Простите меня, моя Госпожа

      — Ну всё, теперь пойдём в сад, — сказала Махидевран, заботливо поправляя одежду на своём драгоценном Мустафе. Он — единственный сын, единственный смысл жизни. Единственная надежда, гордость и любовь. И эта любовь никогда не утихнет, никогда не окончится гадким предательством. Нет ничего на свете, способного убить привязанность сына к родной матери.       — Прости, сейчас у меня тренировка с саблей. — Женщина ничуть не показала разочарования: на лице возникла искренняя улыбка. Махидевран нежно погладила Мустафу по щеке.       Раздался стук в дверь, после которого в покои ворвалась Гюльшах. Верная Гюльшах, что из-за своей же бесконечной верности чуть не совершила предательство. Нет сомнений: если б Хюррем оказалась мертва, в этом обвинили бы именно Махидевран. А Повелитель ни за что не стал бы жалеть свою рабыню, бывшую когда-то любимой женой, а теперь брошенную, ненужную, презренную им самим.       — Мустафа, начинай тренировку. Я попозже приду. — Взгляд Махидевран явно отражал недовольство. Казалось, она желала бы больше никогда не видеть безумной, непокорной Гюльшах.       — Госпожа, простите меня, — произносит хатун и в отчаянии падает на колени. Из глаз обильно льются слёзы горечи и искреннего раскаяния. Гюльшах и сама не понимала: как смела, поддавшись ярости и жгучей ненависти к Хюррем, ослушаться любимую Госпожу? Как смела подставить её? Как только хватило ничтожной рабыне наглости совершить вольность, так оступиться? — Умоляю… — Но Махидевран, казалось, не трогали ни слёзы, ни извинения. Госпожа по-прежнему оставалась жестоко холодной: плачущая хатун была для неё жалким зрелищем.       — О нет, Гюльшах, — произносит Махидевран, и служанка впадает в истерику. Наивные надежды о прощении разбиты вдребезги, как хрупкое стёклышко. Как она сама.— Если ты без моего ведома ещё такое сделаешь, то очень пожалеешь. — Махидевран выбирает тихий угрожающий тон, но не он пугает Гюльшах. Немилость любимой Госпожи, разлука с ней — вот что страшно! И ничего страшнее существовать не может. — Ты будешь казнена. — Не способная сдерживать эмоции хатун хватает руками подол платья Махидевран, припадает губами, однако это совсем не нравится разозлённой Госпоже. Она уходит прочь, громко хлопая дверью, оставляя провинившуюся Гюльшах стоять на коленях средь пустых покоев.       Но просто так преданная служанка не сдастся, не отпустит. Ради любви и доверия своей Госпожи Гюльшах сделает всё, что угодно. Без единого исключения. И она заслужит её прощение или погибнет в муках.       — Моя Госпожа, подождите, умоляю! Выслушайте! — Гюльшах бежит по коридору за стремительно удаляющейся Махидевран. Опять так предательски к глазам подступают слёзы и в горле застревает противный ком. — Госпожа, умоляю! Выслушайте свою жалкую покорную рабыню! Ради Аллаха, выслушайте, Госпожа-а… — Лишённая сил Гюльшах прекращает бессмысленный бег, закрывает руками заплаканное лицо, вновь позволяя вырваться наружу чувствам. Душа её на части разрывалась от понимания, что… Махидевран не простит. Не сможет. И это справедливо.       — Ладно, Гюльшах. Прекращай рыдать, — неожиданно прозвучал строгий, но прекрасный голос. Махидевран подошла к служанке. — В последний раз тебя выслушаю. Но лучше возвратиться в покои, ведь лишние уши нам ни к чему. — Гюльшах кивнула и вошла вслед за Госпожой. — Так, что же ты хотела сказать? — склонив голову, поинтересовалась Махидевран. Хатун нервно кусала губы. Она не представляла, как выскажет страшную истину. Наверное, после подобного откровения стоит точно попрощаться с жизнью.       — Моя Госпожа, я… Я не собиралась никогда предавать Вас, совершать подлость. Но я так хочу видеть счастливую улыбку на Вашем лице, что украла Хюррем! Не передать словами, как искренне я её ненавижу, Госпожа! Она погрузила Вас в такие страдания! Кщё получит по заслугам, вот увидите! Эта змея упадёт со своей вершины и сделается такой ничтожной! Раздави её — никто не заметит! — Но Махидевран с каждым словом раздражалась сильнее.       — Я уже это слышала! Ничто тебя не оправдывает. Ты ослушалась и навсегда потеряла моё доверие, Гюльшах! Тебя никто не просил убивать Хюррем, слышишь?! — Чем больше гнев овладевал Госпожой, тем больше её отчаявшейся служанке хотелось признаться в тайных чувствах. Она не могла и не желала думать о том, что эта любовь, вероятнее всего, невзаимна. Однако о ней нужно было сказать. Скрывать важную истину от любимой Госпожи равносильно совершению ещё одного предательства.       — Госпожа моя, я готова пронести верность и преданность Вам через всю жизнь! Это всё, чего я хочу, клянусь! Хочу просто быть рядом с Вами и видеть, как Вы светитесь от счастья, как гибнут Ваши враги… И знали бы Вы, как колотится моё сердце сейчас… — Гюльшах приложила руку к груди, словно желая услышать его голос. — Я люблю Вас. Простите меня, моя Госпожа… — Она стыдливо опустила вниз голову, вновь ожидая гнева Махидевран. Но Госпожа испытывала смешанные эмоции и абсолютную растерянность.       — Уходи, оставь меня одну, — почти прошептала она, глядя в пол.       — Госпожа…       — Уходи прочь, Гюльшах! Бесстыдница… — По красной щеке служанки снова пробежала усталая слеза. Она стремительно покинула покои.

***

      Весь день Махидевран была сама не своя, что особенно замечали вечно беспокоившийся за состояние матери Мустафа и внимательная Валиде. Из головы никак не выходили слова Гюльшах, в искренности которых никак не стоило сомневаться. Высокое чувство — вот что объясняло её бесконечную, болезненную преданность и навязчивое желание погубить Хюррем. Гюльшах-хатун жила не собственной жизнью, а жизнью своей Госпожи и каждый свой вдох делала во имя её. И не было для служанки хуже наказания, чем отдалённость от Махидевран, чем потеря её драгоценного доверия и хоть какого-то внимания. Гюльшах так хотела быть нужной и ценной для Госпожи. До последнего стука своего истерзанного болью сердца.       Махидевран, проведя целый день в раздумьях, сама осознала привязанность к хатун. Неудивительно: та всегда находилась рядом, чувствовала боль и счастье Госпожи как никто другой на свете. Они очевидно были очень близки всегда, и такую близость душ трудно терять. Особенно, если каждый новый день начинается с осознания собственной ненужности, с чувства разъедающего одиночества. Пожалуй, жесток и противен именно Сулейман, никак не его новая возлюбленная. Все беды Махидевран лишь от султана. Ибо в Сулеймане не было ни капли надёжности и преданности, чего уж точно не скажешь про Гюльшах.       Тяжёлый день подходил к своему завершению; Махидевран расчёсывала длинные шелковистые волосы и готовилась ко сну. Через какое-то время она снова услышала стук в дверь и в глубине души понадеялась, что пришла Гюльшах. В этот раз Аллах услышал её скромную просьбу.       — Госпожа, позвольте…       — Проходи. Что ещё тебе нужно? — Махидевран всё ещё говорила со служанкой холодным, высокомерным тоном. По привычке. Так она подчёркивала свой высокий статус, хотя тот никак не помогал ей избегать всех несчастий. — Девушки, оставьте нас одних. — Другие служанки моментально покинули покои.       — Простите меня, моя Госпожа. Я, наверное, слишком многое позволила себе сегодня. — Гюльшах выглядела измученной печалью и чувством вины. — Прошу, пощадите меня. Оставьте при себе, и я больше никогда не позволю себе вольностей! Буду самой верной и покорной рабыней! Умоляю, Госпожа! — Хатун хотела встать на колени, но Махидевран остановила её.       — Не надо. — Госпожа подошла ближе, взяла Гюльшах за подбородок, посмотрела ей в глаза. — Я даю тебе шанс исправиться. Но поклянись, что больше никогда не ослушаешься меня! — Опухшее от слёз лицо вдруг засветилось от счастья.       — Да, я клянусь Вам, Госпожа! Больше никогда такого не повторится! — Она лихорадочно осыпала поцелуями мягкую и тонкую руку своей Госпожи, повторяя слова благодарности. Махидевран смотрела на служанку с лёгкой улыбкой.       — Благодаря сегодняшнему твоему признанию нам придётся стать ещё ближе, Гюльшах-хатун. — Та тут же отстранилась, едва не залившись краской от стыда и смущения. — Сегодняшнюю ночь ты проведёшь в моих покоях, в моей постели. — И Гюльшах всё-таки покраснела до ушей.       — Госпожа…       — Зачем ты пытаешься возразить мне? Ты же сама желаешь этого. — Последние слова Махидевран произнесла шёпотом, моментально пробуждающим желание и предвкушение. — Ступай, Гюльшах, я приказала приготовить тебе баню и красивое платье.       — Слушаюсь, Госпожа, — довольно улыбаясь, проговорила Гюльшах-хатун, чувствуя себя счастливейшей женщиной в этом дворце. Никто, даже сам Повелитель, не достоин близости с её прекрасной Госпожой! Только Гюльшах судьба подарила такой волнующий, такой потрясающий шанс, который она ни за что не упустит!       «Да простит нам Аллах наш страшный грех! Но только как отказаться любящим людям от своей любви? Это всё равно, что убить себя… Да простит Аллах запретную нашу любовь. Аминь».       Махидевран теперь молилась о том же.