Это — сердце в плену у Кармен?

Танцует в Севилье Кармен у стен, голубых от мела, и жарки зрачки у Кармен, а волосы снежно–белы. Невесты, закройте ставни! Змея в волосах желтеет, и словно из дали дальней, танцуя, встает былое и бредит любовью давней. Невесты, закройте ставни! Пустынны дворы Севильи, и в их глубине вечерней сердцам андалузским снятся следы позабытых терний. Невесты, закройте ставни! Федерико Гарсия Лорка

---------------------- Вечер. Дрожание гитарных струн о напоенный дневным солнцем воздух. Тихая днем улочка со столиками кафешек для местных. Чужая этому городу слишком светлая и слишком холодная женщина желает забыться в теплом воздухе далекой страны. Растворить прошедший год предательств и возвращений, преодолений и отпущений, побед и поражений. Хочется согреться о жаркую музыку, подвижные в танце горячие южные тела слишком ласковых со всеми дамами мужчин темнооких и светлоглазых мужчин, которые так любят танцевать и так страстно и нежно смотрят в глаза, что почти веришь в то, что через минуту они не забудут тебя с новой партнершей по кружению. Как же она любит танцевать. И как же редко теперь ей удается это сделать просто так, для себя. В удовольствие. Чтоб этот танец был не уроком, не исправлением ошибок, не демонстрацией позы, а просто танцем. Чтобы был партнер, в чьих руках забываются бури дня. И музыка для двоих равных. И кружить. Кружить. Кружить, пьянея от бесконечного кружения больше, чем от вина. - Сеньора!- ладонь ей протягивает кудрявый и весь напитанный южным солнцем юный вакх. И она идет в круг. Высокая, стройная. С летящими в движении кудрями длинных светлых волос. Танцующая так самозабвенно, что хочется затаить дыхание и не мешать ей забываться в этом постоянном и сладком кружении в уверенных незнакомых руках. Из-под полуприкрытых век катятся слезинки, с которыми, если южное солнце будет все таким же ласковым, ветер с моря все таким же игривым, а незнакомые мужчины все так же уверены в танце и сопровождении по нему, может быть, вымоется из души, пусть на время, суета большого северного города, белизна жесткого и непрощающего льда, черные птенцы над этой белой стеклянной гладью, взлетающие все выше и падающие то и дело все больнее. Растворится и вытечет со слезами вся боль, которой с каждым годом лишь больше. - По ком ты танцуешь, моя красавица?- она настолько в танце, что даже не осознает, что вопрос ей задан на русском, которого ее кучерявый партнер по танцполу и знать-то не должен, тем более знать, что она поймет этот вопрос на чужом для него языке. - Заткнись!- эмоционально, по-испански, отвечает белая королева своему темноволосому вопрошающему. И поднимает веки. Совсем не тот, кто пригласил на этот танец, сейчас провожает ее в очередное вращение, держа за кончики пальцев. Эти глаза, эти изогнутые в улыбке губы, даже эти руки она слишком хорошо знает. И на миг замирает. - Не останавливайтесь, Этери Георгиевна! Никогда не останавливайтесь, пока звучит музыка и вы танцуете! Не отступайте от тех правил, которые внушаете своим ученикам. Руки становятся настойчивее, указывая ритм, направляя движение, принуждая следовать собственным декларациям. Танец кружит, болит, одурманивает до абсолютной несознательности, потери реальности. В танце он ее любит. Никогда не оставит. И будет продолжать вести, что бы ни случилось, оберегая от столкновений и пряча от нежелательных встреч. В танце они вместе и она его, а он ее. Кружение - и объятия. Еще одно и еще ближе. Простые шаги, развороты. Вращения. И каждый раз все плотнее и плотнее они уходят в новые па. Все ближе и ближе частое дыхание. Все настойчивее его руки, все податливее ее тело. В последних тактах все, что она чувствует, как его губы хищной птицей падают на ее, сминают, требуя ответа, и успокаиваются, лишь получив желаемое. - Откуда ты здесь?- задает вопрос женщина. - Заткнись!- теперь уже его очередь отрубать ее вопросы на местном наречии. Он вытаскивает ее из круга танцующих и продолжает тянуть куда-то в глубь кривых улочек маленького городка. Они даже не идут, почти бегут в неизвестность. Только пару раз за всю недолгую дорогу он останавливается, прижимает ее к себе и целует, так горько и так жадно, что ничего другого не остается - только отвечать. Она и отвечает. Совсем теперь не интересно, куда они идут и зачем. Какая разница? Пока он здесь. Его губы так настойчивы в поисках ответа ее губ. Зачем задавать вопросы, если они могут все разрушить? **** - Так по ком же ты танцевала, моя прелесть?- тихо шепчет он ей в самое ухо в темной комнате какого-то то ли номера, то ли квартиры на прокат. И бедрами так вжимается в ее бедра, что ни ткань ее летнего платья, ни его брюки не могут скрыть - они уже занимаются сексом. Прямо сейчас, пока он спрашивает, его тело требует ответа, чтобы с полным правом забрать то, что она хочет отдать. - Ответь мне!- бретельки платья стянуты вниз и пальцы колдуют на навершиях ее грудей, а губы оставляют поцелуи-укусы на горле. - Ответь мне!- юбка собрана вверх и пальцы, изгнанные с груди губами, ищут свое наслаждение в прикосновениях к ее бедрам, паху, томному скольжению внутрь. - Ответь мне!- он перехватывает ее руки, пытающиеся расстегнуть ремень его брюк. И все, что она видит - плывущие в тумане полуобморочного желания голодные карие глаза с такой же поволокой страсти. - Любовь о ком ты хоронишь?- шепчет он ей в самое ухо, пока губы прокладывают влажную дорожку по щеке к подбородку, обходя ее приоткрытые губы, а бедра все продолжают танец предложения страсти вплотную к ее бедрам. - О тебе, мерзавец!- почти шипит она в ответ. Он сам кладет ее руки себе на пояс и, впиваясь в ее губы губами, снова теряется пальцами в женской плоти: - Не смей!- легкий бег от истока к устью, едва касаясь горячего, ноющего бугорка внутри. - Не смей!- палец кружится все быстрее. - Не смей!- сильное нажатие и долгий низкий вскрик женского наслаждения. И слабеющее от экстаза тело, повисающее в объятии перехватывающей за талию руки, пока пальцы второй ждут успокоения коротких импульсов. И когда он несет ее до постели, сбрасывает свою одежду, закидывает ее невесомую юбку и погружается, он как приказ твердит: - Не смей! Не смей! Не смей! Дальше. В каждом толчке, каждом движении его тела она чувствует это, уже молчаливое - “не смей!”. И сдается, обхватив его руками, скрестив на талии ноги, погружаясь в продолжение танца, где он ведет, не отпускает, оберегает и требует подчинения. **** - Розанов, гад, откуда ты вообще здесь взялся?! Чувствует, как его пальцы считают позвонки на ее спине, сбегая от шеи до поясницы, а потом ладонь нежно обхватывает ягодицу, переползает на бедро и тянет ее ближе, прижимая спиной к своей груди. - Самолетики, солнце мое, летают из Москвы в эту прекрасную страну не только для тебя! - Ну да, после года едва “здрасьте” мысль про самолетики все объясняет!- полусонно от нежной ласки его рук бормочет женщина. - Оказалось, без начальницы, как ты, обойтись можно. А вот без женщины… Зубы чуть прихватывают косточку ключицы на плече. - Вернешься на работу?- в женском голосе появляются деловые нотки, от чего мужчине становится смешно. - Ни в коем случае! Никогда больше не хочу прилюдно называть тебя по имени-отчеству! И рука его перебралась с талии на грудь, предлагая новый танец… медленный и тягучий, как середина южной ночи.