рут друга детства

кей ненавидит парней. кей хотел бы родиться девочкой-лесбиянкой, чтобы ходить за ручку со своей возлюбленной подругой детства, томно вздыхать, засыпая под одним одеялом на очередной ночёвке и любоваться её спящим лицом. кей хотел бы быть девочкой, любящей девочек, а не иметь хуй и краш в ебучего хибари кёю, с которым надо не просто драться — с ним надо пиздиться за право быть рядом. ведь хибари кёя ему нравится. пиздец как нравится с самого детства, когда тот ещё был щурым пиздюком и никто не звал его горячим. когда хибари кёя был совершенно кринжовым и совершенно классным тринадцатилеткой. кей втрескался, как болван, по уши, пока тот пиздил его палкой и угрожал, что убьёт нахуй. не убил. и пиздил не сильнее, чем бабка дома ремнём. (наверное) может, у него какой-то там синдром, когда чувствуешь чувства к абьюзерам, — название он забыл, честно, — а может, просто специфичные вкусы. — ебаничные у тебя вкусы, — говорит химе. холодный принц с ебалом-кирпичом, такой же любимый, как хибари, только в платоническом ключе. — такие зовутся стокгольмским синдромом. — да ладно тебе, — солнечно смеётся тору-чан. девочка, которой разбила сердце одна сука-подружка, и теперь кей её личный lesbian's protector. тору-чан чудесная и говорит, что всё не так плохо, как драматизирует химе. хибари кёя не такой уж и хер. (на самом деле он, правда, тот ещё хер) — во всяком случае, факт есть факт, — кей разводит руками со следами от холодного тупого оружия, потому что в этой вселенной гдк не жалеет его по причине наличия хуя между ног. не повезло, не повезло. ему вообще не везёт в этой вселенной. равно так же, как в остальных, хах. но что самое кошмарное: все, главное, хотят трахнуть хибари кёю. я вам сука трахну, думает кей, я вам блять выебу. он сам вас трахнет, думает кей, сам блять выебет! эризава кей вообще не любит, когда к хибари подкатывают горячие итальянцы с желанием трахнуть его — всего такого японского бисёнена. это ж мечта каждого иностранца. и не только иностранца, потому что другие японские бисёнены тоже не прочь доебаться до хибари кёи. а кей не бисёнен. кей тот самый персонаж третьего плана с ебалом, нарисованным на отъебись. и даже савада горячий, когда мир вспоминает, что он главный герой. но его кей любит, как братишку, без гейства. он чертыхается сквозь зубы — ненавидит клише, где такие, как они с тсуной, всегда снизу. гетеронормативность должна умереть. а лучше сдохнуть, подавившись чьим-нибудь большим хуём, хаха. и ок, пускай лучше саваду рисуют бисёненом, чем женоподобным пассивом, которому пока в штаны не заглянешь — не поверишь, что парень. у него и так комплексы, тупая вселенная, оставь тсуну в покое, думает кей, обнимаясь с ним в раздевалке во время физры. совсем не по гейски. честно. — ебанный в рот, таких, как я, сотни, тсуна, понимаешь? с о т н и. савада в таком ахуе, но утешительно хлопает по спине. потому что мальчик он такой замечательный, такой хороший, и кей ну вот совсем не хочет, чтобы его кто-то трахнул. особенно хибари. потому что… хибари потому что. жопа отвалится. — нельзя, сука блять, нельзяяяя, — орёт кей, срывая голос. весь красный и с одышкой. такое часто случается, когда его негодование достигает крышки. это не ревность, скорее — отвращение к сценарию этой ебанной BL-новеллы, где у кей даже собственного рута нет и он лезет вирусом в чужие, распихивая всех на правах «друга детства». тсуна тоже хочет сломать систему и всеми силами отстаивает своё право оставаться гетеро. к их сожалению, это мало кого волнует. особенно сасагаву киоко, которая мило проходит мимо всей этой гейской войны и очень умело уворачивается от всех приглашений на свидания, на которые савада так отчаянно её зовёт. где-то в профайле сасагавы прописано «недосягаемая богиня», но ему кажется, что все её просто заебали. красотка, думает кей, так и надо, шли их всех нахуй, милая. а потом хлопает тсуну по плечу, притягивает к себе и указывает в светлое будущее. светлое будущее оказывается дверью школьного туалета, что иронично. тсуна истерично смеётся, пока эризава выполняет свои обязанности члена дк (главного уборщика средней намимори) и чистит туалеты. женские. там их (саваду) в конце дня уж точно никто искать не будет. тсуна зовет его в гости поиграть в приставку и сделать домашку вместе, раз уж сегодня они и так не разлей вода. кей откровенно воняет потом, хлоркой и ещё какой-то хуйнёй после утренней драки с хибари. нана с порога ласково улыбается и предлагает ванну. ему так стыдно, что он готов провалиться, а лучше — и вовсе сбежать. но тсуна держит за локоть, не позволяя свинтить и подбадривает: — на меня-то посмотри, эризава-кун. его сегодня тоже отпиздили. не хибари, что радует, но какие-то другие мудилы-старшеклассники, от которых его спас хаято. а от хаято его спас уже вовремя подоспевший кей. не день, а пиздень. одежда савады висит на нём ещё большим мешком, чем на самом саваде, который тащится по оверсайзу. футболка новая, свежая, недавно выглаженная. забывший сменные вещи тсуна на цыпочках крадётся в собственную комнату, замотав бёдра полотенцем. он даже не гостя стесняется, скорее опасается того, что ламбо приспичит стянуть с него несчастное полотенце и сыграть в салки. кей успевает отметить: савада поджарый, а тощий лишь с виду. и иногда заставляет всеобщее суммарное очко почуять-таки подвох. кей гордится им в такие моменты, как старший брат, хотя на месяц его младше. — секси, — издевается кей, присвистывая, а тсуна смущённо пихает его рукой: — придурок! играть в приставку кей не умеет, на домашку они дружно забивают, пытаясь пройти пятый уровень какой-то очередной боёвки — он не шарит. тсуна быстро щёлкает по джойстику, и за ним на самом деле трудно поспеть. где-то в девятом часу нана говорит, что уже поздно, мол, оставайся, эризава-кун. ну, вроде никто не против. кей с тсуной, разве что, пиздятся за то, кто из них будет спать на полу. — ты гость! — я не буду спать на твоей кровати! нана со смешком предлагает компромисс — спать вместе. кажется, в её глазах кей не далеко ушёл по возрасту от фууты. тсуна утешающе хлопает по плечу. — нормально, — говорит, — для неё даже реборн — ребёнок. а его репетитору, к слову, уже тридцать. кей рад, что тот уехал по делам, но не уверен в безопасности друга по его возвращении. хуже тропа «под одной крышей» нет, наверное, ничего. — сочувствую, — между мыслями вставляет кей и, всё-таки сдавшись, лежит на кровати, уставившись в потолок. тсуна решает не спрашивать, чему именно. потому что сочувствовать ему можно дохуя и больше. — спокойной ночи. кей продолжает врываться в сцены, когда савада едва-едва и «один раз не пидорас». пиздёж. кей пидорас даже без раза. всё брехня, нельзя верить никому. это сезон охоты, и если кей хочет сохранить девственность тсуны и кёи, ему придётся вертеться пропеллером и биться от стенки по стенке блядским попрыгунчиком. кей приходит домой, ничком падая на кровать и пишет сообщение с ошибками, почти не глядя: я тебя конечно очень люблю но харе загружэать меня работой до десяти вечерп ты хер хибари кёя-сан <3 так по гейски, но ещё хибари кёя-сан тормоз по части флирта, пускай даже рокудо зовет его «дорогой мой» и облизывает губы прямо у его лица, когда они дерутся. манерный хуй, думает кей, краснея в подушку, орёт в неё, кусает наволочку. поцеловать хибари кёю — его мечта. несбыточная, потому что он вне этой системы. где-то рядом мелькает дино с хлыстом и крутой тату на весь рукав, и кей воет волком. этот бисёнен рангом повыше всех этих школьников и очень сексуально пиздится с кёей. остается с ним в медпункте и на крыше. наедине. блядский кошмар. кей пока не знает, что где-то в этом списке ещё есть имя занзаса, против которого не поможет даже тяжёлая артиллерия. так или иначе, кёя пиздит его на постоянной основе теперь за двоих. за самого эризаву и за саваду. охуеть, думает кей, охуеть, и утирает нос, измазывая пальцы кровью. зато зад тсуны в безопасности во всех смыслах, и потом он покупает ему утешительную газировку. класс же! (хуёвое утешение) кей хочет целоваться. очень. но он сам никогда не полезет к кёе, пока тот не согласится. и никогда не пойдёт чесать губы с кем-то левым, чтобы утолить тактильный голод. кей кусает их, трогает ледяными пальцами, будто пытается отморозить, чтобы не чувствовать, чтобы не хотеть чужих к ним прикосновений. разбитые в недавней драке с кёей, они горят сильнее обычного. где-то он слышал, что драки по динамике похожи на секс. круто. абалдеть. пиздеееееец. химе продолжает говорить ему, что он ёбнутый, а тору-чан — угощать мятными конфетками и курить в туалете. тору-чан тоже ебала стереотипы, но очень не хочет получить от химе. никто не хочет получить от него, но кей получает регулярно. он привык. тумаки химе совсем не страшные, после пиздов хибари — даже забавные. химе-химе, думает кей и трёт щёки, побыл бы ты на моём месте. за свой зад уже давно не страшно, потому что он нахуй никому не сдался. гомоэротичное напряжение искрит где-то совсем не рядом с ним. кей дразнит кёю в манер мукуро просто от бессилия. он так устал быть вне системы, где у всех действительно есть какие-то чувства к друг другу. никаких смутно похожих чувств к нему ни у кого нет. особенно у хибари кёи. кей смутно прописанный в сценарии друг детства. у него просто есть эта характеристика и ничего более. где-то в животе пульсирует болью и виной даже не отпечаток чужого ботинка. — травоядное, ты мазохист. — только для тебя. кей смеётся, пока кёя морщится на его дурацкий флирт. кёя думает, что у него просто хуёвое чувство юмора, но он всегда говорит всерьёз. всегда откровенен до жути, просто клоунит. у него из носа течёт кровь, кей трёт её запястьем, размазывая по лицу. он так спешил вперед всех: раньше мукуро, раньше дино, раньше ямамото с хаято. раньше всех взбесить хибари и завладеть его безраздельным вниманием на ближайшее время. кей очень выносливый. чудовищно, можно сказать. специально закалённый, чтобы улыбаться ему, еле стоя на ногах. — вот нахуя ты вырос в бисёнена номер один, а? он продолжал бы любить своего кринжового тринадцатилетку и радоваться жизни, пока тот его пиздит. и никому эти два долбоёба не были бы нужны. — проблемы? — кёя прячет тонфа, понимая, что сил у травоядного нет даже, чтобы повысить голос. — очень большие, — сипит кей, чувствуя, как тяжело дышать от усталости. вечно вертеть систему на хую не выйдет. в один день его мир да схлопнется, когда кто-нибудь трахнет хибари кёю или, того хуже, — поцелует. кей смеётся, вскидывая кулак так немощно, что кёя его даже не ловит, а просто отклоняется. — вот бы избить тебя так, чтобы всем смотреть противно было. а разницы? он был бы секси даже без руки и глаза. — а ты что, ревнуешь, травоядное? — а ты что, наконец заметил? кёя молча хватает его и ведёт в школу, за шкирку поднимает по лестнице на второй этаж и с лёгкостью валит на койку в мед-кабинете. к сожалению, сам он остается стоять, а не нависает сверху, как кей успел себе намечтать. — как же ты меня заебал, эризава. кей думает, что ему снится охуенный сон. потому что система наконец прогнулась, и хибари кёя целует его, грубо держа за рубашку. губы у него пиздецки горячие, а ещё он не умеет целоваться, но кей никому не скажет — и даже не потому, что кёя прикусил ему язык. он это, что удивительно, случайно сделал.

[секретный рут друга детства открывается только по прохождении всех самых ёбнутых квестов]