? ? ? ?
руки трясутся, но не столько от холода, сколько от нервов. от страха? предвкушения от солёного вкуса во рту, отдающим железом? в этом шкафу пусто настолько, насколько и в моей груди, настолько, что сюда может поместиться сорока килограммовое тело, спрятавшееся от множества грозных и крупных рук, отчаянно пытающихся меня задушить, почему бы этому наконец не случиться именно сегодня? за пятнадцать лет своей жизни я понял, что будучи до безумия молчаливым, я катастрофически много болтаю, само моё существование кричит навзрыд: " посмотрите на меня! вырвите мою аорту и ударьте прямиком в солнечное сплетение, выбейте мне все тридцать два зуба, а голыми руками вытащите мои артерии, из которых можете связать шарф и носить его с гордостью! мой отрезанный язык - отличный выбор для ужина со всей семьёй, а моя кровь самое свежее вино! ". я схожу с ума или мир вокруг меня? найти ответ на этот вопрос мне попросту не даёт время, ведь за одно мгновение дверь шкафа распахивается и грубые пальцы хватаются за моё костлявое тело, таща его к центру коридора. конечности вот-вот треснут, словно фарфор, либо самая дешёвая посуда, хранящаяся в шкафу больше десяти лет. сопротивление - обречение на ещё большие страдания, желаю сегодня отделаться небольшим синяком из-за моих зубов. курносого носа? роста? вида, просящего разбить меня на миллион мелких кусочков? - твои волосы, они выглядят отвратительно. – хочешь бесплатную стрижечку, сашка? не? да ладно, подарок по старой дружбе, я ж тебе помочь пытаюсь, птицы не будут путать твою голову с гнездом, - лицо мерзкое и самодовольное, из-за него всё сложнее становится сдержать мерзкий плевок, не влияющий на исход событий, который застрял прямо поперёк горла. ощущение загнанности в клетку порождает ещё больший страх и волнение, я не должен это показать. страх - это худший враг, не толпа задир, поистине обвиняющая тебя в твоём существовании на этом свете. результат всего этого был понятен и ясен по своему существу изначально, тогда от чего так тяжело держать свой язык за зубами, которые мне собираются выбить? и всё-таки связать шарф из моих артерий был неплохим вариантом. — твоя одержимость мной немного пугает, может мне сразу снять штаны?, - первый удар приходится в живот, заставляя согнуться пополам и рухнуть на колени. рефлекторно сжать тело в своих же руках не помогает ослабить боль, всё-таки ощущение булыжника на животе не вызывает ярких эмоций, лишь спёртое дыхание и надежду на то, чтобы сегодня всё закончилось. - рыжий, рыжий, спизданёшь ещё что-нибудь? следующее - твой сломанный нос. - враньё. иллюзия выбора. в ответ лишь пытаюсь глотнуть воздуха ртом, паника перекрыла как пути к отступлению, так и возможность дышать, конечно, возможность того, чтобы моя трясущаяся рука успела дотянуться до ингалятора не могла увенчаться успехом. - эй, эй, эй, куда ручки тянем, кудрявый? твоя мёртвая мамаша не учила тебя делиться?, - под давлением грузной ноги в берцах, ингалятор выскакивает из моей руки, убивая последнюю надежду не только на то, чтобы сделать ещё хоть один вдох, но и на другой вариант событий, например, не умереть прямо тут и прямо сейчас, в школьном коридоре, под гул школьников и вспышку камер, направленных прямо на меня. трусы, боящиеся оказаться на моём месте, как жалко, только совесть будет бить по ним хлеще, чем лёша сейчас по мне. — отсоси у своего папаши, ебанный кре-, — мой последний запас воздуха был потрачен на фразу, которую договорить мне не дал шанса кулак, направляющийся прямо в мою сторону. может, лёша абрамов и последняя гнида в этом мире, но никогда не позволит себе соврать. мой сломанный нос стал кровоточить с такой силой, будто вот-вот капли жизненно необходимой субстанции окажутся на моей чистой и белоснежной рубашке.окажутся где?
смешки и издёвки со стороны глушит звук собственного сердцебиения. руки, раздирающие собственную шею от недостатка воздуха, замерли. я не могу двинуться с места. позволить запачкать собственную одежду равноценно мучительной смерти.отец не должен этого увидеть.
руки рефлекторно тянутся к носу, в попытках остановить кровь, бесполезные действия способны сделать ситуацию лучше? иллюзия того, что от тебя хоть что-то да зависит. я ничего не чувствую, я не в состоянии дышать, мои очки отлетели в сторону ещё в самом начале перепалки, я словно беспомощный бездомный кот, но никому нет до него дела, пока не прийдут дети, чтобы отрезать ему хвост с усами. - забыл моё имя, сашка? давай-ка запишем его, чтобы в следующий раз ты не забыл, к кому обращаешься. - те самые грозные и крупные руки тянутся к моей рубашке со всех сторон. в голове пусто, перед глазами расфокусированные пятна, на ребре остро заточенный нож. под давлением лезвия, кожа расходится до безумия медленно, открывая возможность крови беспрерывно покидать моё тело и вырисовывая букву «Л» на чистом холсте. моё тело - не храм, а бордель с задушенной в углу комнаты проституткой, рвотой на полу и именем, не дающим мне прожить и один день спокойно, я точно никогда его не забуду. художник почти закончил своё творение, в то время как из картины доносится жалобный крик, способный разорвать собственные связки. - моя вещь не имеет право открывать свой рот без разрешения, - пинок со всей силы, бьющий по моей спине, заставляет отлететь почти бездыханное тело, рубашка которого испачкана кровью вперемешку с потом и запахом жалости. - ты будешь гореть в аду, рыжая шлюха. руки трясутся, но не столько от нервов, сколько от холода. под резким движением обуви хрустят хлопья снега, падающие на протяжении всего дня без остановки. было бы это романтично, не пробирав тело до мелкой дрожи вдобавок к изувеченному телу. не то чтобы такая погода в городе - непривычное дело, всё-таки февраль на дворе, но в данной ситуации это не более, чем воспаление лёгких. моя привычка ходить между переулками, заходя в самые труднодоступные и не всем известные точки города, до дома - сохранялась на протяжении нескольких лет. на улице не души, а в тишине мои крики обычно никто не слышал. я всегда справлялся один, хромал, но шёл дальше, пытался ровно дышать, несмотря на кровь, выходящую из моего рта и изорванного сердца, словно низкокачественная ткань. я всегда справлялся один, но спотыкался об свои собственные ноги и лишь синильная кислота вырывалась наружу. знаешь, я называю это усталостью, когда все твои кости давно сломлены, вместо рвоты осталась желчь чёрного цвета вместе с кровью, а лёгкие перестали выполнять свою работу. ничего не бывает вечным, и всё когда-нибудь закончится, но пытаться выбраться из тины я больше не хочу, теперь я дошёл до дна и точно знаю, что все мои действия были чертовски неправильными и сами затянули меня сюда, я должен был думать, прежде чем говорить. снег, поскрипывая, хрустим под ногами, холодный воздух отрезвляет, направляя снежинки прямо в лицо, они больно врезаются в чувствительную кожу, но так и должно быть, это даже хорошо, заставляет помотать и встряхнуть головой. я устал. в особенности утомляет выдавливать из себя эти до тошноты мерзкие мысли и слова, пытаясь оттолкнуть людей от себя, оттолкнуть и втоптать в землю, при этом закопав сверху землёй, чтоб наверняка, а на надгробии надпись: ”надежды на тёплые отношения с сашей смирновым”. но я не могу по-другому, потому что только так - это правильно. утопия гласит: ” положительная сторона есть у каждой вещи ”, но моя жизнь в рамки общепринятого идеального мира не входит, клеймо ” шлюхи, отсасывающей парням в туалете на перемене ” если и имеет плюс, то только в том, что я - довольно узнаваемая персона в узких кругах. разве только таким я и нужен? глубоко внутри очень пусто и заполнять зияющую дыру в груди помогает всё подряд, я продолжаю извиваться, вжаться в каждую пустую точку в пространстве, стать никем и всем одновременно, дабы поймать каждую толику энергии, дабы стать вездесущим. нужно внимание к каждой частичке меня, нужны тысячи прожекторов, направленных прямо в мои зрачки, чтобы я сам наконец-то себя заметил, понял, каково быть не собранным из множества чужих мнений. спасайте дурного мальчонку. память занимается пассивным садизмом, в попытках вспомнить хоть одну строчку из библии, которую с меня потребует отец за испорченную вещицу на моём худом теле. если бог и есть, то он ненавидит меня также, как и остальные. боль внутри разрывает грудную клетку, и я хочу завыть раненным зверем, я позволяю себе, когда хочу. выходит не крик, а, скорее, задушенный писк, одушевляющий мёртвую улицу с меланхоличными до боли пятиэтажками. крик будто удваивается, с добавлением хриплого тона и недавно сломавшегося голоса. на мой не похож. – а чего мы орём? – мерзкий во всех проявлениях, олег евстифеев, с сигаретой во рту, шапкой на лысом черепе, и только бог знает, с какими мыслями в голове. воплощение слова ”омерзительность”, со своим выступающим кадыком и тёплыми руками, со своей выразительной линией челюсти и ухмыляющимся лицом. в голове пустота, приторная детская наивность, лёгкость и небрежность, в действиях полный беспорядок, как и на рабочем столе. я смотрю на твою улыбку и чувствую, как сильно руки чешутся, но всё же пытаюсь трезво мыслить, ибо ещё одного мешочка проблем из-за тебя, такого неприятного и скользкого, мне заработать не хочется. мы с тобой одноклассники, раздражённость моя обусловлена всеми твоими двусмысленными фразочками, сигаретным дымом и бардаком за партой на протяжении девяти лет. ты собрал список из всего того, что я не переношу от слова совсем, твоя надежда на какое-либо общение заканчивается на твоём фальшивом образе ”дурачка”, такой неидеальный и ненастоящий, мне тошно с тобой находится. – красиво, это тебя так лёшка?, – тычешь своим длинным пальцем, указывая на мой глаз, – напоминает космос. – он никогда не выражается ясно и с явным намёком на что-то большее, и я всегда хочу разрушить его самоуверенность в своём обаянии самым жестоким способом. возможно, это приносит мне удовольствие и некое чувство удовлетворённости. – сигареткой не поделишься? — я не нацелен растрачивать свои силы на разговор с тобой, я чувствую, как мой ум становится чем-то схожим на твой, дай пройти, или вон, до алины с викой доёбывайся, или тебе больше члены по душе? — уже собираясь повернуть свою голову и рвануть отсюда, как можно быстрее, но от твоих рук нет проходу, тебе приходится нагнуться, чтобы приобнять меня за плечо и начать своей театр одного актёра. – сашка, ну ты чего, я ж на твоей стороне, помочь тебе пытаюсь, а ты всё капризничаешь. — ты был там и бездействовал, молча наблюдал за интересным шоу, а? я не прав? в такой поддержке я не нуждаюсь. слушай, свали-ка, евстифеев, твоя компания меня душит. – та подожди, подожди ты. не дослушал и уже представляешь о том, как моё лицо размажется по асфальту. — угадал. – это я к тому веду, что с лёхой перетёр, он тебя больше и пальцем не тронет, а то, что стоял и смотрел, ну, зачем мне из себя героя строить перед всеми? я лучше тихонечко и лично ситуацию улажу, так что с тебя должок. впиваюсь ногтями в твою руку и вырываюсь из хватки. — а теперь слушай сюда, герой из среднестатистического романа, я в твоей помощи не то что не нуждаюсь, она раздражает меня до потери пульса, свои подачки и подкаты можешь испробовать на ком-нибудь другом, меня парни не интересуют, а в особенности такие фальшивые и высокомерные, как ты. оставь меня уже в покое. – ого, – театрально охаешь и затягиваешься, после наклоняясь, выдыхая едкий и табачный дым мне прямо в лицо. – ты действительно меня настолько ненавидишь?, – не могу выдавить и слова, в попытках снова вздохнуть свежего воздуха и откашляться. урод, даже не нужно, чтобы тебе отвечали. – я знаю, что нет, харе прикидываться строптивым. сашка! я же на тренировку опаздываю, метнёмся позже. – задерживаешься на одном месте и никуда не собираешься. по моей голове проходится тёплая и крупная рука, гладящая взад и перёд несколько раз.– классные у тебя волосы, рыжий.
вода, идущая из крана с эхом звенит об дно раковины. ванная комната в хрущёвке не может похвастаться эстетичным и презентабельным видом, стены цвета мяты неприятно меркнут в глазах, ржавчина в ванной вызывает неприятные ощущения, тусклый свет, почти перегоревшей лампочки, еле освещает маленькую комнату с потрескавшемся кафелем. смотря на эту картину хочется повеситься прямо на этой ярко-розовой шторке, почти что ничего не прикрывающей. от одного только взгляда на это горе-подобие комнаты становится некомфортно, некомфортно от этой квартиры, некомфортно от пятиэтажки в серых оттенках, которая ещё чуть-чуть и развалится. такой образ жизни засел прямо по горло, хочется и плакать, и кричать, и бежать отсюда, куда глаза глядят, далеко и навечно, но в моих возможностях, пока что, только стоять перед зеркалом, опираясь по обе руки на раковину. — я больше не хочу видеть этого человека. — сказал я, глядя на своё же отражение. чтобы не видеть - я выколю свои громадные впалые глаза, чтобы не разговаривать - я зашью свой рот с помощью иглы и нитки красного цвета, чтобы не слышать - я отрежу свои торчащие уши, чтобы не дышать - я перережу свою сонную артерию на своей длинной и худой шее, чтобы не чувствовать - я вырву своё сердце и отдам тебе, не завернув даже в обёрточную подарочную упаковку, ты, не церемонясь, уронишь его на грязный асфальт во время дождя, и оно перестанет биться. я могу сделать это в любой момент.“ так сделай “
посмотрев в зеркало ещё несколько минут я уверенно беру ножницы в руке, ни на секунду не раздумывая, лезвия ножниц смыкаются на рыжей кудряшке. — я уничтожу всё, что тебе нравится. снова звонкий звук ножниц. — я уничтожу всё, что ты мне дала. снова. — мама.и снова. и снова. и снова. и снова. и снова.
“он что, тебе нравится? гадость“
— нет, я его ненавижу. - час и десять минут назад ты обязан был молиться в своей комнате, почему ты опоздал? порочить имя господа бога - грех. я не вижу на тебе твоего крестика. — отец, просто..в общем, послушай, я всего лишь общался с парнем, то есть, с другом, с знакомым. а крестик, он- - выражайся ясно и чётко. устраивать допрос своему ребёнку прописано, как само разумеющееся в библии? не отвечаю не из-за возможности, а от нежелания, молчу и не собираюсь не проронить ни слова. от ярости готов разорвать все свои мысли и слова, всё его лицо на мелкие куски, весь новый завет на сотни страниц. холодный и тяжелый взгляд через очки не собирается отводить от меня внимание. - в помещении головные уборы не носят. я прямо сейчас готов сесть и написать свой собственный сборник легенд и правил, которым должны следовать все адекватные родители, не потерявшие свой разум. он не всегда являлся таким, как и наши отношения, напряжённые и натянутые, как струна. если слишком давить, она ещё чуть-чуть и лопнет. - снимай. в один момент, я поймал себя на мысли, что лучше бы сегодня утром абрамов довёл дело до конца, что сегодня я мог бы дойти до дома по-другому пути, что мог бы задержаться и проводить олега до тренировки, мог бы посмотреть в зеркало и обрадоваться, что я могу видеть, могу слышать, разговаривать, дышать и чувствовать. рука тянется к голове и срывает шапку, после чего откидывая её на пол. волосы, способные успокоить отца в миг, остались в сливе дешёвой раковины. не смею поднять взгляд со сверкающей оболочкой, которую вот-вот преодолеют капли стыда и страха. перед глазами ноги, в голове - несколько способов отступления, панически продуманных в голове. - роза, дорогая, что с твоими волосами? зачем ты это сделала?, - голос постепенно затихает и теряет эмоциональную окраску, - самоубийство – это грех, роза, зачем ты это сделала? - будто вокруг моего горла обвязали проволоку и дали электричество, дрожу, в ожидании наихудшего исхода. я не могу двинуться.“беги“
метаюсь к двери в свою комнату, к которой проход преграждает грузная рука, схватившая моё запястье. шипение от неприятного жжения. - зачем ты это сделала? - хватка становится всё сильнее и моя кожа готова расплавится под пальцами, напряжёнными до белого цвета. — хватит, отец! — пощёчина. звонкая и сильная. до такой степени, что даже отбрасывающая. место удара жжёт и краснеет всё больше и больше, непроизвольно слёзы хлынули из глаз. пока высокая фигура, на секунду пришедшая в себя, просит бога о прощении на коленях, доползаю до комнаты и закрываюсь на замок. всё рано или поздно заканчивается, но не этот чёртов день, который я проживаю каждый раз, словно кошмар, от которого не убежишь. больно и холодно. моё тело - космос, волосы - погибель матери, кости - треснутый фарфор, а отношения - струна, которая лопнула. я привык справляться один, но мне нужна рука. [ новое сообщение ] сашка, до дома без происшествий дошёл? — блять! — телефон летит на кровать со всей силы, а моё лицо зарывается в коленях. — чья угодно рука, но не твоя.