***
- Ах, Чиби такой милый! Я уже и забыл, каким ты был милым в то время! - Отпусти меня, старикан! Эй, перестань слюнявить моё лицо! - Как жестоко, Чуя! Я старше тебя всего на шесть лет! - Целых шесть! И я несовершеннолетний! Отвали от меня, извращенец! На поле боя царит хаос. Ряды мафии сметают всё на своём пути. Тут и там внутри здания гремят взрывы. Вокруг трупы и кровь, разруха и россыпи использованных патронов на бетонном полу. Ода стоит в стороне, прислонившись спиной к стене, и неторопливо выкуривает сигарету, с лёгкой улыбкой на губах наблюдая за происходящим. Вырубленный и связанный вражеский эспер лежит возле его ног, и дуло пистолета Оды направлено ему в плечо, просто на всякий случай, но Дазай не спешит касаться этого человека и обнулять его способность. Вместо этого он предпочитает тискать очень громкого и очень шумного Накахару Чую шестнадцати лет, внезапно появившегося на месте своей взрослой версии во время финального столкновения. - Чу-у-уя, - ласково тянет Дазай и обхватывает подбородок вырывающегося Чуи цепкими пальцами. - У тебя в юности были такие мягкие пухлые щёчки. Ах, Коё-сан не зря откармливала тебя. Такие мягкие, мягкие, мягкие, как булочки. Прости, совсем не могу удержаться. - Ода-сан! - завывает сиреной Чуя, пытаясь отпихнуть от себя чужое лицо с вытянутыми трубочкой губами. - Сделайте что-нибудь! - Прости, Чуя-кун, - улыбается Ода. Он честно пытается не показывать, что наслаждается происходящим, но получается из рук вон плохо, потому что настолько счастливый Дазай - очень редкое явление. Конечно, Ода знает, что Дазай давно состоит в отношениях с Чуей и любит по-настоящему, искренне счастлив, однако это совершенно другое: когда сверкающий глазами Дазай тискает юного Чую как плюшевую игрушку, зацеловывая всё его лицо и тиская мягкие щёки, которые приобрели насыщенный красный цвет не столько от раздражения и смущения Чуи, сколько из-за щипающих и оттягивающих пальцев, от губ Дазая и даже - ну, почти - от его зубов. - Вредный Чуя, не будь жадиной, - ноет Дазай и притирается щекой к щеке вспыхнувшего уже даже ушами Чуи. - У взрослого Чуи давно пропали щёчки. У него остались только скулы, о которые можно порезаться. Ты и представить не можешь, как я скучал по этим мягким щёчкам, напоминающим пышные булочки. - Я не толстый! - шипит Чуя. - Нет, - с готовностью соглашается Дазай и снова чмокает мягкую горячую щёку. - Чуя не толстый, и его щёки тоже не толстые. Я бы сказал, щёчки Чуи аппетитные. Так и тянет попробовать на вкус. Ауч! Вырвавшись с помощью болезненного тычка под рёбра из хватки Дазая, Чуя ловко поднимается на ноги и отскакивает в сторону от загребущих рук. Оказавшись рядом с Одой, он одаривает его недовольно-смущённым взглядом, хватает вырубленного эспера за шкирку и со всей силы швыряет во вскрикнувшего от неожиданности Дазая. Взгляд Чуи в это мгновение наполняется торжеством, а после... После Чуя недовольно хмурится и склоняет голову к плечу. Его взгляд скользит по эсперу, по ноющему Дазаю, потирающему ушибленный о стену затылок, снова по эсперу, по лицу Оды, который в ответ только вскидывает бровь, давая знать, что не понимает, на что Чуя рассчитывал, и... - Ты обманул меня! - тычет в Дазая пальцем Чуя и сжимает кулаки. - Ты сказал, твоя способность активируется сама, при контакте с эсперами! Ты сказал, что бесполезно пытаться подхватить сиганувшего с очередной крыши тебя в воздухе, потому что иначе мы рухнем оба! - Упс, - посмеивается Дазай, и его взгляд наполняется флёром вины, когда он смотрит то на Чую, то на нахмурившегося Оду. - Я просто... Ммм... Был глупым ребёнком? - Дазай, - тяжело вздыхает Ода, из-за чего Дазай мигом становится похож на провинившегося щенка; как и всегда, когда Одасаку отчитывает его. - Чёртов тупица! Придурок! Идиот! - кричит Чуя, размахивая руками, а после срывается вперёд. - Я выбью из тебя всё дерьмо, суицидальный кретин! Вот тут Дазай и понимает, что дела действительно плохи, и хватается рукой за шею вырубленного эспера, активируя «Исповедь». Шестнадцатилетний - и смущённый до ушей - Чуя просто прелесть. Он оказался даже ниже, чем отложилось в памяти, ещё не пользуется парфюмом, из-за чего Дазай легко почувствовал приятный естественный запах тёплой кожи, пока тёрся лицом о его шею, его волосы - в те времена совсем как апельсин - ещё не начала скрывать мерзкая шляпа Верлена, до его появления в Йокогаме убранная Чуей на самую дальнюю полку, как обычная память о Рандо и символ вступления в мафию. И его щёки... Дазай никогда не ловил себя на каких-то особых фетишах, но щёчки Чуи нравились ему всегда. Мягкие и нежные, тёплые, залитые розовым румянцем смущения, будто покрытые клубничной глазурью. Дазай помнит, как впервые легко поцеловал Чую в щёку после того, как тот, измученный долгой миссией, уснул у него на плече, и как сам же покраснел из-за этого. Глупо было смущаться, Чуя даже не почувствовал этого прикосновения во сне, и всё же... Всё же Дазай обожал щёки Чуи: целовать, легко сминать ладонями, оттягивать пальцами, тереться о них своими щеками или носом, губами, и даже иногда прикусывать, из-за чего Чуя шипел на него сердитым котом - прелестный. «Но всё это не стоит смерти от рук разъярённого Чиби», - решает Дазай, и прозрачно-голубое свечение его обнуляющей способности заливает всё вокруг. Считанные секунды, и разозлённый Чуя исчезает в белёсой дымке тумана. Ещё мгновение, и в коридоре показывается взрослый Чуя, который... Просто смотрит сквозь пространство с мечтательной улыбкой на губах. Такой расслабленный и счастливый, такой... Будто светящийся изнутри мягким светом и самой нежностью. Невероятно красивый. Настолько, что Дазай не может сдержать себя, поднимается на ноги, почти перепрыгивает через вражеского эспера, которого нужно не забыть доставить в Порт, и в мгновение ока обвивается вокруг Чуи всем собой, потому что... Потому что именно в этот момент его воспоминания о том дне, когда перед ним вдруг оказался взрослый Чуя, возвращаются одновременно с осознанием того, что Дазай весьма смутно помнит, успел он в итоге коснуться его губ своими или же нет. - Он ведь не поцеловал тебя? - первым делом спрашивает он, взволнованно заглядывая в мечтательно поблёскивающие голубые глаза. Неважно, был ли это кто-то другой или же более юный он сам, Дазай не хочет, чтобы поцелуи Чуи принадлежали кому-то ещё, потому что сам Чуя принадлежит ему и только ему, и да, Дазай ревнует и не собирается этого скрывать. - Поцеловал? - усмехается Чуя, и его рука ползёт по спине Дазая, пальцы привычно зарываются в его кудри, отчего Дазай почти растекается в его руках. - Нет, не поцеловал. Не успел, хотя и собирался. Я отклонился. Не хотел забирать у самого себя твой первый поцелуй. Пусть ты и был очень милым тогда, Дазай. Удержаться было чертовски трудно. - Но сейчас я милее, верно? - спешно уточняет Дазай, даже не замечая, как посмеивающийся Ода уходит, закинув вырубленного эспера себе на плечо. - Правда ведь, Чуя? - Милее? - задумчиво тянет Чуя и показательно осматривает его с головы до ног. - Даже не знаю. Ты был таким прелестно лохматым, у тебя были по-детски пухлые щёки, и плащ висел на костлявых плечах как на вешалке. Такой слабый и хрупкий. О тебе хотелось заботиться, тебя хотелось беречь, а сейчас... Хватка в волосах внезапно становится почти болезненной, и Дазай тяжело сглатывает, когда мягкая улыбка Чуи сменяется натянутой и елейной. - Сейчас ты вызываешь желание не заботиться, а бить, - рывок, и они оказываются нос к носу; вместо желанного поцелуя губ Дазая касается раздражённое шипение. - Какого хрена ты устроил, Дазай? Мы два часа обговаривали план этой миссии, а потом ещё дольше инструктировали отряды поддержки, а ты просто взял и... Чуя шипит и ругается, и снова шипит, изредка больно дёргая за волосы. Дазай тяжело вздыхает и прикрывает глаза. Кажется, это просто не его день, потому что оба его любимых Чуи хотят придушить его вместо того, чтобы обнять и поцеловать. И всё из-за чего? Из-за каких-то сущих мелочей! «Это несправедливо!» - думает Дазай и, заглянув Чуе в глаза, рывком подаётся вперёд, прижимаясь к его губам своими. - «И я не собираюсь это терпеть!». И даже если Чуя больно впивается пальцами в его плечи, это всё равно того стоит, потому что на самом деле Чуя никогда не умел долго на него злиться, и уже через считанные секунды Дазай плавится в собственническом кольце его рук, и его колени дрожат от чужого напора, губы горят от поцелуев, а голова кружится от нехватки воздуха и переполнившего его лёгкие терпко-сладкого аромата одеколона Чуи. Дазай задыхается, улыбаясь в поцелуй. Чуя на это только раздражённо фыркает, но кусает его за нижнюю губу почти игриво, ласково. В голове проскальзывает мимолётная мысль, что если бы Дазай всё ещё стремился к смерти, задохнуться в этот момент было бы идеально. Но вместо смерти Дазай выбирает получить от Чуи ещё больше поцелуев и согревающего его до самого сердца и ядра его способности тепла.***
Когда реальность вновь обретает чёткость перед его глазами, и Чуя видит закрытую стройку, вся его злость мгновенно исчезает, сменяясь страхом. Однако в стороне слышится громкое жалобное нытьё, и Чуя позволяет себе шумно выдохнуть и почти пробегает несколько метров, чтобы выскочить из-за сложенных стопкой бетонных блоков и почти врезаться в Дазая. В Дазая, который... Чуя ловит себя на том, что на этот раз его лицо краснеет уже совсем не от злости, а от того, что Дазай выглядит так... Так... Он взлохмаченный и надутый. Его губы поджаты, плащ съехал с плеч и галстук помят. А ещё щёки Дазая... Они залиты нежно-розовым румянцем, и Чуя уверен, что когда только выбежал из-за блоков, увидел, как Дазай по-детски топнул ногой и... Ох... Чуе кажется, что его сердце пропускает удар, когда Дазай поднимает на него недовольный взгляд и надувается ещё сильнее. Он выглядит как ребёнок, которому не дали конфету, которой помахали перед носом, и это настолько же нелепо и смешно, насколько... «Я бы сказал, щёчки Чуи аппетитные. Так и тянет попробовать на вкус», - эхом звучит в голове голос взрослого Дазая. На мгновение Чуя ощущает острую вспышку раздражения. Чёрт побери, он достаточно быстро понял, какого чёрта произошло, но вот увернуться от загребущих лап взрослого Дазая не успел. Ода-сан ещё предатель! Он всегда потворствовал Дазаю и его выходкам! Щёки до сих пор болят от того, как Дазай тёрся о них, щипал и оттягивал, придурок! Он нисколько не изменится с возрастом! Но вот сейчас, когда Чуя смотрит на залитые румянцем надутые щёки своего Дазая, в груди что-то сладко ёкает. И в самом деле выглядит аппетитно... Как нежно-розовые клубничные моти, которые анэ-сан покупает к чаю, зная, как они нравятся Чуе... - Взрослый «я» такой же придурок, каким стал ты? - встряхнув головой, спрашивает Чуя и отступает на шаг назад, отводит взгляд, чтобы не пялиться так откровенно. - Взрослый Чуя - жадина, - ворчливо отзывается Дазай и скрещивает руки на груди. «Вредный Чуя, не будь жадиной», - вновь звучит эхом в памяти. Чуя передёргивает плечами и украдкой смотрит на Дазая. На самом деле - если забыть о том, что этот ублюдок обманул его, рассказывая о своей способности! - взрослый Дазай очень... Очень красивый. Конечно, эта каланча стала ещё выше, но зато... Зато исчезли бинты с лица, и Чуя успел заметить, что бинтовые полоски на запястьях Дазая совсем тонкие, скорее, прикрывающие старые рубцы, но не прячущие больше новых. Ещё Дазай... Выглядел счастливым. Умиротворённым. Спокойным внутри. Он был шумным и прилипчивым, да, и творил глупости, и пытался укусить его за щёку, но глаза Дазая сверкали, светились, переливались, будто луч света застрял в гранях драгоценного камня. А ещё Чуя успел заметить висящее на его шее на цепочке кольцо. И он узнал это кольцо, потому что уже присвоил его себе на правах Короля Драгоценностей Порта - оно лежит в его сейфе. Кольцо из чёрного оникса, украшенное россыпью рубиновой крошки. Чуя никогда не думал о том, чтобы подарить его Дазаю. Он даже не знает толком, чем это кольцо так ему приглянулось, и почему он решил оставить его у себя, но спустя шесть лет именно оно висело на шее Дазая, а сам Дазай... Чуя вспоминает, как Ода тактично отводил взгляд в сторону, когда Дазай тискал его, вспоминает, как на деле ласково и осторожно Дазай удерживал его в своих руках, как смотрел, как целовал в щёки - с затаённой нежностью, и... «Мы вместе», - понимает Чуя и, не осознавая того, краснеет до самых ушей. - «Спустя шесть лет мы с Дазаем будем вместе». Он понятия не имеет, что ему делать с этим знанием, и не знает, кто в этих отношениях сделал первый шаг - подозревая при этом, что вряд ли решился на это сам - но прямо сейчас решает оставить всё как есть. Слишком много событий для одного дня, и он чертовски устал эмоционально, чтобы думать о чём-то ещё. Тем более, о своих отношениях с Дазаем. Поэтому Чуя просто подходит к нему, берёт за запястье и разворачивается к выходу с огороженной зоны, увлекая Дазая за собой. - Никаких прыжков сегодня, мумия, - только и бросает он. - Я чертовски устал. Мы идём есть. Рамен и крабовое мясо, если хочешь. - Чуя угощает? - тут же оживляется Дазай, догоняя его и начиная идти плечом к плечу. Этот скупой ублюдок. Чуя ловит себя на том, что улыбается: едва заметно, но искренне. - Угощаю, - согласно кивает он. И если его сердце проваливается куда-то в желудок в тот момент, когда Дазай высвобождает своё запястье из его хватки и вместо этого берёт его за руку, переплетая их пальцы, Чуя не собирается никому об этом рассказывать. Он только надеется, что его лицо в скором времени перестанет гореть маяком в ночи, и сжимает пальцы Дазая чуть крепче в ответ. А к тому моменту, как они оба покидают территорию стройки, Чуя и вовсе понимает, что держаться с Дазаем за руки ему очень даже нравится; и думает о том, что мог бы - и с радостью будет - держать его за руку всю свою жизнь.|End|