It's okay to lash out

Когда они встретились в первый раз, «прикрытие» Кайи чуть не провалилось ко всем чертям. Технически, это не было первой встречей, именно поэтому угроза быть раскрытым нависла над капитаном кавалерии Ордо Фавониус как никогда явственно. Хватит и того, что Дилюк знает истинную цель пребывания Кайи в Мондштадте, не хотелось бы, чтобы эта причина стала достоянием всего города. Ну, как — знает. Сам Кайа не всегда уверен, за кем он, собственно, обязан шпионить и чьей надеждой в итоге стать, поэтому мысли о том, «чью сторону он займёт в конечном итоге», до сих пор не нашли своего ответа. «Где-то я тебя видел», — протянул Одиннадцатый из Предвестников Фатуи, и Кайа многое бы отдал, чтобы тот не вспомнил, где именно. Но вспомнил, засранец. В Бездне видел, в Бездне. Вернее, в той части Бездны, которую когда-то называли Каэнри’ах. Королевство кануло в небытие, но проходы туда и оттуда остались. Червоточины, через которые отец когда-то вывел его, а потом бросил на чужой земле как «единственную надежду» народа грешников, посмевших процветать без демона-бога и воли Селестии. Благо Тарталье хватило ума не рассказывать действующему Магистру Джинн всю подноготную, а пользоваться известным как рычагом. Когда они встречались впоследствии ещё несколько раз, это было сравнимо разве что с полётом на непредсказуемых потоках ветра: швыряет то вверх, то вниз, то наполняет планер ветром и стремительно набирает скорость, то затихает до полнейшего штиля. Чайльд умел вести себя так, что выбешивал одним присутствием, только вот — Кайа тоже. Говорят, противоположности притягиваются, но в их случае сработала банальная хорошая память. Тарталья действительно вспомнил: он не был единственным мальчишкой, бродящим по развалинам некогда величественного королевства-без-бога, там были ещё дети, вот только они долго не жили; кто-то умирал, целиком поражённый сапфировыми прожилками артерий земли, кто-то не мог избежать когтей монстров [ведь Бездна — это не только Каэнри’ах], а кто-то — как он сам и этот чёртов павлин — выгрызали собственную жизнь зубами. Аякс тогда не вдавался в подробности, кто тот пацан, что не подвергается непосильным тренировкам мастера Скирк, а Чайльду Тарталье теперь интересно, что готов сделать Кайа Альберих, чтобы не угодить на плаху правосудия. С какой стороны ни посмотри, а Бездна — общий враг и для регионов Тейвата, и для давно оборвавшей всякие дружеские связи с остальными регионами Снежной. Чайльд иногда спрашивает с издёвкой: «Каково тебе сражаться против возможных родственников?», и Кайа намеревается разбить ему морду в кровь. Каждый раз, впрочем, не очень удачно. В предыдущую их встречу Кайа едва узнал Тарталью. Он видел, на что тот способен с гидро Глазом Бога, видел в действии и электро Глаз Порчи, но это — действительно ни в какое сравнение. Адреналиновый выброс заблокировал любые сигналы нейромедиаторов в духе «бей или беги», которые должны вопить о том, чтобы свалить подальше от твари с восьмифутовой обоюдоострой глефой наперевес, которая развалила несколько магов Ордена Бездны как будто те были не более чем насекомыми на оконном стекле [тонкий звон разбивающегося огненного щита — он вообще должен ломаться с таким звуком? — хруст костей и брызнувшая по стене катакомб кровь]. Глефа разделилась на две составные части, принимая образ электро-клинков, и исчезла в завихрении полупрозрачного плаща цвета клубящегося космоса. Он был ужасен и в то же время притягателен в этой своей форме, как может притягивать и завораживать любая смертельно опасная хрень, если инстинкт самосохранения отбит целиком и полностью. Когда-то он рассказывал, что это не доспех, а реальная трансформация тела: постепенно учишься не чувствовать боль от растягивающихся мышц, выкручивающихся суставов и разрастающихся костей, учишься забивать на ломоту и нестерпимую боль после, просто учишься жить с тем, что ты — монстр, потому что иначе в Бездне не выжить. Бездна — это конец всех вещей. И их начало. Однажды это место поглотит все огни на небесах. Это место — источник тёмной силы для мастеров искусства, и оно же — их приговор. Шаг на сближение, протянутая рука. Тарталья, не меняя формы, с грохотом опустился на одно колено, чтобы компенсировать впечатляющую разницу в росте — в таком виде он, кажется, больше раза в полтора. Рокот и вибрация, не рык — но что-то очень похожее, напоминающее зверя, постепенного перехватывавшего контроль над человеческим разумом. Кайа коснулся ладонями обсидианового цвета пластин, частично скрытых полутрансформировавшимися лоскутами прежней одежды Предвестника, — вибрация на каждом вдохе и выдохе была ощутима явственно. Кайа поднял руки, пока Король Демонов недвижим, провёл пальцами по защищённой чёрной бронёй шее, завёл пальцы за углы челюсти с намерением подцепить… и с дрожью по загривку осознал, что это действительно не маска. Никакого стыка: увенчанная рогами маска с изломом-напоминающим-закрытую-пасть плавно переходит в бронированный воротник и шероховатость кожи под ним. Это действительно монстр из Бездны, от которой ему самому не сбежать и не избавиться. Сейчас воспринимать форму Короля Демонов гораздо проще. Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе. Кайа не прячет улыбку и бьёт кулаком по броне, когда огромные стальные когти неаккуратно цепляют одежду и грозятся оставить на ней несколько рваных дырок. Не то чтобы Чайльд действительно чувствует боль, когда что-то вроде человеческого мягкого кулака бьёт его по пластинам защиты, но даже в такой форме он — парень довольно смышлёный, поэтому когти убирает в сторону. — Она ведь раздельная? — спрашивает Кайа и в который уже раз тянется к маске, проводит пальцами по неровностям под единственным глазом. — Ты ведь можешь её разделять, да? — Могу. Маска не двигается, но искажённый влиянием грязного наследия голос слышно так же отчётливо, как если бы Тарталья говорил словами через рот. У Кайи от одних интонаций мурашки по спине вниз сбегают, но он не спешит убирать руки. — Покажи мне. Король Демонов поддаётся назад, словно намеревается отстраниться, но Кайа непреклонен, всё так же смотрит и ждёт, пока Чайльд, наконец, не отвечает с явной неохотой: — Это не то, что стоит показывать. — Да брось. Последнюю фразу Кайа шепчет и поддаётся ещё ближе: раскрывает губы и проводит кончиком языка по самому излому маски, напоминающему закрытую пасть, вжимается пахом в мощное бедро, в этом месте не прикрытое твёрдой бронёй ради манёвренности, и трётся. Он уже столько раз целовал эту маску, что не глядя может сказать, в какой момент излом зазубринами поднимается немного выше, сколько их и насколько симметрично они расположены, может сказать, что глаз не всегда широко раскрыт, а иногда верхние щитки-веко слегка наползают на выпуклую поверхность. На маске остаётся влажный и слабо поблескивающий след. Кайа вновь слышит привычную вибрацию, и когда, наконец, маска поддаётся, он правда убеждён, что готов ко всему что угодно. Маска разделяется прямо на том самом изломе. Щитки нижней челюсти слегка приспускаются, чтобы образовать возможность раскрыть пасть с узким и длинным языком, явно прижимающимся дальней частью к нёбу, потому что по виду он должен быть длиннее, чем Тарталья демонстрирует сейчас. Пасть, полная широких крепких клыков, длинный язык, и вся эта чёртова монструозность в добрых почти что три метра ростом. — Твою мать, — вырывается у Кайи раньше, чем он соображает, что говорит в слух. — Вообще-то я ожидал нечто подобное. Но погоди: я всё это время мог не ебаться с пальцами? Сколько ты вообще можешь продержаться в этой форме? Пасть захлопывается, и Кайа готов поклясться, что ублюдок даже в нынешнем своём положении смеётся. — Можем проверить. Он вновь говорит с закрытой пастью. Может быть, ему так просто удобнее? Они оба знают, что использование формы Короля Демонов слишком большое количество времени сделает Чайльду очень хреново на ближайшие несколько дней вперёд. Но, если Предвестник понимает, чем будет расплачиваться, то Кайю мало волнуют последствия. Чайльд наблюдает за тем, как Кайа отстёгивает плащ с опушкой через плечо, избавляется от верхней одежды. Он сам уже больше не старается лезть к нему когтями, потому что действительно может разодрать, а этот павлин ему потом мозг сожрёт за порчу экзотических тряпок. Большая часть мондштадцев — белокожие, почти что как снежийцы, а вот этот конкретный экземпляр отличается от всех них: несмотря на светлые глаза, что больше присуще северным народам, обладает смуглой кожей и удивительной формы зрачками [зрачком] — у мастера Скирк были такие же, напоминающие своей формой четырёхконечную звёздочку. Если он действительно вознамерился проверять — как бы не пожалел, что это плохая идея. Разбираться с одеждой Тартальи Кайе гораздо сложнее: во-первых, габариты не всегда позволяют правильно оценить фронт работы, во-вторых — этот электро Глаз Порчи, прикреплённый на уровень пояса и то и дело отвлекающий своим фиолетовым отблеском. Кайа смотрит на него каждый раз, когда расправляется с застёжками и думает о том, почему броня заканчивается выше, чем пах [с другой стороны он прекрасно знает, что любой враг сдохнет раньше, чем действительно успеет серьёзно ранить Одиннадцатого Предвестника]. Один только взгляд на твёрдо стоящий внушительный член заставляет ощутить фантомную, практически реальную боль в заднице. Он не настолько крупный, чтобы сравнивать с действительно чем-то не человеческим, но всё же вызывает уважение. Его приходится охватывать обеими ладонями, чтобы Чайльд точно почувствовал правильный эффект: взять такое в рот едва ли реально, а вот касаться головки губами и щекотать языком щель уретры — вполне, чем Кайа бессовестно пользуется, краем глаза наблюдая за тем, как Король Демонов действительно сдерживается, чтобы не опустить когтистую ладонь ему на макушку — содрать скальп можно даже не желая этого. Кайа правда хотел бы попробовать этот член на деле, но не уверен, что переживёт без внутренних травм. Отходит на несколько шагов, разворачивается и даёт посмотреть на себя. Длинный хвост волос, обычно перекинутый через плечо, рассыпается по спине. Кайа без лишних слов опускается на колени, грудью — едва ли не на пол ложится, показательно в спине прогибается, поднимает бёдра, раскрывается. Твёрдый тёмный член покачивается чуть ниже поджарого живота: не прикасаясь видно, что яички напряжены — какого чёрта он так возбуждён от одного только осознания, что позади него монстр? Король Демонов наклоняется, упирается руками по обе стороны от ладно проработанных бёдер: стальные когти лязгают по полу с отвратительным скрежетом, спина Кайи покрывается заметными мурашками. Сознание немного плывёт: и без того трудно держать форму и рассудок одновременно, когда через тебя перекачивается сила Бездны, а вид готового на всё Кайи и подавно отправляет самообладание в ту же самую Бездну. В этот раз маска разделяется значительно проще: из раскрытой пасти длинный, тонкий к кончику язык высовывается наружу, прогибается книзу, мокро поблескивает. Кайа крупно вздрагивает, когда язык касается оголённых ягодиц, а после укладывается на ложбинку и проводит от копчика вниз, к поджимающимся от предвкушения яичкам. Этот ублюдок знает, куда правильно надавить и где приласкать, чтобы Кайа буквально поплыл, толком не соображая от нахлынувшего желания. Провести влажной плоскостью языка, самым кончиком надавливая на сжатые мышцы и молчаливо уговаривая расслабиться. Они как-то пытались уже спонтанно потрахаться в один из разов, когда Чайльд перекидывался в форму Короля Демонов ради того, чтобы раскидать угрожающих спорной территории между Лиюэ и Мондштадтом оставшиеся наследием Каэнри’ах механизмы, но тогда Кайа, явно приятно впечатлённый размерами члена Короля Демонов, всё-таки не решился рисковать задницей, а занял себя пальцами — смотреть на это было любопытно, но чертовски мало, хотя Кайа сполна компенсировал тем, что после уселся сверху и зажал член меж собственных бёдер. Теперь же можно толкнуться языком в проход, вырвать пока ещё сдавленный стон, выдохнутый куда-то в сгиб локтя, показательно медленно вынуть язык наружу и вновь мокро толкнуться — длины хватает на то, чтобы растягивать мышцы и создавать небольшое напряжение. Кайа правда не знает, куда себя деть. Он предполагал, что это будет неплохо, но не настолько, чтобы хотелось впиться зубами в основание большого пальца только ради того, чтобы держать себя на плаву. Он старается не смотреть на когти, оставляющие на полу некрасивые зазубренные царапины, но легко представляет, как эти же самые когти расцвечивают алыми царапинами его бёдра по всей внешней стороне. Блядский длинный язык Чайльда в этой форме — едва ли не самая лучшая вещь, которую только можно было заполучить в пользование, потому что по ощущениям он буквально везде: неторопливо, но правильно толкается внутрь, трётся более широкой частью о ложбинку меж ягодиц, иногда протягивается дальше и касается чувствительного места между расслабленным сейчас кольцом мышц и поджимающимися яичками. Кайа невольно тянется и приподнимается на руках — слышит позади себя вибрирующий рык настолько требовательный, что хочется буквально вновь рухнуть грудью на пол перед монстром, нервно сглатывать и раскрываться, только бы рык из требовательного стал довольным. А ещё больше хочется подняться и развернуться, сделать как в прошлый раз: заставить Короля Демонов окончательно сесть, а самому устроиться на нём, с комфортом откинувшись спиной на защитные пластины широкой, вздымающейся от дыхания груди, и зажать твёрдо стоящий член между собственных ног, чтобы создать видимость тугого проникновения, приподниматься и отпускаться до тех пор, пока по смуглой коже внутренней поверхности бёдер не потечёт вязковатая сперма. Тарталья сметает планы практически также легко, как делает это всегда: в какой-то момент когти убираются из периферийной зоны зрения, а после Кайа чувствует эту же острую сталь, касающуюся его самого. По позвоночнику холодком продирает: сталь когтей ощущается на коже бедра чужеродным, опасным холодом, и стоит только не так пошевелиться — давит сильнее, грозя оставить далеко не воображаемые алые полосы. Кайа подбирается и чуть ёрзает, переступает коленями по полу, когда чувствует, как меж бёдер толкается уже далеко не язык, а всё-таки член, зажимает его плотнее и поддаётся немного назад. Ощущения немного не те, как от настоящего проникновения, но Кайа так чувственно сжимает бёдра, что представить можно буквально всё что угодно. Чайльд поспешно убирает когти от тонкой человеческой кожи, вновь упирается в пол: сознание отказывается регистрировать себя как человеку принадлежащее, у него нет и лишней секунды подумать — форма Короля Демонов сковывает тело и разум, подчиняет целиком еретической силе, данной ему из самого дальнего уголка Тёмного Царства. Зверь рычит вибрирующе практически как и всегда, когда хочет крови, рык отдаётся в костях и тянет мышцы: хочется вновь впиться в эти ладные бёдра когтями, оставляя кровавые тонкие росчерки, хочется соскользнуть членом не между плотно сведённых ног, а мазнуть головкой по влажному кольцу мышц, даже через сопротивление внутрь толкнуться, хочется раскрыть пасть — и вцепиться клыками в мышцу надплечья, услышать срывающее поверхностное дыхание, смешанное со вскриком испуга [желания?]. Чайльд видел, как Кайа поплыл, стоило длинному языку растянуть упругие стеночки; он готов хоть вечность вылизывать эту потрясную задницу, если его самого сейчас толкнут за край осознания, если позволят… Кайа вздрагивает, когда чувствует, как крупная головка давит на проход, трётся, но не проникает внутрь. Зажимается рефлекторно, поддаётся вперёд, надеясь от прикосновений уйти и по полу растянуться, но куда там: его буквально вынуждают оставаться в той же позиции, когда рука Тартальи подхватывает его и мешает опустить бёдра, он чувствует дыхание на собственном загривке и влажное прикосновение языка, слизывающего солоноватость с кожи. Как будто монстр сейчас вопьётся в него клыками, как зверь, да так и будет удерживать, драть, покуда сам Кайа не вырубится. — Погоди, здоровяк, не торопись, — он не уверен, шепчет или говорит в голос — всё равно интонация сбивается предательски, но Чайльд должен услышать, если не уступил разум окончательно кому-то другому. — Вот так… Чайльд явно слышит; Кайа выдыхает, когда перестаёт ощущать давление, опускает левую руку вниз и не глядя пытается охватить член ладонью, огладить насколько хватает и вновь между бёдер зажать. Головка влажная, скользкая — Кайа вновь по ней пальцами проводит, щекочет уздечку касаниями и ласкает в такт возобновившимся толчкам, из-за чего только сильнее в пояснице прогибается — сейчас это лучше чем секс, потому что его трахают не столько физически, сколько на чувственном уровне. Король Демонов подбирается, перестаёт придерживать, словно верит, что Кайа никуда уже не денется; Кайа бездумно смотрит на борозды-царапины на полу, представляет, что скоро увидит на собственных бёдрах, боках и плечах. На последствия восхитительно наплевать, пока они не наступят.