очень повезёт — душевным соседом по квартире на денёк-другой. а потом неизбежно исчезнет. уйдёт по-английски, стоит только выпустить его из виду. и снова станет истеричным и неприступным боссом. он не меняется. и не извиняется. и, естественно, ничего из этого не помнит. но никогда не забудет.