***
Руки скользят по идеальному гибкому телу. Пена, смываемая горячей водой, рассыпается и растворяется у стройных ног. Омега был похож на русалку, которая через миг превратиться в морскую пену. Душистый гель смешивается с благоухающим ароматом роз, и смывает такой ненавистный запах сандала. Вода стучит по хрупким плечам и блондинистой макушки, хотел бы Юнги остаться с этим расслабляющим ощущением навсегда. До этого прикрытые глаза распахиваются, смотря янтарными огнями на темное отражение в зеркале. Взгляд скользит по непроницаемому лицу, припухшим от поцелуев губам, переходит к шеи и ключицам. На тоненьких выпирающих косточках виднеются багровые метки. Юнги сжимает кулаки и упирается о зеркальную стену. Он много думает, хоть и предпочитает вообще не заниматься этим бесполезным делом. Мысли то и возвращаются к разговору на смятых простынях в его с Минхо спальни. - Это просто ужасно, - мученическим голосом бурчит альфа, поглаживая плоский живот омеги, и трётся щекой о шелковистую кожу. - Что именно? – Юнги пропускает через пальцы смоленные волосы и смотрит в высокий потолок. Минхо он ненавидел, но волосы у него были шикарные, даже мягче чем у омеги. - Когда появиться живот я не смогу тебя трахать, - альфа поднимает голову и смотрит на Юнги еще слегка сонными глазами. «Я бы порадовался этому, мудила, но мой идеальный животик и на сантиметр не вырастет» - про себя думает омега, а вслух говорит – Девять месяцев пролетят очень быстро, а после ты можешь делать со мной все что хочешь. - И я сделаю, - альфа больно кусает в ключицу, от чего Юнги прикусывает губы, чтобы не вырвался стон. Когда Минхо слышит их, не может сдерживаться и делает больнее еще и еще. – После рождения моего сына, я не выпущу тебя из постели не на миг. Юнги сильнее прикусывает губу. Прикрывает глаза и мечтает оказаться где-нибудь очень далеко. Затем он улыбается, смотрит на альфу влюбленным взглядом и, наклонившись, целует. Легко и мягко, но Минхо решает, что этого мало и неистова впивается в нежные и без того искусанные губы. Повторяется все то что было ночью, Юнги фальшиво стонет и кончает лишь от того что представляет вместо Ли альфу, с которым трахался два дня назад в уборной тэхенова клуба.***
- Прости, что приду не к началу выставки, - Минхо чмокает Юнги в макушку и сильно сжимает ягодицу через ткань брюк. – Подписываем новый контракт. Но я обязательно приду, обещаю. Юнги кивает, улыбаясь жениху, а затем, взяв пальто, выходит за дверь. Альфа продолжает смотреть на закрытую дверь, вдыхает любимый аромат, оставленный омегой, и со счастливой улыбкой начинает собираться сам. - Выспался? – с широченной улыбкой встречает у парадных дверей Сокджин. - По мне видно, что я выспался? – Юнги смотрит на директора убийственным взглядом и, достав сигареты, закуривает. - А я тебе говорил, чтобы пораньше ложился, - буркнул омега, открывая перед Юнги дверь на пассажирское место Порше. – Хотя слушай, твое уставшее лицо будет хорошо смотреться среди картин. Юнги хмыкает, натягивая уголки губ. Да, действительно, на выставке он будет выглядеть идеально подходящим ко всему концепту. Без макияжа омега никогда не выходил за пределы спальни, потому что когда он чувствовал этот слой бледной пудры, в нем возрастала уверенность, что окружающие не видят всего. Юнги показывает лишь то, что нужно, но большая часть всегда прячется за этой маской. Иногда, когда Юнги смотрит на омег, которым уже далеко за тридцать или сорок лет, понимает что вот оно. Вот, что ждет и его. Когда-нибудь даже самый идеальный макияж не скроет всего. Старение – это неминуемый смертный приговор, во время которого твое тело тебя постепенно придает. - Выпей кофе и переоденься в костюм, что я подготовил, - Джин выпустил Юнги из машины, а затем, будто куда-то спеша умчался вверх по лестницы галереи. Юнги прислонился к холодному боку Порше и, достав сигарету, вновь закурил. Солнце было уже не такое теплое, как на прошлой неделе, а прохладный ветерок пробирался под раскрытое пальто. Омега никогда не боялся холода, ему еще в детстве понравилось чувство того, как тело леденеет, а кончики пальцев пощипывают. Дедушка часто потом его ругал, за то, что слишком долго сидел в заброшенном саду и любовался до посиневших губ на высохшие розы. - Ты слишком много куришь, - к Юнги незаметной тенью приблизился высокий альфа и, встав рядом тоже закурил. - Не боишься, что Тэ тебе опять по башке настучит за это? – усмехнулся Юнги, продолжая вглядываться в утреннее небо. - От пары затяжек ничего не будет…, да и пропахнуть не должен – альфа принюхался, смотря на свое дорогое пальто. – А чего ты меня вообще пугаешь?! Хочу и курю, никто мне не указ! - Ой, Тэхенчик, привет! – вдруг громко закричал омега, махая рукой кому-то впереди. Альфа подскочил на месте, тыкаясь, куда же выкинуть сигарету, но Юнги хлопнул его по плечу, заливисто смеясь. - Не ссы, Гук – омега продолжил курить, усмехаясь. – Не приехал он еще. - Ну, ты и…- возмущенно скривив губы, произнес альфа. С Чонгуком Юнги знаком с университета. Тогда самонадеянный альфа пытался клинья бить к непреступному омеге, но сразу получил отворот-поворот и синяк под глазом. Они долго тогда просидели в кабинете декана после драки. После выпуска альфа пошел получать второе образование, а Юнги начал рисовать, поняв, что политология это вообще не его. Однажды они встретились, и как в старые добрые студенческие годы гульнули, а когда Юнги выкинул альфу из машины вдрызг пьяного у порога его дома, познакомился с чонгуковым уже тогда беременным супругом. Конечно, Тэхен решил, что Юнги любовник Чонгука и чуть не съездил альфе по лицу, но Мин быстро все объяснил. Так Юнги и Тэ стали, хоть и не лучшими друзьями, но если отжигать то только вместе. - Мне тут, птичка одна начиркала, что ты снова не выполняешь супружеский долг, - через какое-то время изрек Юнги. - В каком это смысле? – поднял бровь Чон, похоже, совершенно не понимая. - В том, что твой муж покупает дилдо в секс-шопе. Я конечно, предполагал что ты в постели не але, но не думал что все настолько хуево, - будничным голосом говорил Юнги, будто о погоде. - Подожди! – альфа вдруг схватил омегу за плечи. – Дилдо?! - Ага, - кивнул омега, отцепляя похолодевшие руки Чонгука. – Огромный такой…О, а вот и птичка… Юнги махнул приближающемуся Тэхену на ламбе и взбежал вверх по лестнице, оставив Чонгука где-то до сих пор в прострации. Альфа пялился в одну точку, руки остались в положение, в котором их откинул омега. Его лицо было…удивленным? испуганным? злым?...не понятно…, но выглядело оно как-будто ему только, что рассказали о скором апокалипсисе. Его личный апокалипсис уже легкой походкой приближался к нему, и поправлял черный берет. Когда он оказался уже вблизи мужа, широкая улыбка сползла. Лицо Чонгука пугала, до сумасшествия, но переведя взгляд на, чуть ли не подпрыгивающего Юнги, на лестницы, омега все понял. - Вот же сука…- выругался Тэ, закусывая нижнюю губу, а внутри уже готовя план, как вздернуть Мина.***
- Боже, до сих пор не могу поверить, что я увижу его в живу, - с придыханием говорил Бэкхен, катаясь по довольно большой гардеробной, в поисках того что можно надеть на выставку. - Он, правда, тебе так нравится? – Хосок стоял, прислонившись к косяку у входа в гардероб папы. Ему было радостно видеть, такое по-детски счастливое лицо родителя, но в душе скреблись кошки. Он впервые забыл о своих принципах, но видя то, как радуется омега, скрежет чувствовался меньше. - Ты не представляешь как, - Бэкхен выудил оранжевый шарфик из нижнего ящика и кинул на пуф, рядом с зеркалом. Шарф отлично шел к его рубашке, но альфа не удивляется, Бэкхен всегда со вкусом одевался. Когда они уже приближались к галереи, Хосок буквально физически чувствовал нетерпение папы. Если бы тот мог двигать ногами, он точно сейчас бы отплясывал чечетку. У входа в галерею собралось уже немало народу. Было много репортеров, которые, не преставая снимали, заходивших в массивные двери гостей Ким Сокджина. Среди них Хосок узнал пару актеров, критиков, телеведущих. Как и сказал по телефону Сокджин, Хосок заехал на парковку для персонала и, выкатив кресло, помог папе вылезть из машины. Бэкхен вертел головой в разные стороны, пока они заезжали внутрь здания, а когда оказались в главном зале, альфе даже показалось, что он перестал дышать. Бэкхен замер и округленными глазами смотрел прямо. На красных стенах, висели золотые подсвечники и люстра, они были единственным светом в зале, потому что окна были наглухо занавешены. Лепнина на потолке отражала свет свечей, а оправа картин блистала дороговизной. Концепт сильно отличался от названия выставки, да и сами картины тоже. Было что-то похожее на эпоху Возрождения, но не как не подходившее названию «Пляски смерти». На самих же картинах были изображены дети в старых одеждах, женщины во французских париках с веерами и перьями, мужчины в сюртуках и шляпах, были даже целые семьи. Лица знакомые, возможно актеры или модели, которых Хосок видел ранее. Они продолжали двигаться вглубь зала, где уже некоторые гости с интересом рассматривали картины, сложив руки а-ля - «Я ценитель искусства, и мне кажется здесь есть философский подтекст». Хосок же конечно ничего не видел здесь кроме, того что портреты были действительно написаны рукой профессионала, а если взглянуть издалека, кажется что это вовсе фотографии, настолько четко и натурально они были изображены. - Это невероятно, - выдохнул, наконец, Бэкхен, рассматривая одну из картин, где были изображены мать с ребенком на пикнике. – Но мне кажется будто…- омега задумался, хмуря брови. - Что? – альфа нагнулся к папе. - Такое ощущение, будто это не Аугуст писал…- омега прищурил глаза, вглядываясь в картину. – Это не его стиль…от слова совсем не его. Хосок посмотрел вокруг. Портреты, да портреты. Неужели у них и стиль какой-то бывает. Его взгляд скользил по каждой картине, и тут застыл. В обычной деревянной рамке, без какой-либо резьбы на него смотрел мальчик. Он не улыбался, как люди на других портретах, а просто смотрел вперед. Его взгляд был пронзительным, доставал до самой души и, будто, насмехался, говоря «Я знаю все твои грехи, не пытайся лгать. - Я сейчас приду, - шепнул Хосок на ухо папе, а тот заинтересованный очередной картиной пару раз кивнул и, нажав на колесика, двинулся в противоположную сторону. Это не могло быть правдой. Хосок, будто снова очутился в том времени. Это лицо, что иногда является ему во снах. Он вновь его видит.***
- Вкус у тебя, конечно, отвратный, но могу отдать должное, костюм охуенный, - хмыкнул Юнги, завязывая широкую белую ленту вокруг шеи. Он скользил глазами по своему отражению и солгал бы, сказав, что он выглядит неплохо. Он выглядел охуенно, просто на все сто баллов и это немало льстило его и без того завышенную самооценку. Черные с завышенной талией брюки выделяли его стройные ноги и потрясающе грациозную фигуру. Белая блуза из тонкого шелка заправлялась в брюки, и струилась на изящных руках, заканчиваясь буфами. Ворот был наглухо закрыт белой лентой, которую Юнги завязал в объёмный бант. На голове Джин сварганил ему на скорую руку растрепанные локоны, а на уши Мин нацепил длинные серьги. Ну чем не принц из гребанной сказки, которую он так часто рассказывает Ёнхону. - Вообще-то у меня хороший вкус, - фыркнул Джин, смотря на омегу из кресла за рабочим столом и отпивая шампанское из бокала. – Не зря же я тебя в своей галереи выставляю. - Не зря, - еще раз хмыкнул Юнги и, пройдя к столу директора, поднял свой бокал, сразу же осушив. После они выпили еще по бокалу и Джин ушел встречать какого-то сверх важного гостя. Юнги немного полюбовавшись на себя в зеркале, вышел на балкон, где как на ладони лежал главный зал галереи. Люди в костюмах и при параде цинично смотрели на его картины, и как ожидал омега, на их лицах читалась недоумение. Именно такую реакцию он ожидал увидеть. Юнги ухмыльнулся и вновь оглядел зал, а затем перевел взгляд на то место, где находилась главная работа этой выставки. Как и ожидалось, там никого не было. Кого привлечет серый и невзрачный мальчик, когда вокруг столько изображений счастливых и улыбающихся людей. В следующую секунду Юнги сильнее сжал бокал в руке, а лисьи глаза прищурились. К серому изображению уверенной походкой двигался альфа. Он был широкоплеч, высок. Темно-серый костюм невероятно хорошо сидел на нем, а прическа…это был отвал всего. Черные густые волосы с косым пробором, слегка выбритые виски, и открытый прямой лоб. Альфа повернулся слегка вправо и Юнги, наконец, смог увидеть того, кто, похоже, станет героем его мокрых снов на ближайшее время. - Вау, - выдохнул омега, слегка выпятив губки, которые через миг расплылись в хищной улыбке. Через полминуты Юнги спустился по лестнице и незаметной тенью прошел вглубь зала. Остановившись в пяти метрах от альфы, он посмотрел на его профиль и на его заинтересованный взгляд. Чон вглядывался в картину, не повелся как остальные или что-то увидел? Хосок смотрел на эти печальные детские глаза и будто видел в них целый мир. Мир боли, страха и холода. Однажды он видел их вживую. Альфа подал руку вперед. На скуле ребенка что-то блеснуло и альфе показалось, что это слеза. Не понятно почему, но ему захотелось стереть ее. - Без той уродской униформы ты выглядишь лучше. Я бы даже сказал, что я слегка возбужден, - пронеслось, где-то сбоку и Хосок отошел от транса, опустил руку, сжав в кулаке и повернулся. И снова эти глаза. Они совсем уже не детские, взрослые, даже слишком. В них вместо боли – нахальство, вместо страха – дерзость, а вместо холода…нет холод остался и, похоже, никогда не исчезал. - Не думал, что ты интересуешься искусством, - Юнги сложил руки на груди, потому что им так и хотелось прикоснуться к этим бицепсам, что обтягивала ткань пиджака. - Не интересуюсь, - почти полушепотом ответил Хосок, а у Юнги мурашки по спине пробежали. Янтарный взгляд сам собой приковался к черному, напротив. Ни хотелось не бежать, не отворачиваться, просто смотреть и не отводить взгляд, а если все-таки отвести появится суицидальное ощущение. - Возможно, хотел познакомиться здесь с кем-то из тех выскочек? - Юнги махнул рукой в сторону, но глаз не отвел. - Это тоже меня не интересует, - Хосок даже, кажется, не моргал. Этот полушепот вновь пустил мурашки уже по всему телу омеги, и Юнги захотелось увидеть, что изрекает столь прекрасные звуки. Юнги слегка прикусил щеку. Скользнул взглядом к чувствительным губам. О, да, они также прекрасны. Почему Юнги не заметил этого сразу. Возможно, те уродские очки отвлекали все внимание. Но сейчас их не было, и кроме губ в глаза бросалась слегка побледневшая линия на скуле. - Ах, - Юнги прикрыл ладошкой рот, усмехаясь. – Точно. Я же тебе по лицу треснул. Директор пригласил тебя, чтобы отвалить деньжат за молчание. - Мне не нужны деньги, - Хосок нахмурился, сделав шаг вперед, Юнги же не шелохнулся, подняв непонимающе бровь. - Да, точно - Юнги убрал упавший локон со лба, - Ты же не принимаешь деньги. Тогда что тебя интересует? Возможно секс? - Нет. - Это даже интересно, - хихикнул омега. – Тогда что же заставило тебя прийти сюда? - Я хотел…- альфа раскрыл ладонь, ему до боли захотелось прикоснуться к этому насмехающемуся лицу, провести от нежных губ по скуле, к уголку глаз. Узнать на самом ли деле они такие ледяные как выглядят – хотел снова увидеть эти глаза. Юнги замер, дрогнул зрачок и когда Хосок сделал еще один шаг, он отступил назад. - Вы напоминаете мне кого-то, кого я знал раньше, - он сделал еще шаг вперед, а Юнги назад. - И кого же? – произнес омега почти шепотом, но для альфы этот голос заглушил все пространство, ему захотелось узнать, как из этих губ прозвучит его имя. - Кого-то, кто запутался и озлобился на мир. Мальчика в чьем взгляде совершенно не было тепла. Юнги застыл. В глубине отравленного сознания мелькнула сцена. Сцена из далекого прошлого, которое ему не хочется помнить, но он хранит эти воспоминания как зеницу ока. - Этот мальчик пугал тебя? – произнес одними губами Юнги. - Наоборот, - Хосок нахмурился, будто, ему сказали что-то очень противное. – Я его любил… Юнги взглянул вверх. Над беловолосой головой витали розовые лепестки, раздуваемые весенним ветерком. В легкие вбивался тягучий запах гари и пыли. Вокруг бегали дети и кричали. Кто-то кинул обгоревший уголек, запачкав светлые шортики. По пухленьким щекам текли слезы, такие же горячие как раскаленный пепел от уже обуглившихся веточек вишни. - До того, как его глаза стали такими…- Хосок все же на пару сантиметров поднял ладонь – я увидел, как он плачет. И я…я влюбился в его слезы… И вот Юнги стоит в воде. Омывшись от сажи и грязи. На хрупкие подрагивающие от холода плечи накинута чужая кофточка, а в руках ветки. Неумело сломанные, где-то подпаленные, но с еще живыми лепестками. - О, Господин Чон, вы уже тут. Как хорошо, а где же ваш папа? И Аугуст здесь, снимки можно сделать прямо сейчас - Джин появился, будто из черного паркета. - Ах, - ухмыльнулся Юнги, закатывая глаза. – Вот оно что. Дак твой папа мой фанат. Оказывается твое молчание так дешево стоит. Он не скрывал своего превосходства, а у Хосока кулаки сжимались до побелевших костяшек. Ему показалось, что это ухмыляющаяся маска на миг спала с кукольного лица, но он ошибся, она намертво прибита. - Что ж ты сразу не сказал, - Юнги положил ладонь на плечо альфа, прощупывая тоненькими пальцами мышцы. – Я бы тебе еще в клиники автограф дал. - Я…- Хосок сжимая зубы, схватил бегающую по его плечу ладонь и убрал. – Я передумал. Нам больше не нужно ничего. Спасибо что пригласили посетить вашу выставку. Ему было до треска в костях неприятно. Стыдно? Возможно. Его буквально поймали на его же принципах. Да еще кто. Высокомерный омега, в котором он разочаровался в одно мгновение. Альфа хотел сбежать и как можно скорее. - Но ваш папа… - Сокджин был в недоумение, видя, что Чон уже разворачивается к ним спиной и удаляется. Он был раздражен даже больше чем в прошлый раз, а это означало что гавна, которое после себя оставил Юнги, стало еще больше, и расчищать его кому? Конечно же Сокджину. - Мать твою, Юнги, - заломил брови директор. – Ты совсем башкой не думаешь?! Черт! Юнги ухмыльнулся, подмигнув директору и тот, сорвавшись с места, уже понесся за альфой. Омега прищурил глаза, смотря на походку доктора Чона, и даже она была до чертиков сексуальная. - Хочу его, - признал вслух омега и, облизнувшись, осушил бокал шампанского, который уже чуть потеплел в его руках. - Господин Чон, - Джин поспевал за альфой как мог. – Ну, может вы хотя бы до кульминации выставки останетесь. - Нет, нам пора, - Хосок увидел папу, что уже долгое время смотрел на один из портретов и перекидывался мнением с одним из критиков. Тот понимающе кивал и внимательно слушал омегу. - Папа, пойдем, - Хосок буквально схватился за ручки кресла и оттащил его от картины. Омега вздрогнул и непонимающе посмотрел на сына. - В чем дела? Мы уходим? – тихо спросил Бэкхен. - О, - Джин не отставал. – Дак вы папа Господина Чона? Очень рад с вами познакомиться. Я Ким Сокджин, директор этой галереи. - Ах, - Бэкхен быстро заморгал, нервно поправляя и так идеально сидящий шарф. – Мне тоже очень приятно. - Все идем, - Хосок вновь покатил кресло, но Ким не так прост, он резко обошел их и чуть ли не навалился на омегу, ярко улыбаясь. - Раннее мы с вашим сыном, обговорили что-то вроде маленькой фан-встречу с Аугустом. Аугуст всегда очень рад своим поклонникам и с радостью согласился сделать с вами несколько фотографий и даже приготовил для вас подарок. Одну из своих работ. - Что? – Бэкхен будто раскрылся как солнышко. Он и не мечтал о встречи с любимым художником, а тут еще и подарок. Сердце выпрыгивает. – Хосок мне ничего не говорил. - Ах, молодежь, - вздохнул Джин, выхватывая ручки кресла у Хосока. – Проявляют излишнее стеснение. Хосок посмотрел на лицо папы. Он сияла ярче даже того момента когда они в отпуске посетили Лувр. Это просто невероятно мило и затопляло сердце теплом. Ему остается лишь смириться и напрочь забыть о гордости, которую и так чуть ли не бульдозером раздавили, потому что прямо сейчас они двигались к этому демону с ехидной улыбкой. - У вас потрясающий профиль, и ушки такие милые, - улыбался Юнги, прижимаясь щечкой к Бэкхену, пока Хосок с лицом кирпича фотографировал их. - О, - зарделся омега. – Благодарю. - Я бы хотел написать ваш портрет, если вы не против. Хосок сделал пару фото и убрав телефон подошел к родителю и улыбающемуся Юнги. Джин же будто светился удовлетворенностью. Пиздец он избежал, осталось надеется, что Юнги не выкинет еще что-нибудь. - Ох, мой? – щечки Бэкхена уже почти сливались со стенами зала. – Но во мне нет ничего особенного. - Это не так, - мотнул головой Юнги, взяв вспотевшую ручку омеги. – Вы прекрасен, как и ваш… – Юнги взглянул на Хосока, что стоял рядом и испепелял взглядом его – сын. Если вы не будете против, мы могли бы встретились на этой недели и сделать зарисовку. - Это будет честью для меня, - Бэкхен захлебывался воодушевлёнными вздохами. - Тебе, наверное, будет сложно находиться в одном положение долго, - Хосок с беспокойством посмотрел на родителя, надеясь, что тот откажется. – Ты быстро утомляешься. - Вовсе нет, - замотал головой Бэкхен, будто ему отказали в сладости в супермаркете. – Я смогу. - Вот и отлично! – Джин хлопнул в ладоши. – Я свяжусь с вами в ближайшие дни. Думаю, ваш портрет станет жемчужиной моей следующей выставки. Хосок и Бэкхен сейчас были буквально двумя разными чувствами. Грусть и радость. Отчаяние и надежда. Боль и счастье. - Скоро будет кульминация выставки, - Юнги слегка коснулся руки альфы, а того будто разрядом молнии ударило. – Лучший вид будет вон там - омега указал на середину зала, где прямо напротив висел портрет мальчика, на который до этого смотрел Хосок. - О, тогда мы поторопимся, - Бэкхен уже схватился за колесико кресла. Юнги проводил их ухмылкой. Его довольству собой не было предела. Рыбка попала в сети. Хосок подкатил кресло напротив картины мальчика. Бэкхен теребил пальцами край рубашки и оглядывался по сторонам, но ничего не происходило. Предупреждены были только они, поэтому остальные люди продолжали слоняться по залу со скучающими лицами. В один миг, фоновая медленная музыка затихла. Люстра под потолком погасла, остались гореть только искусственные свечи на стенах. Поднялся гул, будто изнутри стен. Это была устрашающий бой барабанов и скрипки, если бы в аду была музыка, то она была именно такая. С двух сторон от главного зала начали заходить люди в черной одежде и черных масках на все лицо. Точно демоны из ада, они юркими тенями быстро разошлись по залу и встали у каждой картины, а один с белой маской у картины с мальчиком. Люди охали и вздыхали, не понимая, что происходит. Бэкхен сжал руку Хосока, тоже абсолютно ничего не понимая. Гул барабанов нарастал, а скрипка надрывалась, будто душераздирающий крик умирающего человека. И когда адская музыка достигла своего предела по децибел, все стихло, заставив замереть даже сердце. Люди в черных одеждах синхронно взмахнули руками, освобождая их от широких рукавов, а затем с силой сжав ткань на которой рисовались портреты, резко начали сдирать, открывая вид на полную противоположность того, что было раньше. Портрет счастливой семьи сменился на прозрачные тени с темными дырами вместо глаз, а ребенок что стоял посредине был в порванной одежде и сжимал в руках старинное ружье. Женщина, что красиво придерживала свою цветочную шляпку, смотрела вперед с безумным взглядом и окровавленным руками драла цветы из соломенной шляпы. Портрет матери и сына на пикнике, которая так понравилась Бэкхену была и того хуже. Сын лежал бездвижном грузом на руках матери, а та лила горькие слезы. Все картины сменили на сцены из фильмов ужасов. Темные, кровавые и безумно красивые. Каждая из них будто рассказывала свою историю и одна трагичнее другой. Люди замерли, а затем восхищенно зароптали. Они говорили шепотом, будто боялись спугнуть момент восхождения искусства на новый уровень. - Это…- прошептал Бэкхен. Его лицо было непонятно прочесть, но Хосоку показалось, что ему страшно, потому что самому было не по себе от увиденного. - Пап все в порядке? – Хосок сжал руку родителя, чуть наклоняясь. - Это прекрасно! – громко произнес Бэкхен. – Боже! Это невероятно! Я знал, что здесь что-то не так. Невероятно! Человек в белой маске, что стоял все это время бездвижно, взмахнул широкими рукавами и показал неоновую лампу, что была скрыта за тканью. Он прислонил ее к вершине картины, и она будто приклеилась к ней. Человек ушел, как и остальные, оставив это. Серая до этого картина, заиграла невероятными теплыми и сияющими красками. Над головой мальчика летали розовые облака, будто сладкая вата. Каштановые локоны витали, будто от легкого ветерка. До этого сжатые пухлые губы были растянуты в счастливой улыбке, виднелся ряд ровных белых зубов, и глаза. Нет, они не изменились, в них был тот же холод, но боли стало в два раза больше. Она затопила все яркие краски и превратилась в ручейки нескончаемых слез, сползавших до подбородка и поблескивающих на щеках. Это не были слезы счастья, как люди привыкли думать. Если плачет и улыбается, значит, это счастье. Нет. Это была улыбка и слезы нескончаемой всепоглощающей боли и отчаянья.***
Хосок помог сесть в машину папе, который продолжал улыбаться как ребенок, а затем кое-как положил картину на заднее сидение, которая как оказалось довольно большая. Он не замечал, как из окна на втором этаже галереи на него смотрели заинтересованные глаза. В них давно не появлялся такой живой интерес к кому-то. Очень давно. - Это было…- Тэхен побарабанил по бокалу шампанского, ерзая на ногах Чимина, у которого было похожее лицо. Джин тоже был немного в шоке, он и не подозревал, что подготовил его художник, а Юнги это тщательно скрывал. - Мрачноватенько, - изрек Чимин, отпивая шампанское. - Да это пиздец, - почесал затылок директор галереи. – А я все думал, почем ты так назвал выставку. Но за то какой фурор! – вдруг широко улыбнувшись, произнес омега. – Я уверен, что завтра все заголовки будут наши! Мне уже прислали пару приглашений на интервью. Юнги ты невероятен. - Я знаю, - ухмыльнулся омега, запрыгнув на стол директора и положив одну ногу на другую. - Кстати, все деньги с аукциона переведены на твой счет, кроме десяти процентов, - ухмыльнулся Ким. - Вот же ты крыса, - хихикнул Юнги. – На эти десять процентов можно купить неплохую квартирку. - Не, - отмахнулся омега. – Я их в галерею вложу. Появились два художника, которые набирают популярность в сети, думаю привлечь. - А меня, вышвырнешь как переставшую срать золотом свинку? – Юнги изогнул бровь. - Из тебя еще много золотишка можно вытрясти, тем более после сегодняшней выставки. - Слушай, Юнги, а о чем ты говорил с тем человеком в инвалидном кресле? – Чимин оторвался от смартфона и вопросительно посмотрел на омегу. - А что? - В твиттере пишут о нем, - Чимин поставил бокал на стеклянный столик и вгляделся в экран. – Вот послушайте «Молодой художник Аугуст на открытие своей новой выставке «Пляски смерти», которое приобрело весьма большую популярность, заинтересовался одним из гостей. Его внешность и лиричность образа были невероятны и дополнялись ярким оранжевым шарфом, что сильно выделялся из концепта выставки. Незнакомец получил фото с хозяином выставки, хотя до этого художник был категорически против фото с поклонниками. Также Аугуст вручил ему памятный подарок в виде одной из своих картин. Похоже, следующий шедевр можно ждать недолго, потому что художник нашел свою новую музу. Будем надеется, что сказочная внешность незнакомца найдет отражение в работах Аугуста. - Да, да – закивал Тэ. – Я тоже его видел. Красивый такой. Теперь тоже хочу такой же шарф. - Хм, - ухмыльнулся Юнги. – Да, верно. Я заинтересовался кое-кем, но это не тем омегой. Меня привлек тот, кто сопровождал его. Но чтобы снова увидеть этого милого докторишку, нужно хорошо поработать. Но я не против нарисовать его папу. Он прекрасен, как и сын. - Я знал, что все не так просто, - закатил глаза Чимин. – Опять ты за свое. Знаешь, доктор Чон не так прост, на упругие задницы не ведется. - А жаль, - Юнги спрыгнул со стола и взглянул во окно. – Жаль, что не все как он. Кого-то только упругие задницы и интересуют. На парковку заехал черный джип, а затем с водительского место вышел шофер в костюме, и открыл дверь своему хозяину. Минхо поправил свою шевелюру и застегнув пиджак под пальто двинулся ко входу в галерею. Юнги скривил губы и глубоко вдохнув, допил бокал. Давно его так резко не спускали с небес не землю. Но этот раз был более прекрасен, чем прошлые. Прямо как тогда. Очень давно.***
- Тебе правда такое нравится? – Хосок стоял позади папы, пока тот присматривал место для новой картины в холе. – Пугающе как-то. - Ты ничего не понимаешь в искусстве, - хмыкнул Бэкхен, пристроив картину на полу рядом с репродукцией Ван Гога. - Да куда уж мне, - взмахнул рукой альфа. - Каждая картина Аугуста это история, - Бэкхен стер салфеткой пылинки с рамки и с любовью смотрел на портрет матери с мальчиком на руках. – Это не обычные изображение с места преступления или убийства. Через героев его картин, через их печальные лица и глаза можно увидеть все. Вот взгляни. Омега указал пальцем на стеклянные от слез глаза матери. Хосок подошел ближе, вглядываясь, а когда прищурился, слегка удивился. В сероватой радужки красивых глаз отражалась ужасающая картина. Она собственными руками душила мальчика. Мать убила собственное дитя. - А теперь сюда, - омега указал на корзинку за плечом матери. До этого она была полна разнообразных фруктов и закусок, но теперь в ней были лишь объедки изъеденные червями и сколотые кости, которые будто грызли животные. - Они…- Хосок замер, приходя в полном шоке. - Они голодали и мать не могла больше видеть, как ее ребенок страдает, - со вздохом произнес омега, кладя руку на заплаканное лицо женщины. – Она решила, что подарить ему покой будет лучше, чем, если бы морить голодом, как и себя. - Это…- слова в голове альфы так и не желали сложиться в осмысленные предложения. Хосок стоял как камень, его губы были слегка приоткрыты, а глаза не сводились с картины. Бэкхен был удовлетворён. Он показал сыну, что все не так просто, он показал ему другую сторону искусства. Омега покатил кресло в сторону кухни, оставив Хосока в безмолвном размышление. Он, правда, сейчас очень много думал, и наверняка будет думать еще несколько дней. Это было действительно не просто картинка, это была история. Пугающая, драматичная и невероятно трогательная. Обычный человек, увидев ее, скажет – это история про семейную трагедию, но увидев ее такой человек, как папа альфы, скажет – это история любви, материнской любви, самой сильной любви, которая есть в мире. Альфу поражала не только то, что он увидел в картине, его поражало то что такую историю написал он. Это нахальный и бесчувственный человек. В портрете было столько эмоций, столько разных чувств, но почему же ее автор таков. Почему в его глазах не было ничего кроме холода.***
- Ах…- короткие ноготки впиваются в широкую спину альфы, а алые искусанные губы стонут еще громче. Юнги иногда, кажется, что имитировать звуки удовольствия он научился раньше, чем говорить. - Да…- рычит альфа, натягивая Мина на член, а через миг кончает внутрь жаркого тела. Минхо тяжело дышит, навалившись на распластанное под ним тело, прикрыв глаза, а Юнги отвернувшись, смотрит на пол. Шелковая ткань разорвана и измазана его же кровью. Та белая лента с шеи смятой валяется рядом. Жаль, ему очень нравилась эта вещица, но она растеряла весь свой шарм. Теперь остались лишь лоскутки ткани, так бывает со всем, к чему прикасается Минхо. Юнги чувствует, как веки тяжелеют, его тянет в сон, но тут внутри затуманенного разума просыпается он. Его сон длиться очень долго и только когда омега находиться на грани реальности и сна, он пробуждается. Настоящий Юнги. Без хорошо продуманных масок и насмешек. Юнги, который жил полной жизнью давным-давно, но теперь он прячет его, заставляет спать и боится потревожить его покой лишними эмоциями и чувствами.Продолжение следует…