***
В кухне замка раздался грохот. Пинки Пай застыла над упавшей миской, зажав в копыте венчик, ее глаза остекленели. — Вечериночная… чуйка… активирована…***
Солнце село, взошла луна и показались звезды. На вершину горы Кантерлота приземлилась радужная пегаска. Она расстелила одеяло для пикника на голых камнях и, сверившись с компасом, села лицом к северу. Затем она нацепила пару летных очков, защитный шлем и шарф, и перекинула того через плечо, чтобы развевался на ветру. С огромной улыбкой на лице она указала передними копытами на Полярную звезду. — Вууууушшшшш…***
Внизу в пустом зале заседаний — теперь навсегда переименованном в Зал синхронности — сидел одинокий ремонтник часов, и смотрел на гудящее, жужжащее, тикающее устройство, безмятежно вращающееся по своим циклам. Он все еще пытался решить, какая это для его работы новость — хорошая или плохая. Он очень долго размышлял над тем, что сказала флаттерпони. ОЧЕНЬ долго. Принцессы приводят часы в действие. Но все космические члены Совета, включая принцесс, ЗАВЕЛИ часы. Но все они синхронизированы друг с другом и связаны с балансом сил природы… на которые влияли космические существа в Совете… — Стало только больше вопросов! — выкрикнул он негодующе. Эхо его голоса разнеслось по пустой комнате. Плюнув на все, пони повесил голову и ушел, планируя отправиться к Донат Джо и утонуть в посыпке для пончиков. Когда у пони есть часы, он знает, который час. Когда у него их пара, он никогда не уверен. Все равно он наверняка опоздал на ужин.***
Рассвет, первая заря новой эры, восстали над Кантерлотом. А затем продолжили заниматься своими делами, как будто ничего не изменилось. Однако Луна была внимательнее типичной пони. Даже без нежного (и на удивление успокаивающего) тиканья Космических часов в Аликорньей Проекции и на фоне своего разума она бы поняла, что что-то не так. Во-первых, Селестия пропустила завтрак. Для живого вестника зари пропустить завтрак считалось неслыханным. На мгновение Луна задумалась о примерном местонахождении короля Тритона и высказала предположение о кое-чем скандальном, но расследование показало, что король Западного моря отправился в Кантерлот за покупками и заниматься другими туристическими делами (Действительно, прошло слишком много времени с его последнего визита.). Озадаченная таким поворотом событий, Луна направилась в покои своей сестры… где тайна была разгадана. Много раз за эти годы Селестия наполовину жаловалась, наполовину шутила, что с тех пор, как связалась с солнцем, она полностью забыла, каково это — ночевать дольше обычного (Проснуться, поднять солнце и затем потащиться обратно в постель не считалось. Ей после этого не удавалось заснуть.). Теперь, когда чудесные часы Твайлайт Спаркл (1) поднимали и опускали солнце, Принцесса Солнца впервые смогла предаться этому таинственному времяпрепровождению. Луна нашла её спящей как убитой в кровати, на спине, поджав копыта. Солнечные лучи освещали ее живот, пока она спала. На ее лице покоилось выражение абсолютного блаженства. Время от времени из королевской морды доносился тихий храп. Луна подавила смешок. Затем она вспомнила, как их мать будила их, когда они были жеребятами, и не просыпались из вредности вовремя. По ее лицу медленно расплылась злая ухмылка. Луна осторожно взобралась на кровать. Она радостно наклонилась над обнаженным животиком Селестии и сделала глубокий вдох. Глаза Селестии резко открылись. — Не смей, — сказала она. Слишком поздно! Луна атаковала. — ПУУУУУФФФФФФФФ!!!!!! — А-А-А-А-А-А-А-А-А! Все четыре снежных копыта взлетели в воздух, когда Луна со всем королевским могуществом дунула в живот своей сестре. В следующий момент можно было увидеть, как Луна улепетывает из покоев Селестии, визжа и хихикая, как психованная, а Селестия преследует её со всех ног.***
Золотые лучи рассвета проникли в высокие окна Дворца Облаков, дома Императора киринов. Император как раз сидел за утренней трапезой. По опустился перед ним на колени, ожидая, когда его мастер заговорит. Через несколько минут Чжэн Хэ отложил палочки для еды (2) и посмотрел на своего слугу. — Ты приложил столько усилий, чтобы проснуться раньше меня, юный По, — сказал он. — Говори. Опустив глаза и все еще сидя на полу, По заговорил с пересохшим ртом. — Мой Император, — сказал он. — Вы проявили такое благородство ко мне, взяв меня в это путешествие по стране чудес, что и словами не описать. Я видел… я испытал такие вещи! …И я знаю, что плохо Вам отплатил. — Император нахмурился. — Вы проявили ко мне благосклонность, а я поставил Вас в неловкое положение. Я надеялся искупить свою вину, помогая принцессе Никс в ее усилиях по спасению ее королевства и распутыванию клубка лжи… но я все же… — Он сглотнул. — Что мне нужно сделать, чтобы получить Ваше прощение? — Почему ты думаешь, что я смотрю на тебя с неодобрением? — спросил Чжэн Хэ. По удивленно поднял глаза. — Мастер? С тех пор, как разразился скандал… с этой… газетой… всякий раз, когда я входил в комнату, Вы отводили глаза, отказывались смотреть на меня или вообще разворачивались и уходили прочь… — К его тревоге, Чжэн Хэ затрясло. По потребовалось мгновение, чтобы понять, что Императора трясет от едва сдерживаемого смеха. Чжэн Хэ сделал паузу, чтобы перевести дух, а затем По услышал то, чего никогда никогда не ожидал… громкий смех Чжэн Хэ. — Что ты, мой мальчик, — сказал он, задыхаясь и вытирая слезы с глаз. — Я не злился на тебя. Нет-нет… — Вы… не злились? — По мучился между неверием и надеждой. — Прости меня, мой мальчик. Я отворачивался от тебя не потому, что был зол, а потому, что я не хотел, чтоб ты видел, как я смеюсь! — Его на удивление глубокий смешок снова прокатился по комнате. — Когда вышла эта нелепая газета… это выражение полного ужаса на твоем невинном лице, оно… — Чжэн Хэ откинулся на бок, схватившись за ребра и задыхаясь от хохота, слезы катились по его щекам. По все это время сидел, его лицо было горячим, как миска вареного риса. Он и представить себе не мог, что можно чувствовать такое облегчение и такое унижение одновременно. В конце концов к Императору вернулось… немного самообладания. — О, По, мой слуга… мой ученик… мой сын. — Уши По от удивления дернулись назад при окончании фразы. Так мастер называл только своих самых близких учеников. — У жизни много недостатков, и так вышло, что твои ошибки были абсолютно невинными. То, что другие пытались опорочить твою честь — из-за самой обыкновенной бездушной апатии — в моих глазах тебя не определяет. — Золотое копыто опустилось на плечо По. — Запятнать свою честь можешь только ты сам. — Он наклонился вперед. — И По? Еще один важный урок: прощение невозможно заслужить. Только дать. И его единственная цена — то, что ты признаешь, что оно тебе нужно. По был тронут. — С-спасибо, Мастер, — сказал он, снова опуская голову. Чжэн Хэ откинулся назад. — А пока, молодой По, — сказал он. — Принцессы устраивают что-то, они назвали это «банкета на завтрак» для… э-э, «Королевичей». — Его глаза сверкнули. — Разве ты не должен присутствовать? — Но как быть с моими обязанностями? — Твои обязанности подождут; да и все равно они несколько изменятся, — загадочно ответил Чжэн Хэ. — Кроме того, разве ты не хочешь поделиться хорошими новостями со своими друзьями? — Хорошими новостями? — тупо повторил По. Не говоря ни слова, Чжэн Хэ указал вниз. По посмотрел на свои копыта; свет утреннего солнца полз по полу и искупал его копыта в теплом свете. Его копыта, некогда тусклые и серые как сталь, сияли золотом. По удивленно ахнул. — Кажется, сегодня как раз тысяча и один день твоей службы мне, — сказал Чжэн Хэ, когда По поднял копыта к удивленным глазам. — Ты был прилежным, твое бремя было легким, но ты сосредоточился на своих обязанностях с медитативной интенсивностью, и ты к тому же не пренебрегал своими упражнениями в умиротворенности в свободные часы. И, поскольку ты все это время был в моем дворце… очевидно, твои ноги не касались земли… За свою жизнь я повидал немало вознесшихся киринов. Но ни одного настолько молодого. Я уже любил тебя, мой ученик… — он снова усмехнулся, — Но теперь я очень даже впечатлен. О, ты так вырос, мой мальчик! И за проведенное время здесь ты прямо-таки расцвел. Ты стремился к верности, ты упорствовал в честности, ты проявлял доброту, ты протягивал копыто тем, кто нуждался в щедрости… и, судя по фотографиям в журнале, — Чжэн Хэ усмехнулся, сверкнув глазами, — ты вкусил немало смеха — и вопреки традициям, привычкам и ожиданиям ты предпочел ценить Дружбу превыше всего. И это всего лишь первый шаг в твоем великом путешествии. Ты больше не мой слуга. Теперь, сын мой, ты мой первый и самый ценный ученик. По взглянул на него, кипя как котел эмоций. — Н-но… я ходил по земле! Я был на улицах Кантерлота… и… Вы говорили, что он на горе… Чжэн Хэ пожал плечами. — Значит, я был неправ. Как говорят пони, «и на большие умы живет промашка», — он улыбнулся. — Хотя это может иметь прагматическую ценность. Многие из наших, что стремятся к восхождению, могут приехать сюда в качестве туристов, возможно, на тысячелетний творческий отпуск? Думаю, ты открыл интересный туристический промысел. — Он снова пожал плечами. — Все же лучше, чем потратить три года жизни на ходули. Но сейчас, я полагаю, тебе нужно посетить банкет и отпраздновать с друзьями? С радостью По вскочил на копыта, раскланялся исобрался уходить. Но тут Чжэн Хэ откашлялся. По остановился. — Да, мастер? Чжэн Хэ жестом пригласил его поближе. — Я припоминаю, что видел в той статье фотографию с тобой… ты воистину поцеловал морскую пони? Лицо По вспыхнуло. — Э-это была игра… кажется, она называлась «бутылочка»…? Чжэн Хэ наклонился ближе и усмехнулся. — И как? Если бы молодой кирин покраснел еще сильнее, он бы потерял сознание. Но он все равно улыбнулся. — Как леденцы с морской солью, — признался он. Глубокий смех Чжэн Хэ снова разлетелся по комнате. — Давай-давай, иди, — сказал он, махнув копытом на дверь. Он с улыбкой наблюдал, как мальчик ускакал, и остановился у двери только для того, чтобы призвать свою магию и неуверенно сплести свое первое ездовое облако. — Будь молодым, — вздохнул он. — Даже у бессмертных молодость бывает только один раз.***
Зуёк-Гадюка шагал по коридору, ведущему к столовой. — О-о-о-о, да, — протянул Зуёк. — Прекрасное утро, скажи? — Скажу, — ответил Гадюка. — После вчерашнего безумия начинаешь радоваться, что живешь. Круто мы вчера прокатились по небу. — Хех, я и не знал, что вокруг Кантерлота такие крутецкие ветровые течения. Я аж отсюда чувствую запах Спайковых вафель… — Так ВОТ ты где. Зуёк-Гадюка замер. По коридору к нему приближался его дед, Император грифонов и повелитель реактивных струй. Величественная старая птица с властной уверенностью шагала по мраморным залам дворца, высоко подняв снежную голову и расправив золотые крылья, а его хвостовой брат Кобра высоко выгнулся над спиной. Его присутствие было таким подавляющим, что смертных грифонов-стражников, окружавших его, было почти не видно. Его величественный вид омрачало только кислое выражение лица. Оно всегда было кислым, по крайней мере всякий раз, когда Зуёк-Гадюка видел его, но с каждым днем пребывания в Эквестрии оно становилось все более явным. Выражение лица Императора Орла по сравнению с предыдущим днем стало еще кислее. Он пришел на совет в надежде загнать принцессу Селестию в угол и немного сквитаться за проигранную войну много лет назад. Вместо этого ему не удалось нанести ей ни единого удара, и, благодаря Совету, он, по его собственным словам, стал «привязан к проклятой заводной игрушке пони до конца дней». Зуёк-Гадюка был еще слишком молод, чтобы управлять ветрами, не говоря уже о реактивных струях, но чувствовать и читать их было довольно просто, и даже для Зуйка было очевидно, что управлять ими — сложная и трудная работа. И из того, что он узнал, Космические Часы должны были облегчить дедушке работу. Зуёк-Гадюка решил, что дедушка просто ворчит. Но когда он не ворчит? — Привет, дедушка, — сказал он, приподняв солнцезащитные очки, чтобы взглянуть на него. — Я тебя уже обыскался, — прорычал Император Орел. Немного страшно слышать это от сверххищника. — Что за чушь я слышу? Ты просишь убежища у принцесс-пони? — Не прошу, получил, — ответил Зуёк. И Орел, и Кобра были потрясены. Брови Орла чуть не слетели вон с макушки. — Селестия дала тебе политическое убежище? — Вообще-то, — сказал Гадюка, кивая на пони-стражников, преследующих Зуйка, — это Луна предоставила нам амнистию. По нашим эскортам видно. — Стражники-фестралы согнули перепончатые крылья и цокнули копытами, но ничего не сказали. Старший грифон мгновение переваривал это заявление, а потом на его лице появилось знакомое выражение: усталое, долготерпеливое, на грани срыва, которое всегда появлялось, когда он разговаривал с Зуйком-Гадюкой. — Что… что за игру ты ведешь? — чуть ли не умоляюще спросил он. — Нет никакой игры, дедушка, — ответил Зуёк. — Мы эмигрируем. И получаем политическое убежище от принцесс, чтобы ты не затащил нас обратно. Император Орел-Кобра брызнул слюнями, взмахнул лапами, взвел крылья и брови, прежде чем, наконец, выплюнуть: — Ты, птенец ощипанный с яичницей вместо мозгов, ПОЧЕМУ? Беспечная улыбка Зуйка исчезла. Теперь он выглядел чрезвычайно грустным. — Ты говоришь такие вещи, и еще спрашиваешь, почему? — Клюв его деда захлопнулся. — Бездельник. Птенец ощипанный. Лодырь. Никчемный никудышка. У тебя для меня дюжина прозвищ, дедушка, и ни одно из них даже не звучит как «внук». — Он фыркнул и пожал плечами. — Тебе же плевать на меня. И папе тоже. Он практически вышвырнул меня, швырнул в тебя, а таскаешь ты меня повсюду только потому, что ты Император Ветров, а он — смертный Верховный Король кланов, и ты считаешь, что меня можно использовать, чтобы объединить две половины правительства, чтоб ты мог ими править. Глаза старого грифона расширились от на удивление проницательного анализа его внука-серфингиста. — Но я не то, что тебе нужно. Я недостаточно элегантен, недостаточно умен, недостаточно «благороден», — он сделал воздушные кавычки, — как полагается настоящему Высшему Грифону. Ты был готов превратить мою жизнь и жизнь Гадюки в Тартар из-за того, что какой-то бульварный репортеришка поставил нас в неловкое положение — не тебя, НАС — перед пони. — Он вздохнул. — Короче, мы с Гадюкой не собираемся проводить остаток нашей долбаной бессмертной жизни, живя так. — Он оглядел дворец вокруг них и, так сказать, Эквестрию. — Я посмотрел, как у них тут, и решил: здесь лучше. — Тысячу раз согласен, — кивнул Гадюка. Дедушка посмотрел на него с насмешкой. — И что же убедило тебя в том, что тебе здесь будет лучше, чем дома? — Принцесса Никс, — ответил Зуёк, как будто это было самой очевидной вещью в мире. — Она облажалась. В смысле, конкретно облажалась — не просто в газетах, но и в мировом масштабе. Но пони все-таки ее простили. Принцессы ее простили. Ей дали второй шанс только потому, что она признала, что он ей нужен, и попросила его. Многие пони все еще злятся на нее, а некоторые даже ненавидят ее, но большинство из них простили ее, как и Луну. И я сказал себе: «Я хочу это». Ты же до сих пор не простил того барда за то, что он сказал о тебе пятьсот лет назад. Он многозначительно посмотрел на Орла-Кобру. Орел вздрогнул, его шерсть стала дыбом, как иголки дикобраза. — Ты думаешь, что прекрасно тут устроишься, — сказал Кобра, заменяя замявшегося Орла. — А ты остановился подумать, что ты обрушишь на головы своих новых друзей? Принц грифонов, отрекшийся от престола и сбежавший в земли пони… ты втянешь их в международный инцидент, подобный которому… Гадюка фыркнул. — Из-за одного из дюжины принцев в очереди на трон Верховного короля и одного из четырех — на престол Верховного Императора? — сказал он. — Ты бы выиграл больше, если бы проиграл пони королевского дворецкого. — И многие грифоны только обрадуются, если я уйду, — сухо добавил Зуёк. — Не все грифоны были в восторге от твоего плана по укреплению королевской власти, дедушка. Я бы просто стал очередным бессмертным из родословной моего отца, которого можно использовать. Кобра продолжал настаивать. — Здесь ты не будешь принцем. Больше никаких королевских покоев… — …полных хрупких королевских побрякушек, — добавил Зуёк. — Больше никакого королевского жалования… — …которое ты мне и так не позволяешь тратить, — невозмутимо проворчал Зуёк. — Больше никаких слуг, которые будут о тебе заботиться… — …Точнее, шпионить за нами, — Зуёк и Гадюка закатили глаза. — Хватит уже, дедушка. Жизнь с тобой меняет определение термина «золотая клетка». — Но что ты будешь с собой ДЕЛАТЬ? — чуть ли не взмолился Орел. Зуёк ухмыльнулся. — Пока… мы стали персональными тренерами принцессы Луны. — Персональными тренерами? — выпалили Орел и Кобра, невольно удивившись. — По скайсерфингу, — сказал Зуёк. — Она прошлой ночью увидела, как мы прорезаем облака, и она решила испытать себя в этом виде спорта. Так что я неплохо так устроился: не живу слишком вычурно, поскольку уже не приглашенный принц, но апартаменты для персонала шикарные, зарплата хорошая, и у меня есть доступ к замковым удобствам. — Включая королевские кухни, — вставил Гадюка. — А дальше… кто знает. Может, займусь дрессировкой других пони. Некоторые из стражников сказали, что я выполнял движения, которые они считали нереальными, и готовы забрать мой мозг, чтобы сделать крылья летающих стражников более эффективными. Может быть, я открою бизнес, буду делать снаряжение для лыжного спорта и скайсерфинга. Может быть, я найду работенку с девяти до пяти или стану фрилансером. Или, может быть, перееду в горы и стану там бомжевать со своими лыжами. — Выражение его лица стало серьезным. — Но я знаю, чего никогда не сделаю. Я никогда не стану тем принцем, который тебе нужен. — Выше клюв, дедушка! — сказал он, утешительно похлопав того по плечу. — Мы оба знаем, что я никогда не стану благородным или достаточно величественным, чтобы быть настоящим королем. Я мог бы сойти для тебя или для Грифонии в качестве куклы из носка… да только мне очень не очень-то хотелось валяться и ждать, чтобы посмотреть, сможешь ли ты засунуть лапу мне в попу. — Гадюка фыркнул, стражники тоже. — Что… что я скажу твоей матери? — спросил Император Ветров. Суровый облик старого грифона потерял свою остроту; он выглядел, впервые на памяти Зуйка, по-настоящему старым. — Думаю, для начала сойдет и «привет». Ты, с тех пор как она отругала тебя за издевательства надо мной, с ней ни разу не разговаривал. — Старший грифон аж съежился. — Дедушка… — Зуёк поколебался. — Дедушка, в глубине души я все еще тот маленький пушистый птенчик, который бесконечно тебя уважал. И мне хотелось бы думать, что где-то глубоко внутри ты все еще любишь меня. Но мы с Гадюкой не можем так жить — и делаем это для себя. Я лишь надеюсь, что где-то глубоко внутри ты за нас счастлив. Он убрал лапу с плеча Орла и отошел. — Посмотри на светлую сторону, дедушка, — сказал он, с улыбкой опуская очки на глаза. — У тебя еще двадцать пять внуков; уж один из них тебя точно удовлетворит. Он махнул лапой на прощание и направился в банкетный зал.***
Никс откинулась назад, поглаживая живот. Это был… хороший завтрак. И не только из-за огромной дозы вафель, которую она только что съела. Хотя это было круто. Мама даже разрешила принести целый буфет топпингов — взбитые сливки, посыпку, шоколадный сироп, цукаты и миллиард других абсолютно нездоровых, вредных вещей, от которых только зубы гниют, чтобы украсить их золотые завтраки. Все, кто были дороги для Никс, были там. Метконосцы и их родители сидели по одну сторону, Королевичи (и даже некоторые из их родителей) сидели по другую. Все Носители Элементов Гармонии тоже присутствовали. Спайк, мама, Инк Спот и она сидели во главе стола, рядом с принцессами, которые присоединились к ним несколько позднее. А еще исполнилось желание Никс: на этот раз Сандайвер, Лайтнинг Блитц и Квартет заняли места за столом вместе с остальными. Понивилльцы сначала нервничали, но вскоре привыкли к болтовне и оказались на удивление как дома среди дворян, дипломатов и королевских детей. Но такие уж понивилльцы: даже если они легко пугались, каждый день у них дома происходило столько странностей, что местные не комфортно чувствовали себя недолго. Спайк, конечно же, следил за приготовлением вафель; он стоял за рядом вафельниц, в фартуке и в колпаке шеф-повара, гордый, как павлин. Ну, а кто бы не стал гордиться, когда члены королевских семей со всего мира умоляют раскрыть его рецепт жидкого теста. Фартук едва прикрывал бинты, обернутые вокруг его животика. Дракончик что-то потянул, когда пытался наскоро вырасти, и ему пришлось наложить один из травяных компрессов Зекоры… но с ним все будет в порядке. Вафли исчезали с поразительной скоростью. Как только принцессы присоединились, остальным захотелось нервно покурить в сторонке; Селестия ела вафли с трех тарелок сразу, с множеством топпингов на каждую, а Луна практически шлепнулась лицом в тарелку. Она открыла для себя взбитые сливки и теперь уплетала за обе щеки; выглядела она как существо, которое съело Клаудсдейл. Мама тоже весело проводила время. Пинки Пай загнала ее в угол. И разложила перед ней пять миниатюрных праздничных тортов, на каждом из которых горела свеча. — Отлично, — просияла Пинки Пай, двигая вперед первый торт. — А теперь загадай желание, задуй свечу и разрежь торт, Твайлайт, — сказала она. — Я пропустила пять — ПЯТЬ! — твоих дней рождения, так что ты получишь пять мини-вечеринок от Пинки Пай, чтобы наверстать. — Она взмахнула розовым копытом. — Давай! Твайлайт задула свечу и посмотрела вверх. — Пинки, серьезно, в этом нет необходимости… Пинки рванулась вперед, их носы соприкоснулись. — Ре-е-ежь ТО-О-О-О-О-О-ОРТ, — сказала она, ее глаза выпучились и чуть не ткнули саму Твайлайт. — А-хе-хе-хе, — Твайлайт нервно рассмеялась и, не сводя глаз с Пинки Пай, отрезала кусок. Она посмотрела на Инк Спота, который беззвучно смеялся. — Помоги, — сказала она. — Торт съесть помогу, но после этого подсобить уже не смогу, — весело сказал Инк Спот, когда Пинки Пай установила миниатюрную пиньяту над тарелкой Твайлайт. Тайм Тёрнер тоже завтракал, сидя между Динки и Дёрпи, и выглядел одновременно счастливым и потрясенным. Пятилетняя разлука коснулась не только Твайлайт. Он взглянул на зарплату за свою «недельную работу»: с щедрым базовым окладом, выплатой за работу в опасных условиях, надбавками и, о да, пятилетним окладом сразу, вышла довольно кругленькая сумма. Дёрпи была безумно счастлива, а Динки была на седьмом небе; чтобы отпраздновать это событие, Тайм Тёрнер пошел и купил Дёрпи обручальное кольцо. И новый дом. Зуёк тоже был там, производил впечатление на жеребят Понивилля. В настоящее время он изображал свою двоюродную бабушку Тетеревятницу-Ужиху на садовой вечеринке: от его высокого пронзительного голоса, когда он делал вид, что пьет чай, половина жеребят согнулась от смеха. По парил рядом со столом на маленьком облаке, радостно демонстрируя свои блестящие золотые копыта и рассказывая о своем новом статусе в качестве протеже Императора любому, кто спрашивал. Дублон тоже была очень взволнованна. Оказалось, что королевство Тритона собирается «вступить в более открытые и прочные отношения» с Эквестрией — что бы это ни значило — и, следовательно, отца Дублон повысили до посла в Эквестрии. Забавно получилось: она была так несчастна и тосковала по дому, когда приехала сюда, а теперь она не могла перестать болтать о том, как ее семья переедет в новое посольство, туда, где живут все ее новые друзья… Никс все еще размышляла о том, что означают «более открытые и крепкие отношения», когда вошел Тритон и нечаянно ответил на вопрос тем, что подошел к изголовью стола и наградил Селестию долгим, медленным поцелуем. И тишина. Мертвая. Можно было услышать, как упала на пол булавка, а потом несколько вилок, стаканов и одна бедная стопка тарелок. Через мгновение их губы наконец разомкнулись. — Хммм, клубничный сироп с киви, — сказал Тритон Селестии с ухмылкой. — Интересно. — Щеки Селестии вспыхнули, как восход солнца. Рэрити завизжала, как свистящий чайник. В следующее мгновение все присутствующие начали кричать, аплодировать и, в случае некоторых женщин, таких как Рэрити, подпрыгивать и визжать от радости. А нашей моднице каким-то образом удалось перекричать весь гвалт. — Я не верю! О, о, о, Ваше Высочество, ваше величество, как долго? Когда? Где? Как? И когда начинать готовиться к свадьбе? О, ЗВЕЗДЫ, я сошью вам самое сказочное свадебное платье… — А! — воскликнула Селестия. — Моя ДОРОГАЯ Рэрити, может, сначала разрешишь нам на второе свидание сходить? — Рэрити вскрикнула и пристыженно прижала копыта ко рту, хихикая. Селестия взглянула на Тритона. — Пожалуйста, прости ее, уверена, она просто взволнована… Она ожидала, что Тритон будет выглядеть шокированным или смущенным. Тритон действительно выглядел шокированным… но он также выглядел заинтригованным. — Ну… — шепнул он ей на ухо. — Я бы соврал, если бы сказал, что возражаю… так что… возможно, в будущем? Щеки Селестии снова порозовели. — Возможно, — согласилась она с улыбкой. — В конце концов, торопиться некуда… Никс хихикнула. У Селестии появился особенный пони! Если они поженятся, где они тогда будут жить? В Кантерлоте или Атлантиде? Никс задумалась. Этот день, нет, ГОД, был полон сюрпризов. — Божечки, я, похоже, не вовремя! — сказал кто-то с булькающим смехом. Никс обернулась: рядом с ней стоял Сонгили с счастливой улыбкой тюленя на лице. — Привет, Сонгили! Ты немного опоздал, но вафель… еще много? Что это за наряд? — спросила Никс. Детеныш селки был одет в ниспадающую шелковую мантию и в крошечную коралловую корону. Его сопровождали шесть важно выглядящих взрослых селки с поясами, украшенными ракушками. Двое из них выдвинули сиденье, которое Сонгили сразу же занял. — Что-нибудь еще, Ваше Величество? — Нет, спасибо, господа, — ответил Сонгили. — Вы свободны. Не стесняйтесь откушать вафлей. Никс мысленно пробежала молнией по списку Квартета почтительных обращений, который врезался ей в мозг: высочества и милости, светлости, сэры и леди… — Ваше Велич… Ты — ПРИНЦ? — у нее отвисла челюсть. — Вообще-то, я король, — ответил Сонгили. Никс не знала, как это произошло, но у нее дважды отвисла челюсть. — Да, я Сонгили, король Формозы, правитель селки и самый молодой правитель, когда-либо коронованный. Коронован после того, как скончался мой двоюродный прапрадедушка. Челюсть Никс закрылась. — Все это время.? — сказала она, обретя голос. — Пожалуйста, прости меня, — извинился Сонгили. — Я понятия не имел, как рассказать. Я боялся, что это изменит нашу дружбу; ты и твои друзья первыми отнеслись ко мне как к «члену группы» с тех пор, как меня короновали. Да и с тех пор как дедушка назвал меня своим наследником, в общем-то. Никс оперлась локтем о стол, прижавшись щекой к копыту. — Никогда бы не догадалась. Из-за стола раздалось взрывное хихиканье. Никс подняла голову и увидела, что Свити Бель хохочет над ними. Та поймала взгляд Никс и закинула переднюю ногу себе на лоб, делая вид, что теряет сознание. — Увы, прекрасная юная дева не подозревала, что он наследник короны, даже после того, как разделила с ним той ночью страстные объятия… — Никс пальнула ей по лицу ложкой соуса из бойзеновых ягод. Из Сонгили вырвался бурлящий смех. — Дела здесь часто бывали странными и трудными для понимания… но мне никогда в жизни не было так весело! Никс отвернулась от Свити Белль, которая все еще хихикала, вытирая лицо салфеткой, и трезво посмотрела на короля Сонгили. — Я сказала, что сделаю все возможное, чтобы наладить отношения с селки, Сонгили, — сказала она. — И я говорила серьезно. Так что сейчас я могу спросить тебя прямо. Что я могу сделать? — Ты нам ничего не должна, — ответил Сонгили, улыбаясь. — Я тебе уже рассказывал, у нас на острове одни тропинки да травяные хижины. В море мы больше чувствуем себя как дома. — Он задумчиво нахмурился, сморщив нос. — Хотя насчет этого… — Да? — Никс наклонилась. — Уверен, ты заметила, что, даже когда мы ходим на двух ногах, мы все равно… ковыляем, — сказал Сонгили. Никс поколебалась, затем кивнула. — Вот почему мы стараемся не строить дома на суше, — продолжил Сонгили. — Движение — штука утомительная. — Он заговорщицки поднес ко рту лапу. — Вот я и подумал: в Эквестрии ЕСТЬ одна вещь, которая могла бы быть нам полезна, если ты поможешь нам ее получить… Сонгили прошептал Никс на ухо свою просьбу. Кобылка хихикнула, затем вытащила из седельной сумки перо и кусок пергамента и аккуратно написала просьбу. Пергамент свернули в свиток и передавали из копыт в копыта, из когтей в плавники, и так до тех пор, пока тот не достиг изголовья стола. Селестия развернула свиток, прочитала его и рассмеялась. Луна прочитала и тоже рассмеялась. — Ну что, сестра? — сказала Луна. — Коль ты согласна, то и я согласна. — Очень хорошо, — сказала Селестия, весело блеснув глазами. — Ваша просьба будет исполнена, король Сонгили. — Сонгили удовлетворенно кивнул. И год спустя рабочие из Понивилля приступили к прокладке уличной системы водных горок на крошечном острове Формоза.***
После того, как все, даже вечно прожорливая Паутинка, наелись досыта, Селестия поднялась на ноги и постучала в свой стакан с водой, чтобы привлечь внимание. — В духе дружбы… и неизбежного раскрытия информации, — сказала она с печальным весельем, бросив взгляд на короля Тритона, — я хотела бы украсть несколько ваших минут и сделать несколько объявлений, которые мы сегодня же сделаем в Палате лордов. Но потренироваться не помешает. Толпа засмеялась. Селестия глубоко вздохнула. — Первое и самое очевидное: да, мы с царем Тритоном ухаживаем друг за другом. — Последовали вежливые, но радостные аплодисменты (3). — Это действительно означает, что у нас появится большее количество торговых связей и других взаимодействий… хотя мы бы и так этим занимались. Эквестрия и Атлантида — хорошие союзники, которые оказались плохими соседями и потеряли связь на множество лет. — Она снова посмотрела на Тритона и улыбнулась. — Мы не позволим этому повториться. Во-вторых, благодаря своевременному вмешательству Метконосцев, — от жеребят по одну сторону стола полетели громогласные возгласы, — и молодым существам, которых любовно окрестили Королевичами… — С другой стороны раздались возгласы и свист. Селестия засмеялась: — Да, действительно. Гип-гип ура. Благодаря их, кхм, проактивным мерам… — Я поищу это слово в словаре, когда вернусь домой, — подозрительно сказал Пипсквик. — …Был раскрыт коварный заговор среди Палаты лордов. Заговор с целью свергнуть законных правителей и заменить его марионеточным тираном на собственный выбор. Который поставил бы под угрозу нашу нацию, наш образ жизни и даже наш мир. Ужасные пони, которые участвовали в этом чудовищном и преступном плане, были идентифицированы, арестованы и теперь ожидают суда. Их будут судить и, если они будут признаны виновными, лишат их статусов и титулов и накажут соответствующим образом. Несколько пони съежились. Эквестрия отказалась от топора палача, за исключением самых отвратительных, но даже не смертные приговоры были довольно мрачными. — Всех, кроме одного, герцога Блюблада. — Раздались шокированные и протестующие возгласы. Селестия вздохнула и объяснила: — Из-за его… распущенного образа жизни шок от его разоблачения и обличения стал для него последней каплей. Врачи говорят, что в его мозгу разорвались несколько кровеносных сосудов, в результате чего его психическое состояние понизилось до новорожденного жеребенка. — В её глазах царила почти что жалость. — Он проведет остаток своей жизни в доме престарелых, где о нем будут заботиться, как о младенце. — Это заявление приветствовало ошеломленное молчание. — Сострадание Короны было даровано и его жене: против неё не будет предъявлено никаких обвинений… поскольку отныне она станет нести бремя заботы о нем. — Что касается его сына… Принц Блюблад, встаньте, пожалуйста. — Жеребец вскочил на ноги. Никс чуть не подпрыгнула от удивления: она даже не заметила, что он там сидит. — Вы, по Вашему собственному признанию, замешаны в определенных мелких махинациях, — она приподняла бровь, — в которых был замешан герцог Блюблад. Полагающиеся за них наказания довольно-таки не малые. — Уши Блюблада слегка опустились, а нижняя губа задрожала. — Однако из-за того, что он имел власть над Вами как родитель, и из-за Вашей решимости выступить и разоблачить его более коварный махинации, мы снова проявим снисхождение и снимем большую часть обвинений. — Большую? — переспросил Блюблад со страхом в голосе. — Большую, — твердо подтвердила Селестия. — Вы — последний представитель своего рода, потомок самой принцессы Платины. Однако Ваша готовность быть пассивно использованным для мелких злонамеренных действий со стороны того, кто держал Ваш кошелек, очень плохо о вас говорит. — Голова Блюблада низко опустилась. — А пони, независимо от их звания в сословии, не смеют без последствий причинять вред своим собратьям-пони и короне. Поэтому мы с сестрой договорились о соответствующем наказании. Луна встала и посмотрела на Блюблада со строгим выражением лица. — Принц Блюблад, мы решили поручить Вам уничтожить зло Вашего отца в Западном море. Поэтому Вам будет предоставлено судно, команда и персонал, и Вы отправитесь в посольское турне по Королевствам Западного моря, дабы наладить отношения между нашими народами. Только когда Вы вернетесь — с успехом и с хорошими отчетами — из поездки по всем сим странам, Ваша репутация станет лучше и Ваше имя будет очищено. Блюблад выглядел ошеломленным. — Дипломатическое путешествие? — спросил он. — По Западным королевствам? — Селестия и Луна кивнули. — По ВСЕМ? К изумлению всех пони, вместо того, чтобы надуться, заныть или испугаться, по лицу Блюблада расплылось выражение абсолютной радости, как у жеребенка на День Горящего Очага, который ожидал носки, но вместо них нашел под елкой тот самый поезд, на который он таращился сквозь витрину всю зиму. Глаза Блюблада практически светились. Он поклонился. — Ваши Высочества, как мне только вас благодарить? Я… Я с самого жеребячества изучал торговые карты моего отца и мечтал… Более чем один пони взглянул на кьютимарку принца, розу ветров, и все поняли. Принцесса снов смягчила выражение лица и опустила голову рядом с Блюбладом. — …О высоком корабле и в небе одной звезде? — процитировала она с полуулыбкой. Блюблад вздрогнул, затем смущенно кивнул. — Я сделаю все, что в моих силах, Ваши Высочества. Я… — Блюблад поморщился в редком моменте самосознания. — Но… что, если я облажаюсь? Я… не очень-то подходящий пони для дипломатии… — Все очень просто, дорогуша, — протянула Рэрити. — Помнишь, как ты отнесся ко мне на Гала? — Принц Блюблад подозрительно кивнул. — Поступай так, только совсем наоборот. — Блюблад сник от ее едкого взгляда и смеха за его счет. — Это часть урока, принц Блюблад, — сказала Селестия. — Научись вести себя как принц… неважно с кем, с принцем или крестьянином. Но, тем не менее, хорошая прислуга может помочь скрыть собственные недостатки. Выбирай с умом, прежде чем уехать. — И приноси подарки, — посоветовал Тритон, забавляясь. — Дипломатия очень похожа на ухаживание: я обнаружил, что цветы и конфеты никогда не повредят. — Он дразняще куснул Селестию за ухо, та толкнула его локтем. — Я всегда слышал, что это все равно что говорить «хорошая собачка», и при этом искать камень побольше, — пробормотал Инк Спот… слишком громко. Твайлайт толкнула его локтем намного сильнее, чем Селестяи Тритона. — Инки! Послышался тихий резкий вздох. — Нельзя в бедных собачек бросать камни! — возмутилась Флаттершай. — Это всего лишь аналогия… — мужественно возразил Инк Спот, но напрасно. Флаттершай была готова разразиться лекцией, а остальные разрывались между попытками успокоить ее, дразнить Инк Спота за его словесную оговорку и подстрекать пегаску… Твайлайт смотрела на своих друзей и семью с теплом в сердце. Вот они все, пони, которые были для нее всем миром. Больше, чем миром… после того времени, что она провела в пятилетнем пузыре, их важность для нее только выросла. Их присутствие напоминало оазис в пустыне. Она НИКОГДА не позволит себя снова с ними разлучить. Селестия, наконец, снова постучала вилкой о стакан. — Помимо этого, есть еще один вопрос, о котором следует знать всем присутствующим, — сказала она. — Точнее, большинству из нас — а остальные все равно прочтут об этом в завтрашних газетах, так что все нормально. Итак… как вы наверняка догадались, свержение стольких дворян привело в замешательство Палату лордов. Почти треть Палаты в той или иной степени была вовлечена в этот заговор. — При этом раздался смущенный ропот. — Баланс сил был… ну, откровенно говоря, сшиблен с ног. После долгих споров, причитаний, ссор и вырывания волос оставшаяся Палата лордов, а также Луна и я пришли к выводу, что есть только один способ предотвратить бесконечные годы внутренних ссор и борьбы за власть. Чтобы сохранить баланс властей, они разрабатывают законопроект, согласно которому полномочия, предоставленные Палате, будут разделены между Палатой лордов… и самым молодым членом Триархии, Принцессой Твайлайт Спаркл. Это известие встретило легкое изумление. — В то время как новым лордам будут даны земли, которые свергнутые аристократы потеряли, это будут мелкие землевладельцы. Их полномочия, юридический авторитет и влияние на законодательный процесс будут переданы принцессе Твайлайт на неограниченный срок… Она говорила еще несколько секунд. Твайлайт ее не слышала. Она потерялась в своем маленьком мире… Все было нормально. Если что, она была знакома с территорией, и уже запасла достаточно еды, чтобы разработать свой маленький побег. Пять лет жизни в пузыре дали ей много времени для размышлений. Она метафорически просмотрела свои записи, свои накопленные наблюдения, проверила расчеты на своей мысленной доске и удовлетворенно кивнула. Пора применить теорию на практике. — …И словами не описать, как мы гордимся нашей Твайлайт и её успехами, — говорила Селестия. — Но достаточно сказать… эм, да, Твайлайт? В какой-то момент Твайлайт поднялась со своего места. — Селестия, Луна… Ваши Высочества… Я хочу поблагодарить вас за это и за все, что вы сделали, — безмятежно сказала Твайлайт. — И особенно хочу поблагодарить вас за то, что вы мне это сказали, потому что это дает мне возможность сказать это. Я отрекаюсь от престола.***
1) Луна отказалась называть эту штуку полным названием. У неё были шестеренки, это были часы, и все тут. 2) Которые трудно использовать, даже с раздвоенными копытами. 3) И как минимум одно «Ну наконец-то».