Быть

Каждое пробуждение ото сна у Йоэля напоминало воскресение. Восстание из мёртвых. Называйте как хотите, но выглядело это жутко. Йоэль даже был рад, что у него нет девушки или кого-то вроде — некого было пугать по утрам. А парни из группы, с которыми иногда приходилось делить гостиничные номера в турах, уже давно привыкли к его полумёртвой заспанной физиономии да и сами, в общем-то, выглядели не лучше. Йоэль проснулся от того, что белый свет лез ему в глаза. Он разомкнул веки и увидел перед собой два кусочка чистого-чистого, как будто немного прозрачного голубого неба. Он смотрел на них долгие пять секунд, прежде чем кусочки пропали на мгновение и появились снова. Йоэль понял, что небо моргнуло. А потом оно (что было совершенно несвойственно для объекта природы) вдруг заговорило, по-кошачьи ласково улыбаясь ненадолго вышедшему из-за сплошных облаков солнцу: — Привет, — сказало небо почему-то голосом Алекси. Йоэль пробормотал в ответ что-то нечленораздельное и проморгался. Кусочки неба оказались чужой радужкой, что, с одной стороны, было печально (потому что настоящее небо за окном оставалось по-прежнему светло-серым и пасмурным), с другой — совершено иррационально грело душу. Предпочитая не задумываться, Йоэль сел на диванчике. После целой ночи сна на этом ужасно маленьком, по сравнению с габаритами Хокка, лежбище всё тело ныло, а позвоночник, казалось, сжался вдвое, поэтому типичные утренние потягивания в этот раз принесли намного больше наслаждения, чем обычно. Алекси смиренно наблюдал за всеми этими процедурами, сидя на подлокотнике и наклонив к плечу голову. Чёрные волосы, по всей видимости, нерасчёсанные, копной упали ему на лоб, тут же убрав из виду половину лица. Это было не то чтобы здóрово — Йоэлю всё-таки хотелось видеть его лицо целиком, особенно крохотные шрамики от акне на щеках, делающие кожу Алекси такой удивительно приятной на ощупь. Не то чтобы Йоэль часто её касался. В этом плане он завидовал визажистам. — Что ты здесь делаешь? — спросил Хокка, когда молчание затянулось до неприличного даже по меркам немногословных финнов. Алекси моргнул, как будто сам только что очнулся ото сна, и небо в его глазах снова встретилось с взглядом Йоэля. — Пришёл, — пожал плечами он, словно это было неочевидно. — Репетиция в час. — Да, я в курсе. Просто я знал, что ты здесь. Распутывающий пальцами прядь волос Йоэль на секунду отвлёкся от этого занятия, сопоставляя в голове факты: — У меня включена геолокация? Я оставался тут последним. Алекси фыркнул, как ёжик, отчего его остренький курносый нос очаровательно сморщился на едва уловимую долю секунды: — Нет, просто я оставил тут свой телефон. Был где-то час ночи, когда я вернулся, ты уже спал, я пытался растолкать тебя, чтобы отвезти домой или хотя бы вызвать тебе такси, но ты сказал, чтобы я убирался ко всем чертям. Йоэль улыбнулся помимо воли, но тут же досадливо выругался: — Вот чёрт... — Да, именно так. — Я не об этом. Сколько времени? В голове у Йоэля почему-то промелькнула дурацкая мысль, спросонья сформулированная как ужасно собственническое "мог бы и остаться". Хокка, однако, погнал это идиотское соображение прочь. Алекси продолжал опираться задницей на подлокотник, но уже не клевал носом, а деловито смотрел в экран телефона: — Восемь двадцать две, — объявил он, убирая мобильник в карман. — Знаешь, я мог бы и потусить тут с тобой, тем более что сам жутко вырубался, но потом решил, что утром ты наверняка начнёшь разносить студию из-за того, что тебе покажется, будто ты всё проспал, а потом побежишь по делам, параллельно посылая матерные голосовые в общий чат, и... — И? Они встретились взглядами. — И опять нормально не позавтракаешь, — заключил Алекси с несколько виноватым видом, как будто это он лично каждое утро отбирает у неугомонного Йоэля доступ к холодильнику. При этом лицо Каунисвеси перерезала такая неловкая улыбка, что Йоэлю захотелось поголодать ещё месяцев шесть. — Херня, — сказал он, разминая правой рукой затёкшее за ночь плечо, — я уже давно не завтракаю. — Это плохо. Твой желудок наебнётся к тридцати такими темпами. — Живи быстро — умри молодым, — продекламировал Йоэль. Алекси посмотрел на него, странно сдвинув брови: — Сначала допишем альбом, а потом делай что хочешь. Нельзя помирать, когда ты только что почти выиграл Евровидение. — Я думал, наоборот, — Йоэль иронически хмыкнул и наклонился, чтобы завязать шнурки. Алекси, сползая с подлокотника, неловко ткнулся лбом ему в плечо да так и остался сидеть, упираясь в татуировки Хокка кончиком своего красивого носа. Когда Алекси рассмеялся, нос дёрнулся и приятно пощекотал Йоэлю кожу. — Только не голодной смертью, — сказал Каунисвеси, в котором нежелание отстраняться боролось с необходимостью это сделать. — Я принёс тебе кое-что. Он всё-таки выпрямился, чтобы снять со спины рюкзак — тот был такой же чёрный как и куртка, поэтому Йоэль бы даже не заметил его наличия, не достань Алекси оттуда небольшой квадратный контейнер с весёлой оранжевой крышкой. Предмет быстро перекочевал... даже нет, контейнер был торопливо втиснут в руки Хокка, так что Йоэлю не осталось ничего кроме как держать его в ладонях и полусонно пялиться вниз. — Что это? Каунисвеси поджал губы: — Если честно, я не знаю. Я просто взял всё, что было у меня в холодильнике. Но вышло вроде бы съедобно. Я поел это же самое перед выходом и, как видишь, всё ещё здоров. Мне не очень хотелось бы отравить тебя, знаешь. Йоэль посмотрел на него краем глаза и тут же отвёл взгляд — ему показалось, что он увидел само солнце. Невыносимо яркое пятно света на тёмной стороне его жизни. Йоэль не мог не думать о том, что Алекси становился ужасно хрупким, когда улыбался. Наверное, поэтому Хокка и старался быть рядом с ним каждый раз, когда это было возможно. — Завтрак в постель? — спросил Йоэль, сдерживая улыбку, которая напрочь бы разрушила его имидж крутого парня, который только что проснулся после восьми часов беспокойного сна. Алекси бесхитростно кивнул и рассмеялся: — Можно считать и так. — В таком случае, напомнишь, как давно мы встречаемся? Наблюдать за тем, как глаза Алекси выходят из орбит, а потом возвращаются обратно, тут же превращаясь в две узкие смеющиеся полоски неба, было истинное удовольствие, и Йоэль не мог себе в нём отказать. — Я думал, ты уже давно женат на Нико, — раскрасневшийся Каунисвеси почесал кончик носа и взглянул на Йоэля немного снизу вверх. Одновременно хитрая и невинная голубизна его глаз кружила голову. Хокка театрально раскинулся на диванчике, положив руку на спинку: — Ты же знаешь, что мужья часто уходят от жён к молоденьким любовницам. Или ты веришь в любовь до гроба? Бесконечную, верную, чистую... — они на мгновение пересеклись взглядами, — ...как небо? Алекси замер. Абсолютно нечитаемое выражение его лица являло собой странную смесь смущения, недоумения и глубокой задумчивости. Йоэль даже на мгновение устыдился (что в целом было не в его характере), что спросил такое, пусть и в шутку. Наконец Алекси тряхнул волнистыми волосами, топорщащимися во все стороны чёрным вороньим гнездом, и ответил: — Верю, наверное. Ну, у людей же такое бывает. Почему бы и нет? Действительно. Йоэль повертел контейнер с едой в руках. Почему бы и нет. — У тебя есть ложка? — Да, я взял, — Алекси, явно испытавший облегчение от перевода темы, охотно полез в рюкзак за приборами. — Тут ещё вилка... просто на всякий случай. Йоэль наблюдал за его копошениями с какой-то странной, почти необъяснимой теплотой в груди. — Я мог просто поесть где-нибудь. — Или не поесть, — ультимативно отрезал Алекси, вручая Йоэлю ложку. — Впрочем, если тебе не понравится, действительно придётся куда-то идти. Но нельзя питаться одним фастфудом всё время. Мы выглядим как школьники, которых родители оставили одних дома на неделю, и они решили есть шоколад на завтрак, обед и ужин. — Шоколад — это круто, — хмыкнул Йоэль, открывая контейнер, — сахар стимулирует мозг. Больше ничего не нужно. — Почему у тебя всё ещё нет гастрита? — рассмеялся Алекси. Хокка пожал плечами, методично уплетая свой завтрак. Еда была немного холодная, но на удивление съедобная. Даже вкусная. Йоэль уже забыл, когда в последний раз пробовал что-то, приготовленное на домашней плите, а не перебивался закусками вперемешку с пивом. Жизнь его была такая хаотичная и непостоянная, что задумываться о еде в ней можно было только в последнюю очередь. Алекси молча ждал, стараясь смотреть в противоположную Йоэлю сторону. Его внезапно будто бы заинтересовала барабанная установка в углу студии, что ж, Йоэль не против. Он понимал, что всё это было в определённой степени смущающим, просто если Хокка мог об этом уже не задумываться и просто жить моментом, для Алекси такие вещи по-прежнему значили довольно много. Зато, пока он сверлил смущённым взглядом стену, можно было исподтишка рассматривать его точёный профиль. Йоэль как-то сказал, что нос Алекси будто ножом вырезали; сам не понял, почему именно такое сравнение пришло в голову, но вышло до того красиво, что он всё ещё вспоминал это каждый раз, когда Каунисвеси оказывался в поле зрения. Алекси действительно выглядел так, будто какой-то талантливый скульптор много дней высекал его из камня, полный любви к своему творению, а потом вдохнул всю эту любовь в него, заодно подарив мальчишке небо вместо глаз. В нём было столько жизни, в этом Алекси, и столько света, что мир вокруг даже начинал обретать смысл, когда Йоэль вот так сидел рядом с Каунисвеси, только что принёсшим ему завтрак в постель, пусть это было и совсем не как в дурацких ромкомах и Йоэль с утра больше напоминал пятого всадника апокалипсиса, а не Риз Уизерспун. Удивительно, но не хотелось даже разнести студию из-за того, что он проспал сегодня дольше обычных двух-трёх часов. — Эй, Алекси. Было вкусно, спасибо, — Йоэль потрепал его по плечу, и Каунисвеси, как неваляшка, послушно шлёпнулся набок, впечатался другу в руку, засмеялся, но не двинулся с места, а только поудобнее устроился рядом, пригреваясь у тёплого плеча. Он, казалось, вот-вот должен был начать издавать вибрации, как кот, которого почесали за ухом, однако этот момент всё никак не наступал, сколько бы Йоэль ни надеялся. Хокка отложил в сторону пустой контейнер. Всё было хорошо этим утром, даже плевать на позднее пробуждение, и трогательная забота Алекси заставила Йоэля улыбнуться по-особенному, одним уголком рта, так улыбнуться, что, если бы Каунисвеси увидел его сейчас, он бы обязательно всё понял. Но он, к счастью, ничего не видел, а только прижимался своей мягкой тёплой щекой к чужой татуировке сердца, в которой вдруг сошлась вся вселенная, как в единой точке с бесконечной плотностью. Йоэль знал, что его небесные глаза сейчас закрыты. Он не требовал их открывать и не требовал ничего говорить. Это всё было не нужно. Ничего бы не изменилось, начни они сейчас разговаривать. Есть на свете вещи, которые словами можно только испортить. Йоэль молча потрепал Алекси по волосам, при этом подушечки его пальцев всё же бегло коснулись рубцов от акне на чужой коже. В конце концов, рядом друг с другом они могут просто быть.