Мягкояма-кун

Если быть до конца честным, склонность Кагеямы к насилию — это то, что вы никогда полностью не поймете, несмотря на то, что большую часть времени были его мишенью. Нет, вычеркните это, он все время подвергается этому. Это похоже на то, что Кагеяма нанял Шое, чтобы тот стал его личной боксерской грушей. Добавьте к этому словесные оскорбления, которые он постоянно слышал, — не говоря уже о том, что словарный запас оскорблений Кагеямы был ограничен исключительно тупицей, идиотом или глупцом. Иногда он задается вопросом, есть ли в теле Кагеямы хоть капля мягкости, или он просто запрограммирован быть жестоким, дерзким мудаком. Поэтому, когда Шое неловко приземляется после атакующего удара (который он по-прежнему делает идеально, заметьте), падает на задницу и локти, что приводит к нарушению их тренировки, и он более чем готов к извержению вулкана, швыряющего огненные камни и извергающего обжигающую лаву без пощады. Только это не так. Кагеяма просто стоит там, нехарактерно тихий, даже в то время, как остальная команда толпится вокруг Шое, чтобы спросить, все ли с ним в порядке или он где-нибудь ранен. На самом деле с ним все в порядке, он уже вроде как привык к этому, но отсутствие реакции Кагеямы выбивает его из колеи. Это заставляет его нервничать до конца тренировки, все его чувства находятся в состоянии повышенной готовности, так что даже взгляд Кагеямы в его сторону активирует всю его защиту, готовую отразить любой удар Кагеямы, как физический, так и словесный. Но тренировка заканчивается без единого «тупицы» или удара по голове от Кагеямы, чье лицо исказилось в гримасе с тех пор, как произошел инцидент с Шое. Но это не его обычное «Злобнояма». В нем выгравировано что-то еще, что невозможно точно определить. Они вдвоем в клубной комнате, Кагеяма все еще необычно тих, пока они переодеваются в чистую одежду. Шое стаскивает с себя футболку и морщится, когда ткань задевает его локоть, бормоча себе под нос «ой». Застежка-молния сумки закрывается, а затем: — Хината. Шое подпрыгивает на пару сантиметров от пола при резком звуке своего имени. Температура вокруг него падает до нуля, как будто на него вылили ведро льда. О черт, что, если Кагеяма все это время ждал, когда они останутся наедине, и это тот день, когда он, наконец, сломается и убьет Шое из раздражения? Он судорожно сглатывает и, игнорируя дрожь в голосе (и, по общему признанию, во всем теле), говорит со всей твердостью, на которую способен, поворачиваясь лицом к Кагеяме: — Чт… что? Кагеяма хмурится, сжимая в руке маленький красный мешочек. Это там он хранит свое орудие убийства? Он собирается пытать его, прежде чем убить? Сердце Шое колотится в грудной клетке, кровь стучит в ушах. — Дай мне посмотреть на твою руку, — требует Кагеяма, делая шаг к Шое. Инстинктивно Шое отступает назад, поднимая руки в защитной стойке — если ему суждено умереть, то, по крайней мере, он падет, сражаясь. Но как только он поднимает руки, растяжение кожи на правом локте заставляет его слышно шипеть от боли. Одним длинным шагом Кагеяма бросается вперед, хватая его за руку с такой нежностью, что становится больно, и, о боже, он сейчас умрет, и он собирается позвать на помо… Подождите. С нежностью? Он чувствует, как теплые пальцы обхватывают его правое предплечье, твердые и надежные, легкие и нежные одновременно. Он чувствует рывок, и его тянут вниз, чтобы он сел на пол. — Открой глаза, идиот. Я не собираюсь причинять тебе боль. Он даже не осознает, что его глаза плотно закрыты. Он осторожно открывает их, сначала один глаз, затем другой. Его зрение заполняется Кагеямой, смотрящим на него с нахмуренными бровями, явно раздраженным, но все же с намеком на что-то другое. Кагеяма опускает взгляд на предплечье Шое и осторожно поворачивает его внутрь, ровно настолько, чтобы обнажить локоть. Его распухший, кровоточащий локоть. Шое ахает от удивления. Должно быть, он поцарапал его, когда приземлился раньше, но не заметил, возможно, адреналин от игры заглушил его боль. Он слышит, как Кагеяма прищелкивает языком. — Тебе нужно перестать так часто причинять себе боль, тупица, — раздраженно говорит он, но в его голосе есть некий тон, который заставляет желудок Шое испытать «шву-у-уп», что также сбивает с толку и удовлетворяет его. Шое изучает Кагеяму. Последний внимательно осматривает рану Шое, выглядя почти точно так же, когда анализирует происходящее на площадке. Шое все еще ждет, что Кагеяма взорвется и обругает его с головы до пят или избьет до полусмерти, может быть, выкрутит ему руку, пока она не сломается пополам, и это всего лишь Кагеяма убаюкивает его ложным чувством безопасности. Но Кагеяма не делает ничего из этого. Все еще удерживая руку Шое на месте, он открывает маленькую сумку, которую сжимал другой рукой, и только теперь Шое замечает надпись «Первая помощь», напечатанную на ней. С удивительным изяществом Кагеяма очищает раненый локоть, протирая его пропитанной спиртом ватой, заставляя Шое вздрогнуть. — Не двигайся, — огрызается Кагеяма. — Но это больно, — скулит Шое, прикусывая губу, пытаясь не съежиться, когда алкоголь просачивается сквозь его кожу. — Не будь ребенком. — Я не ребенок! — Ты уверен? — Ай-ай-ай! Эй, ты сделал это нарочно! Кагеяма только ухмыляется, его глаза все еще сосредоточены на поцарапанном локте Шое. Хотя это немного странно, но после того, как он жалуется на боль, Кагеяма прикладывает к его ране более бережно, чем раньше. Или, может быть, он просто привыкает к жжению. Кагеяма наносит какую-то мазь вокруг пореза. К счастью, рана неглубокая, но достаточно, чтобы пустить кровь. Кагеяма исключительно искусен в этом, что отчасти раздражает Шое — он просто хорош во всем, что делает? (За исключением учебы. Этот парень — законченный идиот). Тем не менее, видя, как Кагеяма ведет себя подобным образом, прикасаясь и держа Шое, как будто он кусочек тонкого фарфора, нежно и очень не похоже на Кагеяму, он чертовски возмущается. Хотя он должен признать, что знакомство с неожиданной стороной вечно сварливого и грубоватого Кагеямы, которую никто больше не видит, не совсем нежелательно. Эта мысль наполняет его грудь успокаивающим теплом, нервное ощущение в животе усиливается. Но это странно. Кагеяма не должен быть таким, особенно для Шое. Он должен быть грубым, резким и несносным, а не таким — добрым, заботливым и, осмеливаясь сказать, мягким. И теперь, когда лицо Кагеямы так близко к его лицу, шелковистые темные волосы развеваются при каждом выдохе Шое, собственное дыхание Кагеямы скользит по его коже, когда он прикрывает рану Шое марлей, — это все заставляет его сердце беспорядочно биться в груди, что почти больно. — Почему ты это делаешь? — внезапно спрашивает Шое, слова слетают с его губ прежде, чем он успевает даже подумать об этом. Он даже не знает, о чем именно спрашивает. Кагеяма закатывает глаза. — Потому что у тебя рана, тупица. Как ты думаешь, почему? — Да, но… почему? Кагеяма на секунду замирает и с тяжелым вздохом поднимает голову, чтобы посмотреть на Шое. — Потому что мне не нравится, когда тебе больно. Язвительный ответ наполовину сформировался во рту Шое, но он умирает, как только он замечает взгляд, который Кагеяма проецирует на него прямо сейчас. Его лицо сморщено в хмурой гримасе, но его глаза остекленели от еще одной вещи. И у Шое наконец-то есть для этого название. Беспокойство. На одно бесконечное мгновение карие глаза сливаются с голубыми, и Шое чувствует притяжение, как будто его и Кагеяму связывает натянутая струна, притягивающая их ближе. Но затем Кагеяма разрывает зрительный контакт, и взгляд исчезает вместе с этой странной шипящей энергией между ними, как будто ее никогда и не было. — Если ты серьезно пострадаешь и не сможешь нормально играть, это будет моя проблема, — хмыкает Кагеяма, возвращая свое внимание к ране Шое. Типичный. Конечно, это то, о чем беспокоится Кагеяма. Не похоже, что он на самом деле заботится о благополучии Шое, да и не ожидается от него этого. Он, вероятно, будет волноваться так же, если Кагеяма поранится и не сможет пасовать ему. Это был бы облом. Шое смеется. — Оу-у, не волнуйся, Кагеяма-кун. Это всего лишь царапина; я все еще могу играть. Я намного крепче, чем ты думаешь. Кагеяма фыркает. — Я в этом сомневаюсь. Они еще немного препираются, пока Кагеяма заканчивает латать локоть. Странно и нелепо, что все эти споры и подшучивания — это то, что делает пребывание рядом с Кагеямой комфортным и просто правильным. Как Шое действительно не возражает против того, что Кагеяма невежлив, вспыльчив и груб. Но время от времени видеть мягкого Кагеяму не так уж и плохо. (Он вроде как хочет увидеть это снова).