***
Вечером дня прошедшего, к тому времени, как Осаму позвонил в дверь квартиры Накахары Чуи, последний уже изрядно хлебнул коньяку. Возможно, в этом и заключалась его главная ошибка. Ведь наверняка стоило оставаться в трезвом состоянии перед тем, как ждать к себе гостя. Дазай прибыл ровно в восемь с бутылкой чуть прохладного шампанского. Как только он не прихватил с собой цветы и коробку конфет? Хотя это было бы по крайней мере смешно, учитывая тот факт, что сегодня вечером эти двое планируют как следует накидаться наркотиками. Вскоре они проследовали в сторону кухни. Со звуком миниатюрного пушечного выстрела, пробка вылетела из оков стеклянной бутылки. Следом в открывшуюся дыру с взрывающимися в ней пузырьками и пеной посыпался порошок из прозрачного пакетика, вследствие чего содержимое ещё больше забурлило, издавая неутешительные звуки. Разливать спиртное никто не спешил, всё так же не прерывая молчания бутылка переходила из рук в руки до тех пор, пока не опустела на половину. Осаму достал помятую пачку сигарет, выудил из нее две и поджёг их, затянулся, а младший спрятал свою в ладонях. — Ты же не куришь, — самодовольно хмыкнул Дазай, наблюдая за реакцией парня. — Не курю, — просто согласился второй, аккуратно сбив тлеющий уголек. — Так зачем в очередной раз предлагаешь мне? — Потому что ты всегда соглашаешься, — молчание. — Уютно тут у тебя, — нелепо продолжил диалог подросток. — Да забей, — возвращая бутылку в чужие руки, отозвался Чуя. — Всё это должно было закончиться рано или поздно. Отец уже вывез свои вещи. — Я так до конца и не понял, почему он уехал без тебя? — Побоялся, как бы я не начал пользоваться задним проходом своего младшего братишки, раз уж выяснилось, что я гомосексуален.Именно жизнь в гетеросексуальном обществе заставляет гомосексуалистов чувствовать себя ненормальными. Так уж мы живём, что чужие ожидания и надежды отравляют жизнь остальным.
— Но это же бред, — курево вперемешку с алкоголем и наркотиками расслабляли до состояния эйфории и звёздочек перед глазами. Осаму видел всё водянистым и серым по краям, словно там, покуда его взор не доставал вместо кухонной тумбы вмиг появлялись телевизионные помехи, когда тысячи чёрно–белых точек скачут перед глазами. — Согласен. Но мне не удалось выбить у него из башки подобные мысли, — Чуя тоже затянулся. В мгновение легкие до спазмов пытались вытолкнуть из себя едкий дым, но парень всё же сдержал подобные позывы, проталкивая отвратительный смрад поглубже в легкие. Голова тут же начала кружиться, и он ещё раз отхлебнул из горла бутылки. — И что дальше? — А что дальше? Папаша оставил столько денег, что можно накупить такое количество героина, чтобы днями оставаться под кайфом, а позже остановилось сердце. Правда, это последнее, на что я могу рассчитывать в качестве помощи от него, но это и неважно. Чуя вполне успешно вёл образ пай–мальчика на протяжении многих лет. Но вот в конфликтах он проявлял свою настоящую натуру, справиться с которой мог далеко не каждый. Он мог быть справедливым по отношению к себе и другим, и его справедливость могла оказаться безжалостной, но Накахара давно наплевал на свою жизнь, позволяя ей нестись под откос. — То есть тебя вообще не заботит собственное будущее? — Говоришь так, будто тебя оно волнует, — он беззлобно улыбнулся. — Сам ведь знаешь, что мне остаётся жить считанные годы. Чего день изо дня тянуть своё жалкое существование? — ВИЧ это еще не приговор, поверь мне. И то, что тебе неудачно присунули в бурной эрекции — не трагедия, — Дазай говорил провоцирующие вещи, зная что его приятель на них не поведётся, а потому без угрызений совести продолжал. — Никто не будет жалеть тебя за то, что ты кончал, сидя верхом на чьём–то члене. — Завязывай со своими душными речами, — Чуя прислонился к холодной стене, в то же время изо всех сил пытаясь делать неглубокие вдохи. Его грудная клетка коллапсировала, сердце грозилось остановиться, а пульс стучал в висках. Мир опасно наклонялся, угрожая окунуть его в безграничную и тёмную пропасть. Так он даже не заметил приближающихся шагов, пока писк кроссовок не пронзил туман в его голове. Рыжий дернулся и ударился головой о шкаф, битком набитый посудой, от чего та громко звякнула. — Ау, — жалко застонал он, вжимая голову в плечи. Осаму без лишних слов опустился на колени между ног Чуи и потянул его голову к своей груди. Его руки обняли спину, а пальцы яростно вонзились в мышцы. Накахара знал, что это не было объятием или признаком тёплых чувств, это был способ Дазая защитить его тело так, как не смог защитить даже разум. Подбородок упирался в место, которым рыжеволосый только что ударился, и он ждал, пока тот не начнет расслабляться в кольце крепких рук, чтобы окружить его талию. — Вштырило? — вопрос, не требующий ответа. Чуя чувствовал низкий гул голоса Осаму, прижимаясь лицом к его груди. Он закрыл глаза, и еще сильнее вжался в ткань тёмной толстовки. Она пахла дымом, еле уловимым шлейфом пота и чем–то еще, что он опознать на запах не смог.Едва ощутимые и опьянённые руки затянулись вокруг талии Дазая, прежде чем он остановился, не уверенный в себе.
— Всё в порядке? Осаму приблизился, чтобы положить щёку на волосы младшего. — Да, — в этот момент он отметил то, насколько тот был симпатичен. Очень симпатичен. Но ведь в округе красивых юношей целое множество, так что выбрать было из чего. В нём же было что–то особенное, что Дазай не видел на первый взгляд. Но вот, стоя к нему так близко, вдыхая в себя запах алкоголя и его белой кожи, он удивлялся. Как может один человек за раз обладать такой манерностью, источая незащищенность, беззаботность и в то же время самодостаточность, струя флюидами, которые так и молят: разденьте меня, прирежьте как последнюю свинью, трахните и уложите уже холодного и истекающего кровью в объятия постели. — Я еще не так пьян, как мне хочется, — оторвав Дазая от навязчивых мыслей, Чуя поймал его взгляд и пожал плечами. Глаза были точно два стеклянных шарика, зрачки неестественно расширены, дыхание прерывистым. Парни так и остались сидеть там, на полу. Силы было нужно беречь, а сейчас можно было просто наслаждаться накатившим чувством удовлетворения. В таком положении они могли провести ещё не один час, неспешно потягивая уже согревшееся пойло, время от времени прикуривая одну сигарету на двоих, если бы Чуя вдруг без предупреждения не нагнулся над парнем и не влепил в губы слюнявый поцелуй. На языке осталось послевкусие коньяка, вперемешку с дурью. Рыжий негодник засыпал остатки порошка прямо себе в рот, передавая часть своему приятелю, отстраняясь от того с мерзким бульканьем. Накахара с таким интересом наблюдал за беспристрастным лицом молодого любовника, что тонкие черты скривились в пьяной соблазнительной улыбке. Он расположился достаточно близко к парню, но все еще сохраняя небольшое расстояние в запасе. И пока Чуя неистово сосал рот своего гостя, руки медленно поглаживали его ногу, добираясь до молнии. К тому времени, как рыжий расстегнул ширинку, член второго затвердел до боли. Оторвавшись от губ, он прошелся языком по головке и медленными кругами вокруг яиц, потом резко сжал его ягодицы и взял член глубоко в горло. Дазаю было хорошо до дури. Он стонал в макушку Накахары, прогнул спину, схватил мощными ладонями за плечи. Младший продолжал глотать его, до боли опираясь на локти, и опустив голову до упора между чужих ног. Осаму уперся рукой на голову своего приятеля и надавил вниз. Член его проскочил через миндалевидные железы и скользнул глубже в глотку, захватив перистальтику его набухшей плоти. Он чувствовал, как медленно крадется подступающий оргазм, и только когда тот настиг подростка, сотряс и отпустил еле живым, он заметил, что его руки обвились вокруг шеи Накахары, душа его. Дазай резко откинулся назад, вместе с этим с него соскочил и Чуя. Из открытого рта стекала слюна и сперма. Едва откашлявшись, в попытке восстановить дыхание, он хватал лёгкими воздух. Накахара заметил, как второй закатил глаза, но определить, в сознании ли он не смог.Парень встал, подтянув за собой и Чую. Тот шатался, и едва стоял на ногах.
— Идём, — в голосе его был оттенок едва заметного нетерпения. — Отведём тебя в спальню. К тому времени, как младшего распластали на его собственной кровати, он уже начал что–то несвязно бормотать. Осаму стянул с него футболку, обнажая подтянутую грудь, распушил взъерошенные волосы. После, стянул голубые джинсы с тонких ног. Под ними ничего не оказалось. Восхитительно гладкая кожа, полунапряжённый пенис. Темноволосый пошарился по полкам прикроватной тумбы. И найдя необходимое, нажал на шприц, пустив по вене сладкую струю коричневого героина. Затем упал спиной прямо на простыни рядом с обнаженным парнишкой. Иголка продолжала свисать с руки, сердце медленно погружалось в нирвану. Ещё спустя время, Дазай дотянулся до бутылки виски на столе, не вставая с постели лег поудобнее на ватные подушки и стал жадно лакать эту отраву, только чтобы вслед за этим вновь подняться на ноги. Осаму медленно стянул с себя одежду, то и дело касаясь себя в попытке убедиться, что он всё ещё состоит из плоти и крови. Только по подрагивающим конечностям можно было определить степень его опьянения, но даже в таком состоянии он сумел натянуть презерватив. Парень опустился на колени, рядом с юношей, погладил его живот ледяными пальцами, склонился и поцеловал отвердевший сосок. Чуя зашевелился, но глаз не разомкнул. Всё из того же ящика прикроватной тумбы Дазай выудил крестовую отвертку довольно внушительного размера. Взял острие в рот и тщательно покрыл его слюной. После поднял Накахаре ноги, обнажая румяную расселину между бархатных ягодиц, и вонзил свое оружие посередине. Одновременно с этим склоняясь над парнишкой, кровожадно кусая его сосок. Тело рыжего передёрнулось от неудержимой боли и затряслось в судороге. Напоследок Осаму прокрутил отверткой внутри юноши, выдернул из зада, подобно пробки из–под шампанского, и поднёс к широко раскрытым и полным ужаса глазам Чуи. С наконечника металлического инструмента капала кровь, вперемешку с пахучим дерьмом. В состоянии аффекта последний лягнулся и выбил злополучный предмет из рук злоумышленника. Осаму не успел среагировать на этот выпад, поскольку был полностью сражен нахлынувшим чувством удовлетворения. В это время мальчишка успел вскочить с кровати и уже даже дать дёру в сторону выхода, но Дазай поймал его. Схватил за волосы и ударил Накахару лицом о дверной косяк. На белой краске осталось пятно крови, однако сила удара была недостаточной для того, чтобы вырубить парня. Напротив, страх только мобилизовал его и Чуя понёсся вдоль по коридору. Осаму уже почти поймал его в гостиной. Он бежал за ним на расстоянии вытянутой руки и мог догнать в считанные секунды, но малец громил всё на своем пути. Он валил лампы, вазы, стулья и всё то, что могло хоть как–то задержать второго. Дазай даже взял стеклянное пресс–папье и швырнул им в Чую. Увы, оно отскочило от черепа, а проклятый мальчишка, наконец, пошатнулся и мешком свалился на пол.Накахара очнулся в мире наслаждений и боли.
Последнее, что ему удавалось вспомнить, это как он собственноручно впустил своего приятеля в дом. После они вместе распивали спиртные напитки вперемешку с наркотой и сигаретами. Всё вышеперечисленное было весьма сомнительным коктейлем, который сейчас находился в организме подростка, поэтому пробелы в памяти можно было спустить на это, если бы не одно "но". Сердце неумолимо сжалось. Боль в груди ушла в живот. Чуя толком не ел два дня, так что от кишечника, проеденного молью, не приходилось ожидать сюрпризов, но вот знакомые спазмы схватили вновь. Перед глазами стоял расплывчатый образ Дазая. А был ли он там, или же все это всего лишь галлюцинация? Возможно, однако вся сцена казалась нереальной, будто далекий кошмар, тут же сменившийся на новый. Запястья и лодыжки крепко связаны, голова ужасно болит. Член встал, глубоко погруженный в глотку Осаму. Накахара хотел было заговорить, но губы засохли и набухли. Дазай протянул ему чашку с водой. Когда парень приподнял голову, мозг начал дико пульсировать. В нём словно рвались все сосуды одновременно. По горлу заструилась сладостно холодная влага. Добравшись до желудка, вызвала неописуемый взрыв боли. Рыжеволосый съёжился, но глотнул еще раз и смог произнести охрипшим голосом. — Дазай, что ты делаешь? — Собираюсь убить тебя, — как ни в чём ни бывало ответил тот. По его губам скользнула улыбка, не затронувшая помутневших глаз. — Почему? — короткий вопрос, но ответ доходит не сразу. — Потому что ты прекрасен и в глубине души жаждешь этого, пусть и не хочешь признавать, — Осаму провел костлявым пальцем по щеке Чуи, и он понял, что тот не шутит. — Я не хочу умирать, — после этих слов, Дазай перестал сосать его пенис, поднял голову и пристально посмотрел в глаза. — Врёшь. — Я буду кричать. — Я знаю, — парень благоговейно прислонил холодные пальцы к вискам приятеля, слегка надавив, и поцеловал того в лоб. — Если переусердствуешь — всуну тряпку по самое горло. Накахару охватил немыслимый ужас, грозящий перейти в безумие. Он говорит это на полном серьёзе. И он правда собрался заживо разорвать его на части.Чуя попался в его лапы.
Выхода нет.
Отдаленно похожее ощущение он испытал, когда узнал про положительный анализ на ВИЧ. Теперь же Накахара осознал, что совсем скоро умрёт. И он понимал, что боится не столько самого факта смерти, а столько того, сколько боли придётся пережить до её наступления. В горле образовался ком — горячий и скользкий. Дазай заметил, что он вот–вот захлебнётся, и повернул его голову набок. Из угла рта вылилась тонкая струйка рвоты. Осаму протёр простыни влажной салфеткой, затем другой стороной промокнул пот на лице Чуи. Стало только хуже. Под новым углом зрения Накахара увидел электродрель, шило, молот с острыми зубьями, слесарную ножовку, набор ножей из кухни. Нержавеющая сталь сверкала в ярком свете электрической лампы. Пока Дазай выбирал из этого многообразия необходимый инструмент, Чуя незаметно пошевелил конечностями. Ремни на руках и ногах отступали на полдюйма. Дазай Осаму знал, как правильно связать юношу, чтобы тот не смог вырваться. Всё–таки не зря о нём ходит такая дурная слава. Жгучие слезы покатились из уголков глаз. Чуя никогда не ощущал себя столь беззащитным. Осаму вернулся с инструментами и положил их куда–то вне поля зрения. Он ущипнул парня за сосок, с нежностью покатал его большим и указательным пальцами. Теперь даже Чуя возбуждался от его прикосновений. Кожа стала гусиной, а сосок затвердел. Дазай приподнял чувствительную кожу и зажал её увесистой прищепкой. Новая боль последовала в ту же секунду — сильная и сокрушающая. Дыхание перехватило, Чуя не знал как вдохнуть, но он точно знал, что эту боль ему не снести. Но он был должен терпеть, ведь самое страшное еще впереди. И пока он был погружен в эти свои мрачные мысли, Осаму защемил вторую прищепку на левом соске, который был прокушен почти насквозь. Накахара схватил легкими воздух и закричал — вопль отчаяния, эхом отраженный от длинных низких стен. Дазай засунул нечто скользкое Чуе в рот, убрал волосы назад и завязал за головой. Язык прижался к нёбу сладким латексом, но до рвотного рефлекса не дошло. Рыжеволосый думал, не задохнётся ли он, но решил, что это было бы милосердным избавлением от мук. Он, к сожалению, не задохнулся, на него не снизошло удушье или кататонический ступор, он оставался в ясном сознании и памяти. Сильные руки Осаму схватили его за бёдра. Твердый член тыкался в задний проход. Дазай готов был натянуть хоть два, хоть десять презервативов, только бы ощутить его всей полнотой. Его пальцы обмазывали, растирали, пенис скользнул в раненый анус, нося кардинально новый мир удовольствия и боли, не похожий ни на что испытанное ранее. Жгучий, парящий, тошнотворный и дразнящий простату, раздирающий раны. Одновременно насилуя парнишку, Дазай паучьими пальцами провел по его ключице, груди и рёбрам. Положил руку на живот, нежно ощупал, будто проверяя, созрел ли сладострастный плод. Чуя сжался от страха, тело судорожно задрожало под ладонью парня. А увидев следующий инструмент, Накахара зажмурил глаза. Вскоре он почувствовал у основания грудины кончик ножа. Длинное лезвие для разделывания филе с хлюпаньем опустилось в плоть, внеся с собой холод и обескураживающий ужас, сравнимый с тысячей порезов о бумажный лист. В то же время Дазай сделал сильный толчок и кончил в него. Сперма обожгла разодранные в кровь внутренние ткани, подобно соли и хлорной извести. Чуя приподнял голову. Осаму сделал неглубокий надрез от груди до промежности, аккуратно разделив кожу, оставив меж ними алую расщелину. Накахара видел слои жира и мышц, а Дазай стоял подле с перемазанным кровью пенисом, со слипшимися волосами на лобке. Он вновь погрузил нож в рану, и Чуя опустил голову. Внутри него повернулся холодный нож, с мучительным скрипом прошелся через некую твёрдую оболочку, погрузился в жизненную мякоть. Юноша слышал, как растекается по простыни его собственная кровь, как она образует тёплую лужицу под спиной и ягодицами. Кровь наполнила горло, и вот, он уже чувствовал её запах. Мерзкая жидкость обогнула своеобразный кляп в глотке мальчишки и вытекла через уголки губ. По этой причине Дазай выдернул тряпку изо рта. За ней хлынула кровь вперемешку с желчью. Накахара кашлянул, рыгнул, попытался закричать. Но получился только жалкий бурлящий звук, будто кто–то неудачно полощет горло. Осаму положил нож, склонился над жертвой, обнял ее, поцеловал в окровавленные губы, облизнул подбородок, шею, затем опухшие соски и, наконец, края раны. Сознание начало затуманиваться, и мозг окутала милостивая темнота. Обратно в этот мир его вырвал жгучий укус белых зубьев в животе. Они впились не просто в губы или плоть, они впились в самое нутро. Они проедали внутренности, вырывали куски мяса. Боль превратилась в нить бесконечной длины, вибрирующей с устрашающей скоростью. Бешенные зубы стучали по скользким и ещё живым органам. Вверх поднимался зловонный запах пищеварительных кислот. Мясо свисало изо рта Дазая, испуская свои соки. Челюсти с отвратительным чавканьем жевали волокнистую плоть. Плоть Накахары Чуи. Сам же рыжеволосый наблюдал за этой картиной от первого лица через красную занавесу. Боль помаленьку начала отпускать. И вот он уже ощутил невесомость и холод. Потянуло в сон. Мысль о приближении конца уже не пугала и даже не беспокоила. Эта самая мысль успокоила, словно прикосновение любимого человека. И Чуя закрыл глаза, чтобы никогда их больше не открывать. Картина открывалась неутешительная. Дазай Осаму, полностью обнаженный, стоял в таком количестве крови, сколько просто не могло выйти из человека. Тем не менее на белых простынях расплылось ужасное нечто. Тело распорото. Посередине огромная рана с расплывчатыми краями, голова запрокинута назад в агонии, привязанные конечности ещё вздрагивали, пока спина коллапсировала в предсмертной агонии. Даже пол был залит кровью. Подросток поднял голову вверх. Из раскрытой пасти свисали длинные куски отливающей блеском плоти. На секунду взгляд его прояснился. Осаму начал задыхаться, выплюнул комки наполовину пережеванного мяса. Один из таких кусков упал на верхнюю губу покойного Чуи. И вместо момента великолепного единения, Дазай взял умершего на руки, словно младенца, прижал к себе. Голова запала назад, обнажая края вспоротого горла. Кончики волос прилипли к щеке. Это безупречное лицо уже схватила мраморная бледность от быстрой потери крови. Кожа Накахары стала липкой. Дазай вновь обнял его, облизал плечо и изгибы шеи, скользнул кончиком языка между краев смертельной раны. Сейчас мальчишка казался очень лёгким, словно его покинуло нечто более весомое, нежели просто душа. Потом они вместе приняли душ, смыли кровь с волос и белоснежной кожи, обтёрлись полотенцем и улеглись на кровать. И Осаму занялся с ним любовью, с новым Чуей, который не мог ему сопротивляться и нисколько не возражал, когда тот прокалывал в нём отверстия отвёрткой, который не сказал ничего против даже когда тот проглотил одно из его яичек, словно солёную устрицу. Дазай срезал с правого бока парнишки широкий кусок мяса, аккуратно избавился от кожи. Ведь взять часть от своего мальчика было очень важно. Он обжарил этот кусок в масле, положил между двумя ломтиками свежеиспечённого хрустящего хлеба и завернул в целофан, чтобы забрать с собой. Перед тем как выйти из дома, он посмотрелся в зеркало в ванной. Вернув тело Накахары на кровать, Осаму ещё долгое время не решался покинуть его, но ноги затекли и настало время действовать. Дазай вернулся в свою одежду. С момента его первого прихода сюда она ничем не изменилась. Натянув лёгкие кеды, он вышел за порог и под прикрытием ночных сумерек он направился в неизвестном направлении.***
Дазай всё ещё находится в прохладном подвальном помещении какой–то дешёвой ночлежки. Вокруг царит полумрак, а влажный воздух прилипает к лёгким. Осаму набирает давно знакомый номер своего друга, с которым они вчера планировали собраться. Парень щурится на маленький экран кнопочного телефона, но никто не отвечает, только гудки всё так же продолжают идти до тех пор, пока не зазвенит голос автоответчика. Под ногтями краснеет запёкшаяся кровь, а мысли сбиваются в кучу. Он всё так же не может вспомнить события вчерашнего дня, пожевывая хрустящий сэндвич с жареным мясом. А вспомнить ему было что...