Вонхо и Чангюн в шкафу

      На всех участниках были костюмы, все в бриллиантах Сваровски, все в поту, но у каждого на лице довольное выражение. Сегодняшнее выступление, вероятно, было одним из сложнейших, но благодаря тёплой поддержке фанатов, их аплодисментам, разносившимся по всему залу, оно мгновенно стало одним из лучших выступлений в конце года. За кулисами другие айдолы похлопывали их по спинам — иногда правда ощупывая бицепсы Шону и Вонхо — говоря, насколько они были впечатлены их энергией на сцене и крутыми выражениями их лиц.       Шону неустанно благодарил всех и хвалил в ответ, потому что все артисты приложили огромные усилия и сделали всё возможное на сцене сегодня вечером. Кихён заметил довольное и мягкое выражение лица Шону, явственно ощутив гордость за лидера. Он осторожно обхватил левой рукой Хёну за плечи, хотя для этого ему и пришлось неловко встать на носки, и как можно быстрее приобнял, думая, что остальные не увидят.       Но Чангюн увидел и покраснел. Он немного завидовал тому, что Шону и Кихён уже почти шесть месяцев находятся на седьмом небе от счастья. Замечательно было видеть одногруппников такими и находиться рядом с ними тоже, но иногда Чангюну хотелось, чтобы кто-нибудь тоже тайно сжимал его за плечи и, возможно, целовал, когда они были бы наедине.       Подобная мысль заставила юношу съёжится, потому что он был уверен, что никогда не испытает того же, что есть между Шону и Кихёном, пока является айдолом и пока постоянно заперт в своей студии, создавая музыку для фанатов. Шону и Кихёну повезло, что они нашли друг друга. В отличие от Чангюна. «Слишком занят, чтобы влюбиться», — думает он. Макнэ скрестил руки на груди, затем коснулся пирсинга на двойной спирали, который носил на левом ухе, и попытался отвлечься от мыслей о любви, прислонившись к одной из стен в их комнате ожидания. Группа ждала доставщика.       Когда шоу закончилось, было далеко за полночь, а они не ели с полудня. Обратный путь в общежитие занял бы не менее четырёх часов, поэтому менеджер посоветовал им сначала поесть, прежде чем отправляться обратно. Жареный цыплёнок и кола в два часа ночи? Звучит неплохо.       Чангюн снова улыбнулся, когда подумал об их сегодняшнем выступлении, и выудил из заднего кармана телефон с намерением проверить комментарии монбебе на фан-кафе. Пока он пролистывал ленту и читал сообщения, на фоне Минхёк спорил с Вонхо. Ничего нового. Похоже, на этот раз парни препирались по поводу закуски.       Чангюн довольно легко проникся ситуацией: Минхёк, притворяющийся враждебным, и Вонхо, говорящий своим обиженным голосом, устроили перепалку из-за перекуса. Хёнвон вздохнул и включился в спор, обратившись к Хосоку как дедушка, наверняка, принялся убеждать старшего, что его тело идеально и нет смысла мериться им с кем-либо другим, Чжухон тем временем пытался на своём телефоне показать Вонхо видео с котами, и, судя по тому, с каким волнением вокалист смотрел в экран, можно судить, что настроение у него такое себе. Чангюн подумал, что Шин всегда ведёт себя так, будто весь мир вращается вокруг него одного, и посмеялся про себя, обнаружив, что отлично знает Вонхо. Может быть, правда была в том, что его мир вращается вокруг хёна…       Чангюн снова съёжился от столь внезапного осознания, но тут же поспешно постарался убедить себя в том, что это сущая глупость. Он спрятал телефон обратно в карман и переключился на созерцание своего окружения. Вонхо и Минхёк, всё ещё одетые в костюмы и украшения Сваровски, заслонили ему обзор на комнату ожидания, продолжая препираться по поводу закуски… недоеденных профитролей Чжухона. Так и не избавившись от странных мыслей, Чангюн решил, что ничего такого дурного в них нет, поэтому позволил себе посмотреть на Вонхо. В конце концов ему скучно.       Гюн прекрасно понимал, что всякий раз, когда Вонхо и Минхёк ссорятся, всё совершенно безобидно, потому что они зачастую просто дурачатся, и беспокоится тут не о чём. Единственное, он «ненавидит» то, как Хосок надувает губы. Ненавидит то, как куртка хёна растягивается на его спине, лишний раз подчёркивая его идеально сложенное тело. Ненавидит хихиканье Вонхо, потому что знает, что оно застрянет в его голове на ближайшие несколько часов, чего быть не должно. Ненавидит выражение его лица. Чангюн просто ненавидит хёна.       Рэпер закрыл глаза и снова прислонился спиной к стене. Вонхо несколько раз прокричал: «Я доем их». Не успел Чангюн и попытаться обрести душевное спокойствие, как Вонхо случайно врезался в него, вероятно пытаясь убежать от Минхёка, который собирался убить хёна за то, что он прикончил профитроли. — Упс, разве ты был здесь? — рассмеялся Шин ртом, набитым сливками, совершенно не выглядя виноватым. — Этот ублюдок, он всё съел! — Минхёк сдался и подошёл к мирно сидящему Хёнвону и попытался укусить того от разочарования. Хёнвон немедленно убрал руку и обругал его.— Когда приедет доставка? Я уже готов съесть кого-нибудь, — фыркнул Минхёк, опустившись на пол и положив голову к Че на колени.       Его жест был проигнорирован, Хёнвон продолжал зависать в своём телефоне.       Тем временем Вонхо, попутно дожёвывая десерт, принялся исполнять победный танец, чем вызвал у Чангюна желание вмазать себе. Гюн заметил, что старший запачкал себе правую часть рта сахарной пудрой. — Ты такой ребенок, ты это знаешь, хён? — усмехнулся макнэ.       Он прозвучал так будто выразил обожание вокалисту, стоящему перед ним, но на деле хотел только поиздеваться. Или просто думал, что хотел. — Что? Просто профитроли — лучшие… — оправдывался Вонхо, посасывая пальцы, ставшие липкими от небрежного обращения с едой, на что Чангюн только закатил глаза.       Порой Гюн откровенно пугал хёна, но он всё равно продолжал получать удовольствие, каждый раз действуя макнэ на нервы. К тому же, что бы они не делали — всё совершенно безвредно. Никакого давления. По крайней мере, им так казалось.       Вытерев руки о штаны, Вонхо снял пиджак и осторожно положил его на один из стульев рядом с собой, следя за тем, чтобы ни один из бриллиантов Сваровски не поцарапался. Чангюн сдавленно простонал, потому что теперь торс Вонхо перед его глазами был прикрыт только белым жилетом, открывающим больше кожи, чем Им мог выдержать (спасибо их нуне-стилисту). Гюн почувствовал сильный приступ ненависти. Ненависти из-за того, какая красивая кожа у хёна, из-за того, насколько тот замечательно сложен, и из-за того, что Шин наверняка знал, что, демонстрируя обнажённые участки тела, рассердит младшего. Определённо, Вонхо старался назло Чангюну. — Почему ты всегда издаёшь такой звук, когда я снимаю одежду? — спросил вокалист с притворным любопытством и невинностью, глядя на рэпера из-под полуопущенных ресниц. — Почему ты всё время раздеваешься передо мной? — парировал Чангюн, делая вид, что разговор его не занимает.       Хён склонил голову набок, изучая выражение лица напротив. — Ты не единственный в этой комнате, Чангюн. Я снял одежду перед… — Вонхо обернулся, осматривая помещение. — Ну, перед всеми, кто сейчас здесь. Не только перед тобой, — явно намереваясь продолжать дразнить макнэ, он продолжил с обвиняющим взглядом. — Ты уверен, что ты не тот единственный, кто решает смотреть на меня каждый раз, как я снимаю одежду? — Ух ты. Туше. Ожидаешь, я стану пускать на тебя слюни или что-то типа того? — ответил Чангюн. — Я этого не ожидаю, я знаю, что так и есть, — подмигнул Вонхо.       Чангюн наигранно рассмеялся и закатил глаза, старательно избегая зрительного контакта с человеком перед собой, потому что боялся, что вот-вот покраснеет, и последний это заметит. — Ты так раздражаешь, Хосок-хён, — прозвучало неубедительно и оставалось только надеяться, что Вонхо закроет тему.       Но, похоже, сегодня у Вонхо оказалось шило в одном месте или просто было игривое настроение, потому он произнёс: — Я не раздражаю. Ты просто… просто… я тебе нравлюсь, вот почему.       Вероятно, это был не самый решительный ответ Шина, но определённо самый глупый. Это именно то, что человек говорит своему любимому. Ведёт себя нарциссически и дразнит своего возлюбленного, что он им нравится до тех пор, пока тот не убедится, что так оно и есть. Но Хосок, кажется, немного сожалел о произнесённом, потому что боялся, а что если он и правда раздражает Гюна? Что если так только отпугнёт его? Стоп, Хосок влюблён в Чангюна?       Им фыркнул и потёр затылок, пробормотав что-то вроде: «и что он несёт». Выглядел он при этом настолько недовольно, что Вонхо точно решил больше никогда так не дразнить Чангюна. Слишком очевидный приём. Вокалист попытался сменить тему, чувствуя сильное смущение, и, к счастью, менеджер вошёл в комнату ожидания, принеся заказанную еду и напитки. Подобно голодным животным, все мемберы сорвались со своих мест к менеджеру, который принялся расставлять их ужин на одном из туалетных столиков в углу помещения. — Боже, я давно не ел жареного цыплёнка, — протянул Кихён, вынимая контейнеры с едой из пакетов. — Всё так вкусно пахнет, — прощебетал Минхёк, раздавая напитки ребятам.       Вонхо, который только что подошёл к столу, оттолкнул Чжухона и Хёнвона в сторону. — Ой, у нас настоящий пир! — весело сказал он так, будто только что не обошёлся грубо с двумя ни в чем неповинными людьми на своём пути к полному желудку.       Минхёк и Кихён, заметившие это, в привычном неверии взглянули на Вонхо, так как уже привыкли к тому факту, что ничто не может встать между ним и его любовью к еде. Шин выхватил палочки для еды из рук Минхёка и потянулся за куском жареной курицы. — Вот же ж, ты такой надоедливый! — надулся Ли и попытался оттолкнуть старшего своей задницей. — Я просто голоден… чёрт возьми, — обиделся Вонхо в ответ. — В любом случае, я всё съем! — он попытался рассмеяться как маньяк, но в итоге больше напомнил пятилетнего ребёнка, пытающегося вести себя устрашающе.       Тогда настал черёд Кихёна толкать Вонхо своей задницей. — Угу, уверен, что ты шутишь, но почему-то мне также кажется, что нет.       Как и ожидалось, Кихён занял оборонительную позицию, когда дело касалось курицы. — Перестаньте толкать меня… — сопротивлялся Вонхо, но Минхёк и Кихён объединились, чтобы помешать ему в одиночку съесть курицу.       В следующее мгновение Хосока отпихнули назад, и он снова натолкнулся на Чангюна, который даже не участвовал в этой небольшой потасовке и просто терпеливо ждал, когда кто-нибудь предложит ему еду.       Гюн немедленно поднял руки к груди, пытаясь защититься, подобному котёнку пытаясь избежать «фатального» столкновения с Вонхо, но последний потерял равновесие и врезался в макнэ после того, как Минхёк в очередной раз толкнул его. — Эй! — скорчился Чангюн, почувствовав, как хён всем своим весом навалился на него, и поняв, что сам он вот-вот потеряет равновесие. — Отвали от меня!       Им сделал попытку отодвинуть Вонхо от себя, но тот на удивление вцепился за его руку, не давая возможности двигаться. — Подожди, Чангюн. Не шевелись. — Ой! — Гюн ощутил пульсирующую боль в левом ухе, где у него был новый пирсинг, когда он снова попробовал оттолкнуть Вонхо. — Я думаю, моя серьга прилипла к твоей, — произнёс вокалист, крепче сжимая свои пальцы на руке макнэ. — Перестань меня толкать, идиот!       В тот момент они выглядели так, будто приклеились друг к другу: щека к щеке, челюсть к челюсти, рука к руке и бедро к бедру. Их тела никогда не находились в такой близости, и всё кажется… очень интимным. Серьга, которую Вонхо носил, украшала его правое ухо по всей длине; один её стержень проходил через верхнюю часть хряща, был также небольшой обруч, который цеплялся за среднюю часть уха, и ещё один стержень, пролегавший через мочку, и всё эта конструкция соединялась вместе красивой тонкой серебряной цепочкой. Эта цепочка каким-то образом запуталась в крошечных серебряных обручах на левом ухе Чангюна и продолжала тянуть их, пока парни изо всех сил пытались отделиться друг от друга.       Гюн слишком труслив, чтобы взять ситуацию под контроль, потому что хён так близко к нему и, бог знает, как сильно он сейчас взволнован. Нужно было как можно скорее отойти от Вонхо, поэтому макнэ спросил: — Разве ты не можешь просто снять её? — Мои серьгу? — Нет, блин, свою одежду! — Что? — Серьгу свою, конечно! — Ой.       Шону заметил волнение позади себя: — Ребята, вы в порядке? — Наши серьги слиплись. Пожалуйста, избавь меня от Хосока-хёна, — умоляюще протянул Чангюн. — Хёну, ешь ещё цыплёнка, — сладко произнёс Кихён, держа кусок куриного крылышка палочками для еды.       И вот так Шону потерял интерес к «дамам в беде», двинувшись к Кихёну, чтобы забрать свою дополнительную порцию. — Хён! — прокричали Вонхо и Чангюн одновременно.       Чангюн посмотрел на остальных участников, которые наслаждались цыплёнком и колой. Кажется, никто не заметил его страданий. В любом случае мемберы не позаботятся о них и не помогут. — Поторопись, хён, — вздохнул макнэ. — Просто аккуратно сними её. — Почему ты не можешь снять свою? Почему я должен тебя слушать? — усмехнулся Вонхо.       Он попытался раздражённо взглянуть на Чангюна, но забыл, что не сможет этого сделать, так как их щёки так тесно соприкасались друг с другом, что любое движение сделало бы ситуацию ещё более странной. — Дело не в том, чтобы меня слушать… — Да неужели? — Боже, пожалуйста, просто… — Нет. Я не стану снимать серёжки только потому, что ты так говоришь. — Хён, пожалуйста! Я не могу снять свои, потому что они у меня появились всего пару недель назад, и отверстия ещё не зажили полностью. Если снять их сейчас, то всё немедленно зарастёт! — объяснил Чангюн. — Ну, — Хосок закатил глаза. — Я тоже не могу их снять. Это серьги Сваровски. Нуна сказала, что она единственная, кто может их надевать и снимать. Они дорогие. — Почему ты не мог просто сказать это в самом начале? — простонал Чангюн. — Ой, извини, нуна не разрешила тебе носить одно из украшений Сваровски. — Ты такой бесячий… — Люди вообще-то пытаются есть… — обернулся Хёнвон, впрочем совершенно не беспокоясь за парочку, ссорящуюся как девятилетние. — Хёнвон, быстро. Убери от меня Чангюна. Он действует мне на нервы, — попросил Вонхо. — Кто бы говорил… — проскулил Чангюн. — На себя посмотри! — огрызнулся Вонхо. — Ты…       Чжухон бросил на них взгляд, продолжая жевать мясо, затем обратился к Кихёну, надувшись: — Я правда ненавижу смотреть, как люди спорят. — А я ненавижу людей, которые угрожают прикончить всю мою жареную курочкую       Чжухон и Кихён поняли друг друга, и им в голову пришла идея.       В то время как Вонхо и Чангюн продолжали ругаться друг друга, прижавшись щеками друг к другу, нарушая покой всех в комнате ожидания, Чжухон и Кихён решили затолкать этих двоих куда-нибудь подальше. К счастью, та подсобка в которую они потянули спорящих, имела в себе шкаф, причём достаточно большой, чтобы в нём поместилось двое, хотя оказаться запихнутыми в столь тесное пространство тоже не особо приятно. — Кихён, Чжухон, нет! — Х-хён! Какого…       Прежде чем им смогли бы ответить, Кихён и Чжухон закрыли дверцы шкафа, сразу же прислонившись к ним и давя на них всем своим телом, чтобы Вонхо и Чангюн не высвободились. — Нам нужно что-то, чтобы держать двери закрытыми, — предложил Чжухон, не понимая, насколько жестоко он прозвучал.       Хёнвон внимательно посмотрел на злоумышленников и, ничего не говоря, отставил колу в сторону, встал со стула и перенёс его к шкафу. Затем все трое поставили стул под правильным углом, так чтобы он был плотно зажат между дверными ручками и полом.       Сразу после в комнате ожидания стало значительно тише, если не считать постоянных ругательств и стуков, которые долетали из подсобки. И всё же атмосфера стала… более спокойной. — Продолжим есть нашу курицу? — спросил Кихён.       Хёнвон и Чжухон просто пожали плечами.       Пару минут спустя остальные участники привыкли к шуму, который стал музыкой для их ушей, поскольку ужин теперь безраздельно принадлежали им одним. Персонал о происходящем не сильно беспокоился и делал вид, что ничего не замечает, поскольку сам устал за день, а также потому, что привык к тому, что мальчики шутят друг над другом. Осознав, что никто не собирается выпускать их и что стаффу всё равно, Вонхо и Чангюн наконец перестали возмущаться и стучать в двери.       Они по-прежнему были связаны друг с другом, но теперь промежутки между их телами стали ещё меньше, потому что у них не осталось места, чтобы выпрямиться и отлипнуть друг от друга. «Как неловко» — подумал про себя Вонхо.       Левое плечо Чангюна прижималось к его груди, и получалось так, что младший был буквально зажат между дверями шкафа и телом греческого бога Вонхо. И у последнего не было иного выбора, кроме как обвить руками тело Гюна так, будто он обнимает его. Хотелось нормально обнять младшего, но это было бы странно, учитывая, что они вроде как в ссоре. «А может, дело в том, что Чангюн ненавидит меня», — подумал Хосок. В любом случае, обнять макнэ он не может.       Когда глаза Гюна привыкли к окружающей их темноте, он заметил, насколько близко оказался к старшему. Тепло, исходящее от тела последнего, стало ещё более интенсивным, и Чангюн осенила догадка, что происходит с хёном. Его сердцебиение, его дыхание, то, как часто он моргал, то, как неуклюже его руки обвили тело младшего, как он немного раздвинул ноги, чтобы соответствовать росту Има, и то, как в целом он подозрительно держался… — Ты ведь не боишься темноты? — поинтересовался Чангюн. — Нет, — Вонхо ответил искренне, потому что правда не боялся темноты.       Он боялся спугнуть Чангюна. Боялся, что может сдаться и крепко обнять младшего. Боялся, что Гюн заметит, как он покраснел. Боялся, что может сказать неправильные вещи в неподходящее время, потому что положение, в котором они сейчас находятся, слишком интимно. Разве это не типичная ситуация, когда два заклятых врага внезапно становятся мягкосердечными, узнают друг о друге больше и понимают, что настоящим злом было давление, заставляющее их постоянно «ненавидеть» друг друга, поэтому они приходят к выводу, что на самом деле всё время по уши влюблены друг у друга, а потом живут долго и счастливо? За исключением того, что макнэ, вероятно, ненавидел его по-настоящему.       Чангюн совершенно не подозревал о беспокойствах Вонхо и просто хотел как можно скорее выбраться из шкафа. — Как думаешь, я смог бы открыть дверь? Ты не мог бы немного подви… — Нет, Чангюн. Мы оба не можем даже правильно согнуть ноги, чтобы на дверь направить максимальную силу, — твёрдо ответил Вонхо, взглядом сверля дыры в дверях, надеясь, что Кихён и Чжухон находятся прямо по ту сторону, чтобы почувствовать его взгляд. — Ой. Ага, верно. Хорошо, — вздохнул Чангюн. — Боже, как же всё замечательно.       Гюн точно знал, что мемберы не выпустят их, пока не закончат с ужином, и его бесит, что к тому времени, когда они освободятся, кола либо закончится, либо потеряет весь газ. Парни, наверняка, оставят им только самые невкусные части кусочки цыплёнка. «Забей…» — пробормотал Чангюн про себя.       Вонхо ясно услышал его, потому что их лица находятся прямо друг напротив друга, и посчитал это очередным подтверждением того, что Иму так неприятно с ним в шкафу, хотя прошло меньше десяти минут. Хосок занервничал ещё больше и ещё… немного загрустил. Для него быть застрявшим с Чангюном не так уж и плохо. На самом деле никакого негатива к Чангюну он не испытывает. Ему просто нравится дразнить младшенького. Вонхо надулся.       Какое-то время они просто сохраняли неподвижность и молчат, пока Им не начал корчиться в руках Шина. — Что не так? — спросил Хосок, изо всех сил стараясь не позволить своим рукам коснуться Чангюна. — Судорога. Ногу свело. Дерьмо. Я не чувствую своей ноги, — Гюн прикусил язык. — Ой. Это плохо, — тогда Вонхо позволил своим рукам по-настоящему обхватить тело Чангюна, будто это могло уменьшить его боль. — Если мы попробуем сесть… — Блядь. Блядь. Блядь. Хён. Пиздец, — у макнэ закончилось терпение, и он застонал от боли.       Хосок представлял, как Чангюн будет ругаться и стонать ему в ухо, но никогда не думал, что это случится так… из-за судороги в ноге. — Подожди. Давай сядем, ладно? — пробормотал вокалист, залившись краской.       Он опустился ниже, скользя спиной по одной из стен шкафа, взяв Има за руки, но прежде чем сумел достигнуть пола, понял, что им обоим слишком мало места, чтобы сесть вместе, поэтому осторожно предложил: — Ничего страшного, если, э-э… если ты сядешь мне на колени, Чангюн? — хотелось добавить «не гомо», но Вонхо сдержался.       Чангюн чуть не подавился слюной. — Ага. Конечно. Без проблем, — настала очередь Чангюна краснеть.       Вонхо начал устраиваться на полу, скрестив ноги, ожидая, пока Гюн сядет…к нему на колени. Макнэ плюхнулся на них, неловко выдохнул. Он вытянул свои ноги, но всё равно чувствовал дискомфорт, потому что ему приходилось прижиматься к одной из стен шкафа, а левая рука всё ещё лежит на груди Хосока, поэтому Чангюн снова заёрзал. Намёк был понят, Вонхо наклонил голову, чтобы рэпер смог положить ему руку за спину. Устроившись так, Чангюн для большего удобства придвинул лицо ближе к лицу хёна. Последний не возражает.       Атмосфера мгновенно становится более интимной, потому что Вонхо теперь выглядел как супруг, вносящий в дом свою вторую половинку. Разве что они оба сидели. Хосок попытался беззаботно обнять макнэ за талию, чтобы придать устойчивости его телу, положил руку ему на колени, соединив их пальцы. Но несмотря на все попытки помочь им обоим удобно устроится, было очевидно, что Чангюн словно окоченел. Вонхо кусал губы, моля бога, чтобы Гюн не счёл его жутким или что-то типа того, но следующее, что сделал младший — обнял его за шею и прижался лбом ко лбу. Сердце Шина начало очень быстро биться. — Хён, ты в порядке? Похоже, тебе трудно дышать, — спросил Чангюн с искренним беспокойством в голосе. — О. нет. Я в порядке, — Вонхо неровно улыбнулся.       Чангюн на это хмыкнул.       Вонхо начал потеть и ругать себя, потому что его поведение могло вызвать у Гюна отвращение. Совершенно не помогало то, что на нём был только жилет. Хосок подумал, что, возможно, сидеть вот так было плохой идеей. Затем начал беспокоиться, не раздражает ли его дыхание Чангюна. Начало казаться, что всё, чтобы он ни делал, могло возмутить макнэ. Забавно, всего двадцать минут он буквально дрался с ним, теперь же очень его боялся.       Несколько мгновений спустя младший вздохнул: — Не могу поверить, что застрял с тобой в шкафу.       Вонхо опешил. Ему снова стало грустно. — Чангюн, ты меня ненавидишь? — спокойно спросил он.       Хосок решил, что именно сейчас может наверняка узнать, что на самом деле думает о нём Чангюн. Может быть, это поможет не так часто думать об Име. Может быть, это поможет ему стать лучшей версией самого себя. Версией, которая понравится Чангюну. Может быть. — Что? Нет, я не это имел в виду. Я просто… ну, я… — путанно принялся объяснятся рэпер, но, похоже, не смог подобрать правильных слов, чтобы описать, что чувствовал. — Нет, всё в порядке. Тебе не нужно оправдываться, — Вонхо слабо хихикнул.       Чангюн услышал печаль в его голосе. Хватка хёна начала ослабевать, словно он больше не хотел держать его в объятиях. Хосок попытался отвести взгляд, но не мог отодвинуть лица, потому что их серьги всё ещё были сцеплены друг с другом. Но такое внезапное, пусть и чисто символическое увеличение разрыва между ними расстроило Гюна. — Нет, хён. Я не ненавижу тебя, — начал Чангюн. — Просто… в тебе есть определённые вещи, с которыми я… не могу справиться? «Если честно, можно было сформулировать получше» — вздохнул Чангюн. Назад дороги нет. Он должен был сказать Вонхо, что чувствовал… или, по крайней мере, сделать всё возможное, чтобы сказать. Как же сложно… — Д-да?       Вонхо нервно сглотнул, готовясь к тому, что вот-вот должен был сказать ему Гюн, и у себя в голове мысленно накидал варианты того, что с ним самим «не так» и что он готов исправить для Има, нет, для всех мемберов. И для фанатов. Для всех. Вонхо согласен, что у него много недостатков, за которые он часто себя корит, но если исправить их — значит сделаться лучше, то он так и сделает. Так что к Чангюну, вероятно, заметившему их всех и теперь решившему сказать о них буквально в лицо, Шин почувствовал только благодарность. — Ну, во-первых, я ненавижу то, что ты сделал только недавно, — оу. — То, что ты снял пиджак передо мной, — верно. — Типа, мы поняли, Хосок. Бог не торопился, когда создавал тебя, и ты получил идеальное тело. Мы поняли, окей? — подождите. Что? — У тебя также идеальные брови. Наверное, ты рад это слышать, потому что у меня был очень сексуальный пирсинг бровей, и я могу оценить по достоинству твои, — хм. — О, и знаешь, когда ты улыбаешься, и уголки твоего рта делают эту штуку… эту штуку, ну, я не знаю, но это мило… Я имею в виду, что это раздражает. Нет, подожди, это не важно. Что ещё…? Ах да. Я ненавижу тот факт, что даже когда ты ничего не делаешь… ты по-прежнему очаровательный… даже когда я хочу тебя ненавидеть. Ладно, знаешь что? Думаю, я тебя ненавижу.       Вонхо не ответил, что неудивительно после той околесицы, что произнёс его одногруппник. Чангюн так это понял и решил заткнуться. Объясняться дальше не представлялось возможным, потому что он уже умирал от смущения. Гюн хотел как можно скорее выбраться из ловушки и улететь в какую-нибудь безызвестную страну на земном шаре, лишь бы больше никогда не видеть Хосока-хёна. Боже, ему действительно пора было выкручиваться из этой ситуации. И молчание Шина совсем не помогало понять, что же делать.       Чангюн прочистил горло: — Что? Ничего такого. Я ничего не сказал. Забудь.       Вонхо промолчал.       Он был слишком шокирован, чтобы ответить, потому что то, что только что выпалил Чангюн, не имело никакого смысла в ситуации, в которой они оказались. Им дал ему слишком много информации, чтобы её можно обработать в этой дурацкой подсобке, в шкафу, сейчас он слишком перегружен и просто хотел съесть жареного цыплёнка. — Вот как? — усмехнулся Вонхо, почувствовав, как Чангюн тревожно завозился у него на руках и крепче обнял его. — Я тоже тебя ненавижу, Чангюн. Я ненавижу тебя, потому что ты каждый день видишь себя в зеркале, — хорошо, это хорошее начало. — Я ненавижу, когда ты тренируешься и издаешь эти… эти звуки, как будто ты сто… Не знаю, но я просто хочу, чтобы ты иногда заткнулся, — Хосок подумал о вещах, выходящих за рамки приличий. — И когда ты делаешь музыку, и ритм такой идеальный, а тексты… такие сексуальные, и всё, что ты сочиняешь, всегда безупречно. Это нечестно. А, ещё когда ты намеренно не показываешь татуировки на спине, потому что думаешь, что так будешь казаться привлекательнее или что-то в этом роде. В общем, многа букаф. Я просто ненавижу всё, что делаешь. — … Ты вообще знаешь, что такое «многа букаф»? — Замолчи. — Окей.       С этого момента абсолютно всё перестало иметь смысл. Почему они вообще были в шкафу? Щека к щеке. Чангюн скрестил руки на шее Вонхо, а тот крепко обнял юношеское тело. И что за глупые аргументы признания. Что будет? Когда их выпустят?       Хороший вопрос. Вдруг Минхёк откроет дверь шкафа и очень удивится, увидев, что происходит внутри: Вонхо и Чангюн в объятиях друг друга, когда буквально полчаса назад они были готовы порвать друг другу глотки. «Горячо» — подумает Минхёк и скажет, мол, о Вонгюны, улыбнётся и закроет дверь, прежде чем двое идиотов успеют среагировать. Затем последуют звуки того, как стул волочится по полу и снова застревает между дверными ручками и полом. Ах, всё вернётся на круги своя.       Чангюн истерически рассмеялся: — Круто. Просто замечательно.       Вонхо недоверчиво вздохнул. — Похоже, мы отсюда не выберемся в ближайшее время. Знаешь что? Разбуди меня, когда пора будет выходить, — сдался Чангюн, закрыл глаза и прижался лбом к Вонхо.       Шин же снова словно погрузился в размышления, когда лицо макнэ снова оказалось так близко к нему. «О, ладно», — похоже, Чангюну удобно устроился и выдохся, потому Хосок позволил ему отдохнуть в своих объятиях. — «Всё не так уж плохо».       Прошло несколько минут. Чангюн по-прежнему молчал, и Вонхо не собирался его беспокоить. Он подумал о том, что только что произошло между ними, вспомнил слова Гюна и свои собственные, попытавшись понять, было ли то, что они сказали, подходящими друг другу пазлами. Если да, то всё очень напоминало одну большую головоломку.       Вонхо почувствовал медленное дыхание младшего на своей щеке. Он понял, что, если повернёт голову немного вправо, то их с Чангюном лица столкнутся под неудобным углом, а губы могут соприкоснуться. Вонхо покраснел. Каково было бы целоваться с Чангюном? Целовал ли он раньше мужчину? Если бы хён поцеловал его, он ответил бы ему? Какие поцелуи ему нравятся? Что могло бы заставить Чангюна проявить инициативу?       Гюн не слышал мыслей Шина, но догадался о них. Очевидно, то, чем был занят разум, начало сводить с ума его обладателя: Вонхо снова принялся тяжело дышать. Чангюн также был уверен, что это из-за него. Он открыл глаза. — Ты замышляешь моё убийство в своей голове? — Нет, я никогда не думал о том, чтобы поцеловать тебя, — слишком быстро ответил Вонхо. — Чт… Это был даже не вопрос… Что? — Что? — Какого… Забудь об этом! — простонал Чангюн.       Он стал чертовски взволнован, но старался не показывать этого, потому снова закрыл глаза. Хён на самом деле думал о том, чтобы поцеловать его?       Вонхо же мысленно обругал себя за свои глупые мысли. Но также не смог перестать думать о том, какое маленькое расстояние между их губами. О, Хосок, ты безнадёжный романтик. Без шуток. То, что сказал ему Чангюн, больше походило на признание, чем на выражение недовольства. Может быть, он тоже нравится рэперу? «Что делать с этой информацией», — думал про себя Шин. — «Что делать с информацией, что их губы могут соприкоснуться, если он просто повернёт лицо вправо?». У него появилась гипотеза, что их губам суждено встретиться.       И он решил её проверить. Поэтому медленно повернул голову, надеясь, что не напугает младшего. У Чангюна по-прежнему были закрыты глаза, но лицо сморщилось, как будто он очень старался о чём-то не думать, потому стал выглядеть просто очаровательно. Хосок завершил движение и доказал гипотезу. Их губы соприкоснулись.       Чангюн открыл глаза, а у Вонхо они широко распахнулись. «Действуй решительно», — подумал про себя Шин, медленно отвернувшись от Гюна и сделав вид, будто ничего не произошло.       Затем он принялся убеждать себя, что сделал то, что сделал, не просто так. Просто попытался поцеловать макнэ, потому что просто не мог перестать думать об этом. — … Хён. Ты только что поцеловал меня?       Вонхо помолился, чтобы его сейчас же окружила тысяча солнц, чтобы он мог растаять на полу и раствориться в воздухе, и ответил очень тихим голосом: — Нет. — Правда? — неуверенно переспросил Чангюн. — Зачем мне тебя целовать? — нервно ответил Вонхо. — Тогда ладно, — хмыкнул рэпер.       Вонхо внутренне вздохнул с облегчением. Было близко. — В следующий раз нанеси бальзам для губ, — небрежно бросил Чангюн.       Хосок мысленно проклял себя. Сказанное буквально означает, что Чангюн знал, что их губы встретились, и этого короткого момента было достаточно, чтобы он заметил, что у его хёна пересохли губы. Чангюн знал. Он помнил, как чувствовали себя его губы. Вонхо захотелось исчезнуть.       Гюну тоже. Он был так близок к тому, чтобы покинуть своё положение, выломать двери шкафа, помчаться на край света, просто потому что его поцеловал Шин Хосок. Не было никакой уверенности, действительно ли хён намеревался это сделать или это произошло случайно. В любом случае, Чангюн был рад. Вонхо сам выпалил, что думал о поцелуе, это ли не значит, что и сейчас он действовал нарочно? У Чангюна помутнело в голове, ведь он сам хотел сделать также раньше. Когда Вонхо был перед ним, набивая свой красивый рот слоеным кремом, Им подумал о том, чтобы поцеловать его, нет, подумал о том, что слижет сахарную пудру с уголков рта вокалиста, а затем поцелует. Гюн был готов расплакаться.       Хосок попытался поцеловать его.       Вдруг Чангюн почувствовал, как что-то некомфортно задвигалось под ним. — Зачем ты сгибаешь и разгибаешь бёдра? — С-судороги… — сказал Вонхо, сохранив спокойствие. — Моя правая нога… — Дерьмо.       Шин переместил ноги, решив занять более комфортное положение, чтобы облегчить судороги, в результате чего Гюн соскользнул с его колен. Сам Хосок потерял равновесие и опрокинулся через тело младшего. Чангюн оказался под ним, лицом по-прежнему прижимаясь к лицу хёна, но теперь всё стало выглядеть ещё более интимно. Куда уж хуже. — Мне очень жаль, Чангюн, — извинился Вонхо, повернувшись было к одногруппнику, но почувствовал его щёку на своих губах и тут же отвернулся.       Макнэ заметил это, но не стал ничего говорить. Не хотелось ни говорить, ни думать о чём-либо, потому что вот Вонхо безраздельно сидит на нём, а сам он зажат между его ногами и руками. Это слишком. Чангюн вспомнил, как раньше ему снились подобные сны, и он постоянно просыпался. На этот раз нельзя было просыпаться. — Чангюн, ты в порядке? — У меня всё хорошо, — тихо ответил Им. — Лучше не бывало…       Хосок счёл такой ответ саркастичным. — Я знаю, что это очень неловко, но я не могу двигать ногами. Прости, — Вонхо сглотнул, потому что ситуация определенно становится все более и более неловкой и сексуально напряжённой.       Чангюн выдохнул и уставился в потолок шкафа.       Вонхо не знал, что делать.       Минута тишины. — Хён, я думаю, ты мне нравишься, — ни с того ни с сего произнёс Чангюн. — Что? — Шин отозвался слишком быстро. -… — Чангюн, скажи это ещё раз. — Хм, судорога в ноге прошла. — Чангюн, это у меня свело ногу. -… О верно.       Вот они снова ходят вокруг да около. Если бы не было так душно в тесном пространстве, то вокруг них суетились бы десять купидонов и стреляли бы в них одновременно. Если бы это был романтический фильм, зрители уже покинули бы кинотеатр. Ситуация слишком расстраивающая.       Вонхо повернулся к Чангюну, ему стало всё равно, что так он прижался к рэперу щекой и их губы снова оказались в опасной близости. Ему просто нужно было кое-что сказать младшему. — Ты мне тоже нравишься, Чангюн.       Чангюн взглянул на него. Плохая идея, они вот-вот поцелуются. Но Вонхо не отвернулся. — Бред сивой кобылы, — прошептал Чангюн. — Я серьёзно.       Чангюну действительно захотелось плакать. «Это всё сон», — подумал он про себя. Не может такого быть, что, находясь в пассивно-агрессивном состоянии по отношению друг к другу и оказавшись запертыми в шкафу, они с Хосоком-хёном в конечном итоге признались друг другу в чувствах. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Скорее сладкая грёза. Есть только один способ узнать наверняка. — Чангюн, что ты делаешь? — спросил Вонхо, чувствуя, как Гюн нежно смял его ягодицу в своей руке. — Это не сон. Что ж, хорошо, — пробормотал макнэ. — Подожди, разве ты не должен ущипнуть себя, если хочешь знать, сон ли это, вместо того, чтобы сжимать мою задницу? — О… ты хочешь сжать мою…       Вонхо закатил глаза. — Ты идиот. Конечно, это не сон. Подожди. Давай проясним. Ты же знаешь, что это не сон? Ты правда имел в виду то, что только что сказал? — спросил вокалист, полный надежд. — Что именно? Про судорогу? О нет, Хосок-хён. Только у тебя был спазм… — Нет, не это. Другое… ну, ну, ты знаешь, часть «Ты мне нравишься»… — улыбнулся Вонхо как идиот, произнеся последние три слова. — О, эта часть. Ага. Наверное. Ага. Ты мне нравишься, — Чангюн направил на хёна пистолеты из пальцев, но тот просто физически не мог их увидеть.       Им практически услышал, как ухмыльнулся Вонхо. «Дурак». Чангюну было трудно поверить, что он только что превратился в сущего кретина из-за Хосока, но Чангюн был уверен, что ничего не станет менять. Не сейчас, когда он чувствовал, как грудь Шина вибрировала поверх его, когда старший от всей души радовался и когда их губы были в такой близости, что, постаравшись, Гюн мог бы поймать смех хёна своим собственным ртом. Он обнял Вонхо. — Пожалуйста, скажи это ещё раз. — Ты мне нравишься, Хосок-хён. Ты мне очень нравишься. Я люблю тебя таким, какой ты есть. Идеальным. И это раздражает. — Ух ты. Ладно, — у Вонхо, кажется, засверкали глаза. — Ты мне тоже очень нравишься, но я искренне думал, что ты меня ненавидишь или… — Замолчи. Ты идеален, и я правда хочу поцеловать тебя прямо сейчас, — признался Чангюн. — Ммм. Я тоже, — улыбнулся Шин.       Очевидно, что с их серьгами, которые все ещё были сцеплены, посмотреть друг на друга должным образом у них не выйдет, как и поцеловаться.       Тем не менее Чангюн потянулся, чтобы соединить их губы. Вонхо удалось захватить верхнюю губу младшего в плен своего рта. Они по очереди слегка покусали друг друга и похихикали, найдя ситуацию крайне забавной. Вонхо взялся дразнить младшего, то разрывая поцелуй, то возобновляя его. Пальцы Чангюна запутались в волосах Вонхо, когда он попытался притянуть хёна ближе к себе. Шин опустил руки на талию Гюна, а тот переместил ладони на грудь вокалиста. А затем скрестил ноги за его спиной. Они неловко целовались в неудобном положении, неловко, потому что толком не целовались, но настойчиво продолжали, наслаждаясь процессом.       Вдруг двери шкафа распахнулись. — Ладно, мальчики. Пора идти… В КАКОМ МИРЕ? — Кихён в ужасе задохнулся. — Ой, я думаю, меня вырвет, — протянул Хёнвон, прикрыв рот правой рукой, и услужливо заслонил собой обзор остальным на то, чему они с Кихёном стали свидетелями.       Минхёку удалось мельком увидеть, и он разразился смехом: — Ха! Я знал! Я просто знал, что так и будет! Сексуальное напряжение между вами двумя — не шутка! — Ли тыкал пальцем в Вонхо и Чангюна, которые, наконец, встали и вышли из подсобки с красными щеками, всё ещё тесно прижимаясь друг к другу.       Чангюн оставил слова Минхёка без ответа, хотя и невольно усмехнулся. — Где нуна? Пожалуйста, скажи ей, чтобы она сняла серьгу с Хосока-хёна, чтобы я мог отойти от него как можно дальше, — попросил макнэ наигранно холодно.       Вонхо изо всех сил скрывал самодовольное выражение лица. — Молчал бы уже, — то, что должно было напоминать недовольный упрёк, прозвучало весьма слабо, так как у Шина кружилась голова. К тому же его рука странным образом добралась до руки Чангюна. — Что случилось? — спросил Шону, вероятно, даже не подозревая, что двое членов его группы всё это время были заперты в шкафу. — Я хочу знать, почему вы двое чертовски красные и держитесь за руки? — вмешался Чжухон, разинув рот.       Вонхо застенчиво улыбнулся про себя и усилил хватку на руке Чангюна. Последний прочистил горло, умело избегая зрительного контакта с кем бы то ни было. — Я расскажу вам, что случилось, — взволнованно затараторил Минхёк. — Вонхо и Чангюн застряли в шкафу. П-О-Ц-Е-Л-У-Й.